Сразу же после Мелле он повернул направо, и я поехала за ним вниз по дороге, до боли знакомой. Мои самые худшие подозрения подтвердились, когда он вывернул на въезд того же мотеля, куда привозил меня в первый раз. Я остановилась в предчувствии и была почти уверена, что они въехали на стоянку, припарковались и пересекли стоянку, обняв друг друга. Как только он открыл дверь номера 49, они, наверное, снова поцеловались. Это было отвратительно. Я была потрясена. Это, должно быть, была другая «миссис Флетчер» или одна из многих «миссис Флетчер». Вот доказательство, что он обманывал. Опять унижение, опять подтасовки, опять ложь.
Так что, Андреа? Что это доказывает? Что Ричард нечестен с тобой? Чего же ты ждешь от мужчины, который обманывает свою жену? Я забыла о покупках и помчалась домой, корчась от боли и гнева, как под ножом. В следующий момент я решила, что наше свидание будет последним. Я не смогу опять пойти с ним в тот притон, мне он не нужен. Я знала, что должна сделать.
Но я не была еще готова к этому, я боялась положить конец нашей связи, опять выбросить его из моей жизни. И все продолжалось. Я не могла доверять Ричарду, но и не могла жить без него. Только глупец может принять такое за любовь, и каждое утро я смотрела на этого глупца в зеркале с растущим отвращением. Но в этот период не только женщина в зеркале говорила мне о том, какой глупой я была: другая «миссис Флетчер» насмехалась надо мной из темных уголков моей души.
Умственно я оказалась никчемной, не способной принять ни малейшего решения. Необходимости выбрать правильный цвет колготок теперь было достаточно, чтобы довести меня до слез, после чего я обычно прекращала все, оставаясь дома, если, конечно, не встречалась с Ричардом.
Но я забыла об этом. Обо всем.
– Ма, у меня нет чистого нижнего белья. Брайан, расстроенный, стоял возле дверей моей спальни в половине седьмого утра.
– Брайан, я думала, что ты сам постираешь, – ответила я сонно из удобной уютной постели.
Я решила взять выходной. Я скажу, что заболела или что-нибудь еще, потом.
– Ма-ам, я стирал сам все это время, но вчера ты сказала, что сама позаботишься обо мне. А теперь что мне надеть?
Он ударил кулаком по стене, выходя из комнаты, и я представила себе мое горло под этой рукой. «Бедный ребенок, – подумала я, – он должен говорить мне, что у него ничего не осталось надеть». Мои глаза снова закрылись, и Ричард улыбался соблазнительно, пока я опять проваливалась в сон.
Несколько раз я ходила в супермаркет, но оставила это занятие, потому что прогуливалась там по проходам бесцельно. Там меня окружало слишком много людей и было так шумно, что я не могла вспомнить, что нам нужно. «Яйца, нам, должно быть, нужны яйца». Была такая постоянная шутка у Стюарта и Брайана, что я в течение месяца купила больше яиц, кетчупа и сахара, чем мы можем съесть за три года. И мы очень часто ели яичницу-болтунью.
Я думала, что хуже уже быть не может, но оказалось, может: я потеряла работу.
Мистер Мэрфи позвал меня в свой кабинет в конце особенно тяжелой недели.
– Андреа, все в порядке?
– Да, Боб, конечно, у меня все в порядке. – Я нервничала, пытаясь собрать свои мысли. Я не спала предыдущую ночь после ссоры со Стюартом, но что-то подсказывало мне, что я должна «быть на коне» во время этого разговора. – Почему ты спрашиваешь?
– А дома?
– Конечно. В чем проблема, Боб?
– Ты знаешь, как я не люблю совать нос в чужие дела, но я видел тебя недавно и еще больше обеспокоился. Качество твоей работы ухудшилось за последние несколько месяцев, ты допускаешь ошибки, а коллеги тебя прикрывают. Если откровенно, то твоя работа стала неприемлемой.
«Не сдерживайся, Боб, только скажи мне все прямо», – с горечью подумала я.
– У нас будут реорганизация и сокращение, так что твое место будет сокращено. Джойс будет работать полный день, и нам больше не нужен секретарь на полдня. Я надеялся, что ты закончишь курсы и мы сможем перевести тебя юрисконсультом. Билл Гловер ждал, сколько мог, но потом нанял кого-то, чтобы заполнить эту брешь. Ты была хорошим работником, и я не хочу терять тебя, но, если честно, ты должна привести в порядок свою личную жизнь. Как ты думаешь, чем я мог бы помочь?
