Рика вновь бросила взгляд на Бьорна. Он, как и все остальные, опять уставился на черное небо, где можно было увидеть цепочку сияющих огней ожерелья Фрейи.
– Сердце Фрейи никак не могло успокоиться, так ей хотелось обладать ожерельем. Она предложила карликам золото, потому что у нее было его много но они никак не соглашались. Единственное сокровище, которое они хотели получить взамен, это сама богиня. Она должна будет провести ночь с каждым из них, и тогда ожерелье перейдет к ней. Эти карлики были чудовищно безобразны, но красота ожерелья Бризингамен была такой потрясающей, что Фрейя согласилась на их требование провести с каждым одну ночь.
Голос Рики завораживал сидевших вокруг костра. Они явственно представляли себе божественно прекрасную Фрейю, предающуюся сексуальным утехам с безобразными карликами. Только Бьорн оторвал взгляд от неба и уставился на Рику.
Казалось, душа светилась в его темных глазах, полных любви и муки. Когда он так на нее смотрел, Рике было трудно дышать. Все переворачивалось внутри, а между ног становилось тепло и влажно. Как такое возможно, чтобы мужчина… возбуждал женщину одним взглядом? Жарким и понимающим. Какая-то ее часть жаждала быть Фрейей, вольной и сумасбродной… перемахнуть через костер на колени к Бьорну, умолять его взять ее, и пусть Локи забирает весь остальной мир.
– Что же случилось дальше? – заинтересованно спросил Йоранд.
Рика встряхнулась и продолжила рассказ:
– После четырех ночей любви с карликами Фрейя с ожерельем возвратилась домой в Асгард и обнаружила, что Одур возвратился из путешествия. – Она заметила, как насупился Йоранд, ожидавший более подробного повествования. – Эти четыре ночи ничего не значили для богини, так что она не считала нужным посвящать Одура в то, как досталось ей это новое украшение. Они снова были счастливы, и Одур остался в неведении.
– Как это похоже на женщин! – цинично заметил дядя Орнольф.
– Скорее, на большинство мужчин, если хотите знать мое мнение, – выгнула бровь старая Хельга.
И Рика продолжила рассказ:
– Но обман Фрейи все-таки вскрылся. Локи, вечный насмешник, никогда не допускал, чтобы радость царила среди богов и людей. Локи поведал Одуру, какую цену заплатила Фрейя за роскошную новую безделушку, и сердце его воспылало гневом. Одур в ярости навсегда покинул Асгард, чтобы вечно странствовать по всем девяти мирам.
Любовь преданная – это любовь утраченная. Суть рассказа была достаточно убедительной, без всяких прикрас, и Рика замолчала, давая слушателям время проникнуться печалью происшедшего. Сама она уже испытала подобную боль.
Затем тихим голосом она продолжила рассказ:
– Фрейя по-прежнему носит ожерелье, так дорого ей доставшееся, потому что оно обладает могущественной силой. Но каждую ночь она ищет Одура, свою потерянную любовь. И, странствуя по Мидгарду, она тоскует по утраченной любви и оставляет за собой золотые слезы.
– Можно было бы с пониманием отнестись к этим слезам, если поверить в их искренность, – произнес Бьорн, искоса глядя на Рику. – Благосклонность, которую можно купить за побрякушки, какими бы красивыми они ни были… свидетельствует о душевной пустоте. Любовь без верности, без совместной жизни – это вовсе не любовь.
Губы Рики сжались в тонкую линию. Она не могла смотреть ему в глаза.
Глядя на Рику, Бьорн пытался понять, не намекает ли она на то, что Гуннар был прав. Что она выходит замуж за араба из-за его богатства. Если это так, он должен ее презирать. Но он увидел, как дрожит ее подбородок, и понял, что всегда будет любить Рику, каким бы мукам ни подвергла она его сердце.
Рика поднесла руку к шее, на которой когда-то висел янтарный молоточек.
– Тот, кто находит золотые слезы Фрейи, ценит их очень высоко. – Тут ее голос дрогнул. – Ведь они превращаются в светящееся вещество, такое драгоценное, что даже мы везем его в далекий Миклагард. Слезы фрейи и есть то, что мы называем янтарем.
Она замолчала надолго, и слушатели беспокойно задвигались.
– Когда в следующий раз вы возьмете в руки янтарь, вспомните о женщине, которая заключила плохую сделку и из-за этого потеряла свою любовь, – мягко произнесла наконец Рика.
Бьорн обратил внимание на то, что она сказала «женщина», а не «богиня».
