Джозефина однажды увидела учителя выходящим из котельной, обыскала ее и обнаружила там эти письма. Девочка, конечно, прочитала их. Но оставила там, где нашла.— Ну и?— Неужели ты не понимаешь?! Значит, в комнате Джозефины искали не письма. А что-то еще.— И это...— И это — маленький черный блокнотик, куда она записывала результаты своих наблюдений. Вот что там искали! И думаю, искавший блокнотик не нашел его, и тот до сих пор находится у Джозефины! Но если так...Я привстал с кресла.— Если так, — подхватил отец, — девочке по-прежнему грозит опасность. Ты это имеешь в виду? — Да. И будет грозить до тех пор, пока Джозефину не отправят в Швейцарию.— А она хочет ехать?Я задумался.— Едва ли.— Значит, вероятно, она еще не уехала, — сухо сказал отец. — Но пожалуй, ты прав: девочке действительно грозит опасность. Тебе лучше отправиться в Суинли-Дин немедленно.— Юстас? — в отчаянии спросил я. — Клеменси?— По-моему, — мягко заговорил отец, — все факты указывают на совершенно определенное лицо... Странно, что ты не видишь этого сам... Я...В дверь заглянул Гловер:— Извините, мистер Чарлз, вас к телефону. Мисс Леонидис из Суинли-Дин. Что-то срочное.Это казалось ужасным повторением уже происходившей ранее сцены. Неужели Джозефина опять пала жертвой преступника? И на этот раз злодей не совершил ошибки?..Я бросился к телефону:— София? Я слушаю.В голосе Софии звучало глубокое отчаяние:— Чарлз, ничего не кончилось. Убийца по-прежнему среди нас.— О чем ты? Что случилось? Джозефина?..— Не Джозефина. Нэнни.— Нэнни?— Да. Это какао... Джозефина отказалась от своего какао и оставила чашку на столе в холле. Нэнни было жалко выливать его — и она выпила какао сама.— Бедная Нэнни. Ей очень плохо?Голос Софии задрожал и сорвался:— О, Чарлз! Она умерла. Глава 24 Кошмарные события вновь захлестнули нас.Именно так я расценивал ситуацию, когда мы с Тавенером выезжали из Лондона. Это было как бы повторением нашей предыдущей поездки. Время от времени с губ Тавенера срывались проклятия. Что касается меня, то я тщетно пытался сосредоточиться и глупо твердил:— Так все-таки это не Бренда с Лоренсом. Не Бренда с Лоренсом…Был ли я до конца уверен, что это сделали они? Их виновность была бы большим облегчением. Как радостно было избавиться от необходимости думать о других, более зловещих возможностях…Они полюбили друг друга. Утешались надеждой, что осталось недолго ждать, когда старый супруг Бренды отойдет в мир иной… однако даже я сомневался в том, что они на самом деле желали его смерти. Мне почему-то казалось, что безнадежность несчастной любви и подавляемые желания устраивали их ничуть не меньше, а, может быть, даже и больше, чем повседневная супружеская жизнь. Бренда не производила впечатления страстной натуры. Она была слишком анемична, бездеятельна. Ей хотелось романтики. И, мне думалось, Лоренс тоже принадлежал к числу людей, которым больше удовольствия доставляют разочарования и смутные мечты о будущем, чем конкретное удовлетворение плотских желаний.Они попались в капкан и, охваченные ужасом, даже не попытались из него выбраться. Лоренс совершил немыслимую глупость, не уничтожив письма Бренды. Правда, Бренда, по-видимому, уничтожила его письма, потому что их не нашли. И уж наверняка это не Лоренс пристраивал кусок мрамора на верхней планке двери в кладовке. Все это сделал некто другой, и с лица его еще не сорвана маска.Мы подъехали к парадному входу. В холле находился незнакомый мне человек в гражданской одежде. Он поздоровался с Тавенером, и Тавенер отвел его в сторону.Я обратил внимание на багаж, сложенный в холле. Вещи были снабжены наклейками с адресом и готовы к отправке. Пока я рассматривал багаж, по лестнице спустилась Клеменси и вошла в холл через распахнутую дверь. На ней были то же самое красное платье с накинутым поверх него пальто из твида и красная фетровая шляпка.— Вы успели как раз вовремя, чтобы попрощаться, Чарльз, — сказала она.— Вы уезжаете?— Сегодня вечером мы уезжаем в Лондон. Наш самолет вылетает завтра рано утром.Она была спокойна и улыбалась, но во взгляде мне почудилась настороженность.— Вам, наверное, нельзя сейчас уезжать?— Это еще почему? — резко спросила она.— Но ведь еще одна смерть…— Смерть нянюшки не имеет к нам никакого отношения.