.. - Анна грустно усмехнулась, глядя на сопевшего Петьку. - Но кто я была для него? Разве могла хоть как-то повлиять на мужа? Зато теперь, когда его нет, вынуждена заниматься его делами со всем усердием, на какое только способна. Теперь это вопрос жизни и смерти. - Сердце опять стиснуло холодное безжалостное кольцо. Она уговаривала себя: - Радуйся тому, что имеешь, вспомни, с чего начала: одна в полном дерьме... А теперь рядом - Алексей... - Её снова одновременно с печалью охватила радость: четверо - уже с ней! Если бы ещё Маруська! Радость стушевалась, уступив место тревоге... Нет, нельзя!.. Нельзя бояться... - Господи, прости меня за всё, помоги!.. Хоть бы Лёшка не бросил... Ну хотя бы, пока Манечку не найдём... Потом я справлюсь, я смогу одна, если не буду ему нужна... Надо верить. Разве можно не верить, если за четыре дня Бог послал таких людей, как Лёшка, Саша Трегубов, Марья Павловна?.. Рустам с его женой? Они разве не помогают?.. А мать Варвара?.."
Очнулась она от самобичевания, когда машина остановилась у ворот пансионата. На циферблате горело время: 4-12. Потихоньку начал заниматься своей работой рассвет.
Алексей вышел проводить Марью Павловну до номера. Анна заметила, что она изрядно прихрамывает. "Наверное, туфли натёрли, - опустошенно подумала мать, выпрямляя окаменевшую спину и осторожно высвобождаясь от привалившихся к ней мальчишек. - Уже утро, а кажется, прошел час, от силы полтора с момента, как мы покинули монастырь. Катя с Юркой тоже, должно быть, спят, как убитые (никакая иная ассоциация не приходила в голову после всего пережитого)..."
Алексей вернулся. Анна вышла к нему из машины, они сели на одиноко желтевшую возле автобусной остановки лавочку. Порывшись в кармане, куда после стрельбы по замку перекочевал "жучок", Анна поинтересовалась, что с ним делать, может, раздавить? Алексей поблагодарил, что напомнила, и снова пошел обыскивать машину. В спешке Марья Павловна нашла всё-таки не всех "насекомых". Алексей обнаружил ещё одного.
- Поднимаем мальчишек: к Трегубову пойдем пешком.
- Лёш, может, лучше - доедем? Хороши они будут на дороге: сонные, в тапках и ночных рубашках, - возразила Анна. - А твои картины? Оставить их в машине?.. А "сокровища" в сумке Рустама?..
Подумав, афганец согласился, что она права. "Ниву" он аккуратно поставил во двор скульптора, бережно вынес из неё младшего племянника, мать подняла Павла.
Саша дремал на веранде за столом, положив голову на руки. Спросонок он не понял, кто зашел, но потом страшно обрадовался. Анна попросила его не суетиться и поставить чайник, а пока она уложит мальчишек наверху на месте Кати. Собственно, укладывать даже не пришлось: Пашка спал на ходу с открытыми глазами, как лунатик, а Петруха так и не проснулся.
11.
"То, что радует сердце... Прекрасное изображение женщины на свитке в сопровождении многих искусных слов."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
Когда Анна спустилась с чердака на веранду, Трегубов был уже посвящен в ход событий. Он встал ей навстречу, галантно поцеловал руку, налил горячего чаю, всё подробно доложил о Кате с Юркой. Потом спросил, какие планы на завтра.
- Завтра, точнее - сегодня, в десять утра мы встречаемся в кабинете нашего следователя: в номере, Марьи Павловны, - Алексея царапнула галантность однокашника по отношению к Анне. - Там и будем решать, что делать дальше. А пока надо всем поспать, хоть до девяти.
Анну удивила некоторая сухость в его голосе, но потом она сообразила: "Всё правильно, экстремальные условия на сегодня окончились."
"Дворцовый слуга принес мне подарок... Уж нет ли в нем картины?.. но оказалось, что там тесно уложены, один к другому, хэйдан - жареные пирожки с начинкой."
Она молча сполоснула чашки и, пожелав скульптору спокойной ночи (какая уж тут ночь: небо заалело вовсю) пошла во двор умываться.
Алексей догнал её у колонки, тихо, чтобы не слышал тактично удалившийся в горницу Трегубов, спросил:
- Что, опять?.. Без Марьи Павловны нам не обойтись, у неё - прямые контакты. Через них она сможет хоть какой-то свет пролить на дело Бориса.