Я онемела, потрясенная, и не смогла ответить ему. Боб пожал плечами.
– Ты можешь работать до конца следующей недели, если хочешь, а мы подготовим месячное жалованье, пока ты придешь в себя, Андреа… – добавил он при виде слез, катящихся по моим щекам. – Мы долгое время были друзьями. Я хочу, чтобы ты позволила мне помочь…
Неловко поднявшись с кожаного ложа, которое в его офисе использовалось в качестве стула для клиентов, я заковыляла к двери, теребя карман юбки:
– Нет, Боб, ты ничего не можешь сделать, но спасибо.
Я медленно закрыла за собой дверь. Я должна была держать себя под контролем, пока весь офис не обнаружил, что произошло, но при виде бледных, потрясенных лиц я, истерически плача, побежала в дамскую комнату.
«О, мой Бог, – думала я, – меня уволили». Я не могла в это поверить, а Стюарт будет просто шокирован. Что я собиралась сказать Стюарту? Он будет зол и расстроен, и я выслушаю лекцию об ответственности. Я сразу ушла с работы, планируя вернуться в субботу, чтобы забрать свои вещи.
Стюарт был чудесен. Он, конечно, расстроился, но не читал нотаций. Вместо этого он обнял меня и позволил выплакаться, и я была удивлена комфортом, который при этом испытала.
– Не беспокойся об этом, дорогая. Ты сможешь найти работу лучше, если захочешь. Но это хороший повод сделать перерыв, преодолеть все, что бы тебя ни терзало… Ты могла бы подумать о терапии.
Он не достиг ничего больше.
– Так ты думаешь, что я сошла с ума? Меня нужно лечить? Спасибо за доверие, Стюарт!
Я отвернулась от него и пошла на кухню за чашкой чая, выпив вместо этого стакан вина, а потом ушла с глаз долой, чтобы одиноко сидеть в темноте с тяжелыми мыслями.
Глава 25
Весна пролетела незаметно, и также незаметно закончился первый год учебы Келли в колледже. У нее опять была летняя работа во «Вкусном угощении», но без Фила она ненавидела ее. Она проводила все свое свободное время с ним или болтая по телефону с кем-нибудь из своих подружек.
Долгий юношеский хоккейный сезон, в конце концов, закончился, и Брайан нашел другие занятия, чтобы заполнить свое время, или проводил долгие часы перед экраном телевизора, играя в электронные игры. Он был очень популярным среди девочек, если только телефонные звонки, которых он избегал, могли служить показателем этого.
– Мама, скажи, что я занят, меня нельзя беспокоить, я сплю, ну, что-нибудь, пожалуйста, – упрашивал он, когда они звонили.
Его интересовала другая миленькая юная девочка, но ей он звонил тайно, из своей комнаты.
Служебная необходимость заставляла Стюарта бывать в таких местах, куда он раньше никогда не ездил. Он упоминал поездки в Нью-Орлеан и в Топику, несколько визитов в Чикаго. В этом не было ничего особенного: его компания проводила аудиторские проверки во многих других компаниях. Как вице-президент, он обычно не привлекался к повседневной работе, но встречался с представителями этих фирм, укрепляя взаимоотношения и создавая новые связи.
Кроме того, что это был город Дженис, Чикаго – важный центр бизнеса, и не было никаких причин для того, чтобы его поездки туда как-то выделялись в моей памяти. Возможно, он говорил мне, что встречал Дженис в Чикаго в одну из своих поездок. Он был знаком с Дженис и Майком, и меня не удивило бы, если бы он имел контакт с ними. Если я и знала это, то это знание запало в глубину моей памяти и немедленно потерялось.
Если Стюарт был одинок или несчастлив, то я этого не замечала. Возможно, время тянулось медленно для него; для меня же сезон просто пролетел. Весна перешла в лето без существенных поправок или изменений в нашей жизни. Я стирала, гладила, возилась в саду, убирала дом и ждала. Моя жизнь измерялась встречами с Ричардом, а время между ними представлялось мне пустырем из жарких и душных дней.
