Что ему снится? Не безумие ли все это? Не сошли ли мы оба с ума?
Я заглушила мотор, вытащила ключ, и стала ждать, когда он проснется. Я не хотела трясти его. Он и так много испытал. Я подождала несколько минут. Я не могла оставить его спать здесь. Мне хотелось разбудить его поцелуем, но храбрость покинула меня. Я положила руку ему на лоб. Кожа на его лбу была горячей, как радиатор. От жара моя ладонь вспотела. Затем Мэсон проснулся, и я убрала руку.
– Приехали, – объявила я.
Мэсон совсем открыл глаза и потер их. Я страстно мечтала, чтобы он позволил сделать это мне. Затем он улыбнулся, потянулся, вылез из машины и направился к двери.
Я держала его за руку, пока мы поднимались на крыльцо. Он проснулся только наполовину и шел, спотыкаясь. Когда он ухватился за мой локоть, я вспомнила с удовольствием, без всякой иронии, что он назвал меня «сестренкой», когда однажды утром я нашла его спящим в офисе.
Я провела его в свою комнату. Пока я зажигала свечи, он стоял неподвижно. Я убрала с кресла свое белье, чтобы он мог сесть.
– Я так дико вымотан, что ничего не соображаю, – пожаловался он.
– Ну и не надо. Я все сделаю.
– Ты похожа на куколку.
Мне не понравились такие слова, но я извинила его, потому что он так устал. Не стоит всерьез принимать это замечание.
– Не хотите выпить?
– У тебя есть минеральная вода?
– Клуб-сода.
– Прекрасно.
– Сейчас принесу.
Это была пытка. Я должна покинуть его на несколько мгновений! Я вышла из комнаты и помчалась по коридору. Скатилась по лестнице. На мне были высокие каблуки, но я не боялась упасть. Я вбежала в кухню, открыла холодильник, и на мгновение испугалась – клуб-соды не было. Черт! Нету. Подожди. Я же помнила, что она у меня где-то есть. Несколько недель назад я получила от Гелсонов ящик со всяким барахлом. В гараже!
Я вышла в гараж и достала две литровые бутылки с содовой водой. Вернувшись в кухню, взяла из буфета стакан, но нервничая, уронила его. Чертов стакан разбился, ударившись о кафельный пол. Времени, чтобы вымести осколки, не было. Я взяла другой стакан и налила в него газировки. Она оказалась теплой. Черт! Я снова открыла холодильник и попыталась вытянуть поддон со льдом. Мои пальцы вцепились в заиндевелый алюминий. Дернув изо всех сил, я обрушила металлический поддон в раковину. От него отлетело несколько застарелых кубиков льда. Я взяла три, нет, четыре, и кинула их в стакан с содовой. Шипучая вода перелилась через край. Я слегка отлила, чтобы не переливать снова. Покинув бардак на кухне и даже не выключив лампу, я бросилась наверх со стаканом в руке.
Мэсон уже не сидел в кресле. Он был на кровати, лежа ничком – спал.
Я поставила стакан на столик около кровати и пошла в. ванную. Пока ванна наполнялась, я разделась в спальне.
Нагая, я смотрела на него. Я сопротивлялась искушению идти к нему. Потом. Может быть, потом.
Я повернулась, чтобы взглянуть в зеркало на свое тело в свете свечей. Такой он мог увидеть меня. За моим плечом я видела в зеркале Мэсона, лежавшего па кровати. Он зашевелился, застонал. Я бросилась в ванную, оставив дверь нараспашку.
Я залезла в воду. Он не проснулся. Хорошо. Я не хотела, чтобы он видел меня в ванной – мокрую женщину в весьма невыгодном свете. Я вылезла из воды. «Я не кукла. Вот увидишь». Любимым фиолетовым полотенцем насухо вытерла капельки воды, оставшиеся на волосах в паху. Затем вытерла кожу. К тому времени, как я закончила вытираться, волосы снова отсырели.
Я вернулась в спальню, одетая в алый халат, и обнаружила, что Мэсон не спит. Он нашел воду и пил ее.
– Я не могу здесь спать. Это твоя комната. Положи меня в комнате для гостей или еще где-нибудь.
– Нет. Оставайся здесь. Пожалуйста.
– Урсула. Я должен кое-что знать. Ты не была в Нью-Мексико, в Артезии, в предыдущее воскресенье?
– Нет, а что? Ты уже спрашивал.
– Хорошо. Я рад, что это была не ты. Боже, как я устал. – Мэсон откинулся на подушки. Мне пришлось солгать ему. Сегодня он и так много испытал. Я задула свечи.
– Оставь одну или две, – попросил он сонным голосом.
