30»
Хорошо бы проверить номер рейса и время прибытия. В последний раз мы с Барбарой прибыли туда примерно в полпервого. Я написал: «Приезжай туда обязательно или…» Или – что? «Или я пойду в полицию». Я знал, как опасно это писать. Но у нее пистолет. Что может быть опаснее этого?
Наверно, не стоило использовать бланк «Эрмитажа». Я поискал в своем «дипломате» лист чистой бумаги, но не нашел. Может быть, есть у Барбары, Я поискал в ее сумке. Там были бланки накладных с шапкой «Шкатулки Пандоры».
Стоп. Стоп. Черт побери! Я посмотрел на Барбару. Она спала глубоким сном. А что, если письмо подпишет Барбара? Не меняй ни слова, просто подпиши: «Барбара Ковак». Урсула ревновала Барбару, она хотела ее убить. Да, это наверняка подействует. Барбара была моим тузом в рукаве. Урсула приедет в Альбукерке, ожидая Барбару. А там буду я. Да, именно так. Замечательно!
Я решил не запечатывать билет вместе с письмом. Я бы сделал это, но только не Барбара. Тут же я проверил номер рейса и заказал для себя билет на более ранний рейс. Сейчас было полседьмого. Нужно послать письмо с посыльным.
Я мог представить, как Урсула читает письмо. Может ли она позвонить мне в офис? Ладно, я зайду туда на полчаса, прежде чем отправляться в аэропорт. Диане я расскажу ложную версию на тот случай, если Урсула почует западню и решит меня проверить. Неплохо придумано.
Я велел Барбаре отправляться прямо домой, не отвечать на телефонные звонки и не ходить в магазин, пока я не разберусь со страховкой. Я сказал ей, что позвоню ей позже в течение дня. Кажется, теперь все было решено. Если Урсула попытается взять с собой пистолет, ее не пустят в самолет. Я был доволен своей тактической выдумкой.
Мне не было ясно, что я стану делать, когда встречусь с ней наедине. Где-то в глубинах моего колотящегося сердца притаилась мысль о том, что я могу убить ее. Нет, это безумие. Но не Такое безумие, как мысль, что она может убить меня. Нервозность начала сменяться возбуждением.
Из кокона вылуплялся не симпатичный человек, а убийца. Неужели именно этого она все время хотела – найти того, кто уничтожит ее?
ВСЕМ, КОГО ЭТО МОЖЕТ КАСАТЬСЯ
Она стояла в переполненном зале аэропорта Альбукерке, курила и оглядывалась в поисках Барбары. Она была одета в свое безупречное черное шелковое платье. Рядом с ее ногами в туфлях на высоком каблуке стояла красная дорожная сумка. Проталкиваясь через толпу, я ухитрился подойти к ней сзади. Пусть испугается.
Так и случилось. Я положил руку ей на плечо. Урсула подпрыгнула и обернулась, потеряв равновесие – возможно, из-за своей хромоты и острых каблуков. Она едва не упала, и мне пришлось поддержать ее. Я ухватил ее крепче, чем было необходимо.
– Осторожнее, – предупредил я не без издевки.
– Вы вдвоем? – спросила Урсула. Она ожидала Барбару. Очень хорошо. Я привел ее в замешательство. Великолепно.
– Нет. Письмо написал я.
Я крепко сжимал ее за руку. Теперь и она поняла, каково чувствовать себя одураченной.
– Я не знаю, зачем я все это делала. Я не хотела.
– Да, но все же ты сделала.
– Я ревновала. Я не причиню ей зла. Я ни в чем ее не виню. – Она опустила голову и прижалась к моему плечу. – Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста.
Она никогда ни о чем не просила меня раньше. Искренна она сейчас или это уловка?
– Идем, – сказал я. Я был непреклонен. Нужно избавиться от нее. Потом мы больше никогда друг друга не увидим. Все очень просто.
Мы пересекли стоянку, дошли до взятого мной напрокат автомобиля. На улице стояла сухая жара, но Урсула дрожала. Я отпустил ее руку. Я мог бы поклясться, что это не притворство. Это делалось не для эффекта. Может быть, она добровольно согласится расстаться со мной. Может быть.
Я направился по главному шоссе на юг. Урсула не спрашивала, куда мы едем. Она знала, что я направляюсь в Артезию. Мы оба совершали это путешествие раньше, но не вдвоем. Теперь мы возвращались к началу и знали, что конец близок.
– Извини меня. Я ничего не могла с собой поделать. – Урсула смотрела на меня. Ее глаза были серыми и влажными, а не бездонно-черными, как раньше. Я видел Урсулу наиболее уязвимую, наиболее опасную.