- Ты абсолютно прав, - спокойно ответила Анна, - полей мне, пожалуйста, - и на секунду засунула под струю голову. - До конца жизни буду благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал!
- Но сделано так мало: почти что ничего не изменилось, - горячо убеждал её художник, поддавая напор воды, - даже когда мы вернём Машу, мы не сможем спать спокойно до тех пор, пока не обезопасим семью от этой шоблы. Поэтому параллельно с поисками Маруськи, видимо, надо искать то, что они просят.
Анна кивнула и отправилась в дом. Он брызнул ей в спину:
- А где моё "спокойной ночи"?
Несмотря на холодную воду, Анне стало тепло.
- Ты просто руки об меня хочешь вытереть!
- Ну, хорошо! - вконец разобиделся Алексей. - Иди, иди! Я сам буду зализывать свои раны.
- Зачем сам. Идем в дом, я их помажу, вот только голову вытру. Жалко, что мы йод не прихватили в медучреждении.
Она поёжилась, вспомнив затравленный блеск очков паразита-Гриба, и место, куда он себя запрятал, чтобы сохраниться навеки... Сразу пропала охота шутить.
- Ты открыл морозильник?
- Дерьмо не тонет. - уклончиво ответил Алексей. - Может, его кто уже обогрел и реанимировал... - Зять, как и прежде, иногда видел непредсказуемую свояченицу насквозь. - И не думай о нём! А то я стану ему завидовать!
Анна остановилась, встряхнув влажной шевелюрой:
- Лёш, я же понимаю, что после моей сегодняшней выходки, когда я...
Алексея и веселили, и утомляли перепады её настроения. Он подошел к Анне, двумя ледяными пальцами прищемил ей нос и с отчаяньем вздохнул:
- Жаль, матушке Варваре слово дал. И у Юрки уже разрешения спросил. Теперь хочешь не хочешь - нельзя отступить!
- Ты не можешь, чтобы не поиздеваться! - скрывая слёзы, выступившие от боли (а может, от нечаянной радости), Анна отвернулась от мужчины. Она не ушла. Рассматривая что-то на земле, повторила вопрос, уже звучавший в ней: - Много же хороших баб вокруг. Ты, наверняка, не был одинок в последние годы... Зачем я тебе?
- Ну, вот тебе и "буква в алфавите"!.. Анька, давай не будем путать кислое с пресным. При чем здесь последние или предыдущие годы?.. Они не были безоблачными ни у меня, ни уж тем более - у тебя. Неужели тебе не хочется, чтобы кто-то взял на себя хоть часть твоего воза? По-моему я самая подходящая кандидатура... - Он прислонил её к себе спиной и зарылся лицом в мокрые густые волосы. - Одно из двух: или ты дурочка совсем, или у тебя есть кто-то другой на примете!
Анна молчала, растворяясь в его руках. Он вдруг оставил её, буркнув с досадой:
- Да что я тебя уговариваю. Не маленькая... Сама ведь чувствуешь...
- Лёш, погоди, - исчезновение его тепла вызвало в Анне чувство обездоленности. - Ты мне так и не ответил...
- Что, что ещё я не ответил? - Он, уже не скрывая, злился. - Я уже много раз сказал, что ты мне нужна. Вот такая, как есть: нормальная, ненормальная, худая, толстая...
От неожиданной определённости его слов она снова чуть не разревелась, только уже в голос:
- Так ты вправду простил меня, за то, что я решила, будто ты... что ты меня... как они все...
Алексей встал прямо перед Анной, запустил растопыренные пальцы в её шевелюру, оттянул голову назад так, чтобы она хорошо видела его лицо, процедил, стиснув зубы:
- Вся беда в том, что я действительно тебя предал. Я должен был воевать за вас не сегодня, а ещё пять лет назад. Нет, ещё раньше! Когда я понял, что Бориса засасывает уже не святая любовь к археологии, я не смог его остановить. А я должен был защитить тебя от всего этого... Подожди, дай мне сказать! - Он глядел в её глаза, наполненные страхом разочарования, но уже не мог остановиться. - Больше никаких секретов и недоговоренностей быть не должно!..
