.. Она закрыла руками лицо и изо всех сил затрясла головой, но темноволосая женщина не уходила, умоляла о чем-то еще. Яна сдалась и бесцветным голосом прошелестела - так, что Богдан наклонился к ней вплотную, чтобы расслышать:
- Ей очень не нравится одна девушка из твоих знакомых, такая, с каре, каштановые волосы... - взмахнула руками на уровне плеч. - Вот теперь все, благодарит. Ушла!
Янка потихоньку приходила в себя. Неведомое "что-то" милостиво - на этот раз! - отпустило, лишь по телу разливалась неприятная безвольная слабость, особенно в ногах. Те ощущались без всякого преувеличения чугунными. Секундой позже утробно заурчало в желудке и засосало от голода под ложечкой, как всегда после похожих случаев с глубоководным погружением неизвестно куда - за один присест готова барана смолотить! (Хоть ясновидящим вроде как полагается быть вегетарианцами, Мастер уже раз деликатно намекала. А потом сразу спохватилась, что организм у нее, Яны, растущий, то да сё, так что можно пока не напрягаться.) Нет, тогда лучше здоровенную пиццу из пиццерии на Ленина, горячую, с пылу-с жару, с подрумяненной аппетитной корочкой... Желательно бы с курицей и грибами, ее любимую, и майонез "Шашлычный" вишневыми лужицами по всему коржу, и растопленный сыр кое-где проклевывается, и пахнет, пахнет до умопомрачения...
Она судорожно сглотнула слюну и спохватилась, вспомнив про Богдана. Робко, едва ли не с испугом покосилась на него сбоку: как он это все перенес? Для нее-то такие выпадения из реальности уже стали обычным делом - ну, почти обычным, - рутиной, можно сказать, а он человек свежий, непривычный... Его огромные ясно-голубые глаза придвинулись вдруг близко-близко, в них метался раненым зверем страх, смятение и боль. Яна на мгновенье плотно зажмурилась: стало невыносимо в эту распахнутую душу смотреть.
Проходили часы, месяцы и годы, проплывали через сознание столетия и эоны, наконец она невероятным усилием заставила себя посмотреть в эти глаза. Богдан уже отодвинулся и закрылся судорожно скрещенными на груди руками, пытался даже улыбаться прыгающими беспомощными губами, только лицо белее мела... Ей стало невыносимо жутко, горло перехватило судорожным спазмом - совсем как на день рожденья с Юлькой, когда та сидела и смотрела невидящим взглядом в одну точку!.. Что же она наделала?!
Канула в лету целая вечность, пока он не взял себя в руки, недавние распахнутые озера-глаза превратились в узкие голубые щелки. В них плавал арктический лед и в близжайшие несколько тысячелетий таять не собирался...
- Откуда ты знаешь? - процедил сквозь зубы Богдан, глядя на нее исподлобья, как на заклятого кровного врага.
- Прости, я не должна была... Я не имела права, опять!.. - Янка в отчаянии хлопнула себя раскрытой ладонью по лбу: это ж надо быть такой непроходимой дурой! Не было сил смотреть в это ненавидящее ее застывшее лицо, конан-дойлевская желтая маска... Она рывком вскочила со стула и со всех ног припустилась к выходу, судорожно сжимая в руках сумку. Старый испытанный способ - бегство! Скороговоркой успела пробормотать:
- Извини, мне надо идти.
Подруги возмущенно заверещали ей в спину, даже стеклянная дверь не спасла от их обиженных воплей:
- Ты куда?!
- Что это с ней?
- Что ты ей сказал?..
Андрюша ради такого случая вышел из прострации и победно взревел, перекрывая этот гам:
- Со всеми бывает, но не у всех проходит!
Сердобольную Юльку Яна уже не услышала: та принялась что-то объяснять, да так и замолчала на середине фразы:
- У нее сейчас трудный период... - и оборвала саму себя: - Короче! Forget it. (Забудьте.)
Весь оставшийся вечер Янка бесцельно кружила по городу, ни разу не вспомнив про свои разодранные до колена колготки (из-за которых еще днем срочно рвалась домой). Не до стрелок было, как в народном сказании про Вовочку: "Мне бы ваши проблемы, Марья Ивановна!.." Для чего-то вернулась к Дубу, постояла, мысленно изливая перед ним душу, и минуты три ждала ответа. Но он сегодня казался молчаливым и отчужденным, будто ее не слышал. Швырнул в лицо пронизывающим до мозга костей ураганистым ветром с мелкой трухой из сухих листьев, а потом и солнце спряталось за свинцовые грозовые тучи, стало совсем холодно. Похоже, весь мир выражал свое несогласие с тем, что Яна Владимировна так доблестно успела "начудить", как приговаривает обычно мама. Одно сплошное нарушение всех мыслимых и немыслимых правил: ну как ей могло даже в голову прийти так бесцеременно влезать в чужую душу?!..
