Но по всем интонациям и напряженному, тяжелому молчанию было ясно: что-то катастрофически важное с ним сейчас происходит - такое, что может повлиять на всю дальнейшую жизнь. И еще там подстерегает какая-то опасность: притаилась огромной пятнистой коброй с раздутым капюшоном за папиной спиной и готовится нанести удар, вот уже примерилась и разинула хищную пасть... Забыв, что по лицею идут занятия, что кабинет директора всего лишь в двадцати шагах от их аудитории, Янка выкрикнула на весь коридор, голос гулко разнесся до первого этажа:
- Без меня ничего не делай! Вообще сиди на месте, никуда не уходи, я сейчас приеду.
- Возьмешь такси, я буду в офисе. Или нет, сразу позвони, я выйду встречу, - моментально отреагировал папа и отключился, не прощаясь.
Да что же там, в конце концов, могло произойти?!

Договориться с Вероникой оказалось проще простого. Стоило лишь скорчить несчастную физиономию, закатить глаза под потолок и помахать в воздухе мобилкой, бормоча умоляющим тоном: "Экскьюзе муа..." (Извините...) От проделанных Яной магических пассов француженка растаяла, как сахарное печенье, и милостиво покивала головой: ладно, иди, чего уж там! Страдающий ни за что ни про что с мелом у доски Капля недобро прищурился и презрительно швырнул в Янкину спину:
- Teacher's pet! (Любимица.)
Фраза была страшно оскорбительная, пускай даже и английская - вряд ли остальные "ашники" вот так с ходу въехали. Яна густо, до бурякового цвета покраснела и резко склонила голову, пытаясь скрыть пунцовые щеки под волосами. Ничего не понимающие "свои" девчонки завелись на разные голоса:
- Ты куда?
- А что случилось?
- Ты вернешься?
- Pas Russe! Parlez en Francais! (Никакого русского! Говорите по-французски!) - гневно возопила француженка, и Яна вовремя сообразила, что пора по-быстрому сматывать удочки.
- Гагарин долетался, а ты доскачешься!
Это уже Галя. Сейчас Вероника Сергеевна попросит перевести на французский, вот тогда и посмотрим, кто будет скакать последним!..

...Чужих и опасных было трое: один явно местный, лысый качок с мускулистой шеей и изрядно выпирающим из-под черного пиджака пивным брюшком, и двое бритых до синевы низкорослых "турка". (Так Яна отчего-то решила, украдкой разглядывая их смуглые восточные лица.) От всех троих разило страхом, подлым предательством и самой элементарной, ничем не прикрытой ложью, Янка непроизвольно попятилась к двери и схватила отца за руку. Широкая и теплая папина ладонь незаметно сжала ее пальцы, успокаивая и ободряя: не дрейфь, дочка, мы с тобой и не такое расхлебывали!..
Видение неожиданно проснулось - с перепугу, не иначе - и стало таким пронзительно-острым, каким бывало лишь в самом начале: качок смотрит на нее равнодушно-брюзгливо, едва скользнул безучастным взглядом. Похоже, его больше беспокоят те двое... Янка ощутила, как натужно шевелятся под лоснящейся потом лысиной мысли пузатого - ну прямо тяжеловес с кряхтением штангу ворочает! Прикидывает, как бы удачней облапошить тех нерусских, да и папу с ними заодно...
У "турков" совсем другой интерес: бесцеремонно ее разглядывают маслянистыми черными глазами и, не таясь, подталкивают друг друга локтями, чему-то своему ухмыляются. Яне стало до тошноты противно. Папа, вероятно, тоже что-то уловил, потому как вышел наперед и загородил ее собой.
- This is your lower? (Это Ваш юрист?) - с нахальной ухмылкой осведомился один из "турков" на леденящем душу английском. По всей видимости, он в этой развеселой компании за главаря...
- It's my daughter. She will sit a little with us. (Это моя дочь. Она немного с нами посидит), - сказал, как отрезал, папа со своим безукоризненным лондонским акцентом, наработанным за десять лет плавания на британских судах. Янку охватила смешная полудетская гордость: вот он какой, ее отец! Слово сказал - и все эти гаврики послушно поприкрывали рты! Хотя нет, не все, к сожаленью...
- Вечно твои шуточки! Давай, время не ждет, - неприятным гнусавым голосом (каким у них в Городе изъясняется обделенная мозгами провинциальная "братва") возразил бритоголовый. Папа не обратил на него никакого внимания, увлек Яну в дальний угол, усадил в массивный вертящийся стул возле компьютерного стола и вполголоса поспешно ввел в курс дела:
- Ситуация такая: есть турецкая фирма, которая предлагает выгодную сделку. Эти двое - ее представители.