– Понимаю, – ответил я. – Но я не позволю тебе продолжать.
Страхи и фантазии последних кошмарных дней слегка отступили в тень, пока мы ехали по дороге среди пустыни. Тем не менее дело нужно довести до конца. Я не мог доверять ей и позволить ей извиняться дальше.
– Мы не можем остановиться на минутку? – Урсула указала на бензоколонку. – Мне нужно умыться.
Я остановился. Прежде чем выйти из машины, Урсула положила руку мне на колено и пожала его. Я опустил глаза и увидел на ее руке шрам, оставшийся после ссоры в «Касабланке». Она вышла из машины и захромала к женскому туалету. Бензин мне был не нужен, но я соблазнился на кока-колу. Я купил две банки. Я не мог припомнить, чтобы Урсула когда-нибудь на моих глазах пила кока-колу.
Когда она вышла, я стоял, прислонившись к машине. Я протянул ей жестянку с кока-колой.
– Как раз то, что нужно, – сказала она, но не стала открывать банку. – Я не хочу возвращаться в тот отель.
– Почему?
– Нет смысла. Я решила покинуть тебя. Я знаю, что именно этого ты хочешь.
Урсула открыла дверцу машины и нагнулась, чтобы вытащить свою красную сумку. Держа сумку одной рукой, а неоткрытую банку с кока-колой – другой, она неуверенно улыбнулась. Это было похоже на прощание после ночи, проведенной со случайной подружкой. Затем она зашагала вдоль обочины шоссе туда, где на горизонте виднелись снежные пики сьерры.
На своих высоких каблуках она с трудом ковыляла по крупному гравию. Я пошел за ней. Она повернулась ко мне лицом.
– Не прикасайся ко мне. Если ты прикоснешься, я не смогу покинуть тебя. Дай мне уйти. Со мной все в полном порядке.
– Куда ты направляешься?
– В Мексику. Я засмеялся.
– В той стороне – Техас.
– А после Техаса – Мексика. – Она повернулась и пошла дальше. Я не знал толком, какие чувства я испытывал. Дай ей уйти. Ты же этого хочешь. Она сама исполняет твое желание.
Через несколько ярдов она остановилась, наклонилась, сняла туфли и отшвырнула их прочь. Затем пошла дальше босиком.
Иди за ней. Покончить с этим не так-то просто. Я бросился назад к автомобилю, стоявшему около бензостанции. Двое местных ковбоев наблюдали всю сцену, заправляя свой пикап.
– Ты думаешь, она стоит этого? – услышал я, как один из них задал вопрос, обращенный ко мне.
Я поехал за ней. Да, она этого стоит. Через двадцать ярдов я остановился, вышел и подобрал ее туфли, забросив их на заднее сиденье. Я поехал дальше, не очень быстро, следуя за прихрамывающей фигуркой женщины в черном платье – в такой неподходящей одежде для этой пустыни и климата, в этом проклятым Богом очарованном краю.
Я проехал мимо нее, остановился дальше на шоссе, вышел из машины и стал ждать. Я все еще не придумал, какие слова сказать, когда она поравнялась со мной. Но она как будто не заметила меня.
– Садись.
Урсула пошла дальше. Я мог себе представить, что она чувствует, ступая нежными пятками по каменистой обочине. Я быстро догнал ее и схватил за руку. Она выронила жестянку с кока-колой.
– Оставь меня в покое!
Она вырывалась, но я не отпускал ее. Она оттолкнула меня. В ее глазах было отчаяние. Я держал ее за тонкие руки. Похоже, ей было по-настоящему больно.
Громко прогудел грузовик-рефрижератор, промчавшись мимо. Нас окутало облако пыли. Урсула прикрыла глаза. Я закашлялся, притянул ее к себе и поцеловал. Я ничего не мог с собой поделать.
– Я не могу просто так отпустить тебя.
Ее глаза были закрыты. Она приблизила свое лицо к моему, потерлась щекой о мою щеку. Мы поглядели друг на друга. Наши лица покрылись пыльными масками. Казалось, она моментально постарела, и ее черные волосы стали желто-седыми. Мы как будто стали жертвами внезапного радиоактивного выброса неподалеку от Лос-Аламоса. Когда мы вернулись к машине, я обнял ее.
– Поедем куда-нибудь в эти горы, – предложила Урсула. – Мы найдем там для себя местечко.
Я бросил взгляд на покрытые снегом вершины – как я решил, в последний раз.
– Когда я гляжу на эти горы, я всегда думаю о пусковых ракетных установках, – сказал я.