Когда продрогла до самых внутренностей - так, что перестала ощущать свои пальцы, вцепившиеся в новую стиляжную сумку, которой еще утром страшно гордилась, - ноги загадочным образом вывели к набережной. Яна уселась на холодные каменные ступеньки, ведущие к воде, и надолго замерла, зачарованно глядя в темную осеннюю воду. Не замечала ни редких парочек, что прогуливались короткими перебежками от одного причала к другому, ни того, насколько замерзла, только ежилась под порывами ветра и пыталась натянуть на колени куцую юбчонку. Без особого успеха, надо сказать... Но вот над Днепром стремительно сгустились сумерки, и эта подсмотренная чужая жизнь начала потихоньку в ее памяти бледнеть и гаснуть, как океанская волна отступает в час отлива. Яна поняла, что можно идти домой.
Глава шестая. Дождливый день
Наверное, так должно быть,
Но я так не играю:
Не всю ведь жизнь
Петь об остановках!
И трамвая нет в городе нашем,
А только грязь да остановки,
Но без трамвая...
("Ночные снайперы")
Мама сидела в гостиной перед телевизором, на нее и краем глаза не взглянула - по всей видимости, была сегодня не в духе. Может, до сих пор злится по поводу испоганенного дня рожденья? Или оттого, что Янка опять после лицея задержалась, заявилась домой в половину девятого - "лазит неизвестно где!" "Ну вот, все к одному! - девочка раскисла уже дальше некуда. - Хоть бы обошлось без скандала... А то я сейчас как расстроенная скрипка: только пальцем тронь, и закачу концерт по заявкам!"
Мужчин - Ярика и папы - до сих пор не было дома. "Ну да, им, значит, можно до самой ночи где-то лазить, а ко мне сразу претензии! - возмутилась она про себя, и настроение испортилось уже дальше некуда. - И доказывай после этого, что эмансипация, двадцать первый век!" Даже Гаврюхи нигде не было видно - а как же, он ведь тоже мужчина, ему разрешается!..
Через полчаса Янка запереживала всерьез и обшарила в поисках кота всю квартиру, заглянула на всякий случай даже в духовку: ну не слинял же он с седьмого этажа, в самом-то деле?! Только бы не улизнул в коридор и не проехался с кем-нибудь из добрых соседей в лифте, с него станется... (Это при условии, что лифт работает, а то она сегодня не проверяла - по привычке сразу же потопала на лестницу.)
Самостоятельные Гаврюхины прогулки в последнее время строжайшим образом воспрещались - после того как кот однажды весной пропал на четыре дня и вернулся домой ободранный и облезлый, и кажется, побитый. Приполз, волоча по земле одну лапу, хоть и был почти что котенок, всего лишь полгода - у кого на такого рука могла подняться?.. Янка убивалась над ним целый день, но Гаврила вычухался, откормился, позабыл про пережитые лишения и в скором времени опять начал мурлыкать своим характерным гулом самолета, идущего на посадку. (Мама это басовитое гудение называет по-украински "мурчание".) Только на бывшую больную лапу Гаврюха до сих пор иногда припадает - ветеринар успокаивает, что это по привычке, с животными такое бывает. Стоит ли говорить, что особого желания выходить во двор кот больше не проявляет, да никто и не настаивает... Рассудили, что целее будет.
Чего только Яна ни делала в поисках кота! Цокала и трещала языком (что обычно было позывными на обед), звала на все лады самым ласковым голосом, пока Гаврила не соизволил объявиться. Спрыгнул с высоченного кухонного шкафа, где Яне и в голову не пришло его искать. (Там-то и места под потолком было всего лишь на одного лежащего кота.) Янка никак не могла сообразить, как же он туда попал: допустим, сперва запрыгнул на стол, этакая пантера, потом на телевизор, затем на шкаф... Все равно слишком высоко: не кот, а ниндзя под прикрытием!
