Когда же они стали совершенно невыносимыми, Уолтер, словно нехотя, поднялся:
– Ладно…
И они направились к выходу.
Брат и сестра О'Хара уже миновали вертящиеся стеклянные двери, когда увидели фигуру констебля, маячившего поблизости – там же стояла полицейская машина.
Сделав вид, будто они просто прогуливаются, ребята пошли по направлению той улочки, где они видели вывеску о бесплатных обедах, завтраках и ужинах.
Внезапно за спиной у них послышалось:
– Стойте!
Уолтер вздрогнул, втянул голову в плечи, будто бы ожидая удара, и остановился.
Обернувшись, он увидел, что к ним направляется полицейский.
– Стойте!
Подойдя к Уолтеру и его сестре, он вежливо поинтересовался:
– Что вы тут делаете?
– Прогуливаемся, – ответил Уолтер, стараясь не выдавать внезапно охватившего его волнения. – А что, сэр, разве это запрещено?
– Конечно же, нет, – ответил тот.
– Стало быть, мы можем идти? Вкрадчиво улыбнувшись, констебль спросил:
– А документы у вас есть?
Ситуация была критическая – конечно же, перед бегством из воспитательного дома и Уолтер, и Молли не забыли запастись билетами воспитанников Вуттонского воспитательного дома, но ведь о том, что они вчера оттуда бежали, уже наверняка была оповещена вся полиция не только Лондона, но и страны.
Но, с другой стороны, говорить, будто бы документы они забыли дома, тоже было опасно.
Констебль повторил свой вопрос:
– Так есть у вас документы?
Уолтер кивнул.
– Да.
Все тем же вежливым тоном полицейский спросил:
– А можно их посмотреть?
– Разумеется, – ответил мальчик, стараясь вложить в свои интонации как можно больше спокойствия, однако голос его внезапно предательски задрожал, – разумеется, сэр, конечно же!
И он полез в нагрудный карман своей куртки за билетом и молча протянул его констеблю.
Тот, внимательно изучив документ, несколько раз переводил взгляд с фотографии на лицо его обладателя и обратно, желая, видимо, таким способом удостовериться, что перед ним – тот самый воспитанник Вуттонского воспитательного дома, за которого он себя выдает.
– Стало быть ты – Уолтер О'Хара? – спросил констебль, не выпуская из рук билета воспитанника, – и живешь в Вуттоне?
– Да, сэр… Видимо удовлетворившись, констебль обратился к Молли:
– А у тебя?
– Что, сэр?
– Есть ли у тебя документ?
Та вопросительно посмотрела на брата – мол, стоит ли показывать свой билет.
– У нее тоже есть, – ответил за Молли Уолтер, – и она живет в Вуттоне… Это Эмели, моя сестра.
– Вижу, что сестра, – произнес с угрозой в голосе констебль.
Молли, от волнения не попадая рукой в карман, достала свой билет и протянула полицейскому.
– Пожалуйста…
Тот изучал ее билет воспитанницы так же долго и внимательно, как только что Уолтера.
Наконец, не возвращая документов их владельцам, констебль вежливо попросил:
– Если вас не затруднит, вы не могли бы на несколько минут пройти ко мне в машину.
– Простите, сэр, – заволновался Уолтер, – но у нас с сестрой очень мало времени.
– Вот как?
– Мы должны ехать.
– В Вуттон?
– Нет, – сказал Уолтер, – теперь мы направляемся в Бристоль…
– А билеты у вас есть?
Врать, будто билеты уже куплены, не имело смысла – это было очень легко проверить, стоило лишь попросить их показать.
И потому мальчик сказал:
– Нет, билеты нам еще предстоит купить. Прошу вас, сэр, не задерживайте нас…
Однако констебль, все так же вежливо улыбаясь, будто бы перед ними были не подростки из воспитательного дома, а, как минимум, путешествующие члены пиахской семьи из Кувейта или калифорнийские миллионеры, произнес:
– И все-таки я был бы вам очень признателен, мистер О'Хара и мисс О'Хара, если бы вы уделили мне несколько минут.
Интонации констебля не предвещали ничего дурного, и потому Уолтер согласился.
– Хорошо, сэр…
– Прошу вас…
Через несколько минут они уже сидели на заднем сидении полицейского автомобиля.
Напарник констебля, сидевший за рулем, окинув детей быстрым и цепким взглядом, произнес:
– Похоже, что это они.
У Уолтера похолодело внутри.