Значит, все-таки турки!
- А тот лысый? - для чего-то спросила Янка, хоть и так все было понятно. Бритоголового она однажды мельком видела, когда забегала к отцу, совсем запамятовала... Вот ведь девичья память, если не сказать хуже! (Она не раз за собой замечала, что намного лучше запоминает в лицо молодежь своего возраста, плюс-минус несколько лет, чем народ постарше.)
- Это Николай, мой будущий компаньон. Если все получится, - пояснил папа и нервно забарабанил пальцами по столу, словно отбивая кому-то тревожное сообщение морзянкой.
Яна скептически вскинула бровь: ну-ну, компаньон... Держи карман шире! А вслух со всей своей врожденной дипломатичностью поинтересовалась:
- Где ты его выцепил?
- Это неважно. Что мне нужно: ты можешь сейчас посмотреть на этих турков? Помнишь, как ты в детстве делала? Хоть ты и маленькая была...
- Четыре года, - ещё бы, такое разве забудешь!.. Как вчера все было. Так странно, почти ничего из раннего детства Янке не запомнилось, но та необычная папина просьба "посмотреть" на каких-то неприятных людей буквально врезался в память, со всеми мельчайшими подробностями... Вспыхнувшее вслед за этими лирическими воспоминаниями соображение понравилось куда меньше: - Ты вкладываешь свои деньги? - переборов стиснувшее горло волнение, еле выдавила она из себя.
- В том-то и дело...
- Не надо! - перебила Яна, недослушав до конца. - Там ничего хорошего, я сразу почувствовала.
Папа, судя по глазам, не поверил, или просто не захотел ей поверить. Янка с прежней своей поразительной ясностью ощутила, насколько он за прошедшие месяцы проникся этой идеей: сперва сомневался, стоит ли рисковать, но постепенно подключилось воображение, рисуя заманчивые картины сокрушительного успеха...
- Ты уверена? Ты ведь толком не посмотрела.
Мужественно проглотив обиду, Яна глубоко вздохнула и примирительным тоном попросила:
- Дай мне что-нибудь, что с ними связано. Любой документ, - папа быстрым движением (даже слишком быстрым, да что он так суетится?..) сунул ей в руки белоснежный лист бумаги с синим текстом красивой арабской вязью. Лишь в самом низу неразборчивыми мелконькими буковками притулился небрежно отпечатанный английский перевод - а качество, надо сказать, аховое, только с лупой разберешь! Шито белыми нитками. Еще хуже, чем в тот раз в детстве... Янка набрала в грудь воздуха, точно собираясь ринуться в прорубь после знатной баньки:
- Лучше туда не лезть, там какой-то развод. Перевод не полный, они по-турецки чего-то накрутили, какое-то дополнительное условие...
Ясно-голубые папины глаза разом потухли, лоб прорезали глубокие поперечные морщины. Лицо его заметно осунулось и, казалось, постарело сразу на несколько лет:
- Ты уверена?
Яна от обиды вспыхнула и плотно прикусила нижнюю губу: ну все, теперь больше ничего не скажет! Довольно. Пускай хоть пытать ее станут - ни звука, ни ползвука, хватит выставлять себя дурочкой с переулочка!..
- Я тебя когда-то обманывала? - все же выдавила из себя дрогнувшим голосом.
Отец с минуту изучал ее непонятным, до странного отчужденным взглядом, думая, наверно, о чем-то своем. И круто развернулся к троим "компаньонам", что томились в ожидании на единственном офисном диване у окна: турки - по-родственному поплотнее друг к дружке, перебрасываясь короткими гортанными фразами, качок - напряженно вжавшись в самый угол. Папа громко объявил на своем чересчур учтивом английском:
- I'm sorry, gentеlmen, I have to brake up our agreement. I will not sign this. (Прошу прощения, джентельмены, мне придется расторгнуть наше соглашение. Я этого не подпишу), - выхватил у Яны из рук обманный документ с арабской вязью и помахал им для наглядности со стороны в сторону.
- What is your reason? (Какая причина?) - "главный" турок от раздражения надулся как индюк, вмиг покраснел до густо-бордового цвета и с каждой секундой становился всё косноязычнее.