Гаврюха покормился, вылизал до блеска серые бока, но все равно оставался каким-то кислым: пугливо жался к Янкиным ногам и в волнении дергал шикарным распушенным хвостом. Пока не повалился прямо на ее домашние фиолетовые тапочки с помпонами и задрал кверху все четыре лапы - просил внимания и любви. Яна присела перед ним на корточки, потеребила нежное белое брюшко и горестно спросила:
- Она тебя ругала, да?..
По спине пробежала мгновенная холодная дрожь, как будто бы кто-то сзади просверлил осуждающим взглядом. Почуяв неладное, Янка медленно повернула голову к двери, уже зная в глубине души, кого сейчас увидит... Мама стояла над ней в своей обычной воинственной позе, крепко расставив ноги и сложив руки на груди, но в глазах застыла точно такая же немая боль и обида, как сегодня у Богдана.
Ничего не сказав, мать круто развернулась на каблуках и вышла из кухни вон, и хлопнула раздраженно дверью, а затем весь вечер Яну подчеркнуто игнорировала. С одной стороны, и правильно - свинтус она поросячий! - но с другой... И так на душе кошки скребут, а тут еще эта игра в молчанку, час от часу не легче... Лучше бы сразу поговорили, Яна бы все объяснила, покаялась и попросила прощения, и можно было бы отправляться спать со спокойным сердцем. Ничто так не изматывает и истощает энергетически, как эти многодневные обиды друг на друга! Излюбленная мамина тактика.
Уже ближе к десяти позвонила Юлька, участливым до фальшивости голосом спросила:
- Ну как ты?
- Хорошо, - мужественно соврала Яна, и обе замолчали. Вот те на, впервые за три года им с Юлькой нечего друг другу сказать!
- Я завязываю! - выдержав паузу, мрачно бухнула Янка, и с шумом вздохнула в самую мембрану, не сдержалась.
Юля, кажется, перепугалась:
- С чем завязываешь?
- Со всей этой... оккультикой-эзотерикой! Оно мне надо... - Яна сердито посопела в трубку, подыскивая подходящее сравнение, и для образности добавила: - Как собаке пятая нога! Одни только неприятности.
- А-а-а... - неопределенным голосом протянула Юлька. Но ни о чем расспрашивать не стала, за что Яна была ей бесконечно благодарна.
Распрощались. Янка держалась до последнего: чтоб отвлечься, засела за недописанное в воскресенье сочинение по мировой литературе, но через полчаса все равно раскисла, забралась с ногами в кресло и принялась себя жалеть. Поначалу всухую, но когда примерно в одиннадцать вернулись с довольными выгулянными физиономиями папа с Яриком, она уже утопала в потоках слез.
Появление "мужчин" только подлило масла в огонь, обострило полузабытый детский страх: а вдруг папа любит Ярика больше, потому что он сын?.. За свои мелочные мысли было немного стыдно, а еще боязно, что отец, как верный рыцарь, бросится ее защищать и начнутся разборки с мамой. А та ведь ни в чем не виновата, если так посмотреть... Яна быстренько побросала в сумку тетради, улеглась в постель и притворилась, что спит, а они все поверили... Никто и не вздумал заглянуть перед сном, хотя бы из чистой формальности спросить самое элементарное: к примеру, "как прошел твой день?"
Сон всё никак не шел, Яна временами проваливалась в тяжелую полудрему, но то и дело опять просыпалась и ворочалась в постели. В голове беспорядочным хороводом без начала и конца кружили мысли - каждое слово, каждый взгляд или самая пустяковая интонация за прошедший день прокручивались десятки, если не сотни раз. "У попа была собака, поп ее любил..." Заснешь тут, как бы не так!..
Да и Гаврюха аж никак не способствовал процессу засыпания: забравшись под одеяло, шумно сопел и всю ночь норовил прижаться поплотнее. Наваливался волосатой подушкой прямо на живот и время от времени недовольно ворчал - наверное, снилось что-то плохое. Только из этого соображения Янка его терпела, не хватало твердости прогнать на законное кошачье место в изголовье кровати. А завтра в лицей с самой первой пары, английский почти что на весь день!.. Как говорит в подобных случаях Юлька, "труба".
Когда стрелка на будильнике у кровати доползла до единицы, а усталость и отчаяние достигли своей пиковой точки, Яна принялась звать всех подряд, о ком недавно читала в книжке по Рейки: Архангела Михаила, Архангела Гавриила, Богородицу... И параллельно про себя рассуждала, что если они теперь больше не хотят иметь с ней дела (после той глупой истерики по телефону!), то их прекрасно можно понять, никаких обид...