Мы свернули с главного шоссе и ехали почти час, прежде чем добрались до предгорий. Как всегда, горы находились дальше, чем казалось. Во мне росло нетерпение. Я хотел заниматься с ней любовью. Я хотел снова оказаться внутри нее. Я знал, что и она этого хочет. Проклятая сьерра все время удалялась от нас. Я поехал быстрее. Дорога становилась все хуже и хуже. Мы молчали, занятые своими фантазиями и точно так же занятые тем, что не думали о других.
Пока мы поднимались по извилистой горной дороге, погода начала портиться. Стало холоднее. Я выключил кондиционер и включил обогреватель. Урсула пыталась высмотреть мотель или приют, где можно снять комнату. Но мы ничего не видели. Я начал думать, что подъем в горы был ошибкой, глупой романтической идеей.
Мы ехали по другой стране – холодной, с опасными скалами, плохими дорогами, низкими облаками и полосами снега, не исчезавшими весь год, – белыми шрамами, которые никогда не затянутся. Наконец Урсула заметила между деревьями хижину.
– Давай попробуем тут.
– Это чей-то дом, – возразил я.
– Может быть, хозяева отсутствуют.
Я остановился в двадцати ярдах от дома на поляне среди деревьев. Мне не слишком нравилась эта идея. Мы вышли из машины. Было очень холодно.
Я увидел, что бревенчатый амбар-гараж пуст, широкая дверь распахнута и подперта камнем.
– Давай попробуем открыть дверь.
– Сперва постучи. – Я не хотел вламываться в чужой дом. Почему в наших отношениях все принимало; криминальный оттенок?
Урсула постучала. Ответа не было. Я огляделся. Раздался крик черной вороны, сидевшей на ветвях голого дерева. Урсула постучала снова, по-прежнему никто не отозвался.
Тогда она повернула медную дверную рукоятку, не ожидая, что она откроется, но она открылась.
– Вот и все! – победно сказала Урсула. – Ты понимаешь, как я хочу тебя? – Она взяла меня за руку и повела в маленькую хижину.
В комнате мы увидели немецкую овчарку. Она бросилась на Урсулу. До того она не лаяла, потому что была приучена только нападать. Урсула закричала. Собака рычала. Урсула в ужасе отступила.
Я опустился на колени.
– В чем дело, малышка? Где твои хозяева? Мы друзья. Ну же, малышка– Я говорил уверенно, решительно. Пес рычал, но я ему понравился. Я понял, что могу справиться с собакой. Готовясь завести акиту, я учился обращению с ними. Потрепав зверя, я поднял глаза на Урсулу. Она была уже не так испугана, но поражена моей храбростью.
– Погладь его, – сказал я.
Урсула погладила пса. Потом собака подняла лапу.
– Возьми ее.
Урсула взяла лапу и пожала ее, как руку. Теперь мы все стали друзьями. Урсула поцеловала меня в щеку.
В хижине никого не было. Люди, которые здесь жили, или, может быть, только бывали наездами, куда-то ушли. Местечко было очень глухим, и они, вероятно, не боялись, что их ограбят. Запах горелых дров напомнил мне о моем доме. Пес шел с нами, пока мы оглядывали по очереди все четыре комнаты, и последней – спальню.
Кровать в спальне была не застелена. Смятые простыни, покрывало, сползающее на пол, вдавленные подушки и пара красных хлопчатобумажных трусиков на полу у кровати – все создавало впечатление, что здесь недавно занимались сексом.
Когда мы разделись, у меня появилось чувство, что мы идем следом за теми двумя любовниками. Про себя я никогда не называл нас любовниками. Мы были мужчина и женщина. Но сейчас мы стали любовниками.
Мы так хорошо знали тела друг друга, что не совершили никаких новых открытий. Они нам были больше не нужны. В занятиях любовью наступило примирение. Впервые за долгое время мы возбудились одновременно.
Не знаю, сколько прошло времени, но наконец Урсула открыла глаза – мягкие, влажные, зеленые.
– Я хочу признаться, – сказала она.
– В чем?
– Это я убила Фелисити. Я хочу, чтобы ты знал. Ты должен знать.
Время остановилось. Я поднялся так, как будто у меня на спине был тюк весом в двести фунтов. В моей голове стучал молот, но медленно, как океан крови. Когда я заморгал, мне казалось, что векам нужно несколько секунд, чтобы закрыться. Я чувствовал, что забываю свои действия. Окружающее превратилось в смутный, покрытый рябью мерцающий фон.
Может быть, она сама передала мне подушку. Я не помню точно. Она была готова. И я тоже, хотя не знал этого. Она не боролась, не задыхалась и не извивалась. Она просто затихла.
Когда я снял подушку с ее лица, у меня не было понятия, жива она или мертва. Ее глаза были закрыты, лицо спокойно, как у спящей. Я был рад, что мне не пришлось видеть ужасную маску, которая преследовала бы меня до самой смерти.
