Тьфу, гадость!
Меня тошнит от этого! А между тем ты пытаешься сбить с пути истинного мою
дочь и... Да слушай же, колдунишка несчастный!
С этими словами герцог нагнулся и дернул за волосы болтающуюся голову
юноши. Тот закатил глаза и судорожно дернулся: егеря от неожиданности не
сумели его удержать, и Джанарл чуть было не выпал из седла.
Внезапно послышался громкий треск сучьев и топот копыт. Кто-то
закричал:
- Осторожней, хозяин! О боги, да помогите кто-нибудь герцогу!
Поднявшийся на ноги раненый кабан летел к кучке людей во весь опор,
целясь в лошадь Джанарла.
Схватившись за оружие, егеря бросились врассыпную.
Лошадь Джанарла попятилась и чуть не выбросила из седла своего
всадника. Кабан пролетел мимо, словно черная ночь в красных сполохах. Еще
немного, и Джанарл рухнул бы ему на спину. Кабан резко развернулся и снова
бросился в атаку; три копья вонзились в землю рядом с ним. Джанарл
попытался выпрямиться в седле, но зацепился ногой за стремя, и лошадь,
дернув, повалила его.
Кабан приближался, но тут раздался топот копыт. Мимо Джанарла
пролетела лошадь, и направленное уверенною рукою копье глубоко вонзилось
зверю в лопатку. Черный кабан дернулся, попытался ударить клыком по копью,
завалился на бок и замер.
Ивриана выпустила из рук древко копья. Ее пальцы дрожали крупной
дрожью. Девушка тяжело осела в седле и другой рукой схватилась за луку.
Джанарл поднялся на ноги, посмотрел на дочь, на кабана, затем обвел
взглядом всю прогалину.
Ученик Главаса Ро исчез.

- Север - в юг, а лево - в право, стань пустынею, дубрава, сон,
повсюду ставь заставы, помогайте, лес и травы.
Опухшими губами Мышонок бормотал заклинание; казалось, он обращался к
земле, на которой лежал. Сложив пальцы в кабалистический знак, он достал
из крошечного мешочка щепоть зеленого порошка и бросил его в воздух
движением кисти, которое заставило его поморщиться.
- Пес, от волка ты рожден, враг бичу и сворке он. Чти единорога,
конь, он свободен, как огонь. Помогайте, ночь и сонь!
Договорив заклинание, Мышонок затих; боль в истерзанном теле стала не
такой мучительной. Он лежал и прислушивался к чуть различимым звукам
погони.
Прямо перед его лицом оказался пучок травы. Мышонок смотрел, как
трудолюбивый муравей карабкается по стебельку, падает и снова лезет вверх.
На какую-то секунду он почувствовал сродство между собой и крошечным
насекомым. Потом вспомнил черного кабана, чья неожиданная атака дала ему
возможность скрыться, и на миг почему-то связал его с муравьем.
Ему пришли на память пираты, угрожавшие его жизни, когда он
странствовал по западу. Однако их веселая жестокость в корне отличалась от
намеренного зверства герцогских егерей, которое явно доставляло им
удовольствие.
Постепенно в Мышонке стали закипать гнев и ненависть. Перед его
мысленным взором предстали боги Главаса Ро, их обычно бесстрастные лица
стали белыми и насмешливыми. Он слышал слова древних заклинаний, но теперь
они наполнились новым смыслом. Вскоре видения смешались в круговерть
ухмыляющихся рож и жестоких рук. Где-то в глубине - бледное виноватое лицо
девушки. Мечи, палки, бичи. Все кружится и кружится. А в центре, как
ступица колеса, на котором людям ломают кости, мощная фигура герцога.
Разве могло справиться учение Главаса Ро с этим колесом? Оно
прокатилось и раздавило его. Чем была белая магия для Джанарла и его
егерей? Ничего не стоящим пергаментом, который легко можно загадить.
Втоптать волшебные камни в грязь. Превратить в кашу мудрейшие мысли своими
железными мозгами.
Но была и другая магия. Та, пользоваться которой запрещал Главас Ро -
порой с улыбкой, но всегда твердо. Магия, о которой Мышонок узнал лишь из
недомолвок и предостережений. Магия, возникшая из смерти и ненависти, боли
и гниения, магия ядов и ночных вскриков, сочившаяся из черных межзвездных
пространств и - как правильно сказал сам Джанарл - бросавшая из темноты
проклятия в спину людям.