Ричард и я лежали спокойно, обнявшись, наслаждаясь отблесками той близости, какую мы испытали только что. За эти месяцы мы выработали некоторый образец. У нас было наше место – старая гостиница по дороге к океану, в пяти милях от города, и она уже стала казаться нам домом. Деревенское убранство, изящные обои, на стенах гравюры в красивых рамах, занавески, красивый вид – чудесная гостиница. Это вовсе не жалкое, захудалое место встречи тайных любовников, которые показывают в кинофильмах и которые запечатлелись в моей памяти не иначе как залитые красными отблесками сверкающих неоновых букв, мелькающих за грязным окном. Здесь у нас были чистые белые полотенца, свежий запах выстиранных простыней, прелестный вид.
Оглядываясь назад, я ненавижу весь этот период времени, предпочитая вернуть обратно наивную непосредственность и непринужденность нашей первой встречи в парке. Теперь мы заранее договаривались о встречах и принимали меры предосторожности. Только при полном отсутствии фантазии наши тщательно спланированные любовные свидания в красивых отелях могли считаться импульсивными: эти встречи были заранее обдуманными и бесчестными, но когда я была с Ричардом, то забывала все это, вновь радуясь тому, что обрела его опять, оставляя свой грех «на потом», когда буду одна.
В этот июльский день он якобы назначил встречу с партнером по бизнесу. Подразумевалось, что встреча закончится поздно днем и ему не нужно будет возвращаться в офис. Я не работала, конечно, и была свободна. Нечасто мы могли проводить вместе так много времени, и мы упивались этим.
По дороге я остановилась у маленького деревенского магазина и выбрала кое-что для романтического пикника на двоих. Французские булочки, кусок паштета с перцем, маленький кусочек сыра, кисть винограда – прекрасное дополнение к бутылке холодного шампанского, которое купил он и которое мы пили из тяжелых пластиковых стаканов из ванной комнаты.
Страсть утихла на время, мы лениво кормили друг друга виноградом и говорили о своей жизни.
– Каким ты стал теперь, когда так вырос? – спросила я.
Ричард засмеялся, но я оставалась серьезной, надеясь все же узнать, каким человеком он стал.
Он пристально посмотрел вдаль, приводя в порядок свои мысли, и я увидела, как его глаза из теплых и карих превратились в холодные и матовые. Очень знакомое превращение: оно создавало иллюзию того, что мы не расставались всю жизнь.
– Я предполагаю, что я – романтик, мечтатель. Я стремлюсь к высоте, ставлю невозможные для себя цели, затем все резко рушится, и я довольствуюсь малым. Так было с моей карьерой, и то же самое в личной жизни. Возьмем для примера тебя. Ты была особенной: мечта, воплощенная в реальность.
Я позволила себе улыбнуться в его плечо.
– …ты почти что стала моей, но вдруг превратилась в неуловимую мечту, в неосуществимую фантазию. Наконец ты покинула меня, и я должен был учиться жить без тебя.
Моя улыбка исчезла. Прошлое со всей его душевной болью перешло в настоящее.
– Я покинула тебя? Что ты такое говоришь? Я хотела всю жизнь быть с тобой.
– Ах, но откуда мне было это знать? Тебя невозможно было разгадать. Я хотел тебя, но ты не проявляла взаимности. Ты отказывалась спать со мной, – продолжал он. – Вначале я считал это привлекательным, я любил тебя и поэтому сдерживал свои желания, но, в конце концов, я должен был принять твой категорический отказ как неприятие. В тебе не было той страсти, того неутолимого желания, какое испытывал я. Твои чувства ко мне были очень незрелыми.
У меня возникло такое ощущение под ложечкой, как будто я падаю, но этого нельзя было допустить. Я должна была сопротивляться:
– Ты так хотел близости, что нельзя было понять, любишь ли ты меня? Мне казалось недостойным то, чего ты хотел, и я не знала, действительно ли ты любишь меня или только хочешь овладеть мной. Мне необходимо было доверять тебе, чтобы знать, что ты всегда будешь со мной, но у меня никогда не было уверенности в тебе, Ричард.
Все это произошло двадцать пять лет назад, давным-давно, но моя боль была так же свежа. Он был несправедлив: я любила его всем сердцем, а он поставил меня в глупое положение.
Пока я говорила, чувство досады переросло в ярость, и я добавила саркастически:
– Я полагаю, что верность и обязательность – это слишком высокие требования для мужчины, который заявил, что любит меня. Или ты забыл, что трахал все, что двигалось? О, Боже, Ричард, ты разбил мое сердце, и теперь лежишь здесь и обвиняешь меня в том, что я покинула тебя.