Он попытался было незаметно открыть дверцу машины, чтобы выскочить на улицу, однако она была надежно заблокирована – видимо, полицейская техника предусматривала и такие случаи, когда дежурный констебль задерживал на вокзале двух детей, которые направлялись к себе на родину.
Напарник констебля, который только что разговаривал с Уолтером и его сестрой, вынул из автомобильного бардачка папку.
– Сейчас посмотрим…
Спустя минуту у него на коленях лежала пачка фотографий – когда он принялся внимательно рассматривать их, Уолтер с ужасом заметил, что на них изображен он сам и его сестра…
После пристального изучения задержанных полицейский произнес:
– Да, это они…
И машина, описав по привокзальной площади правильный полукруг, развернулась и направилась в сторону полицейского участка…
Уолтер, с тоской глядя на светящиеся витрины, яркий неоновый свет реклам и тусклые фонари, думал, что теперь для него и для его сестры все кончено…
Неожиданно он почувствовал странный, раздражающий холод в груди, и кисти рук его, мгновенно похолодев, сделались в одночасье вялыми и слабыми, будто из сырой резины.
Ему представилось, что как им вновь придется возвращаться в Вуттон.
А Молли, положив ему голову на плечо, сразу же уснула – она так вымоталась за сегодняшний день, что ей хотелось только одного – спать, спать, спать…
В полицейском участке сомнения констебля относительно личности Уолтера и Молли, если таковые и оставались, быстро улетучились – достаточно было еще раз просмотреть фотографии.
Впрочем, ни Уолтер, ни Молли не упорствовали – они просто боялись, что в подобном случае с ними будут обращаться куда хуже, чем раньше.
Когда все формальности были завершены, когда дежурный офицер связался по телефону с воспитательным домом в Вуттоне, когда протокол был оформлен, подписан и подшит, Уолтер, стараясь не смотреть в глаза констеблю, который задержал его у Центрального вокзала, произнес:
– Можно вас попросить об одном одолжении?
Тот весело откликнулся:
– Хоть тысячу! Кроме одного – выпустить вас отсюда…
– Нет, я не об этом. Я ведь понимаю, что ловить таких, как мы – ваша работа, ваш долг.
Лицо констебля сразу же приобрело очень серьезное выражение.
– Чего ты хочешь?
– Вы не могли бы дать нам чего-нибудь поесть – моей сестре Молли и мне?
И вновь брат и сестра О'Хара были водворены в воспитательный дом Вуттона.
Надо сказать, что их побег не стал в воспитательном доме чем-нибудь из рук вон выходящим – такое случалось по три-четыре раза в год, и воспитатели, и администрация относилась к ним как к неизбежному злу.
Было много неприятных разговоров – особенно с директором.
Разумеется, Уолтер попытался взять максимум вины на себя, выгораживая Молли.
Ему поверили – вряд ли кто-нибудь мог подумать, что одиннадцатилетняя девочка решилась бы бежать из Вуттона одна, не будь рядом с ней брата.
Директор, определив вину Уолтера как «основную» для самого сурового наказания, тем не менее, решил, что недельной отсидки в карцере, на хлебе и воде будет достаточно.
Впрочем, карцер не был «карцером» в привычном понимании этого слова: провинившийся жил там от нескольких дней до нескольких недель, в зависимости от провинности, питаясь преимущественно хлебом и водой (если ему не доставляли каких-нибудь продуктов друзья), ходил на школьные занятия в сопровождении отставного сержанта морской пехоты, служившего в воспитательном доме чем-то вроде надзирателя, но все свободное время находился под замком – Уолтер, помня о мучениях, перенесенных им в Лондоне, счел это наказание минимальным.
Молли же, к радости брата, отделалась минимальным наказанием – лишением прогулок в город на один месяц.
Через несколько дней после возвращения из карцера незадолго до отбоя к Уолтеру подошли Чарли и Генри.
Гадко улыбаясь, Чарли произнес:
– А мы ведь знаем, почему ты бежал.
Уолтер молча отвернулся.
– Нет, вы только посмотрите на него, – Чарли толкнул своего приятеля локтем в бок, – нет, вы только посмотрите, какой он гордый! И говорить с нами не хочет!
Наконец, взглянув на своих мучителей исподлобья, Уолтер спросил:
– Чего вы хотите?
– Должок, должок, – произнес Генри, – ты ведь не забыл, что должен нам кучу денег?
– Я у тебя взаймы не брал, – ответил Уолтер, готовясь к очередной драке.