Я нагнулся над ней и привел ее тело в порядок. Я сложил ее ноги вместе, согнул левую руку, чтобы она покоилась ниже груди, выпрямил правую руку и уложил ее вдоль тела. Урсула была невероятно красива. Я собрал ее одежду. По ошибке я взял красные трусы, принадлежащие женщине, жившей в доме, чья улыбающаяся фотография в подвенечном платье смотрела на меня с туалетного столика, где я обнаружил ее несколько позже. Но это не имело значения. Я завернул одежду и туфли Урсулы вместе с сумочкой в ее черное платье. Уходя из хижины, я положил сверток в красную сумку в машине.
Я никогда больше не увижу ее, ни живой, ни мертвой, разве что во сне. И во сне я не смогу прогнать ее.
Я быстро оделся и поглядел на часы. Удача улыбнулась нам – то есть, мне. Хозяева хижины еще не вернулись. Еще две минуты, и я выберусь отсюда. Я в последний раз оглядел спальню. Странно, что все кончилось в таком месте. Я поглядел на Урсулу. Просто голая женщина, узнать которую невозможно. Я должен был поцеловать ее в последний раз, и выбрал ее левую грудь. Я боялся, что если поцелую в губы, она поцелует меня в ответ.
Я вышел из хижины. Небо над горами было серо-стального цвета. Валил снег. Я потрепал пса. Он выглядел таким несчастным и заброшенным. Пока я шел к машине, огромные хлопья снега прилипали к моей одежде.
Через несколько минут все мои следы исчезнут, как будто меня здесь никогда не было. Я не пытался представить, что подумают обитатели хижины, когда найдут Урсулу. Через сорок минут я выехал на солнечный свет. Вдали виднелась лента шоссе. Это было не убийство. Может быть, месть. Разумеется, это было преступление, совершенное в невменяемом состоянии. Урсула убила Фелисити. Она же убила Ларри Кэмпбелла. Теперь она сама мертва. Я решил, что если меня поймают, то не буду ничего отрицать. Я скажу всем, что страсть к этой женщине лишила меня рассудка. Меня поймут. Даже если мне дадут пятнадцать лет, то через пять выпустят. Но лучше об этом не думать.
Во время полета в Лос-Анджелес я осмотрел ее сумочку и нашел билет на самолет в один конец, из Лос-Анджелеса в Альбукерке. И больше ничего.
Я забрал свою машину со стоянки и направился прямо к ней домой. Дом был не заперт. Я в последний раз поднялся в ее спальню, видевшую столько безумств, столько сцен, противоречащих друг другу. Воспоминания уже перемешались в моей голове. Понадобится вечность, чтобы привести их в порядок, хронологически или эмоционально.
Я остановился в дверях спальни и включил свет. Комната совершенно изменилась. Хаос, который когда-то напоминал мне внутренности ее сумки, исчез. Сейчас комната была образцом опрятности. Одежда Урсулы, обычно разбросанная повсюду, убрана. Книги поставлены на полку. Свежие белые свечи ждали, когда их зажгут. Зеркало закрыто белым листом, чтобы спрятать разбитое стекло и воспоминания о том, что в нем отражалось.
Я убрал ее вещи – платье в гардероб, туфли под шкаф, белье – в ящик. Я бросил последний взгляд на ванную, которая была вычищена и вымыта до блеска. Казалось, что тот, кто жил здесь, прибрал в доме, прежде чем уехать в далекое путешествие.
Затем я увидел конверт, который не замечал раньше. Он лежал на каминной доске позади черной лакированной шкатулки. На конверте было напечатано «Всем, кого это может касаться» . Точно так же, как на тех таинственных записках. Еще до того, как открыть конверт, я догадался, что она, должно быть, написала и те записки, обращенные и к себе, и ко мне. Странные зашифрованные любовные письма, которые ничего ни для кого не значили, кроме нас, совершивших преступление. Я прочел письмо. Оно было написано от руки.
«Я сочла необходимым убить себя. Вы найдете мое тело где-нибудь в Нью-Мексико, возможно, в отеле «Сьерра», Артезия. Я еще не знаю, где точно.
У меня была трудная любовь, и я убила двух людей, жителей Лос-Анджелеса, – Фелисити Эллиотт и Ларри Кэмпбелла. Но я не убивала Аннабель Харт в Нью-Мексико. Я не сожалею об этих убийствах, хотя не сумела добиться с их помощью всего, чего хотела.
