- Ну разумеется,- тихо засмеялся лорд Мелин.- Так у тебя
знаменитый отец? Так девочка?
- Да? - проговорила Джилл.
- Военная слава, конечно, не так уж много значит для
маленькой девочки, но твой отец - самый знаменитый
фехтовальщик во всем Девери, хоть он и серебряный клинок.-
Лорд вынул из-за пояса кожаный кошелек и достал несколько
медяков, чтобы расплатиться с Макином, а потом протянул
Джилл серебряную монету.- Вот, дитя, возьми, без мамы тебе
надо хоть немного денег, чтобы купить новую одежду.
- Покорнейше благодарю, господин.
Делая реверанс, Джилл поняла, что ее платье действительно
было совсем порванным.- Пусть боги сделают вас счастливым.
После того, как лорд и его спутники покинули таверну,
Джилл положила свою серебряную монету в маленькую
деревянную шкатулку у себя в комнате. Во-первых, видя, как она
блестит в шкатулке, она могла вообразить себя богатой
госпожой, затем неожиданно она почувствовала, что его
светлость просто дал ей милостыню. Без этих денег она не смогла
бы купить себе новое платье, так же как без доброй поддержки
она не имела бы еды и ей негде было бы спать. Показалось, что
какая-то мысль обожгла ее мозг. Она безрассудно побежала в
сторону стоявших позади таверны деревьев и бросилась лицом
вниз на высохшую траву. Стоило ей только позвать, как лесные
жители пришли сразу - ее любимый серый гном с парой
бородавчатых голубых спутников с длинными острыми зубами и
фея, которая выглядела бы как крошечная прелестная женщина,
если бы не ее глаза, с кошачьими зрачками и совершенно
бессмысленные. Джилл села и позволила серому гному забраться
к ней на колени.
- Я хочу, чтобы ты сказал мне,- проговорила Джилл,- если
что-нибудь случится с Макином, смогу я прийти и жить в лесу с
твоим народом? Гном обдумывал ответ, лениво почесывая под
мышкой.
- Я думаю, ты сможешь показать мне, как добывать еду,-
продолжала Джилл,- и как согреться, когда пойдет снег.
Гном закивал, что как будто должно было означать "Да",
но всегда трудно было сказать, что этот жест означал у лесных
жителей. Джилл не была даже точно уверена в том, что они
существовали. Хотя они вдруг появлялись и исчезали по
желанию, они были достаточно реально ощутимыми, когда
дотрагиваешься до них, они могли поднимать вещи и пить
молоко, которое Джилл выносила для них ночью. Мысль о
жизни с ними в лесу также пугала, как и утешала.
- Я, конечно, надеюсь, что с Макко ничего не случится,-
продолжала Джилл,- но я беспокоюсь.
Гном закивал понимающе и похлопал ее руку своей худой
скрюченной ручкой. Так как все другие дети в деревне дразнили
из-за того, что у нее не было отца, только лесные жители были ее
единственными настоящими друзьями.
- Джилл? - позвал ее Макин со двора таверны,- пора
домой, поможешь мне готовить обед.
- Мне надо идти,- сказала Джилл гному,- я дам вам молока
сегодня вечером.
Они все засмеялись, танцуя в маленьком кружке вокруг ее
ног, а затем внезапно исчезли без следа. Когда Джилл
возвращалась назад, Макин вышел встретить ее.
- С кем это ты там разговаривала? - спросил он.
- Ни с кем. Просто говорила.
- Я думаю, с лесными жителями,- поддразнивал ее Макин,
усмехаясь.
Джилл просто пожала плечами. Она уже давно знала, что
никто не верил ей, когда она говорила кому-нибудь, что она
могла видеть лесных жителей.
- Я взял лучший кусок свинины нам на обед,- сказал
Макин.- Нам лучше всего поесть побыстрее, потому что в такую
жаркую ночь, как эта, многие захотят прийти выпить немного
пива.