Наконец вспомнила про Варфоломея, из всех позванных явился он один. Встал у кровати в своем длиннющем "форменном" балахоне и принялся что-то длинное втолковывать. Да только Яна не смогла разобрать ни слова - одно беззвучное шевеление губ.
- Я что-то сделала не так, отчего это?.. - но по-прежнему ничего не слышала. Видимо, не смогла очистить сознание и успокоить мятущиеся мысли, без этого ведь никак... Через несколько минут их одностороннего общения Учитель сдался, грустно покачал седобородой головой и куда-то пропал. Вместо него на втором кошачьем месте - прямо в ногах - появился Янкин старый знакомый, тот самый седоватый индеец со смешной тонкой косичкой, что являлся ей иногда в видениях. Давненько Яна его не видела...
Индеец уселся по-турецки на кровати - или НАД кроватью? Та под его весом нисколько не прогнулась! - и взирал на девочку непривычно сурово, без Варфоломеевского христианского сострадания. Под его насмешливым острым взглядом бедлам в Янкиной голове более-менее попритих - с перепугу, не иначе.
"Может, сам дон Хуан визит нанес?.." - подумала не без хвастовства, застывшие в глазах слезы чудесным образом высохли и стало смешно до невозможного. Хотя индеец Янкиного веселья не поддержал, застыл с невозмутимым выражением на широком коричневом лице, похожий на экзотическую статуэтку из сувенирного магазина. Но вот все же пошевельнулся и принялся что-то странное на одних пальцах показывать. По его знакам выходило, что Яна сейчас должна сесть на кровати и неотрывно смотреть прямо перед собой - примерно так, как они делали с Мартыном во время поездки в лес. Упражнение на расфокусировку, следовательно... Сидеть нужно будет долго и терпеливо, по возможности неподвижно, и самое главное - без мыслей. А то она в таком разобранном состоянии, которого он (индеец то есть) еще и не видывал!
В полудреме Янка с трудом приподнялась в постели и попыталась устроиться в точности так, как показывал этот призрачный пришелец. Но сидеть было неудобно и маятно, через несколько секунд затекла шея, за нею заныла спина, и Яна в изнеможении плюхнулась обратно на подушку. "Дон Хуан" неодобрительно покачал головой и бросил что-то отрывистое. Яна успела лишь ухватить короткий обрывок мысли, да и то не с начала: "...два главных врага Воина - чувство собственной жалости и чувство собственной важности". Как будто бы это они сейчас делают ее слабой, что-то в этом роде...
Заслышав его обвинение, Янка отчего-то возмутилась и то ли мысленно, то ли вслух заявила, чтоб ей дали поспать и вообще оставили в покое! Ну не в состоянии она сейчас, неужели не видно?.. Да и какой с нее Воин! Курям на смех, приговаривала в детстве бабушка. "Отставной козы барабанщик" - а это уже из дедушкиного репертуара, его любимая байка...
Наутро голова была чугунная - чего и следовало ожидать! - а глаза если и раскрывались, то с большим скрипом и не до конца. Ко всему прочему чесались бесчеловечно, будто в них насыпали полные пригоршни песка. Помимо этих маленьких прелестей, день начался с неудачи: Янка умудрилась посеять в ванной контактную линзу и минут десять ползала на карачках, прощупывая каждый миллиметр пола. Без линз поездка в лицей накрывалась медным тазиком: ни по какому, пускай даже самому магическому раскладу она не выйдет на улицу в очках!..
Линза каким-то необъяснимым чудом все же нашлась. У Яны осталось сильное подозрение, что над ней попросту сжалились: на десятой минуте вспомнила про Михаила и изо всех оставшихся сил взмолилась, чтоб хоть как-то помогли, подсказали... Буквально через несколько секунд глаза наткнулись на что-то мелкое и скукоженное возле умывальника: вот это повезло! А то бы еще полдня так искала, протирая колени - прозрачное гибкое стеклышко на коричневатом пестром линолеуме, иголка в стогу сена...
На первую пару Янка опаздывала уже безнадежно, и тут позвонила Галя. Причем не на мобильник, а на домашний - это, по всей вероятности, означало, что звонок официальный: обиделась после вчерашнего панического бегства с "Лакомки". Она на подобные вещи всегда обижается.