Я оставила три. Его глаза закрылись, и он погрузился в глубокий сон, похожий на гипноз. Я некоторое время наблюдала за ним, сидя в кресле-качалке, затем, должно быть, заснула сама.
Проснувшись, я увидела, что уже полчетвертого. Все простыни лежали на полу. Должно быть, Мэсон вертелся во сне. Я хорошо знаю, как это бывает. Я подошла к кровати, чтобы перестелить простыни, и, решившись, медленно и осторожно начала раздевать его. Я была уверена, что он не проснется. Я сняла с него носки, расстегнула черный кожаный ремень, затем брюки. Мое сердце колотилось, пока я снимала с него брюки. Мэсон лежал на боку. Я тащила за брючину, чтобы высвободить ее из-под его бедра. Пока я тянула, трусы тоже наполовину слезли. Я не остановилась ни на мгновение. Я не смотрела.
Сняв с него брюки, я повесила их на кресло. Затем вернулась к нему. В тусклом свете мне была видна верхняя часть его пениса. Я протянула руку к его белым трусам и прикоснулась к ткани. Взглянув в его лицо, нагнулась, встала около кровати на колени и обеими руками медленно стянула его трусы до коленей. Его пенис лежал, как спящий, между ног. Я затаила дыхание.
Несколько мгновений спустя я вновь протянула к нему руку и стащила его трусы до лодыжек. Когда, стоя на коленях, я склонилась над Мэсоном, мой халат прикоснулся к его пенису. Я отбросила его трусы вместе с брюками в сторону, распахнула свой грубый халат, прижала грудь к его неподвижной плоти и выдохнула воздух из легких.
Теперь меня не заботило, проснется он или нет. Я не собиралась будить его умышленно. Я даже не хотела возбуждать его. Не хотела видеть, как твердеет его плоть. Не сейчас, не сегодня. Я хотела только смотреть, взять в руки. Он был тяжелый. Я глядела на темные волосы, словно никогда раньше не видела голого мужчину. Отпустив пенис, я баюкала в ладонях его яйца. Я не хотела касаться их пальцами, царапать ногтями. От их прикосновения к моим ладоням у меня явилось странное чувство. Мне безумно захотелось потянуть их к себе. Я убрала руки и сунула их себе между ног.
До боли напрягая шею, я потянулась и подышала, не касаясь губами кожи. Все виделось как в микроскоп. Каждая подробность Мэсона казалась огромной, словно принадлежала не человеку, а какому-то крупному зверю. У меня заболели и заслезились глаза. Я не могла сосредоточиться на его коже. У меня началась одышка. Его волосы шевелились. С моей щеки на его кожу упала слеза. Тогда я действительно разрыдалась и никак не могла остановиться. Я села и сделала несколько глубоких вздохов, восстанавливая самоконтроль.
Потом я расстегнула одну за другой пуговицы его рубашки и распахнула ее. Волосы на его груди и животе выглядели так, как будто их только что причесали. Они походили на узоры на срезе дерева. Я расстегнула пуговицы на манжетах и сняла с Мэсона рубашку, вытащив ее из-под его тела. Я старалась, чтобы ткань не прикоснулась к его лицу. Не надо ему сейчас просыпаться – он был совершенно голый.
Я сняла халат. Рядом с ним я не могла оставаться одетой. Я стояла и глядела на мужчину в моей постели. Я решила, что сегодня больше не буду трогать его. Вместо этого я касалась себя. Я глядела на его лоб – и прикасалась к своему. Я глядела на его глаза и закрывала свои. Я глядела на его рот и закусила два пальца. Я глядела на его соски и гладила свои мокрыми пальцами. Я глядела на его пенис и раздвинула свои половые губы. Я поглаживала внутри, шелковистое и влажное, но не чувствовала своей плоти. Я глубже засунула руку. И чувствовала в себе его мягкое, просто заполняющее меня.
Запах сводил меня с ума. Даже аромат «Присутствия» померк перед ним. Это был запах самой природы. Я никогда не чувствовала его раньше. Это был его – и только его запах.
Вытащив наружу свои мокрые пальцы, я увидела, что они покрыты кровью. Но это невозможно! Для месячных слишком рано. Но кровь была настоящей. Этот человек заменил для меня луну. Краем глаза я заметила в комнате движение и подскочила. Тень. Я обернулась, от страха затаив дыхание. Кто-то явился, чтобы забрать его. Нет, просто какая-то свеча замигала и потухла. Дымок воспрял, как фимиам.
Я нагнулась над Мэсоном и окропила кровью его живот вокруг пупка. Добыв еще немного крови, я втерла ему в грудь. Теперь он мой. Я не нарушила свое слово. Я не прикасалась к нему. Я прикрыла его, легла на ковер рядом с кроватью и погрузилась в сон.