– Рика, пришла пора тебе тоже надеть янтарь, – вдруг сказал Торвальд. Из кисета на поясе он вынул янтарный молоточек и помахал им перед ней. – Я слышал, что ты его утратила и хочешь получить обратно.
Удивление отразилось на ее лице, и она растерянно потянулась к амулету.
– Откуда?.. Как ты… – Она потрясенно смотрела на молоточек. В отблесках костра искрой сверкнула крохотная орхидея, заключенная в янтаре. Да, это, несомненно, был ее амулет!..
– Я рад угодить тебе, – сказал Торвальд и протянул руки к ее стройной шее, чтобы завязать кожаный шнурок. – Он должен украшать шею красивой женщины. Так было всегда.
Бьорн зло прищурился на старика. В какую игру тот играет? Сначала Торвальд хотел купить ей свободу, даже чуть не подрался из-за этого с Бьорном, мужчиной вдвое моложе его и в самом расцвете сил. Теперь Торвальд, как явный поклонник, делает ей подарок.
– О, спасибо! Как я могу отблагодарить вас? – бурно воскликнула Рика.
Когда она обняла Торвальда, Бьорн мысленно дал себе пинка за то, что не подумал отобрать ее амулет у Астрид. Тогда она сейчас обнимала бы его, а не этого дряхлого старика.
– Мне казалось, что твоя вера в Тора пошатнулась, – сухо заметил Бьорн.
– Дело вовсе не в вере, – объяснила она. – Этот амулет – моя единственная связь с прошлым, память о моем отце.
– Твоем отце? – растерянно заморгал Торвальд.
– Да, Магнусе Сереброголосом, – кивнула Рика. – Может быть, вы когда-нибудь слышали о нем. Магнус всегда повторял мне, что я ношу этот знак с самого младенчества.
Бьорн заметил, как на лицо Торвальда набежала тень, но огорченное выражение исчезло так же быстро, как появилось, так что было похоже, что он не ошибся. Его недоверие и неприязнь к старику росли с каждым днём. Бьорн до сих пор не мог понять, зачем Торвальд пустился с ними в это долгое и тяжелое путешествие. Он прожил более пятидесяти зим, даже почти шестьдесят. Иногда его мучили сильные приступы боли в воспалявшейся ноге. Не было у него никакого важного дела в Миклагарде, и они еще не достигли самого опасного участка пути. Зачем было старику так себя истязать?
Но тут Бьорн заметил, с каким теплом смотрит Торвальд на Рику, и, кажется, стал догадываться, в чем тут дело… И это ему очень не понравилось.
Глава 20
Они добрались до верховьев Двины быстрее, чем хотелось бы Рике. Она наслаждалась неторопливым путешествием по тихой реке и легким дружелюбием спутников. Но иногда напряженность между ней и Бьорном достигала такого накала, что все остальные, она в этом не сомневалась, должны были чувствовать, как колебался и искрил окружающий их воздух. Впрочем, если они и замечали это, то не подавали виду. И каждый вечер полные желания глаза Бьорна посылали ей чувственное сообщение.
Какая-то частица ее разума сообщала, что глупо продлевать эту муку для них обоих. Но другая… благодарила судьбу за каждый лишний день, проведенный в его обществе, за возможность наблюдать, как играют его налегающие на весла мускулы; слышать его смех в ответ на очередную нелепость, брошенную Йорандом; чувствовать на себе его ласкающий взгляд вечерами у костра. Она копила в памяти эти мгновения, приберегая их на потом, как орхидею, навсегда заключенную в янтаре. Эти краденые мгновения станут ее утешением, когда двери гарема захлопнутся за ней.
Великий город с высокими стенами уже маячил в ее воображении… Но ведь она еще туда не добралась. Она выжмет из каждого дня как можно больше радости и любовной муки.
В верховье реки Орнольф заключил торговую сделку с местным племенем славов, и в обмен на большой кусок серебра они дали ему большую телегу с корытообразным коробом, чтобы переправить «Валькирию» посуху до самого Киева. Серебро при этом было тщательно взвешено, и, чтобы уравновесить весы, Орнольф даже добавил к большому серебряному куску еще половинку монеты со странными арабскими письменами.
Каждое утро, когда Бьорн поднимал Рику и сажал на лошадь, он совал ей в руку небольшой кусочек дерева с вырезанными накануне вечером рунами. Иногда это были имена членов их компании, причем составлявшие их звуки он старался воспроизвести в правильной последовательности. Рика обратила внимание на то, что имя Торвальда он никак не мог написать правильно. Иногда это было сочетание символов, передававших какую-то чепуху, заставлявшую Рику улыбнуться. Однажды он удивил ее тем, что преподнес гребень, искусно вырезанный из рога, на котором написал: «Рика владеет этим гребнем».