Но для тебя, мой дорогой, вероятно, все по-другому. Следующие строчки все объяснят:
Тому, кого люблю,
Желаю быть свободным –
Даже от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Хорошо бы проверить номер рейса и время прибытия. В последний раз мы с Барбарой прибыли туда примерно в полпервого. Я написал: «Приезжай туда обязательно или…» Или – что? «Или я пойду в полицию». Я знал, как опасно это писать. Но у нее пистолет. Что может быть опаснее этого?
Наверно, не стоило использовать бланк «Эрмитажа». Я поискал в своем «дипломате» лист чистой бумаги, но не нашел. Может быть, есть у Барбары, Я поискал в ее сумке. Там были бланки накладных с шапкой «Шкатулки Пандоры».
Стоп. Стоп. Черт побери! Я посмотрел на Барбару. Она спала глубоким сном. А что, если письмо подпишет Барбара? Не меняй ни слова, просто подпиши: «Барбара Ковак». Урсула ревновала Барбару, она хотела ее убить. Да, это наверняка подействует. Барбара была моим тузом в рукаве. Урсула приедет в Альбукерке, ожидая Барбару. А там буду я. Да, именно так. Замечательно!
Я решил не запечатывать билет вместе с письмом. Я бы сделал это, но только не Барбара. Тут же я проверил номер рейса и заказал для себя билет на более ранний рейс. Сейчас было полседьмого. Нужно послать письмо с посыльным.
Я мог представить, как Урсула читает письмо. Может ли она позвонить мне в офис? Ладно, я зайду туда на полчаса, прежде чем отправляться в аэропорт. Диане я расскажу ложную версию на тот случай, если Урсула почует западню и решит меня проверить. Неплохо придумано.
Я велел Барбаре отправляться прямо домой, не отвечать на телефонные звонки и не ходить в магазин, пока я не разберусь со страховкой. Я сказал ей, что позвоню ей позже в течение дня. Кажется, теперь все было решено. Если Урсула попытается взять с собой пистолет, ее не пустят в самолет. Я был доволен своей тактической выдумкой.
Мне не было ясно, что я стану делать, когда встречусь с ней наедине. Где-то в глубинах моего колотящегося сердца притаилась мысль о том, что я могу убить ее. Нет, это безумие. Но не Такое безумие, как мысль, что она может убить меня. Нервозность начала сменяться возбуждением.
Из кокона вылуплялся не симпатичный человек, а убийца. Неужели именно этого она все время хотела – найти того, кто уничтожит ее?
ВСЕМ, КОГО ЭТО МОЖЕТ КАСАТЬСЯ
Она стояла в переполненном зале аэропорта Альбукерке, курила и оглядывалась в поисках Барбары. Она была одета в свое безупречное черное шелковое платье. Рядом с ее ногами в туфлях на высоком каблуке стояла красная дорожная сумка. Проталкиваясь через толпу, я ухитрился подойти к ней сзади. Пусть испугается.
Так и случилось. Я положил руку ей на плечо. Урсула подпрыгнула и обернулась, потеряв равновесие – возможно, из-за своей хромоты и острых каблуков. Она едва не упала, и мне пришлось поддержать ее. Я ухватил ее крепче, чем было необходимо.
– Осторожнее, – предупредил я не без издевки.
– Вы вдвоем? – спросила Урсула. Она ожидала Барбару. Очень хорошо. Я привел ее в замешательство. Великолепно.
– Нет. Письмо написал я.
Я крепко сжимал ее за руку. Теперь и она поняла, каково чувствовать себя одураченной.
– Я не знаю, зачем я все это делала. Я не хотела.
– Да, но все же ты сделала.
– Я ревновала. Я не причиню ей зла. Я ни в чем ее не виню. – Она опустила голову и прижалась к моему плечу. – Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста.
Она никогда ни о чем не просила меня раньше. Искренна она сейчас или это уловка?
– Идем, – сказал я. Я был непреклонен. Нужно избавиться от нее. Потом мы больше никогда друг друга не увидим. Все очень просто.
Мы пересекли стоянку, дошли до взятого мной напрокат автомобиля. На улице стояла сухая жара, но Урсула дрожала. Я отпустил ее руку. Я мог бы поклясться, что это не притворство. Это делалось не для эффекта. Может быть, она добровольно согласится расстаться со мной. Может быть.
Я направился по главному шоссе на юг. Урсула не спрашивала, куда мы едем. Она знала, что я направляюсь в Артезию. Мы оба совершали это путешествие раньше, но не вдвоем. Теперь мы возвращались к началу и знали, что конец близок.
– Извини меня. Я ничего не могла с собой поделать. – Урсула смотрела на меня. Ее глаза были серыми и влажными, а не бездонно-черными, как раньше. Я видел Урсулу наиболее уязвимую, наиболее опасную.
