Как больно и мучительно писать такой ответ!!
Пойми меня, дорогая, и прости!.. Ты можешь быть уверена, что, если
захочешь, то будешь женою врача Ку-
раева, но врача земского; женою же военного врача Кураева ты не должна
быть, этот последний не просил твоей руки и не предлагал своей. Может
это случиться только при одном условии: если по окончании войны мне
суждено будет остаться военным врачом. Но, надеюсь, этого не будет.
Можешь быть, дорогая Кароля, вполне спокойна за мои чувства к тебе,
и знай, что это неприятное для тебя письмо тебе пишет горячо тебя лю-
бящий, давно тебя ждущий и желающий твой Коля.
От души желаю тебе душевного мира и покоя, полного здоровья и бла-
гополучия!
Весь твой Н. Кураев. Все открыто, все названо своими именами, ника-
ких подразумеваний, ута-
иваний. Разговор равных. Разговор внутренне свободных людей, обречен-
ных на
неволю. Если свободу увязать с "осознанной" необходимостью, если ее
достиже-
ние может быть лишь результатом недюжинной работы ума, то уж очень су-
жается круг людей, имеющих шансы вкусить от этого блага.
Древние выстроили триаду: Бог - Дух. Бог - Любовь. Бог - Свобода.
"Две величины, порознь равные третьей, равны между собой". О какой
свободе можно говорить вне одухотворенности, и о какой любви
вне свободы. Именно в любви, где в основе лежит, быть может, самое
эгоистическое
чувство, жажда обладания, одухотворенность возвышает до полного тор-
жества над эгоизмом, и в этом утверждение истинно человеческого и иск-
лючительно человеческого - способности думать о другом, чувствовать
его боль, желать ему блага. Отнимите эту способность у людей и получи-
те смышленое, проворное, изобретательное и жестокое животное...
"Ну, а что-нибудь новенькое!.." А стать человеком - это и есть но-
венькое, для каждого отдельного че-
ловека эта работа начинается с пробуждения и заканчивается только во
сне, и ни на кого ее не переложить, и никогда нельзя посчитать окон-
ченной.
Насаждается культ абсурда, благословляется и насаждается под разны-
ми видами свинство и скотство, потому что быть человеком и жить по-че-
ловечески, да еще с утра до вечера, да еще и каждый день - работа не-
посильная.
Нехитрым маневром жизнь порядочная объявляется чем-то музейным,
коллекционным, исключительным. А вот в лексиконе деда и в лексиконе
царя слово порядочный встречается весьма часто, и вещи, обозначенные
этим словом, вовсе не претендуют на исключительность: "порядочная ло-
шадка", "порядочная квартирка", "порядочная погода"... пригодные для
жизни, не больше.
Вот перед нами свидетельство жизни порядочных людей, людей вовсе не
исключительных, не из ряда вон выходящих академиков или схимников, -
земский врач да домашняя учительница без прав и привилегий, эка неви-
даль! И унаследовали они, по сути, лишь то, что доступно любому гра-
мотному человеку, - человеческую культуру, именно человеческую, сде-
лавшую их удивительно богатыми и до зависти свободными.
Ст. Борзя. Октября 20 дня. 1904 г. Дорогая голубка Кароля! Получила
ли ты мои письма и телеграмму, которую я послал в Ивановс-
кое? Что-то ты мне ответишь? Я, дорогая моя, только сегодня встал с
постели, три дня провалялся
больной; очевидно была инфлюэнца, которая к счастью скоро прошла; те-
перь остается небольшая слабость.
Вчера мимо нас проехал Наместник Алексеев. Проезжал он поздно вече-
ром и сам из вагона не выходил. Наши офицеры разговаривали с его адъ-
ютантом, и последний сообщил им, что к рождеству казачьи полки второй
очереди (т.е. 2-й Верхнеудинский, 2-й Нерчинский, 2-й Аргунский и 2-й
Читинский), которые теперь на войне, будут расформированы, а наш полк
пойдет на укомплектование армии. Таким образом, на основании достовер-
ных источников можно предполагать, что в Декабре мы отправимся на вой-
ну, и вероятно там придется встречать новый Год. Все очень довольны
тем, что Алексеев отозван в Петербург, т.к. он очень мешал Куропаткину
и портил дело. Наши дела гораздо лучше теперь. Говорят только о страш-
ном переутомлении войск.