— Возможно. Но все равно…— Почему вы сказали «возможно»? Это действительно не имеет к нам никакого отношения. Мы с Роджером были наверху, заканчивали упаковку багажа. И мы не спускались вниз ни разу, пока это какао стояло на столе в холле.— Чем вы можете это доказать?— Могу подтвердить это в отношении Роджера, а Роджер может подтвердить то же самое в отношении меня.— И, кроме этого, у вас нет никакого подтверждения вашего алиби? Не забудьте, что вы являетесь мужем и женой.— Вы просто невыносимы, Чарльз! — в гневе воскликнула она. — Мы с Роджером уезжаем…. чтобы начать независимую жизнь. Зачем, черт побери, нам могло бы понадобиться отравлять славную глупую старуху, которая никогда не причинила нам никакого зла?— Возможно, вы намеревались отравить не ее.— Еще менее вероятно, чтобы мы захотели отравить ребенка.— Это во многом зависит от того, что это за ребенок, не так ли?— Что вы хотите этим сказать?— Джозефина ведь не совсем обычный ребенок. Она многое знает об окружающих. Она…Я остановился на полуслове. Из двери, ведущей в гостиную, появилась Джозефина. Как всегда, она ела яблоко, и над его розовым округлым бочком ее глазенки сверкали каким-то омерзительным удовольствием.— А нянюшку отравили, — сообщила она. — Совсем так же, как и деда.Правда, ведь все ужасно интересно?— Это тебя ничуть не расстроило? — сурово спросил я. — Ты ведь ее любила?— Не особенно. Она вечно бранила меня то за одно, то за другое.Всегда суетилась.— Ты хоть кого-нибудь любишь, Джозефина? — спросила Клеменси.Джозефина перевела на нее тяжелый неприятный взгляд.— Люблю тетю Эдит, — заявила она. — Очень люблю. Могла бы любить Юстаса, только он по-свински ко мне относится, и ему совсем не интересно узнать, кто все это сделал.— Тебе лучше было бы прекратить свои расследования, Джозефина, — строго сказал я. — Это небезопасно.— Мне больше нечего расследовать, — заявила Джозефина. — Я уже все знаю.На минуту установилась тишина. Глаза Джозефины, мрачные и немигающие, уставились на Клеменси. Мне послышался какой-то звук, похожий на глубокий вздох. Я резко оглянулся. На лестнице, спустившись до середины, стояла Эдит де Хэвиленд… Но мне показалось, что это вздохнула не она. Звук, казалось, исходил из-за двери, через которую только что вошла Джозефина.Я быстро шагнул к двери и распахнул ее. Там никого не было.Тем не менее меня это сильно встревожило. Кто-то только что стоял за дверью и слышал слова Джозефины. Я вернулся к Джозефине и взял ее за руку.Она жевала яблоко, все еще не отводя пристального взгляда от Клеменси. Под этим упорством, как мне показалось, скрывалось некоторое злорадство.— Пойдем, Джозефина, — сказал я. — Нам с тобой надо поговорить.Джозефина, кажется, собиралась запротестовать, но мне было не до шуток. Я быстро повел упирающуюся девчонку в другую часть дома. Там была маленькая гостиная, которой обычно не пользовались и в которой, я надеялся, нам не помешают. Я привел Джозефину туда, плотно закрыл за собой дверь и заставил ее сесть на стул. Свой стул я поставил таким образом, чтобы сидеть лицом к ней.— Ну, Джозефина, — начал я, — давай поговорим начистоту. Что именно ты знаешь?— Много всего.— В этом я не сомневаюсь. Твоя головка наверняка битком набита нужной и ненужной информацией, которая, того и гляди, начнет переливаться через край. Но ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Разве не так?— Конечно, знаю. Я-то ведь не такая глупая.Я не разобрался, относился ли намек ко мне или же он был сделан в адрес полиции, но, не обратив на него внимания, я продолжал:— Ты Знаешь, кто именно подложил что-то в какао?Джозефина кивнула.— И тебе известно, кто отравил твоего деда?Джозефина опять кивнула.— И кто хотел разможжить тебе голову?Вновь последовал утвердительный кивок.— В таком случае ты обязана рассказать мне все, что тебе известно.Ты расскажешь мне все… сию же минуту.— Нет.— Придется. Все данные, которые ты собрала или раскопала, должны быть переданы полиции.— Я ничего не расскажу полицейским. Они глупые. Они подумали, что это сделала Бренда… или Лоренс. А я не такая глупая, как они. И я прекрасно знаю, что они этого не делали. Я с самого начала подозревала одного человека, а потом устроила что-то вроде проверки… и теперь знаю, что была права. Она торжествовала.