Мы поехали на неделю на озеро Джордж – красивый горный курорт в штате Нью-Йорк. Мы уже проводили там несколько раз отпуск, и каждый раз удачно. Когда мы, наконец, приехали, я чувствовала себя измученной. «Это от жары, – думала я, – и от часов, проведенных за упаковкой вещей и погрузкой в машину, из-за неудобств долгого пути и чего-то еще». После того как Келли осенью уедет в колледж, наше совместное семейное препровождение сведется к нулю. Нас связывали очень тонкие нити, и, может быть, это наш последний отпуск вместе, и я страстно хотела, чтобы он был каким-то особенным. И он-таки был особенным.
Через десять минут после того, как мы зарегистрировались, Брайан уже изучал расписание плавательного клуба, Стюарт отправился в гольф-клуб, а Келли переодевалась, чтобы идти в бассейн. Прекрасный совместный отдых.
– Я бы очень не хотела оставлять тебя одну, мама. Ты уверена, что не умеешь играть в теннис? Мы сможем мягко подавать мяч, чтобы ты почувствовала удовольствие.
– Нет, нет, спасибо, милая, я обязательно что-нибудь себе пораню, и что я потом скажу доктору? Я лучше немного прогуляюсь и встречусь с тобой у бассейна.
– Тогда я пройдусь с тобой, а потом уже пойду купаться.
– Да нет, не стоит тебе… – Келли уже проходила мимо бассейна, чтобы прогуляться со мной, а я отказываюсь! – Это здорово! – поправилась я. Глупая женщина! Я взяла фляжку, в которой обычно брала с собой воду, и мы отправились вместе.
Через десять минут ходьбы по лугам я почувствовала, что мне надо отдохнуть, и мы пошли через сосновую рощу по дорожке.
– А вот и теннисные корты, – сказала Келли. – Может быть, тут есть скамейка, на которой мы можем посидеть несколько минут? – Мы прошли еще сотню метров, деревья стали реже, и вдруг… – Мама, вот это пан-о-вама! – Мы засмеялись, вспоминая, что так говорил Брайан, когда был маленький, во время нашего путешествия по Нью-Хэмпширу.
Мы постояли над озером, на краю луга, а под нами раскинулась природа во всей своей волшебной красоте. Небо было чистое, только несколько пушистых белых облачков плыли по нему. Через много миль к северу возвышались горы Вермонта, казавшиеся серыми на таком расстоянии, а озеро у нас под ногами было окружено горами Адирондак, с бегущими вниз по склонам волнами темных пахучих сосен, встречающихся внизу с ярко-голубой водой, с вкраплениями бесчисленных пятнышек больших и маленьких островов.
Один островок был такой крошечный, что на нем хватило места только для одной высокой сосны и палатки, приютившейся у основания дерева. Другие острова были довольно большие, и на одном из самых больших зеленые здания выстроились во всех направлениях, уставившись в озеро окнами и рядами балконов. Все это было окружено скользящими яхтами, с высоты казавшимися крошечными, как кружевной край салфетки.
– Сколько же их тут! – прокомментировала Келли.
Я тоже почувствовала себя неуютно, но мы презирали открывшийся вид только потому, что гостиничный комплекс, в котором мы остановились, мудро спрятался в сосновой роще, выходящей на озеро, а не громоздился где-нибудь посреди озера.
Мы нашли скамейку, стратегически грамотно размещенную таким образом, чтобы чрезмерное великолепие озера было скрыто от глаз сидящего. Келли уселась, прижав колени к подбородку, и на ее хорошеньком лице возникло задумчивое выражение: «Филу бы здесь понравилось. Жаль, что он здесь нет».
– Его, – автоматически поправила я.
Фил нашел новую работу: он работал теперь клерком в страховой компании в Бостоне. По законам компании он не мог взять отпуск в первые три месяца работы, так что ему пришлось работать все лето.
– Он приедет на выходные, – ответила я, надеюсь, с симпатией.
Я подумала, что теперь, когда она упомянула его имя и, таким образом, открыла для меня эту тему, наступил самый лучший момент для «беседы».
– У вас с Филом очень серьезные намерения, если учесть, что через несколько недель ты собираешься в колледж?
Я надеялась, что она, уезжая из дома, не захочет связывать себя обещаниями и будет свободна, как птичка, но Келли придерживалась другого мнения.
– М-м-м, он замечательный… Он для меня – идеальная пара.
Насколько я понимала, вплотную к совершенству стоит секс, и мне хотелось обсудить эту тему в надежде, что еще не слишком поздно.