Макин оказался совершенно прав. Как только зашло
солнце, комната заполнилась местными жителями, мужчинами и
женщинами, пришедшими сюда немного поболтать и
посплетничать. Ни у кого в Бобире не было много наличных
денег; Макин записывал на деревянной доске, кто сколько ему
был должен. Когда накапливалось достаточно отметок под чьим-
то именем, Макин мог получить плату продуктами, или одеждой,
или обувью, а потом начинал список долгов этого человека
сначала. Они получили несколько медных монет этой ночью от
странствующего торговца. У него была большая сумка с
нитками, бусами, вышитыми украшениями, иголками, и даже
несколькими орденскими лентами из большого города,
расположенного на западе. Когда Джилл прислуживала ему, она,
как всегда, спросила, слышал ли он что-нибудь о Куллине из
Кермора.
- Слышал ли я что-нибудь? - сказал торговец,- Я даже
видел его, девочка, всего только четыре дня назад.
Сердце Джилл начало колотиться.
- Где? - спросила она.
- В Гуингефе. Я как раз спускался на юг, когда там
вспыхнула война между двумя лордами и их кровным врагом, а
что и почему, я думаю, что не стоит тебе об этом рассказывать. В
последнюю ночь там я как раз зашел выпить в таверну и я видел
этого парня с серебряным клинком на поясе. Это Куллин из
Кермора, один парень сказал мне, никогда не вставай на его
пути.- Он наклонил свою голову,- эти серебряные клинки - все
очень плохие люди.
- Вовсе нет. Он - мой папа.
- Вот как? Как безжалостна Судьба к такой маленькой
девочке: отец - серебряный клинок.
Несмотря на то, что Джилл охватила ярость, она знала, что
спорить было бесполезно. Все презирали серебряных клинков.
Хотя большинство воинов жили в крепости знатного лорда и
служили ему под присягой, вступив в его хорошо вооруженный
отряд, серебряный клинок колесил по королевству и искал
какого-нибудь лорда, который смог бы хорошо заплатить ему.
Иногда, когда папа приезжал увидеться с Джилл и ее матерью, он
мог дать им много денег, а в другой раз - только медяки, все
зависело оттого, сколько он мог добыть на поле битвы. Хотя
Джилл не понимала, почему, но она знала, что если человек был
серебряным клинком, никто никогда не позволит ему быть кем-
нибудь еще. У Куллина никогда не было возможности жениться
на маме и жить вместе с ней в крепости, так, как это делали
воины, давшие присягу. Этой ночью Джилл молила Богиню
Луны сохранить ее отца в живых в битве в Гуингефе. Напоследок
она догадалась попросить Луну сделать так, чтобы война
быстрее закончилась и чтобы Куллин мог сразу же приехать,
чтобы увидеться с ней. Наверное, войны были в ведении каких-то
других богов, потому что вот уже два месяца Джилл мечтала об
этом во сне. Время от времени ее сны становились
исключительно реалистичными и очень яркими. Такие сны всегда
превращались в действительность. Так же, как и с лесными
жителями, она давно научилась держать свои сбывшиеся сны
глубоко в себе. Обычно она видела Куллина, верхом на коне
въезжавшего в город.
Джилл проснулась в лихорадочном возбуждении.
Отбрасывая короткую тень, как это всегда бывает во сне, папа
приехал около полудня. Чтобы время до полудня прошло
быстрее Джилл все утро много и тяжело работала. Наконец она
побежала к входной двери таверны и стояла там, смотря вдаль.
Солнце было уже почти в зените, когда она увидела Куллина,
ведущего под уздцы большого боевого гнедого коня, поднимаясь
вверх по узкой улочке.
- Макко! Папа приехал! Кто скажет ему?
- О, черт побери! - Макин подбежал к двери,- жди здесь.
Несколько минут Джилл стояла внутри, болезненно
наблюдая за тем, как люди, сидевшие за одним из столов,
смотрели на нее с жалостью. Взгляды напоминали ей о той
ужасной ночи, когда мама умирала. Ей захотелось скрыться от
них и она выбежала за дверь. Как раз в эту минуту Макин внизу
на улице разговаривал с ее отцом, сочувственно положив руку на
плечо Куллина. Куллин, не отрываясь, смотрел на землю, его
лицо было неподвижным и мрачным, он не говорил ни слова.