- I've changed my mind. (Я передумал), - папа безупречно вежливо улыбнулся, только глаза не смеялись, изучали турков с холодным прищуром. В одно краткое мгновение Яне привиделось, будто он взмахнул у самого пола шикарной мушкетерской шляпой с перьями, сжимая свободной рукой в перчатке шпагу у бедра. (Хотя ерунда, конечно, не было там никакой шляпы, и тем более белых перчаток! Опять картинки из прошлого, дежа вю... Или галлюцинации на нервной почве, что тоже вполне вероятно.)
Второй, который не "главный", турок завизжал вдруг пронзительным бабьим голосом что-то иностранное, но по всем признакам ругательное. Лысый качок, прилипший к дивану, обморочно закатил глаза и жутковато оскалился прокуренными желтыми зубами:
- Вован, ты чего??
- Я бы и тебе не советовал. Я с самого начала так и подозревал, нужно было лучше проверять...
- Да что ты там подозревал?! Из-за того, что твоя девчонка наплела? Да в-видел я таких!..- и с удовольствием припечатал длинное, уже исконно русское ругательство. Отец опять встал перед Яной, чуть расставив в сторону руки, словно защищая от льющейся на их головы грязи. На какую-то секунду девочке опять почудилось, что папа вот-вот закроет ей уши руками, как делал когда-то в детстве, если по телевизору показывали что-то для ее возраста непристойное.
Но отец вместо того схватил Яну за руку и едва не бегом потащил к выходу, не удостоив прощальным взглядом ни одного из неудавшихся компаньонов. Последнее, что она услышала - это протяжно-гнусавый голос бритого Николая за спиной, тот на ломаном английском пытался что-то втолковать разгневанным туркам:
- I find new.. партнёр! (Я найду нового... партнера!)
"Бог в помощь!" - вздохнула Янка, испытывая невероятное, громадных размеров облегчение. Лысого было ни капельки не жалко, а вот папу... Еле за ним поспевая, перескакивая вприпрыжку со ступеньки на ступеньку, она осторожно потянула его за рукав:
- Не расстраивайся, там действительно очень плохо... Я же не просто так сказала.
- Я знаю, - жестом успокоил отец, не сбавляя шагу и не выпуская ее ладонь, пока они не добрались до припаркованной за углом машины. - Вот ведь идиот! - было ясно без сурдоперевода, что "идиот" - это он сам и никто другой. Теперь ругает себя на чем свет стоит - а может быть, и жалеет в глубине души, что позвонил ей в лицей...
- Ничего не идиот! - запротестовала Яна, устраиваясь на переднем сидении и пытаясь сбоку заглянуть ему в глаза. Но папа не слушал, рывком повернул ключ зажигания и отрывисто бросил перед собой в пустоту:
- Зря я тебя в это впутал.
- Ничего, я защиту ставила... - неосмотрительно ляпнула Янка и с опозданием прикрыла ладошкой рот. А то объясняй потом на пальцах, что за защита, что за Михаил!
- Я там чуть не сорвался, как они на тебя смотрели!.. - видимо, папа настолько расстроился, что не отдавал себе отчета, с кем говорит. Иначе бы и словом не обмолвился, держал бы все "взрослые", так сказать, замечания при себе. Янку частенько злила эта дурацкая осторожность - можно подумать, она бесценная фарфоровая кукла, Богданов подарок, или двухлетний карапуз! Уж где, а в лицее можно и не такое услышать: бывает, как завернут на перемене на чистом народном наречии, что уши в трубочку сворачиваются!
Наконец папа очнулся, провел по глазам рукой и взъерошил своим неповторимым жестом на затылке волнистые темные волосы, отросшие крупными колечками, как у Ярика. И "съехал" на нейтральную тему, поглядывая на нее сбоку вроде бы с беспокойством:
- У них в Турции блондинка - самый шик, проходу не дают, - подмигнул со слабой улыбкой: - Да и юбка у тебя коротковата, куда только ваш директор смотрит?..
- Это не юбка, это платье! - не ожидавшая такого поворота Янка на всякий случай возмутилась и демонстративно замолчала с видом оскорбленной невинности. (А не то начнет еще воспитывать, мораль читать про "современную молодежь" и ее возмутительные нравы, имитируя маму! Только этого сейчас и не хватало...)
До самой Площади Свободы не проронили больше ни слова. Вконец измаявшись от папиного молчания и повисшей между ними недосказанности, Яна принялась бездумно крутить настройку радио (что папа обычно не приветствовал, в шутку требовал "а-а-тставить эксперименты!" ). Но сегодня отец и словом не обмолвился на ее наглое самоуправство, только негромко пробормотал, погруженный в свои мысли:
- Я думал, если все получится, можно будет в этом году не уходить в рейс. Остаться дома.