Мышелову казалось, что все приобретенные им прежде знания о крошечных
существах, звездах, добром колдовстве и правилах обходительности природы -
все это сгорело в каком-то внезапном огненном вихре. И черный пепел ожил,
зашевелился, и из него потянулся сонм ночных теней, похожих на те, что
сгорели, но изуродованных. Крадущихся, прячущихся, трусливо убегающих
теней. Бессердечных, исполненных ненависти и ужаса, но красивых, словно
черные пауки, раскачивающиеся в своих геометрически правильных тенетах.
Протрубить над ними в охотничий рог? Напустить их на Джанарла?
Глубоко в мозгу Мышонка злобный голос зашептал: "Герцог должен
умереть. Герцог должен умереть". И Мышонок понял, что будет всегда слышать
этот голос, пока не сбудется то, чего он требует.
Он с трудом поднялся на ноги, ощущал в сломанных ребрах пронизывающую
боль и удивляясь, как ему удалось убежать так далеко. Стиснув зубы, он
поплелся через поляну, а когда добрался до деревьев на другом краю, боль
заставила его упасть на четвереньки. Он прополз еще немного и потерял
сознание.

К вечеру третьего после охоты дня Ивриана, выскользнув из своей
комнаты в башне, велела глупо ухмыляющемуся конюху привести ее лошадь и,
миновав долину, перейдя через реку и взобравшись на противоположную
сторону холма, оказалась у скалы, за которой когда-то был дом Главаса Ро.
От представшего глазам девушки разора ее напряженное бледное лицо стало
еще несчастнее. Спешившись, она подошла к пожарищу, трясясь при мысли о
том, что наткнется на труп Главаса Ро. Но его нигде не было. Она обратила
внимание, что пепел весь разворошен, словно кто-то искал в нем уцелевшие
от огня предметы. Над пепелищем стояла тишина.
Внимание девушки привлек холмик на краю поляны, и она подошла к нему.
Это была свежая могила, вместо надгробной плиты на ней лежал небольшой
плоский зеленоватый камень с вырезанными на нем странными изображениями и
обрамленный серыми голышами.
Внезапно донесшийся из леса шорох заставил Ивриану вздрогнуть: она
поняла, что очень напугана, но до сих пор из-за сильного горя не ощущала
страха. Она посмотрела в сторону леса и вскрикнула: из просвета между
листьями на нее смотрело чье-то лицо. Дикое лицо, измазанное грязью и
зеленью травы, в засохших кровоподтеках, с начавшейся пробиваться
бородкой. И тут она узнала его.
- Мышонок! - неуверенно окликнула девушка.
Голос, который ей ответил, она узнала с трудом.
- Итак, ты вернулась, дабы насладиться разрушением, виною которому -
твое предательство.
- Нет, Мышонок, да нет же! - воскликнула Ивриана. - Я этого не
хотела, можешь даю поверить!
- Ты лжешь! Это ведь люди твоего отца убили его и сожгли дом.
- Но я не думала, что они осмелятся!
- Не думала, что осмелятся - словно это тебя извиняет. Ты так боишься
своего отца, что готова выдать ему что угодно. Ты живешь одним страхом.
- Не всегда, Мышонок. В конце концов я же убила кабана.
- Тем хуже - ты убила зверя, посланного богами на погибель твоему
отцу.
- Но на самом деле я не убивала кабана. Я только хвасталась, когда
говорила об этом, думала, что тебе понравится моя смелость. Я не подано,
как его убивала. Ум мой что-то затмило. Мне кажется, моя покойная мать
вошла в меня и направила мою руку с копьем.
- Ты бросаешься из одной лжи в другую! Я скажу точнее: ты живешь
только страхом, за исключением тех случаев, когда отец кнутом заставляет
тебя быть смелой. Мне следовало подумать об этом раньше и предупредить
Главаса Ро относительно тебя. Но я-то думал, что ты не такая.
- Ты ведь звал меня Мышкой, - чуть слышно проговорила девушка.
- Да, мы играли в мышей, забыв, что кошки существуют на самом деле. И
вот, когда меня не было, тебя простым кнутом запугали до того, что ты
выдала Главаса Ро своему отцу!
- Мышонок, не осуждай меня. - Ивриана уже плакала. - Я знаю, что в
моей жизни не было ничего, кроме страха. С детских лет отец старался
внушить мне, что жестокость и ненависть правят миром. Он истязал и мучил
меня. Мне некуда было деться, пока я не встретила Главаса Ро и не узнала,
что в мире есть законы сочувствия и любви, которым подчиняется даже смерть
и кажущаяся ненависть. Но теперь Главас Ро мертв, и я напугана и одинока
еще больше, чем раньше. Мне нужна твоя помощь, Мышонок. Ты учился у
Главаса Ро. Ты не забыл его уроки. Помоги же мне.