- Помнишь, ещё давно, когда мы с Любой поженились, он брал меня летом художником в экспедиции, давая возможность подзаработать? Поначалу мне было безумно интересно, работа и поездки помогали отвлечься от Афгана... К тому же - рядом была Любовь, для которой всё это также было внове, а я в то время смотрел на неё, как на божество. Позже ей наскучила такая жизнь. Родился Андрюшка... Я решил, что больше ездить не буду, тем более, что группа теперь могла обойтись без меня: у Бориса появился друг, прекрасный фотограф, с которым ты имела честь познакомиться сегодня. Я сам привёз тебя к этому... - Алексею на минуту опять стало жутко. Он снова поймал ускользающий взгляд свояченицы. - Да, за то, что ты попала в его логово, благодари меня!.. - Он прижался лбом к её лбу, потом ладонью прикрыл рот пожелавшей что-то произнести Анны. - Нет, не стоит, я сам уже всё сказал себе по этому поводу... Так вот. Основная работа Григория Мыльникова, умеющего без мыла влезать в любую щель и потому быстро запоминающегося, была в Академии наук, а подрабатывал он в АПН. У нас с Любой в семье начались проблемы, о которых тебе известно лучше, чем кому бы то ни было. Но сейчас речь не об этом... В двух последних экспедициях я начал замечать за Борисом какие-то странные вещи. Непосредственно в раскопках он уже не участвовал. Вдвоём с Мыльниковым они где-то пропадали целыми днями, возвращались поздно, когда дневные работы уже были окончены из-за темноты. Иногда привозили на машине какие-то запечатанные коробки. Якобы, экспонаты для столичных музеев. Удивляло нежелание Бориса продемонстрировать шедевры даже мне: пусть не как родственнику - как художнику! Он объяснял, что это оформляется по иным статьям и что к нашей непосредственной работе отношения не имеет. По возвращении в Москву я оба раза видел, как он лично сгружал эти "экспонаты" в чей-то личный транспорт. Помогал ему лишь Гриша-фотограф. (Он тогда ещё не был столь знаменит, как ныне!). Поскольку все канцелярские и финансовые дела вёл сам Борис, никто из группы, как мне кажется, не был в курсе этой купли-продажи. В том, что твой Боречка хорошо нагрел на этом руки, я убедился позже, когда уже не стало Любы и ты самоотверженно приняла нас с Андреем к себе под крыло. Однажды утром, ты - беременная Машкой повела всех детей (и моего в том числе) в сад. Ты, а не уставший отец, который пришел поздно вечером с "индивидуальных занятий", или твой несчастный зять, который отсыпался у вас после очередного "заливания горя". И вот этот зять - то бишь я - слышал, как Борис имел по телефону очень странную беседу. О чем шла речь, я в своём полупьяном бреду плохо разобрал. Понял только, что он требовал от кого-то свою долю. И вероятно вытребовал, потому что вскоре у вас появилась импортная детская люлька, а к ней впридачу - радиоаппаратура, купленная тебе в подарок по случаю трех месяцев со дня рождения дочки. Заботливый муж и отец проявлял внимание к семье!.. Помнишь, как она мешала потом спать Маруське в те редкие вечера, когда хозяин оказывался дома? Я достаточно откровенно говорил тогда с Борисом... Мне, потерявшему (можно сказать - своими руками угробившему) жену, было интересно знать, понимает ли он, какая вы ценность. Зачем он навлекает опасность на ваши головы?.. Ведь чем заканчивается жизнь наёмных искателей жемчуга мы приблизительно знаем.
Анна пронзительно, чисто и ясно смотрела ему в глаза, чего он как будто бы добивался.
- И что он тебе ответил?..
Алексей, несмотря на решимость быть откровенным до конца, всё-таки не смог, увильнул:
- Если бы он был жив, я бы тебе рассказал.
- Но ведь тогда... тогда он ещё был жив... Почему ты не сказал мне тогда?!
- Мне подумалось после того разговора, что Бориса уже не спасти. Он уже не был таким, как раньше... Да и к тебе он прежде относился совсем по-другому. Но ведь ты-то любила его, как раньше, как в первые годы... Помнишь Ты с Катей и Пашкой даже приезжали к нам на раскопки? Меня тогда просто шокировало подобное дурацкое бесстрашие: одна с двумя крошечными детьми в пустынную местность, чтобы побыть рядом с мужем... Я про себя назвал тебя "летняя декабристка".
Анна стала щуриться от первых солнечных лучей, порозовела. Алексей продолжал, по-прежнему держа её лицо в своих руках:
- Мы все не ангелы, и я - тем более далёк от совершенства... Я причина всех твоих бед! Благодаря тебе я прекратил пить, привел себя в порядок, а потом стал просто наблюдать, что же происходит с вашей жизнью. Анюта, я - идиот, сволочь! Я ничего не делал, я паскудно наблюдал со стороны, хотя возможность краха предполагал... Ты понимаешь, я даже не пытался это предотвратить. А должен был тебе всё рассказать, предостеречь, предупредить. Но, вместо этого, пока было возможно, пользовался тем, что рядом с тобой мне вдруг так хорошо стало работать!..