Вот видишь, дорогая Кароля, какие тревожные вести относительно на-
шего положения приходится то и дело выслушивать. Ну зачем же тебе, ми-
лая, ехать сюда? Затем только, чтобы еще больше расстроить и без того
уже расстроенные нервы? Нет, Кароля, не стоит этого делать.
Если же тебе так невыносимо тяжело дома, отчего бы тебе не поехать
напр. в Петербург к Эльзе, поразвлечься там? Я думаю, ты бы стала луч-
ше себя чувствовать.
Когда будешь в Москве - передай мой привет сердечный Марии Дмитри-
евне. Почему ты так мало о ней написала? Как она себя чувствует? Каки-
ми мыслями с тобой поделилась?
На днях я опять крупно поговорил с нашим командиром, и мы снова
сцепились. Он опять оказался не прав, но ни за что не хотел сознаться
в своей неправоте, хотя я ему это очень ясно доказал ссылкой на статьи
закона. Ты не думай, дорогая, что я намеренно ищу ссор с командиром -
этого нет. Но я ужасно возмущаюсь и волнуюсь всем тем, что мне прихо-
дится видеть и переживать. Ах, какие это ужасные люди! Я все расскажу
тебе, моя дорогая Кароля, когда наконец вырвусь отсюда к тебе.
Недавно сделал себе опять прививку оспы, так как у нас в полку за-
болел казак натуральной оспой. Интересно, что заболел казак, у которо-
го прежде была привита оспа в этом году весной, когда всем в полку де-
лались прививки, ему тоже была привита и принялась - и однако заболел
и в тяжелой форме.
Ну пока до свидания! Крепко, крепко тебя целую, дорогая, и желаю
здоровья и всего лучшего! Жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Повсюду росло недовольство войной, мобилизация
дополнительных войск
шла с трудом, кружившие повсюду толки и слухи то здесь, то там пере-
растали в беспорядки. Напряжение нарастало день ото дня. А тут еще эс-
кадра Рожественского обстреляла в Северном море ночью английские ры-
бацкие суда, приняв их за японские миноносцы. Скандал поднялся ужас-
ный. Английской родне наших царя и царицы, щедро финансировавших япон-
цев в их войне против нас, скандал был очень на руку. В обществе заго-
ворили о возможности военного столкновения с Англией, что было бы для
России уж совсем некстати! И все это как раз в разгар охотничьей поры.
21 октября, один из самых напряженных дней, государь провел на охоте.
Гонцы скакали к нему с телеграммами, рыскали по пороше, сновали по бо-
лотам и возвращались ни с чем. Два дела разом государь делать не лю-
бил.
Дневник императора. 21-е октября. Четверг. Проснулся в 7 час. ясным
морозным утром и со снегом. В 8 час. отпра-
вился на облаву под Петергофом. Взяли загоны от жел. дор. к Марьино,
где утопали в болоте. Завтракали у д. Ольгино в палатке и оттуда дошли
загонами за дорогу из Бабигона в Настолово. Погода сделалась серая и
задул свежий ветер. В 6 1/2 вернулся в Царское. Всего убито: 511.
Мною: 6 фазанов, 5 тетеревей, сова, 3 русака и 35 беляков - итого: 50.
Усиленно занимался. Обедали и вечер провели вдвоем. Стрелял царь
значительно лучше, чем его эскадра. Трудно поверить, что
наши моряки в ночной стрельбе в открытом море могли нанести кому-либо
урон, разве что по чистой случайности. Если через семь месяцев похода
и тренировок, хотя и очень редких, наша эскадра в первый день Цусимс-
кого побоища не смогла потопить ни одного японского корабля, паля из
всех орудий, и только на второй день остатки эскадры в разрозненных
стычках сумели-таки угробить несколько небольших кораблей, то о какой
стрельбе могла идти речь в четырех днях пути от Ревеля!..
К слову сказать, японская эскадра, свободная после падения Порт-Ар-
тура от морских беспокойств, в течение полугода, поджидая эскадру Ро-
жественского, в порядке тренировки расстреляла по пять боекомплектов
на каждое орудие, после чего поменяли стволы на новые.
Шумный инцидент, обошедшийся казне в 67 тысяч фунтов стерлингов
штрафа, был преподнесен народу как подвиг.
Дневник императора. 23-го октября. Суббота. Утром успел погулять.
Погода была ясная. Имел три доклада. После
завтрака принял Кладо (Н. Л. Кладо - морской офицер, военный историк,
проф. Морской академии, писавший о русском военно-морском флоте под
псевдонимом "Прибой".), который вернулся из Виго, прямо от Рожественс-
кого; он был на "Суворове" в знаменитую ночь атаки неизвестными мино-
носцами в Немецком море. Обедали и провели (вечер) Милица, Николаша и
Петюша.