– Понимаю, – ответил я. – Но я не позволю тебе продолжать.
Страхи и фантазии последних кошмарных дней слегка отступили в тень, пока мы ехали по дороге среди пустыни. Тем не менее дело нужно довести до конца. Я не мог доверять ей и позволить ей извиняться дальше.
– Мы не можем остановиться на минутку? – Урсула указала на бензоколонку. – Мне нужно умыться.
Я остановился. Прежде чем выйти из машины, Урсула положила руку мне на колено и пожала его. Я опустил глаза и увидел на ее руке шрам, оставшийся после ссоры в «Касабланке». Она вышла из машины и захромала к женскому туалету. Бензин мне был не нужен, но я соблазнился на кока-колу. Я купил две банки. Я не мог припомнить, чтобы Урсула когда-нибудь на моих глазах пила кока-колу.
Когда она вышла, я стоял, прислонившись к машине. Я протянул ей жестянку с кока-колой.
– Как раз то, что нужно, – сказала она, но не стала открывать банку. – Я не хочу возвращаться в тот отель.
– Почему?
– Нет смысла. Я решила покинуть тебя. Я знаю, что именно этого ты хочешь.
Урсула открыла дверцу машины и нагнулась, чтобы вытащить свою красную сумку. Держа сумку одной рукой, а неоткрытую банку с кока-колой – другой, она неуверенно улыбнулась. Это было похоже на прощание после ночи, проведенной со случайной подружкой. Затем она зашагала вдоль обочины шоссе туда, где на горизонте виднелись снежные пики сьерры.
На своих высоких каблуках она с трудом ковыляла по крупному гравию. Я пошел за ней. Она повернулась ко мне лицом.
– Не прикасайся ко мне. Если ты прикоснешься, я не смогу покинуть тебя. Дай мне уйти. Со мной все в полном порядке.
– Куда ты направляешься?
– В Мексику. Я засмеялся.
– В той стороне – Техас.
– А после Техаса – Мексика. – Она повернулась и пошла дальше. Я не знал толком, какие чувства я испытывал. Дай ей уйти. Ты же этого хочешь. Она сама исполняет твое желание.
Через несколько ярдов она остановилась, наклонилась, сняла туфли и отшвырнула их прочь. Затем пошла дальше босиком.
Иди за ней. Покончить с этим не так-то просто. Я бросился назад к автомобилю, стоявшему около бензостанции. Двое местных ковбоев наблюдали всю сцену, заправляя свой пикап.
– Ты думаешь, она стоит этого? – услышал я, как один из них задал вопрос, обращенный ко мне.
Я поехал за ней. Да, она этого стоит. Через двадцать ярдов я остановился, вышел и подобрал ее туфли, забросив их на заднее сиденье. Я поехал дальше, не очень быстро, следуя за прихрамывающей фигуркой женщины в черном платье – в такой неподходящей одежде для этой пустыни и климата, в этом проклятым Богом очарованном краю.
Я проехал мимо нее, остановился дальше на шоссе, вышел из машины и стал ждать. Я все еще не придумал, какие слова сказать, когда она поравнялась со мной. Но она как будто не заметила меня.
– Садись.
Урсула пошла дальше. Я мог себе представить, что она чувствует, ступая нежными пятками по каменистой обочине. Я быстро догнал ее и схватил за руку. Она выронила жестянку с кока-колой.
– Оставь меня в покое!
Она вырывалась, но я не отпускал ее. Она оттолкнула меня. В ее глазах было отчаяние. Я держал ее за тонкие руки. Похоже, ей было по-настоящему больно.
Громко прогудел грузовик-рефрижератор, промчавшись мимо. Нас окутало облако пыли. Урсула прикрыла глаза. Я закашлялся, притянул ее к себе и поцеловал. Я ничего не мог с собой поделать.
– Я не могу просто так отпустить тебя.
Ее глаза были закрыты. Она приблизила свое лицо к моему, потерлась щекой о мою щеку. Мы поглядели друг на друга. Наши лица покрылись пыльными масками. Казалось, она моментально постарела, и ее черные волосы стали желто-седыми. Мы как будто стали жертвами внезапного радиоактивного выброса неподалеку от Лос-Аламоса. Когда мы вернулись к машине, я обнял ее.
– Поедем куда-нибудь в эти горы, – предложила Урсула. – Мы найдем там для себя местечко.
Я бросил взгляд на покрытые снегом вершины – как я решил, в последний раз.
– Когда я гляжу на эти горы, я всегда думаю о пусковых ракетных установках, – сказал я.