Не в силах продолжать, я расплакалась.
Он потянулся ко мне и постепенно вовлек в кольцо своих рук, облегчая боль, а его глаза, выразительные, как всегда, излучали удивление, страдание и первые признаки понимания моей любви к нему.
– Андреа, клянусь тебе, я не думал… Ты пронесла эту боль через всю жизнь. У нас могло быть будущее, но мое поведение… Я хотел, чтобы ты ревновала, хотел вызвать в тебе ответное чувство в некотором роде… Я так любил тебя… Боже, мы были так молоды.
Горькие слезы заполнили меня и перелились через край. Мы стояли по разные стороны стены, не имея возможности разрушить ее, преодолеть барьер, поверить друг другу. Он был прав – мы были тогда молоды и далеки от реальности.
Ричард гладил мои волосы, крепко прижимая к себе и стараясь «закрыть прорванные шлюзы». Он ничего не говорил, но издавал мягкие, утешающие звуки, чтобы успокоить бурю в моем израненном сердце. Постепенно эта чрезмерная тяжесть, страдание, пронесенное через всю жизнь, рассеялось и исчезло, и я простила ему ту боль, которую он причинил мне много лет назад.
Сказала ли ты себе, Андреа, что он продолжает делать это? Задумалась ли хоть на секунду о настоящем? Нет, я была занята разборкой прошлого, и в тот момент я была удовлетворена и чувствовала себя в безопасности у его груди, слыша, как бьется его сердце, в то время как он держал в руке мою грудь, ласково поглаживая сосок. Он продолжал:
– Дорогая, любовь моя. Наконец мы имеем благоприятную возможность изменить нашу жизнь. Я хотел тебя всегда, но не мог рассчитывать на исполнение своих желаний, но теперь мы здесь, и наша мечта сбылась. Подумай об этом, мы ведь можем посвятить друг другу остаток жизни.
Я слышала слова, но смысл их был мне непонятен. Остаток жизни? Провести вместе или встречаться тайком, прибегая ко лжи и обману? Одна из многих, или он наконец говорит о верности?
– Ричард, что ты имеешь в виду? То, что у нас сейчас, это не жизнь: это мечта, это фантазия, без взаимных обязательств, без будущего. Это все, что ты хочешь? Или же мы будем любить друг друга честно и открыто? Ты предполагал когда-нибудь, что оставишь свою жену и проведешь остаток жизни со мной?
Легкая тень прошла по его лицу – тень нерешительности, может быть, страха – и тут же исчезла. Это встревожило меня, но я отбросила тревогу прочь, стараясь при этом не обращать внимания на растущее возбуждение, – его руки так сладострастно гладили мое тело.
– Я все еще в замешательстве, Рич. Ты говоришь о желании и страсти, но никогда не упоминаешь о любви. Наши отношения только сексуальные, или же ты любишь меня?
– Андреа, конечно, я люблю тебя и всегда буду любить, но физическое влечение составляет большую часть этой любви – мое тело ищет удовлетворения в тебе. Что в этом плохого? Я люблю тебя, и я хочу тебя. – Тон его голоса изменился, стал более игривым, сексуальным. – И теперь ты моя.
Так он и сделал, помоги мне Бог. Ричард задушил меня в своих объятиях, отметая в сторону мои вопросы и опасения прикосновением своих рук, нежными поцелуями в самые тайные места моего тела и обещанием еще многих невероятных приключений в интимной близости. Он пробудил во мне животное, и, чувствуя необходимость немедленного удовлетворения, я вновь была готова заниматься любовью, не получив ответа на свой вопросы. Однако эти вопросы вновь стали тревожить меня по дороге домой, как будто облако беззаботной удовлетворенности порвалось и разлохматилось по краям.
Выражение лица Ричарда, удивившее меня, яснее слов сказало мне о том, что он не собирался изменять свое нынешнее положение, свою жизнь с богатой женой, процветающим бизнесом и несметным количеством женщин. Он не желал никаких обязательств, ему хотелось только сексуального развлечения.
Я почувствовала, что впервые за много месяцев могу мыслить здраво, и я позволила своим мыслям разгуляться.