ГОЛОД
Смотреть на спящего Мэсона стало для меня почти что образом жизни. Казалось, что он будет спать вечно. Ему кто-то снился, но кто именно? Я или его мать? Что, если когда-нибудь изобретут машину для записи снов и она сможет воспроизводить их? Наверно, она будет проникать прямо в мозг, к экрану, на который отражаются сны, через ухо. Я посмотрела на уши Мэсона, изучая их. Что можно сказать о человеке по форме его ушей – все или ничего? Я слышала, что у всех преступников мочки ушей имеют одну и ту же форму. Может быть, у меня тоже уши преступницы?
В восемь утра он еще спал. Я приготовила кофе, который успел остыть. Наполнив водой ванну для Мэсона, чтобы он мог помыться, когда проснется, я отправилась приготовить новый кофе. На кухне я нашла немного старого рисового печенья, которое могло сойти за тосты. Неизвестно почему, в моем мозгу безостановочно крутилось заклинание. Я слышала свой собственный голос: «Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь…»
Когда я вернулась наверх, Мэсон уже проснулся и был в ванной. Дверь была приоткрыта на два дюйма. Я слышала звук льющейся воды, но входить не стала.
– Все в порядке? – окликнула я через дверь.
– В полном порядке, спасибо. Я случайно не занял твою ванну?
– Нет, я налила для тебя. Полотенце и одежду найдешь там же.
Мне было интересно, что Мэсон подумал о кровавых следах на своем теле. Наконец, он вышел из ванной, но ничего не сказал на этот счет. Он был одет в мой красный халат.
– Как я выгляжу? – он был в хорошем настроении. Мы рассмеялись.
Он выпил кофе, разумно проигнорировав печенье, и рассказал мне следующее:
– Человек приходит в лавку мясника, чтобы купить фунт мозгов. Мясник говорит ему: «У нас есть мозги писателей по пять долларов за фунт и мозги продюсеров по пятнадцать долларов за фунт». Человек поражен. «Почему мозги продюсеров стоят в три раза дороже мозгов писателей?» Мясник объясняет: «Представляете, сколько продюсеров нам пришлось прирезать, чтобы набрать фунт мозгов?»
Я засмеялась. Мэсон улыбнулся.
– Я же говорил, что после хорошего сна ко мне вернется чувство юмора.
Он не мог выбрать лучшего времени для анекдота. Вся усталость, головокружение и боль предыдущей ночи исчезли. Я раздвинула шторы. За окном был новый теплый, солнечный лос-анджелесский День.
Я оставила Мэсона одеваться, найдя для себя дело внизу – на кухне я внезапно почувствовала приступ голода. Я открыла банку консервированного тунца и съела его вилкой прямо из жестянки.
В десять утра мы вместе поехали в офис. Машину вел Мэсон. Движение было ужасно напряженным, и мы часто застревали в пробках. Мэсон не выказывал признаков расстройства, но был погружен в мысли – возможно, не обо мне, а о смерти матери. Я по-прежнему ни о чем не жалела и не раскаивалась. Я сделала это ради него. Я знала, что если преступление раскроют, меня посадят в тюрьму до конца жизни. Весь ужас заключался в том, что я не могла расстаться с Мэсоном. Если такое произойдет, я убью себя. Но что бы ни случилось со мной в ближайшие недели, Мэсон навсегда освободился от Фелисити. И сознание этого факта делало меня счастливой. Я чувствовала спокойствие. Меня тревожила только мысль, какой будет реакция Мэсона, если он узнает правду.
В «Л. А. Таймс» был помещен краткий отчет об убийстве. Мэсон прочел его и без каких-либо комментариев протянул мне газету. Я просмотрела ее, ища что-нибудь про Аннабель, но ничего не нашла. Ее смерть произошла слишком далеко отсюда.
Утром в офис пришла Софи Рише, чтобы встретиться с Мэсоном. Я не знала, кто она такая.
– Я подруга Освальда Йейтса, – объяснила она. – Мистер Эллиотт здесь?
– Да, здесь, но он звонит по телефону.
– Можно мне подождать? У меня важное дело.
– Когда он закончит разговор, я сообщу ему о вас. Софи представляла собой классическую парижанку.
Я завидовала ее внешности, начиная с густых светлых волос и кончая великолепными манерами и чарующим акцентом. Судя по виду, ей двадцать два – двадцать три года. Софи явно нервничала.
Мэсон велел мне впустить ее. Меня охватила ревность. Я никак не могла услышать, о чем они говорили в кабинете Мэсона, так как дверь была закрыта. Софи вышла оттуда через двадцать минут. Мэсон поцеловал ее на прощанье в обе щеки и велел не волноваться.