- Сгоревшие картины?.. - Анна вспомнила пострадавшие на даче работы, которые навеяли на неё такой ужас. - Это именно их ты писал в то время?..
Алексей кивнул и, закончил, наконец, выпустив её.
- Мало того: в то время, как что-то недоделившие с ним сволочи, потирая ручонки, отгуливали и пропивали твою свободу, когда на тебя свалили вину за его гибель, я так гордился собой! Еще бы: я-то тебя "не осуждал"!.. Так что ты мне, Анна свет Даниловна, ничего не должна. Это я кругом в долгу перед тобой...
- Тогда, наверное, мы квиты...
То ли потому, что было это совсем в другой жизни, то ли потому, что слишком устала, а может, была, наоборот, слишком взволнованая возвращением мальчиков, - Анна больше не думала о прошлом, которое восстанавливал в её памяти Алексей. Оно доставляло ей всё меньше и меньше боли.
Когда он умылся и вошел в дом, Алексей увидел свояченицу на веранде.
На плитке грелась кастрюля с водой, Анна сидела за столом, подперев кулаками голову, склоненную над книжкой. Но не читала. Взгляд блуждал где-то снаружи, за пыльными стеклами, терялся в зелени кустов за окном.
Анна думала о будущем...
О том, что поговорив с Марьей Павловной, они обязательно навестят Юру и Катюху... как они будут искать Марусю... как отдадут подонкам эти несчастные дневники загнанного в угол Бориса (пусть подавятся ими, ублюдки, антихристы!)...
Алексей тихо дотронулся губами до Аниной макушки, позолоченной солнцем, зацепил глазами на раскрытой странице фразу:
"Очнулась я в середине ночи. Лунный свет лился сквозь окошко и бросал белые блики на ночные одежды спящих людей..."
- Другой такой нет. - вздохнул он. - Где же твоя "четверть лица кавказской национальности"?.. Другая меня убила бы, а эта - сидит и книжки какие-то читает! Наверстываешь упущенное?
Анна улыбнулась, повернув к нему голову.
- Да нет, это так... Ой, Лёш, уже совсем светло. Надо же всё-таки отдохнуть! - И добавила, потянувшись всем телом: - Правильно говорят, утро вечера - мудренее! Иди спать. А я ещё чуть-чуть посижу...
* * *
Марья Павловна раскрыла глаза в тот момент, когда рассерженная Маринка уже собиралась тормошить её всерьез:
- Мам, ну что ты, в самом деле! На завтрак же опоздаешь!
- Отста-ань, - протянула она, - на завтрак же, а не на работу!.. - и сразу проснулась: - Сколько времени?
- Уже почти девять! Скоро столовую закроют. - Маринка не на шутку раскомандовалась: - Где тебя полночи носило?
Капитан вскочила на ноги и, как подкошенная, снова шмякнулась на кровать, зашипев от боли. Её залитая на ночь йодом порезанная пятка ощутимо давала понять, что постельный режим на сегодня - обеспечен.
- Мариш, беги одна, - отпустила дочку мать, удивляя её непривычно дружелюбным с утра тоном и прикрывая простынёй ногу, снова начавшую кровоточить.
Маринка ускакала, бросив на ходу:
- Сказала бы сразу...
Марья Павловна кое-как добрела до ванной, где над душевым корытом промыла рану, поливая ногу из тефалевого чайника, потом замотала её полотенцем и потащилась в медпункт - благо, соседний дом.
Была с триумфом перенесена неприятная, болезненная обработка и обматывание стерильным, напоминавшем о клинике и поэтому ненавистным теперь бинтом. После чего пятке следователя было обещано скорое выздоровление, при условии максимального покоя (как она - владелица этой самой пятки - и предполагала) в течение трёх дней.
- Каких трёх дней?! - бушевала Марья Павловна. - У меня с дочерью всего-то их восемнадцать, а два, нет, даже три - уже коту под хвост!
Её успокоил знакомый голос Арбузовой, обладательница которого услышала шум в медпункте в то самое время, как направлялась к Луканенковой:
- И опять в медучреждении! Люблю болезни я, но странною любовью, стала дразниться Анна через окно.
Похоже, на этот раз она хоть немного выспалась.