– Я подумала, что мы могли бы поговорить по душам, ты знаешь о… об этих вещах. Мы ведь уже говорили об этом, – продолжала я, чувствуя, как между нами вырастает стена, – но наш разговор был более или менее гипотетический, и, я думаю, теперь мы подошли к реальности.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, но мы этим не занимаемся.
Я поверила ей. У нее не было причин лгать мне, но если они «этим» еще не занимались, это еще не значит, что вскоре не будут. Я была уверена, что никогда не услышу, как она плачет из-за того, что Фил пытался ласкать ее груди или трогать ее вопреки желанию. Время невинности прошло, и мои мысли были направлены на предохранение – как от беременности, так и от болезней.
– Я только хотела сказать, что, когда ты созреешь, ты можешь записаться на прием к доктору Вэй и обсудить с ней вопросы контрацепции.
Лицо Келли вспыхнуло от смущения, и в ее чудных серых глазах, унаследованных от отца, отразилась боль.
– Солнышко, я не лезу в твою жизнь, но если ты собираешься заниматься сексом, ты должна предохраняться!
Ну и разговорчик! Мать навязывает Фила девочке, которая явно этого не хочет, но я хотела удостовериться, что «дверь конюшни будет открыта до того, как из нее выбежит лошадь». Это давнее высказывание моей матери, я слышала его сотни раз, хотя она непременно заперла бы меня в этой проклятой конюшне, если бы считала, что я могу сбежать. Я отказывалась передавать это чувство страха и вины своей дочери.
– Я тебя не осуждаю, солнышко. Я только хочу, чтобы ты знала, что всегда и обо всем можешь со мной поговорить, хорошо?
– Конечно, мама, я буду… Пойдем обратно, папа будет нас искать.
Келли пошла впереди, стараясь создать между нами дистанцию, и я медленно шла за ней, надеясь, что поступила правильно.
В конце недели Стюарт решил со мной поужинать в ресторане, разместившемся в сельском деревянном рубленом доме. Стюарт приметил его во время своих поездок на рыбалку, на ту сторону озера. Келли и Брайан явно не хотели ехать, и мы отправились одни.
– Я думала, что дети поедут с нами, – разочарованно проговорила я, сидя в машине.
– Ну нет, они предпочитают комнату игровых автоматов. Да это и неважно, я просто хотел, чтобы все, включая меня, сменили обстановку.
Стюарт взял меня за руку, и она лежала в его руке, мягкая и безразличная. Мне больше не было хорошо со Стюартом, ведь мои мысли были теперь заняты другим мужчиной.
Наш «уютный маленький ужин» состоял из длинных неловких пауз и беседы посторонних людей, но, наконец, он подошел к концу. Стюарт дожевывал свой десерт, а я допивала кофе.
– У тебя никогда не возникало желания объяснить мне, что с тобой, Андреа?
Боже мой, вот это да! Я попыталась скрыть свое изумление.
– Ничего, со мной все в порядке. Ужин был чудесный, это место просто очаровательное, и я рада, что мы сюда поехали.
– Ты же понимаешь, что я говорю не о сегодняшнем вечере. Ты уже давно сама не своя.
– О, ты же знаешь – авария, и я не всегда чувствую…
– Нет, не авария, что-то другое. Иногда ты бываешь какой-то раздраженной, обеспокоенной или, наоборот, рассеянной и молчаливой, совсем не похожей на себя. И ты снова начала во сне стучать зубами.
Я делала это много лет назад. «Это от переутомления», – сказал зубной врач и сделал мне специальное приспособление, чтобы вставлять его на ночь между зубами. – Похоже, что мне придется опять ставить «зубного сторожа», – засмеялась я.
– Ты выглядишь не очень счастливой. – Это полностью разбивало мою теорию, согласно которой я смогла скрыть свое состояние от Стюарта. – Ты не хочешь поговорить со мной?
– О чем? Я ничего от тебя не скрываю. – Когда не уверен, лги! – Я огорчена, что мы не съездили на Бермуды. – Я продолжала, пытаясь сменить тему: – Эта авария сорвала столько наших планов…
– Опять эта проклятая авария! Я тоже огорчен, и это была бы очень милая поездка, но ведь это было прошлой весной, а мы можем поехать нынешней весной, если захотим. Не нужно куда-то ехать, чтобы чувствовать себя счастливыми вдвоем, – сказал он, – а это не так. Я имею в виду, что мы не чувствуем счастья.
– Так ты заметил? – саркастически произнесла я.