– Она беспокоится об Озе, – сообщил он мне.
– Что случилось?
– Ничего нового. Ларри Кэмпбелл сводит Оза с ума, и Софи боится возможных последствий. Я на днях был в ресторане, встречался с Джо Рэнсомом. За соседним столиком началась ссора. Ларри оскорбил Софи, она швырнула в него стакан и вышла. Я чувствую – что-то затевается.
– Она не хочет, чтобы ты стал ее агентом?
– Думаю, что хочет.
– Не бери ее.
– Почему?
– Сперва возьми Оза.
– Интересная идея. Что ты имеешь в виду?
– То же, что и ты. Не подписывай с ней контракт, пока не подпишешь контракт с Озом.
– Это может произойти только через два года. А я думал, что ты покровительствуешь молоденьким актрисам.
– Да. Но эта девушка не просто актриса. Она – подруга Оза. Это все меняет. Со стороны будет казаться, что ты использовал ее, чтобы переманить к себе Оза.
– Ты права. Действительно.
– Возможно, ее прислал Оз.
Наступила длинная пауза. Такую тактику Мэсон не принимал во внимание. Ему помог мой изобретательный ум.
– Я не думаю, что дело обстоит именно так. А ты? Дверь отворилась, и вошла Сильвия Гласс. Она направилась прямо к Мэсону и поцеловала его в щеку. В ответ он обнял ее.
– Спасибо. Спасибо, – произнесла Сильвия. Она ликовала.
Мэсон посмотрел на меня поверх плеча Сильвии, улыбнулся и кивнул, как будто говоря мне: «Спасибо, ты оказалась права». Затем повел Сильвию в свой кабинет и закрыл дверь.
Казалось, что за несколько дней я превратилась из нового человека в офисе в старожила – раньше я искала чьего-то одобрения, теперь искали моего одобрения.
Внезапно я оказалась в шкуре Мэсона. Я могла чувствовать то, что чувствовал он – мужчина, окруженный, поглощенный даже плененный женщинами, множеством новых женщин. Как будто всех их привела в его жизнь встреча со мной. Возможно, это напоминало ему о старых временах, до Барбары, когда у него имелась армия любовниц.
Еще через полчаса Мэсону позвонила Барбара. Она была в панике, и я могла догадаться – почему. Ее голос дрожал. Я даже не пыталась подслушивать их беседу. Через несколько минут Мэсон и Сильвия вышли из кабинета. Мэсон сказал мне, что должен сходить с Барбарой в полицейский участок. Я не спрашивала, зачем. Я видела по его лицу, что он считал Барбару возможной убийцей Фелисити.
Когда Мэсон вернулся, Барбары с ним не было. Мне пришло в голову, что это происшествие может сблизить их эмоционально, и я забеспокоилась.
– Барбару задержали, – рассказал Мэсон. Он нервничал.
– Но они же не утверждают, что она это сделала? Это абсурдно!
– Я не знаю, что они думают. Ее допрашивали. Очевидно, полиция нашла какие-то ее вещи в квартире моей матери. Барбара заходила к ней. Они поссорились. Теперь, наверно, Барбару подозревают. Но ее ни в чем не обвиняют.
– Я уверена, что ее отпустят, – заявила я. Конечно, ее должны отпустить, – твердила я себе. Она не совершала убийства. У нее наверняка найдется алиби.
Вторую половину дня Мэсон потратил на организацию похорон. Это казалось трудным делом, потому что полиция не выдавала тело Фелисити, пока не сделана аутопсия. В течение прошедших часов он не выказывал никаких эмоций. Я была восхищена, но и встревожена тоже. Я видела, что он на грани срыва.
Примерно в полчетвертого пришел десятистраничный факс – контракт. Я положила его на стол Мэсона. Он взглянул на меня. По его лицу текли слезы.
– Извини, – сказал он.
– За что? – мне хотелось прикоснуться к нему. Позвонила Барбара. Полиция отпустила ее.
– Слава Богу, – сказал Мэсон. Он хотел с ней встретиться, но по каким-то причинам Барбара не хотела встречаться с ним. Я могла представить себе ее чувства, но не ощущала к ней жалости.
Барбара позвонила снова через час, и они с Мэсоном немного поговорили. Мэсон закрыл дверь в кабинет. Я не слышала, о чем шла речь, и чувствовала себя отверженной и жалкой. Затем Мэсон ушел из офиса, чтобы встретиться с Барбарой. Мои худшие опасения подтверждались. В полшестого он позвонил мне и сказал, что я могу идти домой, увидимся утром.