Яна как в воду смотрела: Галина была "по делу". Предельно сухим тоном поставила в известность, что Оксана сегодня заболела, так что в лицей можно не приходить. Вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
- Ей очень не нравится одна девушка из твоих знакомых, такая, с каре, каштановые волосы... - взмахнула руками на уровне плеч. - Вот теперь все, благодарит. Ушла!
Янка потихоньку приходила в себя. Неведомое "что-то" милостиво - на этот раз! - отпустило, лишь по телу разливалась неприятная безвольная слабость, особенно в ногах. Те ощущались без всякого преувеличения чугунными. Секундой позже утробно заурчало в желудке и засосало от голода под ложечкой, как всегда после похожих случаев с глубоководным погружением неизвестно куда - за один присест готова барана смолотить! (Хоть ясновидящим вроде как полагается быть вегетарианцами, Мастер уже раз деликатно намекала. А потом сразу спохватилась, что организм у нее, Яны, растущий, то да сё, так что можно пока не напрягаться.) Нет, тогда лучше здоровенную пиццу из пиццерии на Ленина, горячую, с пылу-с жару, с подрумяненной аппетитной корочкой... Желательно бы с курицей и грибами, ее любимую, и майонез "Шашлычный" вишневыми лужицами по всему коржу, и растопленный сыр кое-где проклевывается, и пахнет, пахнет до умопомрачения...
Она судорожно сглотнула слюну и спохватилась, вспомнив про Богдана. Робко, едва ли не с испугом покосилась на него сбоку: как он это все перенес? Для нее-то такие выпадения из реальности уже стали обычным делом - ну, почти обычным, - рутиной, можно сказать, а он человек свежий, непривычный... Его огромные ясно-голубые глаза придвинулись вдруг близко-близко, в них метался раненым зверем страх, смятение и боль. Яна на мгновенье плотно зажмурилась: стало невыносимо в эту распахнутую душу смотреть.
Проходили часы, месяцы и годы, проплывали через сознание столетия и эоны, наконец она невероятным усилием заставила себя посмотреть в эти глаза. Богдан уже отодвинулся и закрылся судорожно скрещенными на груди руками, пытался даже улыбаться прыгающими беспомощными губами, только лицо белее мела... Ей стало невыносимо жутко, горло перехватило судорожным спазмом - совсем как на день рожденья с Юлькой, когда та сидела и смотрела невидящим взглядом в одну точку!.. Что же она наделала?!
Канула в лету целая вечность, пока он не взял себя в руки, недавние распахнутые озера-глаза превратились в узкие голубые щелки. В них плавал арктический лед и в близжайшие несколько тысячелетий таять не собирался...
- Откуда ты знаешь? - процедил сквозь зубы Богдан, глядя на нее исподлобья, как на заклятого кровного врага.
- Прости, я не должна была... Я не имела права, опять!.. - Янка в отчаянии хлопнула себя раскрытой ладонью по лбу: это ж надо быть такой непроходимой дурой! Не было сил смотреть в это ненавидящее ее застывшее лицо, конан-дойлевская желтая маска... Она рывком вскочила со стула и со всех ног припустилась к выходу, судорожно сжимая в руках сумку. Старый испытанный способ - бегство! Скороговоркой успела пробормотать:
- Извини, мне надо идти.
Подруги возмущенно заверещали ей в спину, даже стеклянная дверь не спасла от их обиженных воплей:
- Ты куда?!
- Что это с ней?
- Что ты ей сказал?..
Андрюша ради такого случая вышел из прострации и победно взревел, перекрывая этот гам:
- Со всеми бывает, но не у всех проходит!
Сердобольную Юльку Яна уже не услышала: та принялась что-то объяснять, да так и замолчала на середине фразы:
- У нее сейчас трудный период... - и оборвала саму себя: - Короче! Forget it. (Забудьте.)
Весь оставшийся вечер Янка бесцельно кружила по городу, ни разу не вспомнив про свои разодранные до колена колготки (из-за которых еще днем срочно рвалась домой). Не до стрелок было, как в народном сказании про Вовочку: "Мне бы ваши проблемы, Марья Ивановна!.." Для чего-то вернулась к Дубу, постояла, мысленно изливая перед ним душу, и минуты три ждала ответа. Но он сегодня казался молчаливым и отчужденным, будто ее не слышал. Швырнул в лицо пронизывающим до мозга костей ураганистым ветром с мелкой трухой из сухих листьев, а потом и солнце спряталось за свинцовые грозовые тучи, стало совсем холодно. Похоже, весь мир выражал свое несогласие с тем, что Яна Владимировна так доблестно успела "начудить", как приговаривает обычно мама. Одно сплошное нарушение всех мыслимых и немыслимых правил: ну как ей могло даже в голову прийти так бесцеременно влезать в чужую душу?!..