Юноша язвительно рассмеялся:
- Помочь, а потом ты меня предашь? Они будут бить меня плетью, а ты
станешь любоваться? Я должен слушать твой сладкий лживый голосок, а тем
временем егеря твоего отца окружат меня? Нет, у меня другие замыслы.
- Замыслы? - переспросила девушка. В ее голосе слышалась тревога. -
Мышонок, пока ты здесь бродишь, твоя жизнь в опасности. Люди моего отца
поклялись убить тебя, как только обнаружат. Поверь, я умру, если они тебя
поймают. Уходи отсюда не медля. Только скажи прежде, что ты не питаешь ко
мне ненависти.
Юноша снова ехидно рассмеялся.
- Ты недостойна моей ненависти, - прозвучали жгучие слова. - Я
презираю тебя за твою трусость и слабость. Главас Ро слишком много говорил
о любви. В мире существуют законы ненависти, которым подчиняется даже
любовь, и теперь настало время заставить их поработать на меня. Не
подходи! Я не собираюсь рассказывать тебе о своих замыслах и выдавать
норы, в которых я прячусь. Но одно я тебе скажу, слушай меня внимательно.
Через неделю начнутся мучения твоего отца.
- Мучения моего отца?.. Мышонок, Мышонок, послушай. Я хочу
расспросить тебя об учении Главаса Ро. Я хочу расспросить тебя о самом
Главасе Ро. Отец намекнул, что он знал мою мать и что она, возможно,
родила меня от него.
На сей раз последовало молчание, и только потом язвительный смех
зазвучал с удвоенной силой.
- Прекрасно! Чудесно! Я с радостью думаю, что Седобородый Старик взял
кое-что от жизни, прежде чем стал таким мудрым-мудрым. Очень хочется
верить, что он и впрямь завалил в каком-нибудь уголке твою мать. Тогда
было бы понятно все его благородство. Там, где есть столько любви к любому
существу, прежде должны были быть похоть и грех. Его белая магия была
рождена этой встречей и всей злобой твоей матери. Точно! Грех и белая
магия, рука об руку, - и боги никогда не лгут! И в результате дочь Главаса
Ро обрекает своего истинного отца на смерть в дыму и копоти.
Лицо исчезло, осталась лишь черная дыра в обрамлении листьев. Девушка
бросилась в лес, зовя Мышонка, пытаясь бежать на звук удаляющегося смеха.
Но вскоре смех замер; стоя в какой-то сумрачной лощине, Ивриана думала,
как злобно звучал смех ученика чародея - как будто он смеялся над смертью
всей любви или даже над тем, что она так и не родилась. Паника охватила
девушку, и она бросилась назад; колючие кусты цеплялись за ее одежду и
ветви царапали ей лицо, пока она не добралась до поляны и не поскакала
галопом сквозь сгущающиеся сумерки, преследуемая тысячью страхов и
чувствуя боль в сердце оттого, что нет больше на земле человека, который
не испытывал бы к ней ненависти и презрения.
Когда Ивриана подскакала к крепости, ей показалось, что та нависла
над нею, словно какое-то жуткое чудовище с иззубренным хребтом, а когда
она проезжала через большие ворота, ей почудилось, что чудовище навсегда
проглотило ее.

На седьмой день вечером, сидя в просторной зале, где был накрыт обед
и раздавались гул голосов и звяканье серебряной посуды, Джанарл внезапно
тихо вскрикнул и прижал руку к сердцу.
- Ничего, - через несколько секунд успокоил он сидящего рядом
узколицего оруженосца. - Налей-ка мне вина! Выпью, оно и полегчает.
Однако герцог оставался бледным и, явно чувствуя себя не в своей
тарелке, почти не ел мяса, поданного большими дымящимися ломтями. Взгляд
его, перебегая по лицам сотрапезников, наконец остановился на дочери.
- Перестань так угрюмо пялиться на меня! - воскликнул он. - Можно
подумать, что ты отравила мне вино и теперь ждешь, пока я пойду зелеными
пятнами. Или красными с черной каемочкой.
Взрыв хохота, казалось, порадовал герцога: он оторвал крылышко курицы
и жадно впился в него зубами, однако тут же снова вскрикнул, уже громче,
чем в первый раз, качаясь, встал, судорожно прижал руку к груди и
опрокинулся на стол, рыча и корчась от боли.