Он даже не спрашивал, пришла ли ему почта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Я заглушила мотор, вытащила ключ, и стала ждать, когда он проснется. Я не хотела трясти его. Он и так много испытал. Я подождала несколько минут. Я не могла оставить его спать здесь. Мне хотелось разбудить его поцелуем, но храбрость покинула меня. Я положила руку ему на лоб. Кожа на его лбу была горячей, как радиатор. От жара моя ладонь вспотела. Затем Мэсон проснулся, и я убрала руку.
– Приехали, – объявила я.
Мэсон совсем открыл глаза и потер их. Я страстно мечтала, чтобы он позволил сделать это мне. Затем он улыбнулся, потянулся, вылез из машины и направился к двери.
Я держала его за руку, пока мы поднимались на крыльцо. Он проснулся только наполовину и шел, спотыкаясь. Когда он ухватился за мой локоть, я вспомнила с удовольствием, без всякой иронии, что он назвал меня «сестренкой», когда однажды утром я нашла его спящим в офисе.
Я провела его в свою комнату. Пока я зажигала свечи, он стоял неподвижно. Я убрала с кресла свое белье, чтобы он мог сесть.
– Я так дико вымотан, что ничего не соображаю, – пожаловался он.
– Ну и не надо. Я все сделаю.
– Ты похожа на куколку.
Мне не понравились такие слова, но я извинила его, потому что он так устал. Не стоит всерьез принимать это замечание.
– Не хотите выпить?
– У тебя есть минеральная вода?
– Клуб-сода.
– Прекрасно.
– Сейчас принесу.
Это была пытка. Я должна покинуть его на несколько мгновений! Я вышла из комнаты и помчалась по коридору. Скатилась по лестнице. На мне были высокие каблуки, но я не боялась упасть. Я вбежала в кухню, открыла холодильник, и на мгновение испугалась – клуб-соды не было. Черт! Нету. Подожди. Я же помнила, что она у меня где-то есть. Несколько недель назад я получила от Гелсонов ящик со всяким барахлом. В гараже!
Я вышла в гараж и достала две литровые бутылки с содовой водой. Вернувшись в кухню, взяла из буфета стакан, но нервничая, уронила его. Чертов стакан разбился, ударившись о кафельный пол. Времени, чтобы вымести осколки, не было. Я взяла другой стакан и налила в него газировки. Она оказалась теплой. Черт! Я снова открыла холодильник и попыталась вытянуть поддон со льдом. Мои пальцы вцепились в заиндевелый алюминий. Дернув изо всех сил, я обрушила металлический поддон в раковину. От него отлетело несколько застарелых кубиков льда. Я взяла три, нет, четыре, и кинула их в стакан с содовой. Шипучая вода перелилась через край. Я слегка отлила, чтобы не переливать снова. Покинув бардак на кухне и даже не выключив лампу, я бросилась наверх со стаканом в руке.
Мэсон уже не сидел в кресле. Он был на кровати, лежа ничком – спал.
Я поставила стакан на столик около кровати и пошла в. ванную. Пока ванна наполнялась, я разделась в спальне.
Нагая, я смотрела на него. Я сопротивлялась искушению идти к нему. Потом. Может быть, потом.
Я повернулась, чтобы взглянуть в зеркало на свое тело в свете свечей. Такой он мог увидеть меня. За моим плечом я видела в зеркале Мэсона, лежавшего па кровати. Он зашевелился, застонал. Я бросилась в ванную, оставив дверь нараспашку.
Я залезла в воду. Он не проснулся. Хорошо. Я не хотела, чтобы он видел меня в ванной – мокрую женщину в весьма невыгодном свете. Я вылезла из воды. «Я не кукла. Вот увидишь». Любимым фиолетовым полотенцем насухо вытерла капельки воды, оставшиеся на волосах в паху. Затем вытерла кожу. К тому времени, как я закончила вытираться, волосы снова отсырели.
Я вернулась в спальню, одетая в алый халат, и обнаружила, что Мэсон не спит. Он нашел воду и пил ее.
– Я не могу здесь спать. Это твоя комната. Положи меня в комнате для гостей или еще где-нибудь.
– Нет. Оставайся здесь. Пожалуйста.
– Урсула. Я должен кое-что знать. Ты не была в Нью-Мексико, в Артезии, в предыдущее воскресенье?
– Нет, а что? Ты уже спрашивал.
– Хорошо. Я рад, что это была не ты. Боже, как я устал. – Мэсон откинулся на подушки. Мне пришлось солгать ему. Сегодня он и так много испытал. Я задула свечи.
– Оставь одну или две, – попросил он сонным голосом.