Когда продрогла до самых внутренностей - так, что перестала ощущать свои пальцы, вцепившиеся в новую стиляжную сумку, которой еще утром страшно гордилась, - ноги загадочным образом вывели к набережной. Яна уселась на холодные каменные ступеньки, ведущие к воде, и надолго замерла, зачарованно глядя в темную осеннюю воду. Не замечала ни редких парочек, что прогуливались короткими перебежками от одного причала к другому, ни того, насколько замерзла, только ежилась под порывами ветра и пыталась натянуть на колени куцую юбчонку. Без особого успеха, надо сказать... Но вот над Днепром стремительно сгустились сумерки, и эта подсмотренная чужая жизнь начала потихоньку в ее памяти бледнеть и гаснуть, как океанская волна отступает в час отлива. Яна поняла, что можно идти домой.
Глава шестая. Дождливый день
Наверное, так должно быть,
Но я так не играю:
Не всю ведь жизнь
Петь об остановках!
И трамвая нет в городе нашем,
А только грязь да остановки,
Но без трамвая...
("Ночные снайперы")
Мама сидела в гостиной перед телевизором, на нее и краем глаза не взглянула - по всей видимости, была сегодня не в духе. Может, до сих пор злится по поводу испоганенного дня рожденья? Или оттого, что Янка опять после лицея задержалась, заявилась домой в половину девятого - "лазит неизвестно где!" "Ну вот, все к одному! - девочка раскисла уже дальше некуда. - Хоть бы обошлось без скандала... А то я сейчас как расстроенная скрипка: только пальцем тронь, и закачу концерт по заявкам!"
Мужчин - Ярика и папы - до сих пор не было дома. "Ну да, им, значит, можно до самой ночи где-то лазить, а ко мне сразу претензии! - возмутилась она про себя, и настроение испортилось уже дальше некуда. - И доказывай после этого, что эмансипация, двадцать первый век!" Даже Гаврюхи нигде не было видно - а как же, он ведь тоже мужчина, ему разрешается!..
Через полчаса Янка запереживала всерьез и обшарила в поисках кота всю квартиру, заглянула на всякий случай даже в духовку: ну не слинял же он с седьмого этажа, в самом-то деле?! Только бы не улизнул в коридор и не проехался с кем-нибудь из добрых соседей в лифте, с него станется... (Это при условии, что лифт работает, а то она сегодня не проверяла - по привычке сразу же потопала на лестницу.)
Самостоятельные Гаврюхины прогулки в последнее время строжайшим образом воспрещались - после того как кот однажды весной пропал на четыре дня и вернулся домой ободранный и облезлый, и кажется, побитый. Приполз, волоча по земле одну лапу, хоть и был почти что котенок, всего лишь полгода - у кого на такого рука могла подняться?.. Янка убивалась над ним целый день, но Гаврила вычухался, откормился, позабыл про пережитые лишения и в скором времени опять начал мурлыкать своим характерным гулом самолета, идущего на посадку. (Мама это басовитое гудение называет по-украински "мурчание".) Только на бывшую больную лапу Гаврюха до сих пор иногда припадает - ветеринар успокаивает, что это по привычке, с животными такое бывает. Стоит ли говорить, что особого желания выходить во двор кот больше не проявляет, да никто и не настаивает... Рассудили, что целее будет.
Чего только Яна ни делала в поисках кота! Цокала и трещала языком (что обычно было позывными на обед), звала на все лады самым ласковым голосом, пока Гаврила не соизволил объявиться. Спрыгнул с высоченного кухонного шкафа, где Яне и в голову не пришло его искать. (Там-то и места под потолком было всего лишь на одного лежащего кота.) Янка никак не могла сообразить, как же он туда попал: допустим, сперва запрыгнул на стол, этакая пантера, потом на телевизор, затем на шкаф... Все равно слишком высоко: не кот, а ниндзя под прикрытием!
