В самый тяжелый момент битвы с фашистами за Москву под Красным знаменем шли такие же рабочие, студенты, профессора, врачи и учителя по баррикадным улицам, готовясь к смертельной схватке в уличных боях. Под этим Знаменем они выстояли перед стальными чудовищами немцев, а перед изменниками, переменившими одежды на властителей капитала, перевертышами, стрелявшими в спину из всех видов оружия выстоять не смогли.
И вдруг в минутном затишье между канонадой танковых орудий разлился гул колокола. Может кто нечаянно или от страха опустил веревку колокольного языка, может попала шальная пуля. Бежавший со всеми вместе служитель церкви бухнулся с ходу на колени и, крестясь, шепчет: «Это знамение большой беды для матушки-России».
Пройдет время и купленный генерал с нерусской фамилией, изменивший присяге, будет проклят потомками, и найдут экипажи танков, выполнивших этот безумный приказ.
А с этой чужой власти, как со стриптизерши, будут сняты одежды и обнажится цинизм, обман, разжигание ненависти… и только останется несмываемый позор современной России.
Расстрельщики в качестве оправдания начали превозносить значимость расстрела и мучения бывшего царя и его семьи. Но умалчивают, что в это время он был обыкновенный гражданин, поскольку отрекся от престола и являлся знаменем для белого движения. А как царь в народе был прозван «Николай Кровавый» за массовые расстрелы мирных людей.
Почему же орган, выдвинувший Гл. Похмельщика, оказался помехой и устранение его потребовалось только через расстрел в совершенно мирной обстановке.
Основная масса депутатов – это плоть и кровь социалистической эпохи, привыкшая глядеть наверх, поддерживать лидера и верить ему. Они еще не осознали, что измена одного лидера и его подручных привела к развалу целой цивилизации.
Удовлетворяя все запросы второго и наделяя его неограниченными правами вдруг поняли, что являются заложниками иностранных покровителей и невольными исполнителями их политических и экономических желаний.
Зарубежные печатные средства и телерадиовещания безраздельно господствуют над нашими, полностью управляя общественным сознанием и категорически игнорируя их депутатское мнение.
Такое прозрение законодательного органа нужно или ослепить или его ликвидировать.
Всероссийский референдум избирателей для стабилизации обстановки запретил смещать власть до конца срока полномочий, то есть последующие три года. Но и терпеть этот просоветский парламент американцы не желали. И они двинули Гл. Похмельщика как короля в атаку совершить антигосударственный переворот. А затем вогнать страну в тот «цивилизованный мир», который живет за счет ограбления и успешно положить нас под этот грабеж.
И снова парадокс истории – война с парламентом и его танковый таран происходил в период празднования очередного Дня танкиста. Велики заслуги бронетанковых войск в Великой Отечественной войне, образцы мужества и отваги показывали эти промасленные и прокопченные ребята во все времена боевой или мирной службы.
Но чтобы воевать с гражданами, со слабыми, безоружными, подминать женщин гусеницами лучших в мире машин и растаскивать по центру столицы их кишки, мог только Иуда, предавший Христа, да и тот вскоре повесился. Как эти нелюди могут продолжать жизнь? И не боятся, что им будут сниться кровавые изуродованные тела дяденек и тетенек, когда-то служивших на этих танках. А предательские сребреники пусть превратятся в язвы и сплошные нарывы на их теле, – возмущался танкист Виталий Сергеевич Маркин в рекламные паузы у телевизора в переполненном зале Красного уголка.
Неведомо было ему, что в эти самые минуты его тетя, старшина танковых войск, Мария Семеновна закрепляла в разбитом окне 9-го этажа Дома Советов красный флаг.
Скоротечным было счастье колхозной девушки. Выйдя замуж за передового тракториста Никитку Попова, они не успели достроить свое родовое гнездо. Его призвали и направили учиться в Омск на механика-водителя. Часто приходили радостные солдатские треугольники. В них объяснение в любви, сладостные мечты и планы на будущее. Маша на единственной автомашине в колхозе делала всевозможные деревенские перевозки. А в буранные зимы садилась за рычаги трактора и пробивала путь лошадиным повозкам, да пешим путникам.