У них практически не было возможности поговорить наедине, и руны стали для них тайным средством общения. Поскольку больше никто прочитать их не мог, они как бы имели свой собственный код. Этим утром, когда он передавал ей очередную деревяшку, его ладонь задержалась на ее руке дольше, чем позволяли приличия. Однако она руку не отдернула.
В этот день Хельга и Торвальд поехали в телеге вместе с Орнольфом. Она, Бьорн и Йоранд ехали верхом. Когда остальные отвлеклись разговорами, она потихоньку прочла послание, переданное Бьорном.
«Рика владеет этим сердцем» – гласила надпись. Слезы набежали на глаза. Свинцовая тяжесть легла на сердце, стеснила грудь. Зачем она делает с собой такое? Не может она владеть его сердцем, не хочет этого! Невольно вспомнила она его губы, поцелуи, обоюдное яростное желание. Его губы требовали, она отвечала тем же. Рика покачнулась в седле.
У них не было ни одного шанса на будущее. Гуннар с его угрозами насчет Кетила и самого Бьорна об этом позаботился. Так почему же она завлекает его, улыбается, кокетничает, смеется, мучает его и себя надеждой на то, чего быть не может?
«Потому что это то, что должно происходить между нами», – ответила она себе. Она жадно хотела его, томилась, и какую бы боль ни испытал он потом, ей было просто необходимо получить от него сейчас хоть эту малость. Пока можно.
Она крепко зажмурилась, чтобы остановить слезы, и увидела перед собой укоризненное лицо Магнуса: губы поджаты, брови нахмурены. Старый скальд растил ее милосердной, а не жестокой.
Это должно закончиться прямо сейчас. Порез от острого ножа заживает быстро. Конечно, сию минуту Бьорн lie сочтет ее поведение добрым, но позднее, когда забудет о ней в объятиях другой женщины, он поймет всю мудрость ее поступка.
Рика расправила поникшие плечи и уронила деревяшку наземь так, чтобы Бьорн это увидел. Услышав, как она хрустнула под колесом телеги, Рика даже не поморщилась.
Глава 21
В Киеве они провели мало времени, несмотря на то, что это был единственный большой город на их пути. Хотя по плану это поселение было ближе к норманнскому типу, с характерными деревянными мостовыми и узкими извилистыми улочками, и населяли его высокие светловолосые люди, Рика чувствовала себя здесь неуютно и сильно тосковала по родине.
Город не был расположен на морском берегу или в защищенном фьорде. Отсюда начиналось их путешествие вниз по Днепру, опасный характер которого требовал от них предельной осторожности.
На «Валькирии» больше не было места для товаров, так что Орнольфу не надо было задерживаться на рынках. А Бьорн каждый день подгонял их, доводил до изнеможения, стремясь преодолеть как можно большее расстояние. С того момента, как она выбросила его послание, он не разговаривал с ней и даже не смотрел в ее сторону. Ей следовало быть ему благодарной за это.
Рика забралась в «Валькирию» вслед за Хельгой. – Никогда не думала, что скажу такое, но я счастлива снова оказаться в этой лодке, – заявила старая повитуха. – Моя костлявая задница достаточно намучилась, трясясь в телеге на ухабах. По сравнению с ней «Валькирия» скользит по воде как по маслу.
Когда они вскоре пристали к берегу над первым порогом, Рика подумала, что, пожалуй, Хельге придется взять свои слова обратно. Порог назывался «Эссупи», что означало «Не спи». Рев воды делал нормальные разговоры не возможными. Рика не могла себе представить, что где-то рядом можно задремать. Днепр в этом месте сужался, и ею русло было завалено большими мшистыми валунами, похожими на островки. Вода вокруг бурлила и захлестывали камни. Попытка проскочить порог посередине реки может закончиться тем, что даже такая легкая посудина, как «Валькирия», останется без дна и превратится в кучу обломков.
Но если сначала выгрузить товар, то мужчины смогли бы протащить лодку водой по узкому месту вдоль высокого берега, не вытаскивая ее на сушу. А проведя лодку вперед по реке, они потом уже по берегу могли бы вернуться назад и перенести оставленные товары опять на «Валькирию».