- Ну вот, совсем другое дело! - одобрительно воскликнула Марья Павловна, жестом подзывая её поближе. - И юбочка тебе больше "к лицу", чем штаны, в которых ты вчера по земле ползала. И кофтенка хорошенькая, даже стройнит! Откуда? Турецкая?.. И цвет тебе идет, но можно было бы и поярче ты ведь тёмненькая...
- Лошадка! - закончила за неё Аня. - Я вообще-то не люблю юбки, Маш, я бы из штанов не вылезала! Просто брюки ещё не досохли: я их простирнула перед сном. А это всё Лёшка помог купить. Я в магазин попала - как на другую планету!
- В таком случае, твой зять - мировой мужик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Очнулась она от самобичевания, когда машина остановилась у ворот пансионата. На циферблате горело время: 4-12. Потихоньку начал заниматься своей работой рассвет.
Алексей вышел проводить Марью Павловну до номера. Анна заметила, что она изрядно прихрамывает. "Наверное, туфли натёрли, - опустошенно подумала мать, выпрямляя окаменевшую спину и осторожно высвобождаясь от привалившихся к ней мальчишек. - Уже утро, а кажется, прошел час, от силы полтора с момента, как мы покинули монастырь. Катя с Юркой тоже, должно быть, спят, как убитые (никакая иная ассоциация не приходила в голову после всего пережитого)..."
Алексей вернулся. Анна вышла к нему из машины, они сели на одиноко желтевшую возле автобусной остановки лавочку. Порывшись в кармане, куда после стрельбы по замку перекочевал "жучок", Анна поинтересовалась, что с ним делать, может, раздавить? Алексей поблагодарил, что напомнила, и снова пошел обыскивать машину. В спешке Марья Павловна нашла всё-таки не всех "насекомых". Алексей обнаружил ещё одного.
- Поднимаем мальчишек: к Трегубову пойдем пешком.
- Лёш, может, лучше - доедем? Хороши они будут на дороге: сонные, в тапках и ночных рубашках, - возразила Анна. - А твои картины? Оставить их в машине?.. А "сокровища" в сумке Рустама?..
Подумав, афганец согласился, что она права. "Ниву" он аккуратно поставил во двор скульптора, бережно вынес из неё младшего племянника, мать подняла Павла.
Саша дремал на веранде за столом, положив голову на руки. Спросонок он не понял, кто зашел, но потом страшно обрадовался. Анна попросила его не суетиться и поставить чайник, а пока она уложит мальчишек наверху на месте Кати. Собственно, укладывать даже не пришлось: Пашка спал на ходу с открытыми глазами, как лунатик, а Петруха так и не проснулся.
11.
"То, что радует сердце... Прекрасное изображение женщины на свитке в сопровождении многих искусных слов."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
Когда Анна спустилась с чердака на веранду, Трегубов был уже посвящен в ход событий. Он встал ей навстречу, галантно поцеловал руку, налил горячего чаю, всё подробно доложил о Кате с Юркой. Потом спросил, какие планы на завтра.
- Завтра, точнее - сегодня, в десять утра мы встречаемся в кабинете нашего следователя: в номере, Марьи Павловны, - Алексея царапнула галантность однокашника по отношению к Анне. - Там и будем решать, что делать дальше. А пока надо всем поспать, хоть до девяти.
Анну удивила некоторая сухость в его голосе, но потом она сообразила: "Всё правильно, экстремальные условия на сегодня окончились."
"Дворцовый слуга принес мне подарок... Уж нет ли в нем картины?.. но оказалось, что там тесно уложены, один к другому, хэйдан - жареные пирожки с начинкой."
Она молча сполоснула чашки и, пожелав скульптору спокойной ночи (какая уж тут ночь: небо заалело вовсю) пошла во двор умываться.
Алексей догнал её у колонки, тихо, чтобы не слышал тактично удалившийся в горницу Трегубов, спросил:
- Что, опять?.. Без Марьи Павловны нам не обойтись, у неё - прямые контакты. Через них она сможет хоть какой-то свет пролить на дело Бориса.
- Ты абсолютно прав, - спокойно ответила Анна, - полей мне, пожалуйста, - и на секунду засунула под струю голову. - До конца жизни буду благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал!
- Но сделано так мало: почти что ничего не изменилось, - горячо убеждал её художник, поддавая напор воды, - даже когда мы вернём Машу, мы не сможем спать спокойно до тех пор, пока не обезопасим семью от этой шоблы. Поэтому параллельно с поисками Маруськи, видимо, надо искать то, что они просят.
Анна кивнула и отправилась в дом. Он брызнул ей в спину:
- А где моё "спокойной ночи"?