Мы свернули с главного шоссе и ехали почти час, прежде чем добрались до предгорий. Как всегда, горы находились дальше, чем казалось. Во мне росло нетерпение. Я хотел заниматься с ней любовью. Я хотел снова оказаться внутри нее. Я знал, что и она этого хочет. Проклятая сьерра все время удалялась от нас. Я поехал быстрее. Дорога становилась все хуже и хуже. Мы молчали, занятые своими фантазиями и точно так же занятые тем, что не думали о других.
Пока мы поднимались по извилистой горной дороге, погода начала портиться. Стало холоднее. Я выключил кондиционер и включил обогреватель. Урсула пыталась высмотреть мотель или приют, где можно снять комнату. Но мы ничего не видели. Я начал думать, что подъем в горы был ошибкой, глупой романтической идеей.
Мы ехали по другой стране – холодной, с опасными скалами, плохими дорогами, низкими облаками и полосами снега, не исчезавшими весь год, – белыми шрамами, которые никогда не затянутся. Наконец Урсула заметила между деревьями хижину.
– Давай попробуем тут.
– Это чей-то дом, – возразил я.
– Может быть, хозяева отсутствуют.
Я остановился в двадцати ярдах от дома на поляне среди деревьев. Мне не слишком нравилась эта идея. Мы вышли из машины. Было очень холодно.
Я увидел, что бревенчатый амбар-гараж пуст, широкая дверь распахнута и подперта камнем.
– Давай попробуем открыть дверь.
– Сперва постучи. – Я не хотел вламываться в чужой дом. Почему в наших отношениях все принимало; криминальный оттенок?
Урсула постучала. Ответа не было. Я огляделся. Раздался крик черной вороны, сидевшей на ветвях голого дерева. Урсула постучала снова, по-прежнему никто не отозвался.
Тогда она повернула медную дверную рукоятку, не ожидая, что она откроется, но она открылась.
– Вот и все! – победно сказала Урсула. – Ты понимаешь, как я хочу тебя? – Она взяла меня за руку и повела в маленькую хижину.
В комнате мы увидели немецкую овчарку. Она бросилась на Урсулу. До того она не лаяла, потому что была приучена только нападать. Урсула закричала. Собака рычала. Урсула в ужасе отступила.
Я опустился на колени.
– В чем дело, малышка? Где твои хозяева? Мы друзья. Ну же, малышка– Я говорил уверенно, решительно. Пес рычал, но я ему понравился. Я понял, что могу справиться с собакой. Готовясь завести акиту, я учился обращению с ними. Потрепав зверя, я поднял глаза на Урсулу. Она была уже не так испугана, но поражена моей храбростью.
– Погладь его, – сказал я.
Урсула погладила пса. Потом собака подняла лапу.
– Возьми ее.
Урсула взяла лапу и пожала ее, как руку. Теперь мы все стали друзьями. Урсула поцеловала меня в щеку.
В хижине никого не было. Люди, которые здесь жили, или, может быть, только бывали наездами, куда-то ушли. Местечко было очень глухим, и они, вероятно, не боялись, что их ограбят. Запах горелых дров напомнил мне о моем доме. Пес шел с нами, пока мы оглядывали по очереди все четыре комнаты, и последней – спальню.
Кровать в спальне была не застелена. Смятые простыни, покрывало, сползающее на пол, вдавленные подушки и пара красных хлопчатобумажных трусиков на полу у кровати – все создавало впечатление, что здесь недавно занимались сексом.
Когда мы разделись, у меня появилось чувство, что мы идем следом за теми двумя любовниками. Про себя я никогда не называл нас любовниками. Мы были мужчина и женщина. Но сейчас мы стали любовниками.
Мы так хорошо знали тела друг друга, что не совершили никаких новых открытий. Они нам были больше не нужны. В занятиях любовью наступило примирение. Впервые за долгое время мы возбудились одновременно.
Не знаю, сколько прошло времени, но наконец Урсула открыла глаза – мягкие, влажные, зеленые.
– Я хочу признаться, – сказала она.
– В чем?
– Это я убила Фелисити. Я хочу, чтобы ты знал. Ты должен знать.
Время остановилось. Я поднялся так, как будто у меня на спине был тюк весом в двести фунтов. В моей голове стучал молот, но медленно, как океан крови. Когда я заморгал, мне казалось, что векам нужно несколько секунд, чтобы закрыться. Я чувствовал, что забываю свои действия. Окружающее превратилось в смутный, покрытый рябью мерцающий фон.
Может быть, она сама передала мне подушку. Я не помню точно. Она была готова. И я тоже, хотя не знал этого. Она не боролась, не задыхалась и не извивалась. Она просто затихла.
Когда я снял подушку с ее лица, у меня не было понятия, жива она или мертва. Ее глаза были закрыты, лицо спокойно, как у спящей. Я был рад, что мне не пришлось видеть ужасную маску, которая преследовала бы меня до самой смерти.