Более двадцати пяти лет назад наше будущее было в опасности из-за его вероломства, и постепенно я осознала, что жизнь повторяется. Ричард был бесконечно обаятельным, но не обязательным и легкомысленным в отличие от Стюарта, чья честность и постоянство давали мне ощущение прочности, которого я не могла достичь с Ричардом.
С одним у меня был роман, но не было безопасности; с другим была надежность, но ни капли фантазии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Так что, Андреа? Что это доказывает? Что Ричард нечестен с тобой? Чего же ты ждешь от мужчины, который обманывает свою жену? Я забыла о покупках и помчалась домой, корчась от боли и гнева, как под ножом. В следующий момент я решила, что наше свидание будет последним. Я не смогу опять пойти с ним в тот притон, мне он не нужен. Я знала, что должна сделать.
Но я не была еще готова к этому, я боялась положить конец нашей связи, опять выбросить его из моей жизни. И все продолжалось. Я не могла доверять Ричарду, но и не могла жить без него. Только глупец может принять такое за любовь, и каждое утро я смотрела на этого глупца в зеркале с растущим отвращением. Но в этот период не только женщина в зеркале говорила мне о том, какой глупой я была: другая «миссис Флетчер» насмехалась надо мной из темных уголков моей души.
Умственно я оказалась никчемной, не способной принять ни малейшего решения. Необходимости выбрать правильный цвет колготок теперь было достаточно, чтобы довести меня до слез, после чего я обычно прекращала все, оставаясь дома, если, конечно, не встречалась с Ричардом.
Но я забыла об этом. Обо всем.
– Ма, у меня нет чистого нижнего белья. Брайан, расстроенный, стоял возле дверей моей спальни в половине седьмого утра.
– Брайан, я думала, что ты сам постираешь, – ответила я сонно из удобной уютной постели.
Я решила взять выходной. Я скажу, что заболела или что-нибудь еще, потом.
– Ма-ам, я стирал сам все это время, но вчера ты сказала, что сама позаботишься обо мне. А теперь что мне надеть?
Он ударил кулаком по стене, выходя из комнаты, и я представила себе мое горло под этой рукой. «Бедный ребенок, – подумала я, – он должен говорить мне, что у него ничего не осталось надеть». Мои глаза снова закрылись, и Ричард улыбался соблазнительно, пока я опять проваливалась в сон.
Несколько раз я ходила в супермаркет, но оставила это занятие, потому что прогуливалась там по проходам бесцельно. Там меня окружало слишком много людей и было так шумно, что я не могла вспомнить, что нам нужно. «Яйца, нам, должно быть, нужны яйца». Была такая постоянная шутка у Стюарта и Брайана, что я в течение месяца купила больше яиц, кетчупа и сахара, чем мы можем съесть за три года. И мы очень часто ели яичницу-болтунью.
Я думала, что хуже уже быть не может, но оказалось, может: я потеряла работу.
Мистер Мэрфи позвал меня в свой кабинет в конце особенно тяжелой недели.
– Андреа, все в порядке?
– Да, Боб, конечно, у меня все в порядке. – Я нервничала, пытаясь собрать свои мысли. Я не спала предыдущую ночь после ссоры со Стюартом, но что-то подсказывало мне, что я должна «быть на коне» во время этого разговора. – Почему ты спрашиваешь?
– А дома?
– Конечно. В чем проблема, Боб?
– Ты знаешь, как я не люблю совать нос в чужие дела, но я видел тебя недавно и еще больше обеспокоился. Качество твоей работы ухудшилось за последние несколько месяцев, ты допускаешь ошибки, а коллеги тебя прикрывают. Если откровенно, то твоя работа стала неприемлемой.
«Не сдерживайся, Боб, только скажи мне все прямо», – с горечью подумала я.
– У нас будут реорганизация и сокращение, так что твое место будет сокращено. Джойс будет работать полный день, и нам больше не нужен секретарь на полдня. Я надеялся, что ты закончишь курсы и мы сможем перевести тебя юрисконсультом. Билл Гловер ждал, сколько мог, но потом нанял кого-то, чтобы заполнить эту брешь. Ты была хорошим работником, и я не хочу терять тебя, но, если честно, ты должна привести в порядок свою личную жизнь. Как ты думаешь, чем я мог бы помочь?
Я онемела, потрясенная, и не смогла ответить ему. Боб пожал плечами.