Несмотря на холодную воду, Анне стало тепло.
- Ты просто руки об меня хочешь вытереть!
- Ну, хорошо! - вконец разобиделся Алексей. - Иди, иди! Я сам буду зализывать свои раны.
- Зачем сам. Идем в дом, я их помажу, вот только голову вытру. Жалко, что мы йод не прихватили в медучреждении.
Она поёжилась, вспомнив затравленный блеск очков паразита-Гриба, и место, куда он себя запрятал, чтобы сохраниться навеки... Сразу пропала охота шутить.
- Ты открыл морозильник?
- Дерьмо не тонет. - уклончиво ответил Алексей. - Может, его кто уже обогрел и реанимировал... - Зять, как и прежде, иногда видел непредсказуемую свояченицу насквозь. - И не думай о нём! А то я стану ему завидовать!
Анна остановилась, встряхнув влажной шевелюрой:
- Лёш, я же понимаю, что после моей сегодняшней выходки, когда я...
Алексея и веселили, и утомляли перепады её настроения. Он подошел к Анне, двумя ледяными пальцами прищемил ей нос и с отчаяньем вздохнул:
- Жаль, матушке Варваре слово дал. И у Юрки уже разрешения спросил. Теперь хочешь не хочешь - нельзя отступить!
- Ты не можешь, чтобы не поиздеваться! - скрывая слёзы, выступившие от боли (а может, от нечаянной радости), Анна отвернулась от мужчины. Она не ушла. Рассматривая что-то на земле, повторила вопрос, уже звучавший в ней: - Много же хороших баб вокруг. Ты, наверняка, не был одинок в последние годы... Зачем я тебе?
- Ну, вот тебе и "буква в алфавите"!.. Анька, давай не будем путать кислое с пресным. При чем здесь последние или предыдущие годы?.. Они не были безоблачными ни у меня, ни уж тем более - у тебя. Неужели тебе не хочется, чтобы кто-то взял на себя хоть часть твоего воза? По-моему я самая подходящая кандидатура... - Он прислонил её к себе спиной и зарылся лицом в мокрые густые волосы. - Одно из двух: или ты дурочка совсем, или у тебя есть кто-то другой на примете!
Анна молчала, растворяясь в его руках. Он вдруг оставил её, буркнув с досадой:
- Да что я тебя уговариваю. Не маленькая... Сама ведь чувствуешь...
- Лёш, погоди, - исчезновение его тепла вызвало в Анне чувство обездоленности. - Ты мне так и не ответил...
- Что, что ещё я не ответил? - Он, уже не скрывая, злился. - Я уже много раз сказал, что ты мне нужна. Вот такая, как есть: нормальная, ненормальная, худая, толстая...
От неожиданной определённости его слов она снова чуть не разревелась, только уже в голос:
- Так ты вправду простил меня, за то, что я решила, будто ты... что ты меня... как они все...
Алексей встал прямо перед Анной, запустил растопыренные пальцы в её шевелюру, оттянул голову назад так, чтобы она хорошо видела его лицо, процедил, стиснув зубы:
- Вся беда в том, что я действительно тебя предал. Я должен был воевать за вас не сегодня, а ещё пять лет назад. Нет, ещё раньше! Когда я понял, что Бориса засасывает уже не святая любовь к археологии, я не смог его остановить. А я должен был защитить тебя от всего этого... Подожди, дай мне сказать! - Он глядел в её глаза, наполненные страхом разочарования, но уже не мог остановиться. - Больше никаких секретов и недоговоренностей быть не должно!..