Глава восьмая. Клуб кастанедовцев
Всё чудесатее и чудесатее...
("Алиса в стране чудес", народный перевод)
На перекрестке у кинотеатра "Украина" пришлось долго, минут пять ждать у светофора в самом центре длинной автомобильной пробки. Воспользовавшись моментом, Яна наскоро чмокнула отца в щеку и выскочила из машины прямо на улицу, не обращая внимания на раздраженный визг клаксонов за спиной. (Благо, движение у них в Городе не настолько оживленное, как, скажем, в мегаполисе. Там бы этот фокус не прошел...) Папа и возразить ничего не успел.
Конечно, не стоило бы его оставлять одного в этом депрессивном состоянии, но Янке стало невтерпеж смирно сидеть на одном месте: все случившееся следовало хорошенечко переварить. Ну не ехать же сейчас домой в таком виде, разобранном по запчастям! Лучше посидеть у воды, успокоиться и разложить мысленно по полочкам: что это было и зачем? Почему вся эта каша заварилась именно вокруг нее с папой? Неужели она сама притянула своим неосторожным желанием?.. Ну кто ей мешал сформулировать как-нибудь поаккуратнее, а не так с бухты-барахты, наобум!
До реки, впрочем, Яна не дошла, решила прогуляться и потопала пешком через всю центрально-шоппинговую улицу Суворовскую (горожане в шутку называют ее мини-Дерибассовской). Поглазела на нарядые манекены в витринах модных магазинов, немного постояла возле незнакомых, но потрясающе талантливых уличных музыкантов (те играли на саксофонах и еще чем-то духовом). Мелодия была грустная и протяжно-щемящая, как эта осень. "Осенний блюз", - определила про себя Яна, но поделиться удачной мыслью с музыкантами не рискнула, опять застенчивость одолела...
Неспешным прогулочным шагом она добралась до Художественного музея и вознамерилась было спуститься в речпорт, а там - ну наконец-то! - и к набережной. Уже мерещилась темная днепровская вода за резными металлическими перилами, потемневшие до черноты охапки водорослей у причала, и ветер доносил порывами знакомый с детства особенный речной дух. Но тут, перекрывая на минуту шум города, мелодично зазвонили старинные часы на ратуше Художественного музея. (Их отремонтировали совсем недавно, Яна до сих не могла привыкнуть к их зычному голосу, всякий раз вздрагивала от неожиданности.)
Вместе со звоном припомнился Мартын, руководитель их Клуба кастанедовцев, да и вся остальная кастанедовская братия с ним заодно. Янка неизвестно отчего подумала, что это знак: не зря же она очутилась по соседству и одновременно пробили часы! Хотя клубным днем у них считается понедельник, вряд ли сегодня кто-нибудь есть... "Пустота и симметрия", как выражается Юлька - скорей всего, напорешься на закрытую дверь. Но мысль про Мартына не уходила, с упорством вертелась в голове, и Яна решила на всякий пожарный проверить. (Ещё с прошедшего лета у нее закрепилась привычка никогда не отмахиваться от внезапного желания куда-то пойти и что-нибудь сделать. )
Здание было восемнадцатого века (наверно, самое старинное в Городе), и невероятно, до вычурности красивое: белые колонны в античном стиле, высоченные потолки с рельефной лепкой пастельных тонов, широкие светлые окна... Под ногами уютно поскрипывают деревянные лестничные ступеньки и затертый тысячами ног скользкий, точно отполированный паркет. Закрыв на секунду глаза, Янка с удивительной яркостью представила - или увидела? - важно плывущих по этому паркету надутых чиновников в хвостатых сюртуках, пузатых и неповоротливых, как индюки, и их расфуфыренных упитанных жен. Ничего себе, самая настоящая иллюстрация к чеховскому "Ревизору"! Самый из них толстый и увешенный разноцветными ленточками-орденами, вроде новогодней елки - это, скорей всего, губернатор...
Вопреки Янкиным опасениям, дверь оказалась незапертой, но из-за нее не доносилось ни единого звука - ни знакомых голосов, ни смеха, ни любимой Мартыном медитативной музыки. "Странно, однако..." - Яна тихонько постучалась и, не дождавшись ответа, бесшумной тенью проскользнула внутрь.
Вот откуда эта тишина!.. Мартын работал с незнакомой Яне новой пациенткой: сидел с закрытыми глазами на стуле посреди комнаты, крепко сцепив перед собой руки, словно бы молился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21