Уже в январе 1905 года в Москве вышла книга "Великие подвиги эскад-
ры вице-адмирала Рожественского". Книга небольшая, восемь страниц, на
одной портрет вице-адмирала в полной форме в рост, на двух других сти-
хотворение, на остальных описание подвига, к сожалению, только одного.
На последних двух страницах напечатана телеграмма, полученная Главным
морским штабом от своего недавнего начальника, сочинившего поход 2-й
Тихоокеанской эскадры, а теперь его и возглавившего. К сведению всего
света, Рожественский сообщал о том, что любая попытка приблизиться к
нашей эскадре неизвестных или враждебных кораблей будет сурово пресе-
каться.
Поскольку книга, хранящаяся в библиотеке Академии Наук, имела свои
листы неразрезанными по истечении девяноста лет со дня выхода в свет,
можно предположить, что стихи, посвященные важному случаю, широкой
публике неизвестны.
От берегов родного Петрограда, Где для Руси взошла побед заря, В
далекий путь могучая Армада Снаряжена велением Царя. Ее послал Рос-
сии вождь Державный На страх врагам за тридевять морей, Чтоб поло-
жить конец борьбе неравной И поддержать своих богатырей. Святая
Русь в тревоге и волненье Не сводит глаз с родимых кораблей - Ко-
варный враг сулит им истребленье Из-за угла чужих морей. Но жив
Господь, и за грехи карая, Не до конца Он отступил от нас, Не уда-
лась врагам засада злая, И от беды Творец Отчизну спас. И в час,
когда великое сраженье До самых недр взволнует океан, Да ниспошлет
Всевышний одоленье Над тьмой врагов Армаде Россиян. Конец октября
император провел в пути, объезжая войска, представляв-
шиеся "блестяще, несмотря на отчаянную погоду - холод, дождь и ветер".
Впечатление от войск сильное, в "Дневнике" следует перечисление всех
представленных на смотр и выставленных в караул частей, поименованы
все дивизии, полки, бригады, батальоны, артиллерийские батареи и диви-
зионы, и все пестрит пометками: "Великолепный смотр", "Войска нашел в
блестящем виде, лошади хорошие", "Отлично представились" и т.п.
В жизни деда события, глубоко затрагивавшие его душу, происходили
не столь шумно, не столь эффектно и многолюдно.
Ушла в монастырь Мария Дмитриевна Горчакова, духовная наставница
Кароли Васильевны, человек, оказавший на нее огромное влияние, душевно
ей близкий...
Зная о независимом нраве деда, о готовности даже на войне отстаи-
вать закон и справедливость, нет оснований ставить под сомнение его
смелость или предполагать душевную слабость, а стало быть, вовсе не от
слабости он хочет сознавать, что рядом живут люди, чья жизнь может
быть примером чистоты и самоотверженности. И люди эти считаны не с
икон, не из книг, они живут... жили рядом.
В домашнем альбоме есть фотография Марии Дмитриевны в монашеском
облачении, стало быть, она на ней уже и не Мария, но есть и другая:
Мария Дмитриевна в светской одежде, стройная, рослая, красивая молодая
женщина, ее строгое одухотворенное лицо исполнено сосредоточенного
внимания. На карточке рукой деда записано: "Получено в Куанчендзы.
8.01.1905". (Получено в субботу, назавтра - воскресенье, 9 января, в
Санкт-Петербурге десятки тысяч граждан с хоругвями и песнопениями дви-
нутся к царю выпрашивать справедливость как милость.) На обратной сто-
роне бабушкиной рукой: "Моему хорошему Коле на память. 15 ноября
1904". И здесь же адрес монастыря, куда мог бы дед написать: "Радог-
ницкий ж. монастырь, Люблинской губ., Замостского у."
Дед не просил этой карточки, но за присланное благодарен. А пока на
дворе все еще октябрь. Ст. Борзя. Октябрь 24. 1904. Дорогая, милая
Кароля! Сегодня получил твое письмо. Глубоко благодарен тебе, что
написала
мне подробно о Марии Дмитриевне. Мне ее очень, очень жаль бедную!