– Ты можешь работать до конца следующей недели, если хочешь, а мы подготовим месячное жалованье, пока ты придешь в себя, Андреа… – добавил он при виде слез, катящихся по моим щекам. – Мы долгое время были друзьями. Я хочу, чтобы ты позволила мне помочь…
Неловко поднявшись с кожаного ложа, которое в его офисе использовалось в качестве стула для клиентов, я заковыляла к двери, теребя карман юбки:
– Нет, Боб, ты ничего не можешь сделать, но спасибо.
Я медленно закрыла за собой дверь. Я должна была держать себя под контролем, пока весь офис не обнаружил, что произошло, но при виде бледных, потрясенных лиц я, истерически плача, побежала в дамскую комнату.
«О, мой Бог, – думала я, – меня уволили». Я не могла в это поверить, а Стюарт будет просто шокирован. Что я собиралась сказать Стюарту? Он будет зол и расстроен, и я выслушаю лекцию об ответственности. Я сразу ушла с работы, планируя вернуться в субботу, чтобы забрать свои вещи.
Стюарт был чудесен. Он, конечно, расстроился, но не читал нотаций. Вместо этого он обнял меня и позволил выплакаться, и я была удивлена комфортом, который при этом испытала.
– Не беспокойся об этом, дорогая. Ты сможешь найти работу лучше, если захочешь. Но это хороший повод сделать перерыв, преодолеть все, что бы тебя ни терзало… Ты могла бы подумать о терапии.
Он не достиг ничего больше.
– Так ты думаешь, что я сошла с ума? Меня нужно лечить? Спасибо за доверие, Стюарт!
Я отвернулась от него и пошла на кухню за чашкой чая, выпив вместо этого стакан вина, а потом ушла с глаз долой, чтобы одиноко сидеть в темноте с тяжелыми мыслями.
Глава 25
Весна пролетела незаметно, и также незаметно закончился первый год учебы Келли в колледже. У нее опять была летняя работа во «Вкусном угощении», но без Фила она ненавидела ее. Она проводила все свое свободное время с ним или болтая по телефону с кем-нибудь из своих подружек.
Долгий юношеский хоккейный сезон, в конце концов, закончился, и Брайан нашел другие занятия, чтобы заполнить свое время, или проводил долгие часы перед экраном телевизора, играя в электронные игры. Он был очень популярным среди девочек, если только телефонные звонки, которых он избегал, могли служить показателем этого.
– Мама, скажи, что я занят, меня нельзя беспокоить, я сплю, ну, что-нибудь, пожалуйста, – упрашивал он, когда они звонили.
Его интересовала другая миленькая юная девочка, но ей он звонил тайно, из своей комнаты.
Служебная необходимость заставляла Стюарта бывать в таких местах, куда он раньше никогда не ездил. Он упоминал поездки в Нью-Орлеан и в Топику, несколько визитов в Чикаго. В этом не было ничего особенного: его компания проводила аудиторские проверки во многих других компаниях. Как вице-президент, он обычно не привлекался к повседневной работе, но встречался с представителями этих фирм, укрепляя взаимоотношения и создавая новые связи.
Кроме того, что это был город Дженис, Чикаго – важный центр бизнеса, и не было никаких причин для того, чтобы его поездки туда как-то выделялись в моей памяти. Возможно, он говорил мне, что встречал Дженис в Чикаго в одну из своих поездок. Он был знаком с Дженис и Майком, и меня не удивило бы, если бы он имел контакт с ними. Если я и знала это, то это знание запало в глубину моей памяти и немедленно потерялось.
Если Стюарт был одинок или несчастлив, то я этого не замечала. Возможно, время тянулось медленно для него; для меня же сезон просто пролетел. Весна перешла в лето без существенных поправок или изменений в нашей жизни. Я стирала, гладила, возилась в саду, убирала дом и ждала. Моя жизнь измерялась встречами с Ричардом, а время между ними представлялось мне пустырем из жарких и душных дней.
Ричард и я лежали спокойно, обнявшись, наслаждаясь отблесками той близости, какую мы испытали только что. За эти месяцы мы выработали некоторый образец. У нас было наше место – старая гостиница по дороге к океану, в пяти милях от города, и она уже стала казаться нам домом. Деревенское убранство, изящные обои, на стенах гравюры в красивых рамах, занавески, красивый вид – чудесная гостиница. Это вовсе не жалкое, захудалое место встречи тайных любовников, которые показывают в кинофильмах и которые запечатлелись в моей памяти не иначе как залитые красными отблесками сверкающих неоновых букв, мелькающих за грязным окном. Здесь у нас были чистые белые полотенца, свежий запах выстиранных простыней, прелестный вид.