Часто слышался приглушенный плач, кому-то пришла похоронка и вся деревня замирала, даже собаки не лаяли. В душе комсомолка Маша не была религиозной, но на всякий случай молила святых, названных мамой, чтобы быстрей разбили супостата и Никитка вернулся домой.
Супостата погнали, а разрывающая душу бумажка пришла и в их со свекровкой осиротевший дом. Выплакав нетронутые слезы до остатка, она твердо решила мстить. В военкомате в призыве в Армию ей отказали.
В ту пору шел сбор средств-пожертвований в фонд обороны. И она решила купить… танк. Продала недостроенный дом, вложили какие были сбережения и поехала к секретарю райкома партии большевиков, раненому офицеру. «В боях за Родину погиб мой муж, хочу отомстить за его смерть, за советских людей, замученных и расстрелянных фашистскими варварами», – написала она твердой рукой в заявлении.
Тоже Омское училище, а экипаж на Челябинском тракторном заводе принимал участие в сборке танка. На новенькой башне с двух сторон белой краской красиво выведено нежное «Маша».
А дальше – фронт…
Как же ты, сержант, внук Марии Семеновны, хорошо видя эту седую бабушку с красным флагом в окне, смог выстрелить прямой наводкой из танка, в котором она громила фашистов.
После первого жесточайшего боя Маша пишет в письме: «Бью гадов. Иногда от злости не вижу света». Вот она, женщина из алтайского селения – танк на полном ходу остановит.
Ударом немецкого снаряда порвало гусеницу. Маша заняла место башенного стрелка и вместе с автоматчиками пехоты поддерживает огнем ремонт экипажем гусеницы, а немцы прут и прут.
Много боев прошла «Маша», меняя экипаж: одни – по ранению, другие…
При освобождении Праги с поля боя на солдатской плащ-накидке вытащили саму Машу. Сколько боев она прошла, столько и госпиталей сменила, но победила смерть, себя и воинское начальство. Добилась-таки и осталась в армии в подмосковной учебной танковой части инструктором по подготовке механиков-водителей.
А вот последний бой – он самый страшный, Мария Семеновна… Опознали ее по клочкам одежды оставшиеся в живых защитники Верховного Совета.
Лейтенант, майор или полковник, всмотрись в ее фронтовые фотографии, какие мужественные и красивые лица стояли насмерть и не за звезды на погонах. Подумай хорошенько и вспомни, что натворил Иуда!
Виталий Сергеевич выключил телевизор и, чтобы не оставить людей без внимания, подытожил:
– Нам всем должно быть стыдно, что своей нынешней жизнью мы стали недостойны их светлой памяти, их великого подвига.
Марина Софиевна закрыла траурный митинг. Неприветливо, робко застучали сидения и все понуро стали расходиться.
Разруха в доме – развал в отношениях
Бушующее море много сору выбрасывает на берег. Оказавшись государем, Гл. Похмельщик заявил: «Берите суверенитета сколько проглотите». А сам приступил с американским департаментом по иностранным делам к согласованию списков своего правительства. Нужны чиновники, способные поддержать чилийский (Пиночетовский) вариант удержания власти.
«Русскому народу требуется время от времени делать кровопускание, тогда он будет послушным», – советовали они.
Возглавивший Чечню амбициозный генерал заблажил о самостоятельности вместе с татарами и башкирами. Этих кое-как уговорили остаться в России, предоставив большие привилегии по сравнению с другими регионами. А генерал, с его солдафонством, оказался непреклонным, захотел быть самостоятельным эмиром, как осколки Советского Союза и все тут.
Его настойчивость подействовала и правитель махнул рукой – это край моих владений, пусть делают что хотят, а имеющиеся там войска приказал вывести.
И бывшая советская могучая армия бежала, как из окружения, побросав на две дивизии оружия и вооружений.
Долго на плечах, лошадях и автомашинах растаскивали и развозили этот смертоносный груз по всей Чечне. Генерал создал собственную армию по советскому образцу.
Когда Правитель испепелил орган, наделивший его неограниченными полномочиями и окончательно определился противонародный режим, генерал, хранивший партийный билет коммуниста и портрет И.В. Сталина, порвал с ним, вышел из состава его владений, а свою страну назвал Ичкерия.