Я молил небо послать мне терпения и начал снова.— Послушай, Джозефина, я понял, что ты чрезвычайно умная девочка…— Джозефина, казалось, была польщена. — Но едва ли тебе это принесет пользу, если тебя не будет в живых. Разве ты не понимаешь, дурочка, что, пока ты так глупо хранишь про себя свои секреты, подвергаешься смертельной опасности?Джозефина удовлетворенно кивнула.— Конечно, понимаю.— На твою жизнь покушались уже дважды, и ты чудом уцелела. В первом случае ты сама чуть не поплатилась жизнью, а во втором случае это стоило жизни другому человеку. Разве тебе не понятно, что, если ты будешь по-прежнему шататься по дому и во всеуслышание заявлять, что тебе известно, кто убийца, больше не будет никаких попыток… дело кончится тем, что просто убьют или тебя, или кого-нибудь еще?— А в некоторых книгах убивают всех, одного за другим, — со смаком сообщила Джозефина. — И убийцу находят только потому, что практически он один и остается.— Это тебе не детективный роман. Здесь дом под названием «Три башни» в Суинли-Дине, а ты — всего-навсего глупая маленькая Девчонка, которой не следовало бы читать детективные романы в таком количестве. Я заставлю тебя рассказать мне все, что ты знаешь, даже если для этого придется вытрясти из тебя душу.— Я могла бы соврать тебе.— Могла бы, но не сделаешь этого. Скажи мне все-таки, чего ты ждешь.— Как ты не можешь понять? — воскликнула Джозефина. — А может быть, я вообще никогда ничего не скажу! Видишь ли, может быть… я люблю этого человека.Она замолчала, как будто для того, чтобы эта мысль успела запечатлеться в моем сознании.— А если уж расскажу, — продолжала она, — то сделаю это как положено. Все соберутся и рассядутся в креслах, а потом я расскажу, как все происходило… и представлю вещественные доказательства, а потом совсем неожиданно вдруг укажу на человека и скажу: «И это были вы…» Как раз в этот .момент в комнату вошла Эдит де Хэвиленд.— Брось огрызок в мусорную корзину, Джозефина, — сказала Эдит. — У тебя есть носовой платок? Вытри пальцы, они у тебя липкие. Ты поедешь со мной на прогулку в машине. — Она многозначительно посмотрела на меня, как будто сказала: «Хотя бы часок она будет в большей безопасности, чем здесь». Джозефина, казалось, приготовилась взбунтоваться, но Эдит добавила: — Мы заедем в Лонгбридж и поедим мороженого.Глаза Джозефины засияли и она сказала:— Две порции!— Возможно, — промолвила Эдит. — А теперь иди и надень шапку и пальто, да не забудь темно-синий шарф. На улице сегодня холодно. Чарльз, пойдите-ка с ней вместе. Не оставляйте ее. Мне нужно только написать парочку записок.Она села за письменный стол, а я вслед за Джозефиной вышел из комнаты. Даже и без предупреждения Эдит я не отпустил бы Джозефину ни на шаг от себя.Я был убежден, что опасность, угрожающая ребенку, где-то совсем близко.Когда под моим бдительным оком Джозефина была уже почти одета, в комнату вошла София. Она, казалось, очень удивилась, увидев меня.— Вот как, Чарльз, ты превратился в няню? Я и не знала, что ты здесь.— Я еду в Лонгбридж с тетей Эдит, — с важностью сказала Джозефина.— Мы будем там есть мороженое.— Бр-р! На улице сегодня такой холод!— Есть мороженое приятно в любую погоду, — заявила Джозефина. — Когда у тебя внутри холодно, то кажется, что снаружи становится теплее.София нахмурилась. Она выглядела озабоченной, и меня поразили ее бледность и круги под глазами.Мы отправились в гостиную. Эдит как раз промокала надписи на конвертах. Она быстро встала.— Ну теперь можно ехать, — сказала она. — Я велела Эвансу подогнать к парадному «форд».Она торопливо вышла в холл, и мы пошли за ней следом.На глаза мне снова попались чемоданы с голубыми наклейками. По непонятной причине их вид вызывал у меня какое-то смутное чувство беспокойства.— Вполне приличная погода, — сказала Эдит де Хэвиленд, натягивая перчатки и поглядывая на небо. Перед домом стоял «Форд-10». — Прохладно, — продолжала она, — но зато какой бодрящий воздух! Настоящий английский осенний день. А как красиво выглядят деревья с голыми ветвями на фоне неба… кое-где еще остались один-два золотых листочка…Она немного помолчала, а потом повернулась к Софии и поцеловала ее.