Гаврюха покормился, вылизал до блеска серые бока, но все равно оставался каким-то кислым: пугливо жался к Янкиным ногам и в волнении дергал шикарным распушенным хвостом. Пока не повалился прямо на ее домашние фиолетовые тапочки с помпонами и задрал кверху все четыре лапы - просил внимания и любви. Яна присела перед ним на корточки, потеребила нежное белое брюшко и горестно спросила:
- Она тебя ругала, да?..
По спине пробежала мгновенная холодная дрожь, как будто бы кто-то сзади просверлил осуждающим взглядом. Почуяв неладное, Янка медленно повернула голову к двери, уже зная в глубине души, кого сейчас увидит... Мама стояла над ней в своей обычной воинственной позе, крепко расставив ноги и сложив руки на груди, но в глазах застыла точно такая же немая боль и обида, как сегодня у Богдана.
Ничего не сказав, мать круто развернулась на каблуках и вышла из кухни вон, и хлопнула раздраженно дверью, а затем весь вечер Яну подчеркнуто игнорировала. С одной стороны, и правильно - свинтус она поросячий! - но с другой... И так на душе кошки скребут, а тут еще эта игра в молчанку, час от часу не легче... Лучше бы сразу поговорили, Яна бы все объяснила, покаялась и попросила прощения, и можно было бы отправляться спать со спокойным сердцем. Ничто так не изматывает и истощает энергетически, как эти многодневные обиды друг на друга! Излюбленная мамина тактика.
Уже ближе к десяти позвонила Юлька, участливым до фальшивости голосом спросила:
- Ну как ты?
- Хорошо, - мужественно соврала Яна, и обе замолчали. Вот те на, впервые за три года им с Юлькой нечего друг другу сказать!
- Я завязываю! - выдержав паузу, мрачно бухнула Янка, и с шумом вздохнула в самую мембрану, не сдержалась.
Юля, кажется, перепугалась:
- С чем завязываешь?
- Со всей этой... оккультикой-эзотерикой! Оно мне надо... - Яна сердито посопела в трубку, подыскивая подходящее сравнение, и для образности добавила: - Как собаке пятая нога! Одни только неприятности.
- А-а-а... - неопределенным голосом протянула Юлька. Но ни о чем расспрашивать не стала, за что Яна была ей бесконечно благодарна.
Распрощались. Янка держалась до последнего: чтоб отвлечься, засела за недописанное в воскресенье сочинение по мировой литературе, но через полчаса все равно раскисла, забралась с ногами в кресло и принялась себя жалеть. Поначалу всухую, но когда примерно в одиннадцать вернулись с довольными выгулянными физиономиями папа с Яриком, она уже утопала в потоках слез.
Появление "мужчин" только подлило масла в огонь, обострило полузабытый детский страх: а вдруг папа любит Ярика больше, потому что он сын?.. За свои мелочные мысли было немного стыдно, а еще боязно, что отец, как верный рыцарь, бросится ее защищать и начнутся разборки с мамой. А та ведь ни в чем не виновата, если так посмотреть... Яна быстренько побросала в сумку тетради, улеглась в постель и притворилась, что спит, а они все поверили... Никто и не вздумал заглянуть перед сном, хотя бы из чистой формальности спросить самое элементарное: к примеру, "как прошел твой день?"
Сон всё никак не шел, Яна временами проваливалась в тяжелую полудрему, но то и дело опять просыпалась и ворочалась в постели. В голове беспорядочным хороводом без начала и конца кружили мысли - каждое слово, каждый взгляд или самая пустяковая интонация за прошедший день прокручивались десятки, если не сотни раз. "У попа была собака, поп ее любил..." Заснешь тут, как бы не так!..
Да и Гаврюха аж никак не способствовал процессу засыпания: забравшись под одеяло, шумно сопел и всю ночь норовил прижаться поплотнее. Наваливался волосатой подушкой прямо на живот и время от времени недовольно ворчал - наверное, снилось что-то плохое. Только из этого соображения Янка его терпела, не хватало твердости прогнать на законное кошачье место в изголовье кровати. А завтра в лицей с самой первой пары, английский почти что на весь день!.. Как говорит в подобных случаях Юлька, "труба".
Когда стрелка на будильнике у кровати доползла до единицы, а усталость и отчаяние достигли своей пиковой точки, Яна принялась звать всех подряд, о ком недавно читала в книжке по Рейки: Архангела Михаила, Архангела Гавриила, Богородицу... И параллельно про себя рассуждала, что если они теперь больше не хотят иметь с ней дела (после той глупой истерики по телефону!), то их прекрасно можно понять, никаких обид...