– Как так! – протрезвев, завопил Гл. Похмельщик. – Я не разрешал ему быть самостоятельным!
Послал свою полураздетую, полувооруженную, полуобученную армию во главе с Главным генералом с птичьей фамилией.
– Я, – говорит он, – двумя батальонами десантников задавлю их.
И ко дню своего рождения решил сделать себе подарок.
Кто не выпивал в свой день именин лишней рюмки, тот не родился в этот день. Употребив ее, он почувствовал в себе военный талант генералиссимуса. Ударив ремнем оземь, в расстегнутой, распущенной гимнастерке упал на диван, поджав босые ноги, поднял перст и приказал собутыльникам:
– Карту города Грозного мне! – и указал направление главного удара.
Затрубили трубы и только что принявшие присягу юнцы с криком ура! куда-то побежали, как на учениях. Кто забежал за угол соседнего дома и присел отдохнуть, кто-то решил досмотреть сон, прерванный поцелуй с любимой, а кто-то прочитать письмо от мамы.
Но все это оказалось последним, их превратили в горы изуродованных трупов, да еще назвали солдатами-колонизаторами каких-то федеральных войск. Потому раненых в плен не брали, а случайно уцелевшие в госпиталях расспрашивали «Кто такие федералы?».
Ни триумфа, ни победы – один позор, но зато началась необъявленная, жесточайшая в своей кошмарной бесчеловечности война – без правил и поражений.
Подвалы многих чеченских домов превратились в жилье для пленных рабов или в гестаповские застенки.
Совершенствуются издевательства над своими соотечественниками и пытки, а их изощренность зависит от фантазии хозяина подвала или так называемого полевого командира.
Советский народ построил крепкий мост среди ландшафта в горном беспорядке Кавказа, соединившим с молодым нагромождением Алтая. Они нам – дары природы почти непрекращающегося лета, мы им – технические достижения. И этот мост – романтичное и притягательное место, символ добрососедских отношений двух братских народов сожгли, превратив эти отношения в варварские.
А отдалившаяся от своего народа финансовая элита, назвавшая себя господами, прибрав к рукам эту войну, использует в своих частнособственнических интересах, продляя ее до бесконечности.
Желание влиться в орбиту мировых финансовых королей эта бойня – мелкая стычка. Невидимая война между глобальными финансовыми системами в тысячу раз масштабнее этой и потому для них неважно кто против кого воюет, лишь бы никто никого не победил. А политики ее используют как плацдарм в борьбе против советской ментальности на территории бывшего Союза.
Потери в этой междуусобной войне неисчислимы, а данные их не будут известны при этой власти.
Лейтенант Владимир Хижняков в последнюю ночь перед отъездом к месту службы радостный, как будто снял осколок с лунной тропы, пришел домой под утро. Мать зашевелилась, встала, ему секунды хватило, как он уснул. Любили девчонки этого статного крепкого парня, и может поэтому у него в каждый приезд – новая невеста, не было постоянной, не влюбился еще.
И вот мать с отцом читают письмо: как его приняли хорошо в части, какие солдаты в его взводе и что их батальон готовят к отправке в Чечню, всем поименно приветы и все. Полгода полного молчания. Начался длительный, мучительный процесс поисков родителями и ожидания ответов из различных инстанций.
Тысячекилометровый фронт, миллионные массы воюющих, постоянное перемещение в Великой Отечественной, но солдатские треугольники находили своих адресатов, похоронки, как бы их не боялись, но они являлись последней весточкой.
– Почему сейчас никто ничего не знает, никому ничего не надо, как будто командир взвода вместе с батальоном в темноте заблудились, а военное командование ищет их с завязанными глазами, – возмущался в военкомате Геннадий Владимирович.
– Я радовался, что мой сын выбрал одну из благородных профессий – защищать Родину, да видать не та Родина стала, чтобы за нее лить кровь! Я завидую тем родителям, – почти на слезах продолжал он, – чьи оболтусы целыми днями у подъездов играют в домино, карты, сосут пиво и требуют с родителей деньги. Но плачу вместе с теми родителями, у которых дети вписались в рыночно-грабительскую экономику и так же гибнут в криминальных разборках за чьи-то счета за границей и миллионные виллы, недолюбив, не поцеловав в попку свое дитя!