- Помнишь, ещё давно, когда мы с Любой поженились, он брал меня летом художником в экспедиции, давая возможность подзаработать? Поначалу мне было безумно интересно, работа и поездки помогали отвлечься от Афгана... К тому же - рядом была Любовь, для которой всё это также было внове, а я в то время смотрел на неё, как на божество. Позже ей наскучила такая жизнь. Родился Андрюшка... Я решил, что больше ездить не буду, тем более, что группа теперь могла обойтись без меня: у Бориса появился друг, прекрасный фотограф, с которым ты имела честь познакомиться сегодня. Я сам привёз тебя к этому... - Алексею на минуту опять стало жутко. Он снова поймал ускользающий взгляд свояченицы. - Да, за то, что ты попала в его логово, благодари меня!.. - Он прижался лбом к её лбу, потом ладонью прикрыл рот пожелавшей что-то произнести Анны. - Нет, не стоит, я сам уже всё сказал себе по этому поводу... Так вот. Основная работа Григория Мыльникова, умеющего без мыла влезать в любую щель и потому быстро запоминающегося, была в Академии наук, а подрабатывал он в АПН. У нас с Любой в семье начались проблемы, о которых тебе известно лучше, чем кому бы то ни было. Но сейчас речь не об этом... В двух последних экспедициях я начал замечать за Борисом какие-то странные вещи. Непосредственно в раскопках он уже не участвовал. Вдвоём с Мыльниковым они где-то пропадали целыми днями, возвращались поздно, когда дневные работы уже были окончены из-за темноты. Иногда привозили на машине какие-то запечатанные коробки. Якобы, экспонаты для столичных музеев. Удивляло нежелание Бориса продемонстрировать шедевры даже мне: пусть не как родственнику - как художнику! Он объяснял, что это оформляется по иным статьям и что к нашей непосредственной работе отношения не имеет. По возвращении в Москву я оба раза видел, как он лично сгружал эти "экспонаты" в чей-то личный транспорт. Помогал ему лишь Гриша-фотограф. (Он тогда ещё не был столь знаменит, как ныне!). Поскольку все канцелярские и финансовые дела вёл сам Борис, никто из группы, как мне кажется, не был в курсе этой купли-продажи. В том, что твой Боречка хорошо нагрел на этом руки, я убедился позже, когда уже не стало Любы и ты самоотверженно приняла нас с Андреем к себе под крыло. Однажды утром, ты - беременная Машкой повела всех детей (и моего в том числе) в сад. Ты, а не уставший отец, который пришел поздно вечером с "индивидуальных занятий", или твой несчастный зять, который отсыпался у вас после очередного "заливания горя". И вот этот зять - то бишь я - слышал, как Борис имел по телефону очень странную беседу. О чем шла речь, я в своём полупьяном бреду плохо разобрал. Понял только, что он требовал от кого-то свою долю. И вероятно вытребовал, потому что вскоре у вас появилась импортная детская люлька, а к ней впридачу - радиоаппаратура, купленная тебе в подарок по случаю трех месяцев со дня рождения дочки. Заботливый муж и отец проявлял внимание к семье!.. Помнишь, как она мешала потом спать Маруське в те редкие вечера, когда хозяин оказывался дома? Я достаточно откровенно говорил тогда с Борисом... Мне, потерявшему (можно сказать - своими руками угробившему) жену, было интересно знать, понимает ли он, какая вы ценность. Зачем он навлекает опасность на ваши головы?.. Ведь чем заканчивается жизнь наёмных искателей жемчуга мы приблизительно знаем.
Анна пронзительно, чисто и ясно смотрела ему в глаза, чего он как будто бы добивался.
- И что он тебе ответил?..
Алексей, несмотря на решимость быть откровенным до конца, всё-таки не смог, увильнул:
- Если бы он был жив, я бы тебе рассказал.
- Но ведь тогда... тогда он ещё был жив... Почему ты не сказал мне тогда?!
- Мне подумалось после того разговора, что Бориса уже не спасти. Он уже не был таким, как раньше... Да и к тебе он прежде относился совсем по-другому. Но ведь ты-то любила его, как раньше, как в первые годы... Помнишь Ты с Катей и Пашкой даже приезжали к нам на раскопки? Меня тогда просто шокировало подобное дурацкое бесстрашие: одна с двумя крошечными детьми в пустынную местность, чтобы побыть рядом с мужем... Я про себя назвал тебя "летняя декабристка".
Анна стала щуриться от первых солнечных лучей, порозовела. Алексей продолжал, по-прежнему держа её лицо в своих руках:
- Мы все не ангелы, и я - тем более далёк от совершенства... Я причина всех твоих бед! Благодаря тебе я прекратил пить, привел себя в порядок, а потом стал просто наблюдать, что же происходит с вашей жизнью. Анюта, я - идиот, сволочь! Я ничего не делал, я паскудно наблюдал со стороны, хотя возможность краха предполагал... Ты понимаешь, я даже не пытался это предотвратить. А должен был тебе всё рассказать, предостеречь, предупредить. Но, вместо этого, пока было возможно, пользовался тем, что рядом с тобой мне вдруг так хорошо стало работать!..
- Сгоревшие картины?.. - Анна вспомнила пострадавшие на даче работы, которые навеяли на неё такой ужас. - Это именно их ты писал в то время?..
Алексей кивнул и, закончил, наконец, выпустив её.