Когда Рику и Хельгу высадили из лодки вместе с бочками и обложили связками мехов, мужчины разделись почти догола и полезли в воду.
– Привяжите себя к лодке, – крикнул Орнольф. – Тогда вас не смоет в реку, если поскользнетесь. Остальные в этот момент будут удерживать ее, пока вы не обретете равновесие. Пробирайтесь ощупью по камням – тогда мы спокойно проведем ее, и все закончится благополучно.
Бьорн встал у борта со стороны реки, а Йоранд – у противоположного борта, ближе к берегу. Орнольф и Торвальд заняли положение по обеим сторонам кормы. Рика наблюдала, как напрягся Бьорн, как задрожали от напряжения мышцы его рук и спины, когда он удерживал «Валькирию» от рывка в стремнину. Стоя по пояс в воде, он осторожно передвигался по скользкому дну, мягко ведя лодку по бурной воде.
Если бы ситуация не была такой опасной, Рика с наслаждением любовалась бы игрой его мышц под гладкой загорелой кожей. Но теперь, когда малейшая ошибка могла привести их всех к верной гибели, Рика затаила дыхание.
Вдруг звонкий детский плач прорезал воздух. Он доносился из грубо сплетенной корзинки, которую быстрое течение неумолимо несло к порогу. Из прутьев высунулась тонкая ручонка, судорожно хватающая воздух.
– О боги! – ахнула Рика, сердце ее упало. – Там ребенок!
Не колеблясь она бросилась в воду и поплыла за исчезающей корзинкой. Быстрое течение сразу сбило ее с ног и, царапая о дно, поволокло в сторону лодки и мужчин.
Она услышала отчаянный вопль Хельги и поняла, что сейчас окажется возле них. Когда река проносила ее мимо, Торвальд бросил «Валькирию» и поймал ее за талию. Рика почувствовала, как пытается он удержаться на ногах, не выпуская ее из рук. Она поняла, что державшие лодку мужчины без Торвальда тут же ощутили перегрузку.
– Что ты делаешь? – проревел Торвальд, с трудом перекрикивая шум реки.
– Там ребенок, – задыхаясь, пролепетала она, понимая, что это кто-то из печенегов выше по течению отправил младенца на верную смерть.
– Оставь его! – прокричал он, выкидывая Рику на берег.
– Торвальд! – донесся сквозь рев реки голос Бьорна. – Мы не можем ее удержать.
Старик, шатаясь, вернулся на место. Наморщенный лоб и капли пота явно свидетельствовали о том, какую муку доставляла ему воспалившаяся нога. Он со стоном изо всех сил налег на борт «Валькирии», бросив суровый взгляд на Рику. Она вздрогнула, увидев гнев в его серых жестких глазах.
Что она наделала! Она подвергла смертельной опасности их всех… но ведь это из-за ребенка. Кто-то обрек беспомощное дитя на страшную смерть. Этого она никогда не поймет. Старая боль всколыхнулась в груди. Слезы ручьем потекли по ее щекам – она жалела ребенка и себя.
– Ну-ну, Маленький эльф. – Хельга присела возле нее на корточки и обняла за дрожащие плечи. – Мой хозяин вовсе не злится на тебя.
– Я плачу не об этом, – говорила Рика, вытирая глаза и нос рукавом. – Хельга, это был ребенок.
Она слышала голос Бьорна. Он продолжал командовать спуском «Валькирии» по течению. Теперь, когда их снова было четверо, они медленно и верно вели ее через порог. Она шмыгнула носом, вспомнив холодный тон Торвальда, упрекнувшего ее в безрассудстве.
– А Торвальд так злился на меня.
– Мужчины иногда бывают такими, – объяснила Хельга. Они обе встали и следили за передвижением мужчин по узкой полоске над порогом. – Они не хотят, чтобы мы, женщины, знали, как они напуганы, и скрываются за гневом. Торвальд очень за тебя испугался.
– Ему следовало бояться за того несчастного ребенка, – возразила Рика. Она очень надеялась, что не увидит маленький трупик ниже по Днепру, где воды его становятся спокойнее.
– Я понимаю твои чувства, – кивнула Хельга. – Я, как никто другой, знаю, как приятно ощущать новорожденного в своих руках, но подумай секунду; у нас нет кормилицы и никаких средств на то, чтобы его накормить. Даже если бы нам удалось его спасти, ты не могла бы приветствовать твоего будущего мужа с чужим ребенком на руках. Мне все равно, какие там особые обычаи в Миклагарде, но какие-то моменты во всех краях воспринимаются одинаково.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31