— До свидания, дорогая. Не слишком беспокойся. Есть испытания, которые надо мужественно встретить и стойко выдержать. Пойдем, Джозефина, — позвала она девочку и села в машину. Джозефина взобралась на сиденье рядом с ней.Обе помахали нам, и машина уехала.— Думаю, она права, и Джозефине лучше хоть ненадолго уехать из дома.Но мы должны заставить эту девчонку рассказать нам все, что она знает, София.— Возможно, что она не знает ничего, а просто выхваляется.Джозефина, знаешь ли, обожает быть в центре внимания.— Нет, в данном случае это была не похвальба. Ты не знаешь, что за яд был в какао?— Полагаю, что это дигиталин. Тетя Эдит принимает дигиталин как сердечное средство. В ее комнате был полный пузырек этих маленьких таблеток. А сейчас пузырек пуст.— Ей следовало бы хранить такое лекарство под замком.— Она и запирала его в шкафу. Но кому-то, по-видимому, не так уж трудно было обнаружить, где она прячет ключ.Кому-то? Кому же именно? Я снова взглянул на сложенный в углу багаж.Неожиданно для себя я громко воскликнул:— Они не могут уехать! Им нельзя разрешать.София взглянула на меня с удивлением.— Роджеру и Клеменси? Чарльз, не могло же тебе прийти в голову…— Ну хорошо, допустим. А что пришло в голову тебе?София беспомощно развела руками.— Не знаю, Чарльз, — прошептала она. — Знаю только, что я снова погрузилась в этот кошмар.— Понимаю. Именно эти слова пришли мне в голову, когда мы ехали сюда вместе с Тавенером.— Это кошмар. То, что происходит, иначе не назовешь. Ходишь среди людей, которых знаешь, смотришь в их знакомые лица… и неожиданно лицо меняется… и это уже не тот человек, которого ты знаешь, а незнакомец… жестокий, чужой тебе человек. Пойдем на воздух, Чарльз! — воскликнула София. — Пойдем на воздух, там безопаснее. Мне страшно оставаться в этом доме… Глава 25 Мы долго гуляли по саду. По какому-то молчаливому согласию мы больше не говорили о том ужасе, который тяжким грузом давил на нас. Вместо этого София с любовью рассказывала о покойной нянюшке, о том, чем они занимались вместе, в какие игры играли с нянюшкой в детстве… вспоминала истории, которые рассказывала им нянюшка о Роджере, об их отце и о других братьях и сестрах.— Видишь ли, это они были ее настоящими детьми. К нам она вернулась во время войны, чтобы помочь, когда Джозефина только что родилась, а Юстас был забавным малышом.В этих воспоминаниях София находила некоторое утешение, и я всеми силами старался заставить ее говорить.«Интересно, — подумал я, — что сейчас делает Тавенер. Наверное, допрашивает слуг». От парадного входа отъехала машина с полицейским фотографом и еще какими-то двумя людьми, и сразу же подъехала санитарная машина.София вздрогнула всем телом. Вскоре санитарная машина уехала, и мы поняли, что тело нянюшки увезли, чтобы произвести вскрытие.А мы все ходили по саду и разговаривали… и слова наши постепенно становились лишь прикрытием для одолевавших нас мыслей.Наконец София, начавшая дрожать от холода, сказала:— Должно быть, очень поздно… стало уже темно. Нам придется вернуться. Тетя Эдит с Джозефиной еще не вернулись… Тебе не кажется, что пора бы им уже быть дома?Во мне шевельнулось смутное беспокойство. Что случилось? Или Эдит умышленно держала Джозефину подальше от нелепого домишки? Мы вошли в дом.София задернула все портьеры. В камине горел огонь, и просторная гостиная с присущей ей нереальной атмосферой былой роскоши выглядела очень мирно.На столах стояли огромные вазы с бронзовыми хризантемами.София позвонила, и горничная, которую я раньше встречал в апартаментах второго этажа, принесла нам чай. У нее были заплаканные глаза, и она время от времени всхлипывала. Я заметил также, что она то и дело испуганно оглядывалась через плечо.К нам присоединилась Магда, а для Филипа чай отнесли в библиотеку. На сей раз Магда олицетворяла глубокую скорбь. Она почти не разговаривала, только спросила: «Где Эдит и Джозефина? Уже поздно, а их нет дома», — но было видно, что она занята другими мыслями.У меня же беспокойство нарастало. Я спросил, здесь ли еще Тавенер, и Магда ответила, что он, по-видимому, еще не уехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19