– Трудно не заметить: мы не разговариваем друг с другом, ты не рассказываешь мне больше глупых шуток, которые слушаешь по радио… В последний раз мы занимались любовью до того, как ты уезжала в июле, почти два месяца назад, Андреа! Много времени прошло.
Да, мне удавалось не подпускать Стюарта к себе, ссылаясь на головокружение, месячные, боли, плохое самочувствие, все, что угодно!
– Есть что-то… Ты как-то изменилась, и мне кажется, что все это началось со встречи твоей школьной группы в Оуквиле. Я надеялся, что ты мне расскажешь об этом.
– О встрече группы, Стюарт? Ох, могу представить, что ты вообразил…
Я улыбнулась, скорчив ложно-жалостливую гримасу, подобную тем, которыми я одариваю детей, когда они говорят какую-то несусветную глупость, и наклонила голову, чтобы глотнуть холодный кофе. Стюарт заплатил, и мы пошли к машине.
Пока мы ехали, я несла всякий вздор: «Разве не здорово будет съездить сюда еще раз? Как плохо, что мы уезжаем в воскресенье! Заметил ли Стюарт чудные венки из трав и деревенскую утварь на стенах ресторана, и ой, смотри, как тут красиво, и луна отражается в воде!» Стюарт хранил молчание.
– Брайан и Келли, небось, еще в игровой комнате, – сказала я, открывая дверь в темную пустую комнату и внезапно ощущая беспокойство.
Обняв за талию, Стюарт ввел меня в темную гостиную и повернул лицом к себе.
– Давай сделаем это, – предложил он, нежно целуя мою шею.
Его руки потянулись к застежке на моей блузе, они искали мои груди, пальцы дергали неподдающиеся кнопки.
Нет! О, Господи, нет! Я не хотела, чтобы он это делал! Я не хотела, чтобы он трогал меня, – сама мысль о том, что он войдет в меня, отталкивала. Стюарт отступил назад и сел на кушетку, притянув меня к себе на колени.
– Дети в любой момент могут войти, – пыталась уклониться я, но он только смеялся над моими колебаниями.
Его голос успокаивал меня, и он наклонился, чтобы прижаться к моей груди, которую сжимал в своей ладони.
– Не раньше, чем кончатся все деньги, которые я им дал. Мы не увидим ребят, пока сами не притащим их сюда.
– Стюарт, у меня вдруг так закружилась голова, когда я резко села. Ты знаешь, что у меня еще бывают эти приступы…
Я соскользнула с его колен и уселась на кушетку рядом, тщательно запахнув блузу. Стюарт сердито нахмурился.
– Дело не в твоей аварии! Ты не хочешь, чтобы я тебя трогал, ты не хочешь заниматься любовью! – закричал он.
– Стюарт, я…
– Андреа, – сказал он спокойнее, – я не могу тебя понять. Может быть, я не самый лучший муж на свете, но ты же знаешь, как я люблю тебя. Я не могу видеть, что ты несчастна, – нет, не отворачивайся – ты совсем потеряла свою жизнерадостность, которую я так в тебе любил. Ты сейчас грустная и меланхоличная, как тогда, когда я впервые тебя встретил. Твои красивые глаза такие печальные и безжизненные. Они потеряли свой блеск. Любовь моя, пожалуйста, поговори со мной.
Я сидела в напряженном молчании, пораженная тем, что, оказывается, Стюарт давно знает, что я несчастна. Оказывается, он гораздо больше знал обо мне, чем я думала.
– Давай, дорогая, ты можешь рассказать мне обо всем, что тебя беспокоит. Если дело в тебе, я сделаю так, чтобы тебе было лучше, а если дело во мне, я изменюсь. Мне тяжело видеть тебя несчастной.
Это была возможность объяснить ему свое состояние, поделиться своими печалями, но я не могла подобрать нужные слова. Перед моим мысленным взором проступил нечеткий силуэт Ричарда… и вот он уже здесь – между мной и Стюартом. Разговор мог бы что-то прояснить до встречи группы, но сейчас обсуждение могло все только ухудшить. Как я могу довериться Стюарту, если сама не понимаю своих чувств. «Нет, – подумала я, – ни за что. Я могу это вынести одна».
– Стюарт, это неважно, ты не поймешь… – и я пропустила прекрасную возможность.
Его терпение иссякло. Он перевернулся на кушетке и оказался на полу на коленях, потом поднялся с колен и встал передо мной мрачной разгневанной тенью посреди полутемной комнаты.