Куллин из Кермора был добрых шести футов роста,
стройный и широкоплечий, со светлыми волосами и светло-
голубыми глазами. На его левой щеке был старый шрам,
который делал его лицо испуганным, даже когда он смеялся. Его
простая льняная рубашка была грязной от дорожной пыли, так
же как и его широкие шерстяные брюки. В таких брюках ходили
все мужчины в Девери. На тяжелом ремне висела его
единственная роскошь - меч в украшенных золотом ножнах,
подарок знатного лорда - и его позор - серебряный клинок в
потрепанном кожаном футляре. Серебряный эфес с тремя
небольшими бугорками как бы предупреждал людей, настраивая
против его владельца. Когда Макин закончил говорить, Куллин
положил руку на рукоятку меча, словно ища поддержки. Макин
взял поводья и они направились вверх по улице к таверне. Джилл
подбежала к Куллину и бросилась в его объятия. Он поднял ее и
крепко обнял. От него пахло потом и лошадьми, это был
привычный знакомый запах ее любимого папочки.- Моя бедная
маленькая девочка! - проговорил Куллин,- черт побери, какой
же отвратительный отец тебе достался!
Джилл плакала, не в состоянии что-нибудь ответить...
Куллин внес ее в таверну и сел за стол возле двери, усадив Джилл
на колени. Люди, сидевшие за дальним столом, поставили свои
кружки и рассматривали его холодным неприветливым взглядом.
- Знаешь что, папа? - всхлипывая, проговорила Джилл.-
Последним маминым словом было твое имя. Куллин откинул
назад голову и запричитал, оплакивая ее. Голос его был низким и
напоминал монотонное завывание. Макин нерешительно
дотронулся до его плеча.
- Послушай, парень...- проговорил Макин.- Ну... вот...
Куллин продолжал причитать, сменяя один длинный стон
другим, даже не обратив внимания на то, что Макин похлопывал
его по плечу, бормоча: "Ну... послушай", беспомощным голосом.
Чужие люди проходили мимо и Джилл ненавидела их за едва
заметные улыбки, как будто они смеялись над ее отцом, в то
время, когда у него было такое горе. Неожиданно Куллин
обратил на них внимание. Он снял Джилл со своих колен, а когда
поднялся, его меч оказался в его руке, словно по волшебству.
- А почему бы мне не скорбеть о ней? - крикнул он им.-
Она была такой славной женщиной, как сама королева, и нет
дела до того, что вы, свора псов, думаете о ней. И пусть
попробует хоть кто-нибудь в этой вонючей деревне сказать мне,
что это не так.
Стоявшие здесь, один за другим, осторожно начали
пятиться назад.
- Ни один из вас не достоин даже быть убитым, чтобы его
кровью полить ее могилу,- продолжил Куллин,- Признайте это.
Все забормотали: "Мы не достойны, это правда". Куллин
шагнул вперед, меч блеснул в луче солнечного света,
проникающего в таверну через дверь.
- Ну ладно,- сказал он,- продолжайте, подонки,
возвращайтесь к своей выпивке.
Вместо этого все бросились к двери, обгоняя друг друга,
чтобы побыстрее покинуть таверну. Куллин вложил меч в ножны
с такой силой, что был слышен скрежет металла. Макин вытер
пот со своего лица.
- Ну ладно, Макко,- проговорил Куллин,- и ты, и вся
деревня можете думать обо мне все, что угодно, но моя Сериэн
заслужила большего, чем быть опозоренной странными
извинениями перед таким человеком как я. Впереди у нас очень
тяжелая дорога, моя дорогая, но мы справимся,- сказал он
Джилл.
- Что? - спросила Джилл.- Папа, ты хочешь забрать меня с
собой?
- Совершенно верно. И сегодня же.
- Постойте-ка,- вмешался Макин,- не лучше ли обождать и
подумать над этим? Ты не в себе сейчас, и...
- Катись ко всем чертям! - Куллин повернулся, схватившись
рукой за рукоятку меча,- я сейчас как раз настолько в себе,
насколько это необходимо.
- Ну ладно,- отступился Макин,- дело твое.
- Возьми свою одежду, Джилл. Мы сейчас сходим на могилу
твоей мамы, а потом двинемся в путь. Я никогда не вернусь в эту
вонючую деревню больше.
Довольная и перепуганная одновременно, Джилл побежала
в комнату и начала складывать те немногие пожитки, которые у
нее были, в одеяло. Она слышала, как Макин пытался
поговорить с Куллином, но тот только рычал в ответ. Она
рискнула потихоньку вызвать лесных жителей. Серый гном
материализовался высоко в воздухе и поплыл к покрытому
соломой полу.