Наконец вспомнила про Варфоломея, из всех позванных явился он один. Встал у кровати в своем длиннющем "форменном" балахоне и принялся что-то длинное втолковывать. Да только Яна не смогла разобрать ни слова - одно беззвучное шевеление губ.
- Я что-то сделала не так, отчего это?.. - но по-прежнему ничего не слышала. Видимо, не смогла очистить сознание и успокоить мятущиеся мысли, без этого ведь никак... Через несколько минут их одностороннего общения Учитель сдался, грустно покачал седобородой головой и куда-то пропал. Вместо него на втором кошачьем месте - прямо в ногах - появился Янкин старый знакомый, тот самый седоватый индеец со смешной тонкой косичкой, что являлся ей иногда в видениях. Давненько Яна его не видела...
Индеец уселся по-турецки на кровати - или НАД кроватью? Та под его весом нисколько не прогнулась! - и взирал на девочку непривычно сурово, без Варфоломеевского христианского сострадания. Под его насмешливым острым взглядом бедлам в Янкиной голове более-менее попритих - с перепугу, не иначе.
"Может, сам дон Хуан визит нанес?.." - подумала не без хвастовства, застывшие в глазах слезы чудесным образом высохли и стало смешно до невозможного. Хотя индеец Янкиного веселья не поддержал, застыл с невозмутимым выражением на широком коричневом лице, похожий на экзотическую статуэтку из сувенирного магазина. Но вот все же пошевельнулся и принялся что-то странное на одних пальцах показывать. По его знакам выходило, что Яна сейчас должна сесть на кровати и неотрывно смотреть прямо перед собой - примерно так, как они делали с Мартыном во время поездки в лес. Упражнение на расфокусировку, следовательно... Сидеть нужно будет долго и терпеливо, по возможности неподвижно, и самое главное - без мыслей. А то она в таком разобранном состоянии, которого он (индеец то есть) еще и не видывал!
В полудреме Янка с трудом приподнялась в постели и попыталась устроиться в точности так, как показывал этот призрачный пришелец. Но сидеть было неудобно и маятно, через несколько секунд затекла шея, за нею заныла спина, и Яна в изнеможении плюхнулась обратно на подушку. "Дон Хуан" неодобрительно покачал головой и бросил что-то отрывистое. Яна успела лишь ухватить короткий обрывок мысли, да и то не с начала: "...два главных врага Воина - чувство собственной жалости и чувство собственной важности". Как будто бы это они сейчас делают ее слабой, что-то в этом роде...
Заслышав его обвинение, Янка отчего-то возмутилась и то ли мысленно, то ли вслух заявила, чтоб ей дали поспать и вообще оставили в покое! Ну не в состоянии она сейчас, неужели не видно?.. Да и какой с нее Воин! Курям на смех, приговаривала в детстве бабушка. "Отставной козы барабанщик" - а это уже из дедушкиного репертуара, его любимая байка...
Наутро голова была чугунная - чего и следовало ожидать! - а глаза если и раскрывались, то с большим скрипом и не до конца. Ко всему прочему чесались бесчеловечно, будто в них насыпали полные пригоршни песка. Помимо этих маленьких прелестей, день начался с неудачи: Янка умудрилась посеять в ванной контактную линзу и минут десять ползала на карачках, прощупывая каждый миллиметр пола. Без линз поездка в лицей накрывалась медным тазиком: ни по какому, пускай даже самому магическому раскладу она не выйдет на улицу в очках!..
Линза каким-то необъяснимым чудом все же нашлась. У Яны осталось сильное подозрение, что над ней попросту сжалились: на десятой минуте вспомнила про Михаила и изо всех оставшихся сил взмолилась, чтоб хоть как-то помогли, подсказали... Буквально через несколько секунд глаза наткнулись на что-то мелкое и скукоженное возле умывальника: вот это повезло! А то бы еще полдня так искала, протирая колени - прозрачное гибкое стеклышко на коричневатом пестром линолеуме, иголка в стогу сена...
На первую пару Янка опаздывала уже безнадежно, и тут позвонила Галя. Причем не на мобильник, а на домашний - это, по всей вероятности, означало, что звонок официальный: обиделась после вчерашнего панического бегства с "Лакомки". Она на подобные вещи всегда обижается.
Яна как в воду смотрела: Галина была "по делу". Предельно сухим тоном поставила в известность, что Оксана сегодня заболела, так что в лицей можно не приходить. Вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21