– Ну, когда ты должен деньги, – хохотнул Чарли, – это вовсе не означает, что ты брал взаймы… Ты ведь обидел моего друга, и потому мы должны взыскать с тебя, так сказать, за моральный ущерб…
В беседу вступил Генри – вид у него был необычайно враждебный:
– Да что с ним разговаривать! Разве мало он тогда получил?
– Подожди, подожди, – принялся успокаивать его Чарли, – набить ему физиономию мы ведь всегда успеем.
– Лучше это сделать сейчас, – произнес Генри уверенным тоном.
Чарли сделал отрицательный знак рукой.
– Не торопись…
Генри с неудовольствием отошел в сторону.
– Ты должен нам пятьдесят фунтов, – продолжал Чарли, улыбаясь, – но, как я понял, денег у тебя все равно нет и не предвидится.
Уолтер молчал.
– Так вот, – протянул юный вымогатель, – я думаю, будет справедливо, если ты будешь отдавать нам с Генри свой обед… До конца этого года.
Генри, зная аппетит своего приятеля, тут же запротестовал:
– Ты один будешь все съедать.
– Нет, ты не прав.
– Я тебя знаю, – неудовлетворенно буркнул тот. – Мне ничего не останется…
– Я буду съедать его обед по нечетным дням, – произнес Чарли, тут же сообразив, что в таком случае ему все равно достанется больше, – а ты – по четным… Ну, Генри, соглашайся!
– Хорошо, – согласился тот после непродолжительной паузы. – А если ты не будешь его нам отдавать…
– …если ты откажешься, – подхватил в тон ему Чарли со слащавой улыбочкой, – то ведь у тебя тут, в правом крыле, оказывается, есть сестра Молли…
После этих слов Уолтеру едва не сделалось дурно.
– И с ней ведь может случиться всякое… Понимаешь мою мысль?
Первым желанием подростка было броситься на этих негодяев и бить, бить, бить, пока не отнимутся руки и ноги.
Однако, поборов в себе это совершенно естественное желание, он подумал, что таким образом навредит только Молли.
– Ты нас понял? – повторил Чарли, ухмыляясь все той же гаденькой улыбочкой.
– Понял, – процедил Уолтер сквозь зубы и опустил голову…
Таким образом он попал в настоящее рабство…
Уолтер, помня о страшной угрозе Чарли, безропотно отдавал ему и Генри свои обеды. Он опустился, стал рассеян, сделался неряхой, перестал учиться. Нередко за целый день он съедал только завтрак (ужин порой также отбирался у него в счет процентов).
Он побледнел, погрубел, обозлился, изнервничался, и стал мало-помалу терять интерес ко всему и, что самое страшное – уважение к самому себе.
Его душу переполняла темная и острая тоска, в которой иногда проскальзывала жалость к самому себе…
Единственным светлым лучом в его жизни оставалась сестра Молли, однако и с ней он виделся не так часто, как ему того бы хотелось.
Молли, очень расстроенная переменой, случившейся с братом, долго допытывалась, в чем же дело, и наконец, после долгих уговоров, Уолтер поделился с ней своим несчастьем.
– Что же ты сразу не сказал? – воскликнула девочка. – Подожди здесь.
И она, оставив на минуту брата, быстро поднялась наверх, к себе в спальню, но вскоре вернулась, держа в руках пачку печенья.
– Это все, что у меня есть…
Уолтер с нежностью посмотрел на сестру.
– Спасибо.
И отстранил руку с печеньем.
– Бери, бери.
– Но ты же сказала, что больше у тебя ничего нет! – воскликнул Уолтер.
– Бери, – она вновь протянула ему печенье, – у меня есть еще. Просто я ошиблась.
Когда печенье было съедено, Молли, внимательно посмотрев на брата, совершенно неожиданно для последнего произнесла:
– Может быть, еще раз попробовать?
Тот, смяв пачку, бросил ее на землю.
– Что?
Понизив голос до доверительного шепота, она серьезно произнесла, предварительно оглянувшись по сторонам:
– Ну, бежать отсюда…
Он покачал головой.
– Думаю, что у нас ничего не получится…
– Если ничего не получилось в первый раз, это не значит, что не получится во второй, – с уверенностью сказала сестра.
Уолтера это предложение весьма удивило – не потому что Молли всегда слыла тихоней, и не потому, что повторное бегство было чревато опасностями и суровым наказанием в случае провала, а потому, что даже он, Уолтер, после того внезапного ареста на Центральном вокзале Лондона разуверился в возможности убежать из Вуттона.