– Ты права, я совсем не понимаю: ты отталкиваешь меня, воздвигаешь между нами барьер. Я думал, что ты меня любишь, доверяешь моей любви, хочешь, чтобы я заботился о тебе. Почему ты так со мной поступаешь?
Его плечи вздрагивали, когда с тяжелым вздохом он отвернулся и пошел к двери, оставив меня плачущей в темноте.
Что со мной? Конечно, я знала, что Стюарт любит меня и заботится обо мне. Так почему же я погружена в романтические мечты о другом? Это просто романтика? Чего мне еще желать? Этот спокойный рассудительный человек любит меня и не просит в ответ ничего, кроме любви, а я не могу ему дать ее. «Конечно, – рассуждала я, – он не знает о Ричарде. Если бы я сказала ему, он, возможно, чувствовал бы себя по-другому. Ричард был много лет назад причиной моего несчастья, и сейчас он опять причина того, что я запуталась и страдаю». Мне нужна была помощь Стюарта, но я не могла попросить его об этом. Меня затягивало в водоворот, и я не знала, как мне удастся оттуда выбраться.
Скорчившись в три погибели в темной комнате, я плакала до тех пор, пока не заснула.
Глава 19
В Новой Англии вновь воцарилось великолепие листопада с его мятежно-победоносной расцветкой. Деревья, все лето одетые в одежды освежающе-зеленого цвета, теперь запахнулись в блестящие манто алой и золотой раскраски, а опавшие листья создавали на земле бронзовый ковер. Сверкающая, красная с белыми вкраплениями, окраска летних цветов сменилась на густой оранжевый и приглушенно-лиловый цвет хризантем. Днем было еще тепло, но наступали холодные тихие ночи.
В большинстве семей жизнь после летнего отдыха вошла в нормальную колею. В школе начались занятия, но Келли, теперь студентка колледжа, оставила родное гнездо. Она явно скучала без нас так же, как и мы без нее, если судить по ее телефонным звонкам, которые случались почти ежедневно. Но это, как меня уверили друзья, у которых дети были старше, скоро пройдет.
– Скоро ты будешь о ней слышать только тогда, когда ей будут нужны деньги.
– Сначала у Стюарта будет инфаркт, когда он увидит счет за телефонные разговоры, – отвечала я.
Келли, наверное, было одиноко, потому что мы с ней подолгу разговаривали поздними вечерами, а это было уже нечто новое в наших отношениях.
Разумеется, в основном она говорила о Филе или о незнакомых мне людях из колледжа, но мне было так приятно слышать ее голос, чувствовать, что мы становимся близкими друзьями. Теперь, когда я оказалась в своей семье единственной женщиной, мне не хватало ее общества. По ночам я ждала, когда скрипнет ее ключ в замке, и огорчалась, когда не слышала его, понимая, что она не придет. А субботние вечера теперь стали совсем другими.
Келли все еще была влюблена в Фила: его имя она произносила с любовью, и голос ее звенел, когда она говорила о нем. Она очень серьезно к нему относилась и хотела, чтобы мы с ее отцом высказывали свое мнение о нем. Она ждала нашего одобрения, но мы предпочитали не возносить этот роман слишком высоко.
– Ты еще очень молода, – предупреждал ее Стюарт, – и впервые в жизни влюблена. Бывает, что чувства и обстоятельства меняются.
– Ты сейчас встретишь столько новых людей, дорогая, и хотя нам нравится Фил…
На самом деле, ввиду полной неопределенности, в которой оказалась моя собственная жизнь, я мало что могла тут сказать. Какие мудрые родительские наставления я могу дать, когда сама веду себя как последняя дура?
Келли теперь была уже не неуклюжая старшеклассница, а взрослая девушка из колледжа. Не знаю, объяснялось ли это влиянием Фила, но за лето она очень повзрослела и теперь попала в ту колею, в которую мы и хотели ее определить. Она начинала с мечты стать фармацевтом, взявшейся, по моему мнению, непонятно откуда, но, как утверждала Келли, навсегда. Но, по крайней мере, было похоже, что она перестала воевать с начальством, больше не употребляла наркотики, редко посещала хмельные вечеринки в колледже, кроме тех случаев, когда она ходила туда с Филом, и имела очень определенные суждения относительно любви, которую теперь собиралась принимать с позиций взрослого человека.
Фил был ее жизнью почти на биологическом уровне.
– Ты не можешь себе представить, каково это – чувствовать, что ты искренне, по-настоящему кого-то любишь! – по-детски восклицала она. Улыбаясь ее энтузиазму, я желала ей счастья и надеялась, что все будет так, как она хочет. Как сказал Стюарт, все может измениться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31