Оглядываясь назад, я ненавижу весь этот период времени, предпочитая вернуть обратно наивную непосредственность и непринужденность нашей первой встречи в парке. Теперь мы заранее договаривались о встречах и принимали меры предосторожности. Только при полном отсутствии фантазии наши тщательно спланированные любовные свидания в красивых отелях могли считаться импульсивными: эти встречи были заранее обдуманными и бесчестными, но когда я была с Ричардом, то забывала все это, вновь радуясь тому, что обрела его опять, оставляя свой грех «на потом», когда буду одна.
В этот июльский день он якобы назначил встречу с партнером по бизнесу. Подразумевалось, что встреча закончится поздно днем и ему не нужно будет возвращаться в офис. Я не работала, конечно, и была свободна. Нечасто мы могли проводить вместе так много времени, и мы упивались этим.
По дороге я остановилась у маленького деревенского магазина и выбрала кое-что для романтического пикника на двоих. Французские булочки, кусок паштета с перцем, маленький кусочек сыра, кисть винограда – прекрасное дополнение к бутылке холодного шампанского, которое купил он и которое мы пили из тяжелых пластиковых стаканов из ванной комнаты.
Страсть утихла на время, мы лениво кормили друг друга виноградом и говорили о своей жизни.
– Каким ты стал теперь, когда так вырос? – спросила я.
Ричард засмеялся, но я оставалась серьезной, надеясь все же узнать, каким человеком он стал.
Он пристально посмотрел вдаль, приводя в порядок свои мысли, и я увидела, как его глаза из теплых и карих превратились в холодные и матовые. Очень знакомое превращение: оно создавало иллюзию того, что мы не расставались всю жизнь.
– Я предполагаю, что я – романтик, мечтатель. Я стремлюсь к высоте, ставлю невозможные для себя цели, затем все резко рушится, и я довольствуюсь малым. Так было с моей карьерой, и то же самое в личной жизни. Возьмем для примера тебя. Ты была особенной: мечта, воплощенная в реальность.
Я позволила себе улыбнуться в его плечо.
– …ты почти что стала моей, но вдруг превратилась в неуловимую мечту, в неосуществимую фантазию. Наконец ты покинула меня, и я должен был учиться жить без тебя.
Моя улыбка исчезла. Прошлое со всей его душевной болью перешло в настоящее.
– Я покинула тебя? Что ты такое говоришь? Я хотела всю жизнь быть с тобой.
– Ах, но откуда мне было это знать? Тебя невозможно было разгадать. Я хотел тебя, но ты не проявляла взаимности. Ты отказывалась спать со мной, – продолжал он. – Вначале я считал это привлекательным, я любил тебя и поэтому сдерживал свои желания, но, в конце концов, я должен был принять твой категорический отказ как неприятие. В тебе не было той страсти, того неутолимого желания, какое испытывал я. Твои чувства ко мне были очень незрелыми.
У меня возникло такое ощущение под ложечкой, как будто я падаю, но этого нельзя было допустить. Я должна была сопротивляться:
– Ты так хотел близости, что нельзя было понять, любишь ли ты меня? Мне казалось недостойным то, чего ты хотел, и я не знала, действительно ли ты любишь меня или только хочешь овладеть мной. Мне необходимо было доверять тебе, чтобы знать, что ты всегда будешь со мной, но у меня никогда не было уверенности в тебе, Ричард.
Все это произошло двадцать пять лет назад, давным-давно, но моя боль была так же свежа. Он был несправедлив: я любила его всем сердцем, а он поставил меня в глупое положение.
Пока я говорила, чувство досады переросло в ярость, и я добавила саркастически:
– Я полагаю, что верность и обязательность – это слишком высокие требования для мужчины, который заявил, что любит меня. Или ты забыл, что трахал все, что двигалось? О, Боже, Ричард, ты разбил мое сердце, и теперь лежишь здесь и обвиняешь меня в том, что я покинула тебя.
Не в силах продолжать, я расплакалась.
Он потянулся ко мне и постепенно вовлек в кольцо своих рук, облегчая боль, а его глаза, выразительные, как всегда, излучали удивление, страдание и первые признаки понимания моей любви к нему.