Весьма удивлен ее решением поступить в Монастырь. Во всяком случае
страшно бы хотелось с ней побеседовать об этом ее решении. Зачем Вы
все, ее хорошие подруги, отпускаете ее от себя? Такие люди, как она,
нужны нам, нужны тем, кто живет в мире: они нас поддерживают и укреп-
ляют в трудную минуту. Мне страшно жаль и обидно за тех, кто лишается
Марии Дмитриевны... Ну, дорогая моя, как-то ты чувствуешь себя? Прими-
рилась ли с моим ответом, неудовлетворившим тебя? Простишь ли мне это
и поймешь ли меня? Ведь и отрицательный ответ, моя милая, я давал не
только умом. В этом отрицательном ответе говорит столько же и мое
сердце, сколько и ум. Мне самому больно и жаль так отвечать тебе, но я
не могу иначе ни думать, ни чувствовать. Тебе хороший совет дал свя-
щенник и Мария Дмитриевна - примириться с моим ответом. Но, если бы
они знали, чему ты подвергаешь себя, собираясь сюда, если бы они зна-
ли, что за жизнь предстоит тебе здесь, я думаю, оба они, не задумыва-
ясь, отклонили бы твое намерение. Если будешь писать Марии Дмитриевне
- то напиши ей мое большое сердечное спасибо, мое горячее, искреннее
пожелание ей всего, всего лучшего и главное, мира душевного и спокойс-
твия духовного.
Ты видишь, деточка, я оч. тороплюсь писать. Прошу простить мои неб-
режности. Опять уезжаю в командировку. Проезжу вероятно с полмесяца.
Чувствую себя здоровым и вполне благополучным. Ради Бога пиши о се-
бе и обо всем. Вероятно завтра или послезавтра, напишу еще.
Крепко тебя, дорогая, целую, сердечно приветствую и жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Трудно сказать, любил ли государь воевать, по-
хоже, что нрава он был
все-таки не воинственного, судя по тому, как он ответил в конце царс-
твования на бесконечные призывы жены ("заставь их дрожать перед твоей
волей и твердостью...", "будь тверд и покажи железную волю...", "когда
ж ты наконец ударишь кулаком по столу", "заставь всех дрожать перед
тобой", "если бы твои министры тебя боялись...", "будь более строг..."
и т.п.), ответил государь, хоть и не сразу, только 23 февраля 1917 го-
да, но ответил, по-моему, славно: "Ты пишешь о том, чтобы быть твердым
повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вов-
се не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойно-
го резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно,
чтобы указать тому или другому его место". К сожалению, "спокойного
резкого замечания" оказалось недостаточно, чтобы указать место госуда-
рыне, почитавшей своим долгом "помогать царю", и дававшей советы на
все случаи жизни, советы, неотличимые от указаний. Иные из них, впро-
чем, государь принимал благосклонно. Настоятельные советы государыни
показывать себя войскам царь принимал с большой охотой, поскольку ар-
гументы государыни были неотразимыми: "Осчастливь войска своим дорогим
присутствием, умоляю тебя их именем - дай им подъем духа, покажи им,
за кого они сражаются и умирают... Десятки тысяч никогда тебя не вида-
ли и жаждут одного взгляда твоих прекрасных чистых глаз..."
Дневник императора. 30-го октября. Суббота. С утра шел сильный снег
и слегка таяло. Не доезжая Витебска, на плат-
форме была встреча от города и уезда и почетный караул от 49-го драг.
Архангелогородского полка. Сел тут же на лошадь и поехал к месту пара-
да 41-й пех. дивизии. Отлично представились: 161-й Александропольский,
162-й Ахалцыхский, 163-й Ленкоранский и 164-й Закатальский полки. Бла-
гословил их и, простившись с ними, вернулся в поезд. В 12 1/4 трону-
лись в обратный путь. В Двинске встретились с Сергеем, кот. проехал с
нами до след. станции и обедал в поезде.
Дед тоже провел конец октября в дороге и смотрах, смотрел он, прав-
да, не парады, не выправку, не рубку лозы повзводно, а отхожие места,
кухни, бани, санитарное состояние помещений для личного состава, поря-
док в хранении продуктов и лекарств. Мысли же его при этом были заняты
не громким инцидентом в Немецком море и даже не огорчительным во всех
смыслах конфликтом с собственным командиром полка. Больше всего его
тревожило, как будут прочитаны и поняты его милой голубкой Каролей
письма, воспрещающие ей приезд сюда для подвига и любви.
...После энергичных, решительных строк последних писем - страшная
усталость, тревожное ожидание, непривычная сдержанность и разговор о
какой-то тужурке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18