Я оставила три. Его глаза закрылись, и он погрузился в глубокий сон, похожий на гипноз. Я некоторое время наблюдала за ним, сидя в кресле-качалке, затем, должно быть, заснула сама.
Проснувшись, я увидела, что уже полчетвертого. Все простыни лежали на полу. Должно быть, Мэсон вертелся во сне. Я хорошо знаю, как это бывает. Я подошла к кровати, чтобы перестелить простыни, и, решившись, медленно и осторожно начала раздевать его. Я была уверена, что он не проснется. Я сняла с него носки, расстегнула черный кожаный ремень, затем брюки. Мое сердце колотилось, пока я снимала с него брюки. Мэсон лежал на боку. Я тащила за брючину, чтобы высвободить ее из-под его бедра. Пока я тянула, трусы тоже наполовину слезли. Я не остановилась ни на мгновение. Я не смотрела.
Сняв с него брюки, я повесила их на кресло. Затем вернулась к нему. В тусклом свете мне была видна верхняя часть его пениса. Я протянула руку к его белым трусам и прикоснулась к ткани. Взглянув в его лицо, нагнулась, встала около кровати на колени и обеими руками медленно стянула его трусы до коленей. Его пенис лежал, как спящий, между ног. Я затаила дыхание.
Несколько мгновений спустя я вновь протянула к нему руку и стащила его трусы до лодыжек. Когда, стоя на коленях, я склонилась над Мэсоном, мой халат прикоснулся к его пенису. Я отбросила его трусы вместе с брюками в сторону, распахнула свой грубый халат, прижала грудь к его неподвижной плоти и выдохнула воздух из легких.
Теперь меня не заботило, проснется он или нет. Я не собиралась будить его умышленно. Я даже не хотела возбуждать его. Не хотела видеть, как твердеет его плоть. Не сейчас, не сегодня. Я хотела только смотреть, взять в руки. Он был тяжелый. Я глядела на темные волосы, словно никогда раньше не видела голого мужчину. Отпустив пенис, я баюкала в ладонях его яйца. Я не хотела касаться их пальцами, царапать ногтями. От их прикосновения к моим ладоням у меня явилось странное чувство. Мне безумно захотелось потянуть их к себе. Я убрала руки и сунула их себе между ног.
До боли напрягая шею, я потянулась и подышала, не касаясь губами кожи. Все виделось как в микроскоп. Каждая подробность Мэсона казалась огромной, словно принадлежала не человеку, а какому-то крупному зверю. У меня заболели и заслезились глаза. Я не могла сосредоточиться на его коже. У меня началась одышка. Его волосы шевелились. С моей щеки на его кожу упала слеза. Тогда я действительно разрыдалась и никак не могла остановиться. Я села и сделала несколько глубоких вздохов, восстанавливая самоконтроль.
Потом я расстегнула одну за другой пуговицы его рубашки и распахнула ее. Волосы на его груди и животе выглядели так, как будто их только что причесали. Они походили на узоры на срезе дерева. Я расстегнула пуговицы на манжетах и сняла с Мэсона рубашку, вытащив ее из-под его тела. Я старалась, чтобы ткань не прикоснулась к его лицу. Не надо ему сейчас просыпаться – он был совершенно голый.
Я сняла халат. Рядом с ним я не могла оставаться одетой. Я стояла и глядела на мужчину в моей постели. Я решила, что сегодня больше не буду трогать его. Вместо этого я касалась себя. Я глядела на его лоб – и прикасалась к своему. Я глядела на его глаза и закрывала свои. Я глядела на его рот и закусила два пальца. Я глядела на его соски и гладила свои мокрыми пальцами. Я глядела на его пенис и раздвинула свои половые губы. Я поглаживала внутри, шелковистое и влажное, но не чувствовала своей плоти. Я глубже засунула руку. И чувствовала в себе его мягкое, просто заполняющее меня.
Запах сводил меня с ума. Даже аромат «Присутствия» померк перед ним. Это был запах самой природы. Я никогда не чувствовала его раньше. Это был его – и только его запах.
Вытащив наружу свои мокрые пальцы, я увидела, что они покрыты кровью. Но это невозможно! Для месячных слишком рано. Но кровь была настоящей. Этот человек заменил для меня луну. Краем глаза я заметила в комнате движение и подскочила. Тень. Я обернулась, от страха затаив дыхание. Кто-то явился, чтобы забрать его. Нет, просто какая-то свеча замигала и потухла. Дымок воспрял, как фимиам.
Я нагнулась над Мэсоном и окропила кровью его живот вокруг пупка. Добыв еще немного крови, я втерла ему в грудь. Теперь он мой. Я не нарушила свое слово. Я не прикасалась к нему. Я прикрыла его, легла на ковер рядом с кроватью и погрузилась в сон.