- Папа забирает меня отсюда,- прошептала Джилл.- Ты
хочешь пойти со мной? Если хочешь, то лучше идти вслед за
нами, или забраться на его лошадь.
Когда гном исчез, Джилл захотелось знать, увидит ли она
его когда-нибудь снова.
- Джилл! - крикнул Куллин,- перестань разговаривать сама
с собой и иди сюда!
Джилл схватила свой узел и выбежала из таверны. Куллин
сложил ее вещи в сумку, привязанную позади седла, а затем
поднял Джилл и посадил на нее сверху. Когда он сел в седло,
Джилл обхватила его, прислонившись лицом к широкой спине.
Его рубашка вся была испачкана круглыми ржавыми пятнами,
которые получились, когда кольца кольчуги заржавели от пота.
У него всегда были такие рубашки.
- Ну,- сказал Макин,- прощай, Джилл.
- Прощай,- ей вдруг захотелось заплакать.- Спасибо
большое за то, что ты был так добр ко мне.
Макнул махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл
обернулась назад на своем неудобном сидении и помахала в
ответ, когда они начали спускаться с холма.
В нижней части деревни росла священная дубовая роща,
посвященная Белу, Богу Солнца и королю всех Богов. Среди
священных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на
могиле Сериэн не было никакого надгробного камня, как на
могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не
забудет, где мама похоронена. Как только она подвела отца к
этому месту, Куллин начал причитать, рыдая. Он бросился на
землю, лег на могилу всем телом, как будто пытался передать
земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл сильно
перепугалась.
Куллин затих, лежал безмолвно, затем сел.
- Я привез в этот раз твоей маме подарок,- сказал Куллин,-
и она получит его, ей-богу.
Куллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им
кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, сделав
неглубокую ямку. Он достал из-за рубашки золотой браслет и
когда поднял его, Джилл увидела узкую полоску из чистого
золота перевитую, словно веревка. Куллин положил его в ямку,
засыпал землей, а потом прикрыл дерном.
- Прощай моя любовь,- прошептал он,- за время моих
скитаний я никогда не любил кроме тебя ни одной женщины, и я
молил каждого бога, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе
об этом.
Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.
- Запомни, Джилл, как я любил твою маму.
- Я запомню, папа. Обещаю.
Весь день они ехали по дороге, ведущей на восток - по
узкой грязной колее, проложенной между остроконечными
холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали мимо
полей, покрытых молодыми зелеными колосьями, фермеры
провожали взглядом незнакомца на боевом коне с ребенком,
сидящим за его спиной. Джилл устала сидеть на своем неудобном
сидении и совсем закоченела, но Куллин был так погружен в свои
мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.
Были уже сумерки, когда они пересекли бурную реку и
подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Куллин
спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми
улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло,
испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами.
Она ни разу в жизни не видела так много домов - чуть ли не
двести. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого
двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин
поприветствовал Куллина, назвав его по имени, и дружески
похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в
состоянии была поесть. Куллин, взяв ее на руки, поднялся вверх
по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на
постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную
подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.
Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было.
Теперь комната была полна света и девочка могла рассмотреть
ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить,
как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой
ничего не было, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу.
Понадобилось несколько минут для того, чтобы Джилл смогла
вспомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал
ее с собой. Вскоре вернулся Куллин, неся в одной руке кипяток в
медной чашке, а в другой - ломоть хлеба.
- Съешь это, моя дорогая,- сказал он.
Джилл жадно набросилась на хлеб, в который были
добавлены орехи и смородина.
Куллин тем временем поставил на пол чашку, достал из
сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях,
чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком.
Когда он вынул его из чехла, Джилл увидела изображение,
выгравированное на лезвии - это был парящий сокол. Этим
знаком были отмечены все вещи Куллина.
- Папа, этот клинок очень острый? - спросила Джилл.
- Да, очень,- ответил Куллин и начал бриться.- Ты видишь,
он не чисто серебряный - он сделан из сплава. Поэтому он не
темнеет так быстро, как чистое серебро и лезвие долго не
тупится, этот сплав прочнее любой стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52