- Мало того: в то время, как что-то недоделившие с ним сволочи, потирая ручонки, отгуливали и пропивали твою свободу, когда на тебя свалили вину за его гибель, я так гордился собой! Еще бы: я-то тебя "не осуждал"!.. Так что ты мне, Анна свет Даниловна, ничего не должна. Это я кругом в долгу перед тобой...
- Тогда, наверное, мы квиты...
То ли потому, что было это совсем в другой жизни, то ли потому, что слишком устала, а может, была, наоборот, слишком взволнованая возвращением мальчиков, - Анна больше не думала о прошлом, которое восстанавливал в её памяти Алексей. Оно доставляло ей всё меньше и меньше боли.
Когда он умылся и вошел в дом, Алексей увидел свояченицу на веранде.
На плитке грелась кастрюля с водой, Анна сидела за столом, подперев кулаками голову, склоненную над книжкой. Но не читала. Взгляд блуждал где-то снаружи, за пыльными стеклами, терялся в зелени кустов за окном.
Анна думала о будущем...
О том, что поговорив с Марьей Павловной, они обязательно навестят Юру и Катюху... как они будут искать Марусю... как отдадут подонкам эти несчастные дневники загнанного в угол Бориса (пусть подавятся ими, ублюдки, антихристы!)...
Алексей тихо дотронулся губами до Аниной макушки, позолоченной солнцем, зацепил глазами на раскрытой странице фразу:
"Очнулась я в середине ночи. Лунный свет лился сквозь окошко и бросал белые блики на ночные одежды спящих людей..."
- Другой такой нет. - вздохнул он. - Где же твоя "четверть лица кавказской национальности"?.. Другая меня убила бы, а эта - сидит и книжки какие-то читает! Наверстываешь упущенное?
Анна улыбнулась, повернув к нему голову.
- Да нет, это так... Ой, Лёш, уже совсем светло. Надо же всё-таки отдохнуть! - И добавила, потянувшись всем телом: - Правильно говорят, утро вечера - мудренее! Иди спать. А я ещё чуть-чуть посижу...
* * *
Марья Павловна раскрыла глаза в тот момент, когда рассерженная Маринка уже собиралась тормошить её всерьез:
- Мам, ну что ты, в самом деле! На завтрак же опоздаешь!
- Отста-ань, - протянула она, - на завтрак же, а не на работу!.. - и сразу проснулась: - Сколько времени?
- Уже почти девять! Скоро столовую закроют. - Маринка не на шутку раскомандовалась: - Где тебя полночи носило?
Капитан вскочила на ноги и, как подкошенная, снова шмякнулась на кровать, зашипев от боли. Её залитая на ночь йодом порезанная пятка ощутимо давала понять, что постельный режим на сегодня - обеспечен.
- Мариш, беги одна, - отпустила дочку мать, удивляя её непривычно дружелюбным с утра тоном и прикрывая простынёй ногу, снова начавшую кровоточить.
Маринка ускакала, бросив на ходу:
- Сказала бы сразу...
Марья Павловна кое-как добрела до ванной, где над душевым корытом промыла рану, поливая ногу из тефалевого чайника, потом замотала её полотенцем и потащилась в медпункт - благо, соседний дом.
Была с триумфом перенесена неприятная, болезненная обработка и обматывание стерильным, напоминавшем о клинике и поэтому ненавистным теперь бинтом. После чего пятке следователя было обещано скорое выздоровление, при условии максимального покоя (как она - владелица этой самой пятки - и предполагала) в течение трёх дней.
- Каких трёх дней?! - бушевала Марья Павловна. - У меня с дочерью всего-то их восемнадцать, а два, нет, даже три - уже коту под хвост!
Её успокоил знакомый голос Арбузовой, обладательница которого услышала шум в медпункте в то самое время, как направлялась к Луканенковой:
- И опять в медучреждении! Люблю болезни я, но странною любовью, стала дразниться Анна через окно.
Похоже, на этот раз она хоть немного выспалась.
- Ну вот, совсем другое дело! - одобрительно воскликнула Марья Павловна, жестом подзывая её поближе. - И юбочка тебе больше "к лицу", чем штаны, в которых ты вчера по земле ползала. И кофтенка хорошенькая, даже стройнит! Откуда? Турецкая?.. И цвет тебе идет, но можно было бы и поярче ты ведь тёмненькая...
- Лошадка! - закончила за неё Аня. - Я вообще-то не люблю юбки, Маш, я бы из штанов не вылезала! Просто брюки ещё не досохли: я их простирнула перед сном. А это всё Лёшка помог купить. Я в магазин попала - как на другую планету!
- В таком случае, твой зять - мировой мужик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34