ГОЛОД
Смотреть на спящего Мэсона стало для меня почти что образом жизни. Казалось, что он будет спать вечно. Ему кто-то снился, но кто именно? Я или его мать? Что, если когда-нибудь изобретут машину для записи снов и она сможет воспроизводить их? Наверно, она будет проникать прямо в мозг, к экрану, на который отражаются сны, через ухо. Я посмотрела на уши Мэсона, изучая их. Что можно сказать о человеке по форме его ушей – все или ничего? Я слышала, что у всех преступников мочки ушей имеют одну и ту же форму. Может быть, у меня тоже уши преступницы?
В восемь утра он еще спал. Я приготовила кофе, который успел остыть. Наполнив водой ванну для Мэсона, чтобы он мог помыться, когда проснется, я отправилась приготовить новый кофе. На кухне я нашла немного старого рисового печенья, которое могло сойти за тосты. Неизвестно почему, в моем мозгу безостановочно крутилось заклинание. Я слышала свой собственный голос: «Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь…»
Когда я вернулась наверх, Мэсон уже проснулся и был в ванной. Дверь была приоткрыта на два дюйма. Я слышала звук льющейся воды, но входить не стала.
– Все в порядке? – окликнула я через дверь.
– В полном порядке, спасибо. Я случайно не занял твою ванну?
– Нет, я налила для тебя. Полотенце и одежду найдешь там же.
Мне было интересно, что Мэсон подумал о кровавых следах на своем теле. Наконец, он вышел из ванной, но ничего не сказал на этот счет. Он был одет в мой красный халат.
– Как я выгляжу? – он был в хорошем настроении. Мы рассмеялись.
Он выпил кофе, разумно проигнорировав печенье, и рассказал мне следующее:
– Человек приходит в лавку мясника, чтобы купить фунт мозгов. Мясник говорит ему: «У нас есть мозги писателей по пять долларов за фунт и мозги продюсеров по пятнадцать долларов за фунт». Человек поражен. «Почему мозги продюсеров стоят в три раза дороже мозгов писателей?» Мясник объясняет: «Представляете, сколько продюсеров нам пришлось прирезать, чтобы набрать фунт мозгов?»
Я засмеялась. Мэсон улыбнулся.
– Я же говорил, что после хорошего сна ко мне вернется чувство юмора.
Он не мог выбрать лучшего времени для анекдота. Вся усталость, головокружение и боль предыдущей ночи исчезли. Я раздвинула шторы. За окном был новый теплый, солнечный лос-анджелесский День.
Я оставила Мэсона одеваться, найдя для себя дело внизу – на кухне я внезапно почувствовала приступ голода. Я открыла банку консервированного тунца и съела его вилкой прямо из жестянки.
В десять утра мы вместе поехали в офис. Машину вел Мэсон. Движение было ужасно напряженным, и мы часто застревали в пробках. Мэсон не выказывал признаков расстройства, но был погружен в мысли – возможно, не обо мне, а о смерти матери. Я по-прежнему ни о чем не жалела и не раскаивалась. Я сделала это ради него. Я знала, что если преступление раскроют, меня посадят в тюрьму до конца жизни. Весь ужас заключался в том, что я не могла расстаться с Мэсоном. Если такое произойдет, я убью себя. Но что бы ни случилось со мной в ближайшие недели, Мэсон навсегда освободился от Фелисити. И сознание этого факта делало меня счастливой. Я чувствовала спокойствие. Меня тревожила только мысль, какой будет реакция Мэсона, если он узнает правду.
В «Л. А. Таймс» был помещен краткий отчет об убийстве. Мэсон прочел его и без каких-либо комментариев протянул мне газету. Я просмотрела ее, ища что-нибудь про Аннабель, но ничего не нашла. Ее смерть произошла слишком далеко отсюда.
Утром в офис пришла Софи Рише, чтобы встретиться с Мэсоном. Я не знала, кто она такая.
– Я подруга Освальда Йейтса, – объяснила она. – Мистер Эллиотт здесь?
– Да, здесь, но он звонит по телефону.
– Можно мне подождать? У меня важное дело.
– Когда он закончит разговор, я сообщу ему о вас. Софи представляла собой классическую парижанку.
Я завидовала ее внешности, начиная с густых светлых волос и кончая великолепными манерами и чарующим акцентом. Судя по виду, ей двадцать два – двадцать три года. Софи явно нервничала.
Мэсон велел мне впустить ее. Меня охватила ревность. Я никак не могла услышать, о чем они говорили в кабинете Мэсона, так как дверь была закрыта. Софи вышла оттуда через двадцать минут. Мэсон поцеловал ее на прощанье в обе щеки и велел не волноваться.