Чем мог успокоить справедливо возмущенного отца полковник?
– Конечно, советское общество не было стопроцентным, – успокаивающим голосом начал военком, – но оно имело высокую нравственную чистоту, было сдержанно и блестело, как золото самой высокой пробы с небольшой примесью. Сейчас же общество скатилось к самой низшей, идет быстрая ее деградация и скоро золото станет примесью в этой моральной клоаке.
Геннадий Владимирович поднял глаза на собеседника и увидел не погоны со звездами, а страдающего и бессильного человека.
А он продолжал в том же тоне:
– Наших детей лишили информационно-энергетической поддержки старшего поколения, разорвали исторические связи, как порубили корни, поэтому они обречены на дальнейшее не развитие, а это погибель, оставшиеся же станут тиранами. В армию по социалистическим меркам призывать скоро будет некого. Лишенные мышц, как глисты, измученные злоупотреблениями и различными болезнями, ленивые и безразличные, вот кого мы сейчас ставим на воинский учет. Как могут быть здоровыми дети, если по потреблению молока и молочных продуктов Россия стала занимать 40-е место, а СССР был на первом в мире.
– Господи, каким же я всю жизнь был балбесом! – взмолился Геннадий Владимирович, – никогда не лез в политику, считал, что мне нужно дело делать и как можно лучше.
А военком продолжил цифры:
– К приходу этой власти шел прирост нашего населения: один человек на тысячу жителей. Через пятилетку их властвования избыточная смертность (вымирание) составила уже более пяти человек на тысячу.
Геннадий Владимирович отвлекся от своих мыслей и заинтересованно слушал.
– Наступающую юность лишают счастья, у них отбирают созидательную творческую деятельность, приносящую радость и удовольствие, целеустремленность и чистоту в отношениях, а заменяют на ремесла. Торговля оружием, людьми, наркотиками, алкоголем, своим телом – и особо квалифицированные ремесла: крупное воровство, мошенничество и охранная деятельность.
Сейчас юноша ищет не работу в радость, а деньги в сладость, и потому у нас развиваются не средства производства, а средства калечения, убийства, лечения и развлечения. И никто не спрашивает народ, а навязывают и все. В тоталитарном же государстве, как теперь нас старательно называют, даже милицейскую дубинку внедряли, спрашивая народ и по решению трудовых коллективов. А потом опять за ненадобностью отменили.
Полковник снабдил его документами, личными письмами к сослуживцам и Геннадий Владимирович Хижняков, взяв отпуск, все свои накопления, едет в эту самую Ичкерию разыскивать сына.
И начались круги ада, бесчеловечности и беспредела. Геннадий Владимирович истерзал свою душу упреками: «Зачем же он отправил его в военное училище, лучше бы закончил какой-то институт, да и жил как-нибудь.
Отчужденность, бездушие встретил он у командования к многочисленным матерям и отцам, разыскивающих своих чад, не ведавших в предсмертный миг, за что умирают. Бездеятельность и безразличие в розыске своих погибших, пропавших без вести или сбежавших коллег. Но самое убийственное – за любое маломальское сведение – плати по определенной таксе.
– От армии, где царит взяточничество, – возмущался один из родителей, – где о солдате не знают – герой он или предатель – ждать нечего!
– Если у лейтенанта были какие-то особые приметы, то можешь поискать в вагоне-рефрижераторе среди неопознанных трупов, – подсказал майор, зам. командира по тылу.
Три дня переворачивал и перекладывал уже много раз перетасканные изуродованные тела. – За какие грехи их родителей этим юным ребятам так долго не дают покоя, – захлебываясь слезами, задыхаясь трупным запахом, возмущались отцы.
Из окна солдатской казармы наблюдал в бессонницу Геннадий Владимирович: чистое небо, мирно падающую звезду, темные тени гор и издалека тихий шепот протекающей речушки.
Ворохнулось в памяти детство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36