– Андреа, клянусь тебе, я не думал… Ты пронесла эту боль через всю жизнь. У нас могло быть будущее, но мое поведение… Я хотел, чтобы ты ревновала, хотел вызвать в тебе ответное чувство в некотором роде… Я так любил тебя… Боже, мы были так молоды.
Горькие слезы заполнили меня и перелились через край. Мы стояли по разные стороны стены, не имея возможности разрушить ее, преодолеть барьер, поверить друг другу. Он был прав – мы были тогда молоды и далеки от реальности.
Ричард гладил мои волосы, крепко прижимая к себе и стараясь «закрыть прорванные шлюзы». Он ничего не говорил, но издавал мягкие, утешающие звуки, чтобы успокоить бурю в моем израненном сердце. Постепенно эта чрезмерная тяжесть, страдание, пронесенное через всю жизнь, рассеялось и исчезло, и я простила ему ту боль, которую он причинил мне много лет назад.
Сказала ли ты себе, Андреа, что он продолжает делать это? Задумалась ли хоть на секунду о настоящем? Нет, я была занята разборкой прошлого, и в тот момент я была удовлетворена и чувствовала себя в безопасности у его груди, слыша, как бьется его сердце, в то время как он держал в руке мою грудь, ласково поглаживая сосок. Он продолжал:
– Дорогая, любовь моя. Наконец мы имеем благоприятную возможность изменить нашу жизнь. Я хотел тебя всегда, но не мог рассчитывать на исполнение своих желаний, но теперь мы здесь, и наша мечта сбылась. Подумай об этом, мы ведь можем посвятить друг другу остаток жизни.
Я слышала слова, но смысл их был мне непонятен. Остаток жизни? Провести вместе или встречаться тайком, прибегая ко лжи и обману? Одна из многих, или он наконец говорит о верности?
– Ричард, что ты имеешь в виду? То, что у нас сейчас, это не жизнь: это мечта, это фантазия, без взаимных обязательств, без будущего. Это все, что ты хочешь? Или же мы будем любить друг друга честно и открыто? Ты предполагал когда-нибудь, что оставишь свою жену и проведешь остаток жизни со мной?
Легкая тень прошла по его лицу – тень нерешительности, может быть, страха – и тут же исчезла. Это встревожило меня, но я отбросила тревогу прочь, стараясь при этом не обращать внимания на растущее возбуждение, – его руки так сладострастно гладили мое тело.
– Я все еще в замешательстве, Рич. Ты говоришь о желании и страсти, но никогда не упоминаешь о любви. Наши отношения только сексуальные, или же ты любишь меня?
– Андреа, конечно, я люблю тебя и всегда буду любить, но физическое влечение составляет большую часть этой любви – мое тело ищет удовлетворения в тебе. Что в этом плохого? Я люблю тебя, и я хочу тебя. – Тон его голоса изменился, стал более игривым, сексуальным. – И теперь ты моя.
Так он и сделал, помоги мне Бог. Ричард задушил меня в своих объятиях, отметая в сторону мои вопросы и опасения прикосновением своих рук, нежными поцелуями в самые тайные места моего тела и обещанием еще многих невероятных приключений в интимной близости. Он пробудил во мне животное, и, чувствуя необходимость немедленного удовлетворения, я вновь была готова заниматься любовью, не получив ответа на свой вопросы. Однако эти вопросы вновь стали тревожить меня по дороге домой, как будто облако беззаботной удовлетворенности порвалось и разлохматилось по краям.
Выражение лица Ричарда, удивившее меня, яснее слов сказало мне о том, что он не собирался изменять свое нынешнее положение, свою жизнь с богатой женой, процветающим бизнесом и несметным количеством женщин. Он не желал никаких обязательств, ему хотелось только сексуального развлечения.
Я почувствовала, что впервые за много месяцев могу мыслить здраво, и я позволила своим мыслям разгуляться.
Более двадцати пяти лет назад наше будущее было в опасности из-за его вероломства, и постепенно я осознала, что жизнь повторяется. Ричард был бесконечно обаятельным, но не обязательным и легкомысленным в отличие от Стюарта, чья честность и постоянство давали мне ощущение прочности, которого я не могла достичь с Ричардом.
С одним у меня был роман, но не было безопасности; с другим была надежность, но ни капли фантазии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31