Я нагнулся над ней и привел ее тело в порядок. Я сложил ее ноги вместе, согнул левую руку, чтобы она покоилась ниже груди, выпрямил правую руку и уложил ее вдоль тела. Урсула была невероятно красива. Я собрал ее одежду. По ошибке я взял красные трусы, принадлежащие женщине, жившей в доме, чья улыбающаяся фотография в подвенечном платье смотрела на меня с туалетного столика, где я обнаружил ее несколько позже. Но это не имело значения. Я завернул одежду и туфли Урсулы вместе с сумочкой в ее черное платье. Уходя из хижины, я положил сверток в красную сумку в машине.
Я никогда больше не увижу ее, ни живой, ни мертвой, разве что во сне. И во сне я не смогу прогнать ее.
Я быстро оделся и поглядел на часы. Удача улыбнулась нам – то есть, мне. Хозяева хижины еще не вернулись. Еще две минуты, и я выберусь отсюда. Я в последний раз оглядел спальню. Странно, что все кончилось в таком месте. Я поглядел на Урсулу. Просто голая женщина, узнать которую невозможно. Я должен был поцеловать ее в последний раз, и выбрал ее левую грудь. Я боялся, что если поцелую в губы, она поцелует меня в ответ.
Я вышел из хижины. Небо над горами было серо-стального цвета. Валил снег. Я потрепал пса. Он выглядел таким несчастным и заброшенным. Пока я шел к машине, огромные хлопья снега прилипали к моей одежде.
Через несколько минут все мои следы исчезнут, как будто меня здесь никогда не было. Я не пытался представить, что подумают обитатели хижины, когда найдут Урсулу. Через сорок минут я выехал на солнечный свет. Вдали виднелась лента шоссе. Это было не убийство. Может быть, месть. Разумеется, это было преступление, совершенное в невменяемом состоянии. Урсула убила Фелисити. Она же убила Ларри Кэмпбелла. Теперь она сама мертва. Я решил, что если меня поймают, то не буду ничего отрицать. Я скажу всем, что страсть к этой женщине лишила меня рассудка. Меня поймут. Даже если мне дадут пятнадцать лет, то через пять выпустят. Но лучше об этом не думать.
Во время полета в Лос-Анджелес я осмотрел ее сумочку и нашел билет на самолет в один конец, из Лос-Анджелеса в Альбукерке. И больше ничего.
Я забрал свою машину со стоянки и направился прямо к ней домой. Дом был не заперт. Я в последний раз поднялся в ее спальню, видевшую столько безумств, столько сцен, противоречащих друг другу. Воспоминания уже перемешались в моей голове. Понадобится вечность, чтобы привести их в порядок, хронологически или эмоционально.
Я остановился в дверях спальни и включил свет. Комната совершенно изменилась. Хаос, который когда-то напоминал мне внутренности ее сумки, исчез. Сейчас комната была образцом опрятности. Одежда Урсулы, обычно разбросанная повсюду, убрана. Книги поставлены на полку. Свежие белые свечи ждали, когда их зажгут. Зеркало закрыто белым листом, чтобы спрятать разбитое стекло и воспоминания о том, что в нем отражалось.
Я убрал ее вещи – платье в гардероб, туфли под шкаф, белье – в ящик. Я бросил последний взгляд на ванную, которая была вычищена и вымыта до блеска. Казалось, что тот, кто жил здесь, прибрал в доме, прежде чем уехать в далекое путешествие.
Затем я увидел конверт, который не замечал раньше. Он лежал на каминной доске позади черной лакированной шкатулки. На конверте было напечатано «Всем, кого это может касаться» . Точно так же, как на тех таинственных записках. Еще до того, как открыть конверт, я догадался, что она, должно быть, написала и те записки, обращенные и к себе, и ко мне. Странные зашифрованные любовные письма, которые ничего ни для кого не значили, кроме нас, совершивших преступление. Я прочел письмо. Оно было написано от руки.
«Я сочла необходимым убить себя. Вы найдете мое тело где-нибудь в Нью-Мексико, возможно, в отеле «Сьерра», Артезия. Я еще не знаю, где точно.
У меня была трудная любовь, и я убила двух людей, жителей Лос-Анджелеса, – Фелисити Эллиотт и Ларри Кэмпбелла. Но я не убивала Аннабель Харт в Нью-Мексико. Я не сожалею об этих убийствах, хотя не сумела добиться с их помощью всего, чего хотела.
Но для тебя, мой дорогой, вероятно, все по-другому. Следующие строчки все объяснят:
Тому, кого люблю,
Желаю быть свободным –
Даже от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34