- У герцога удар, - сообщил узколицый оруженосец, с важным видом
наклонившись над хозяином, хотя это и так было ясно. - Отнесите его в
постель. И расстегните кто-нибудь герцогу ворот, ему не хватает воздуха.
Над столом пролетел шепоток. Когда двери покоев герцога распахнулись,
в столовую ворвался холодный воздух, от которого пламя факелов замигало и
поголубело, а в залу вползли тени. Внезапно один из факелов вспыхнул яркой
звездой и осветил лицо девушки. Ивриана увидела, что люди стали
отодвигаться от нее, бросая подозрительные взгляды и что-то бормоча, как
будто шутка герцога была недалека от истины. Она продолжала сидеть, потупя
взор. Через несколько минут к ней подошел человек и объявил, что герцог
зовет ее к себе. Ивриана встала и молча пошла за ним.
Исказившееся от боли лицо герцога было серым, но он держал себя в
руках, и только его пальцы с каждым вдохом судорожно сжимались на краю
кровати, так что костяшки становились белыми. Он сидел, обложенный
подушками и плотно завернутый в меховой плащ; вокруг постели стояли
жаровни на высоких треножниках, но герцога несмотря на это бил озноб.
- Подойди сюда, дочь, - велел он тихим усталым голосом, со свистом
вырывавшимся из горла вместе с дыханием. - Ты знаешь, что произошло.
Сердце у меня горит, словно под ним разожгли костер, а тело будто сковано
льдом. В суставах такая боль, точно в каждую кость воткнули по игле. Это
работа колдуна.
- Работа колдуна, тут сомнений быть не может, - подтвердил Джискорл,
узколицый оруженосец, стоявший подле кровати. - И нет нужды гадать, что
это за колдун. Говорят, он бродит по окрестным лесам и ведет беседы с...
кое с кем, - добавил он, пристально и подозрительно глядя на Ивриану.
Волна боли захлестнула герцога.
- Нужно было прибить звереныша на месте, - прохрипел он и взглянул на
Ивриану. - Послушай, дочь, тебя видели в лесу недалеко от места, где был
убит старый колдун. Люди считают, что ты разговаривала с этим молокососом.
Облизнув губы, Ивриана попыталась что-то сказать, но лишь
отрицательно покачала головой. Она ощущала на себе испытующий взгляд отца.
Внезапно он поднял руку и схватил девушку за волосы.
- Я уверен, что ты с ним в сговоре! - Его шепот прорезал тишину, как
ржавый нож. - Ты помогла ему напустить на меня порчу. Признавайся!
Признавайся немедленно! - Герцог сунул дочь щекой в ближайшую жаровню, так
что у девушки задымились волосы и ее "Нет!" прозвучало дрожащим воплем.
Жаровня покачнулась, но Джискорл поправил ее. Сквозь крик Иврианы
послышался рык герцога: - Твоя мать однажды держала в руке горячие уголья,
чтобы доказать свою невиновность.
Призрачное голубое пламя побежало по волосам Иврианы. Герцог
оттолкнул ее от жаровни и упал на подушки.
- Уберите ее отсюда, - в конце концов с усилием, едва слышно
прошептал он. - Она трусиха и не осмелится причинить вред даже мне. А ты,
Джискорл, пошли побольше людей на лесную охоту. Они должны отыскать его
логовище до рассвета, или мое сердце разорвется, пока я терплю эту боль.
Джискорл грубо подтолкнул Ивриану к двери. Она съежилась и, едва
сдерживая слезы, выскользнула из комнаты. Ее щека горела от боли. Она не
заметила странной задумчивой улыбки, с которой наблюдал за ней узколицый
оруженосец.

Ивриана стояла в своей комнате подле узкого окошка и наблюдала, за
снующими туда и сюда кучками всадников, факелы которых мерцали, как
блуждающие огоньки в лесу. В замке царило таинственное оживление. Ожили,
казалось, даже его камни, чтобы разделить страдания хозяина.
Ивриану неудержимо тянуло к одному месту, находящемуся где-то там, в
темноте. Она снова и снова вспоминала, как однажды Главас Ро показал ей
маленькую пещеру на круче холма и сказал, что когда-то там совершались
запретные колдовские обряды. Она поглаживала то шрам на щеке, напоминающий
серп, то выжженную прядь волос.
Наконец ее тревога и стремление убежать в ночь сделались
нестерпимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23