– Она беспокоится об Озе, – сообщил он мне.
– Что случилось?
– Ничего нового. Ларри Кэмпбелл сводит Оза с ума, и Софи боится возможных последствий. Я на днях был в ресторане, встречался с Джо Рэнсомом. За соседним столиком началась ссора. Ларри оскорбил Софи, она швырнула в него стакан и вышла. Я чувствую – что-то затевается.
– Она не хочет, чтобы ты стал ее агентом?
– Думаю, что хочет.
– Не бери ее.
– Почему?
– Сперва возьми Оза.
– Интересная идея. Что ты имеешь в виду?
– То же, что и ты. Не подписывай с ней контракт, пока не подпишешь контракт с Озом.
– Это может произойти только через два года. А я думал, что ты покровительствуешь молоденьким актрисам.
– Да. Но эта девушка не просто актриса. Она – подруга Оза. Это все меняет. Со стороны будет казаться, что ты использовал ее, чтобы переманить к себе Оза.
– Ты права. Действительно.
– Возможно, ее прислал Оз.
Наступила длинная пауза. Такую тактику Мэсон не принимал во внимание. Ему помог мой изобретательный ум.
– Я не думаю, что дело обстоит именно так. А ты? Дверь отворилась, и вошла Сильвия Гласс. Она направилась прямо к Мэсону и поцеловала его в щеку. В ответ он обнял ее.
– Спасибо. Спасибо, – произнесла Сильвия. Она ликовала.
Мэсон посмотрел на меня поверх плеча Сильвии, улыбнулся и кивнул, как будто говоря мне: «Спасибо, ты оказалась права». Затем повел Сильвию в свой кабинет и закрыл дверь.
Казалось, что за несколько дней я превратилась из нового человека в офисе в старожила – раньше я искала чьего-то одобрения, теперь искали моего одобрения.
Внезапно я оказалась в шкуре Мэсона. Я могла чувствовать то, что чувствовал он – мужчина, окруженный, поглощенный даже плененный женщинами, множеством новых женщин. Как будто всех их привела в его жизнь встреча со мной. Возможно, это напоминало ему о старых временах, до Барбары, когда у него имелась армия любовниц.
Еще через полчаса Мэсону позвонила Барбара. Она была в панике, и я могла догадаться – почему. Ее голос дрожал. Я даже не пыталась подслушивать их беседу. Через несколько минут Мэсон и Сильвия вышли из кабинета. Мэсон сказал мне, что должен сходить с Барбарой в полицейский участок. Я не спрашивала, зачем. Я видела по его лицу, что он считал Барбару возможной убийцей Фелисити.
Когда Мэсон вернулся, Барбары с ним не было. Мне пришло в голову, что это происшествие может сблизить их эмоционально, и я забеспокоилась.
– Барбару задержали, – рассказал Мэсон. Он нервничал.
– Но они же не утверждают, что она это сделала? Это абсурдно!
– Я не знаю, что они думают. Ее допрашивали. Очевидно, полиция нашла какие-то ее вещи в квартире моей матери. Барбара заходила к ней. Они поссорились. Теперь, наверно, Барбару подозревают. Но ее ни в чем не обвиняют.
– Я уверена, что ее отпустят, – заявила я. Конечно, ее должны отпустить, – твердила я себе. Она не совершала убийства. У нее наверняка найдется алиби.
Вторую половину дня Мэсон потратил на организацию похорон. Это казалось трудным делом, потому что полиция не выдавала тело Фелисити, пока не сделана аутопсия. В течение прошедших часов он не выказывал никаких эмоций. Я была восхищена, но и встревожена тоже. Я видела, что он на грани срыва.
Примерно в полчетвертого пришел десятистраничный факс – контракт. Я положила его на стол Мэсона. Он взглянул на меня. По его лицу текли слезы.
– Извини, – сказал он.
– За что? – мне хотелось прикоснуться к нему. Позвонила Барбара. Полиция отпустила ее.
– Слава Богу, – сказал Мэсон. Он хотел с ней встретиться, но по каким-то причинам Барбара не хотела встречаться с ним. Я могла представить себе ее чувства, но не ощущала к ней жалости.
Барбара позвонила снова через час, и они с Мэсоном немного поговорили. Мэсон закрыл дверь в кабинет. Я не слышала, о чем шла речь, и чувствовала себя отверженной и жалкой. Затем Мэсон ушел из офиса, чтобы встретиться с Барбарой. Мои худшие опасения подтверждались. В полшестого он позвонил мне и сказал, что я могу идти домой, увидимся утром.
Он даже не спрашивал, пришла ли ему почта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34