А Молли продолжала уверять его:
– Да, мы тогда наделали много ошибок… Во-первых, – принялась она перечислять, загибая тонкие бледные пальцы, – во-первых, мы не учли, что надо запастись едой… Во-вторых, мы потратили слишком много денег на поезд – а ведь билеты у нас так и не проверяли, можно было прекрасно обойтись и без них… В-третьих, нам не следовало отправляться сразу же в Лондон, нам надо было ехать прямиком до Глазго или Бристоля… В четвертых, брат, нам тогда следовало во что бы то ни стало избегать полицейских – зачем мы тогда пошли через главный выход, ведь мы могли отправиться и другим путем… Уолтер задумался.
– Ну, хорошо… Доберемся мы до Глазго или до Бирмингема, а что потом?
– Пересечем море и окажемся в Белфасте, – уверенно произнесла она.
– Для этого нужны деньги.
– У меня осталось двенадцать фунтов, – произнесла сестра, – еще из тех.
Действительно, Уолтер, боясь, что Чарли и Генри выследят, куда он прячет деньги и отберут их, доверил сбережения сестре.
– Но этих денег недостаточно! – воскликнул подросток.
– Ничего, главное, добраться до Глазго или Бристоля, – уверенно твердила сестра, – а там что-нибудь придумаем. Во всяком случае, это куда лучше, чем жить тут в постоянном страхе и унижении…
Теперь, после того разговора с Молли, у Уолтера появился новый смысл существования – он принялся тщательно готовиться ко второму побегу.
Молли была права: прежде всего следовало запастись продуктами в дорогу, и Уолтер принялся сушить хлеб – благо, его на столе всегда было больше чем достаточно, и аппетиты Генри и Чарли не заходили так далеко, чтобы отбирать и его.
Через месяц у Уолтера накопилось уже достаточно сухарей – по его подсчетам, если расходовать экономно, то где-то дней на десять.
Куда более остро стояла проблема денег, но и она неожиданно разрешилась…
В воспитательном доме кроме прочих были и занятия в мастерских – Уолтер например учился работать на токарном станке, а его сестра овладевала основами кройки и шитья.
И вот однажды воспитанник, сосед Уолтера по койке, потерял казенный ящик с резцами. За такую провинность его неминуемо ждало какое-нибудь суровое наказание; все инструменты надлежало сдавать сразу же после окончания работы в мастерской…
Уолтер, задержавшись в тот день, искоса поглядывал на своего незадачливого товарища, после чего осторожно поинтересовался:
– Что случилось?
Тот, бледнея и краснея, пересказал, что же с ним произошло, добавив:
– Ты только не рассказывай об этом ни нашему мастеру, ни мистеру Яблонски… Знаешь, что полагается за утерю этого ящика?
– Знаю, – ответил Уолтер, – трехдневная отсидка в карцере.
Воспитанник схватился за голову.
– Боже, что же мне делать?
Неожиданно Уолтер предложил:
– Если хочешь, могу выручить тебя…
Тот уставился на О'Хару, словно не веря, что этот ирландец действительно может ему помочь.
– Выручить?
Уолтер закивал в ответ.
– Да, да, не удивляйся, я действительно попробую тебя выручить…
– Но как?
И Уолтер, отведя воспитанника в дальний угол мастерской, изложил свой план: он отдаст ему свой ящик с резцами… Точнее, не отдаст, а продаст…
Глаза воспитанника просветлели.
– И что же ты хочешь за этот ящик, Уолтер? Скажи, что ты хочешь?
О'Хара замялся – ему еще никогда не приходилось вступать в подобные сделки.
– Все-таки вещь, которую я предлагаю тебе – не моя, а казенная, – произнес он.
Однако воспитанник почему-то решил, что его неожиданный спаситель таким образом просто набивает себе цену – впрочем, его это не остановило, потому что он располагал достаточными деньгами (этот мальчик получал пенсию за отца, майора ВВС, разбившегося во время учений).
– Так чего же ты хочешь? Говори поскорее, а то скоро мастер явится! – воскликнул мальчик в явном нетерпении.
– А сколько ты сможешь предложить?
– Ну, скажем – тридцать фунтов – тебя устроит? Если хочешь, могу дать тебе больше, – добавил воспитанник, поглядывая на коробку с резцами, которая стояла на столике Уолтера.
– Нет, нет, пусть будет тридцать, – поспешно согласился О'Хара, – забирай… может быть, тебе еще что-нибудь надо? – с надеждой в голосе спросил он.
– Нет, спасибо…
Уолтер вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34