Почему Джейн так упрямо не хотела писать заявление? Почему отказалась ехать на экспертизу? Конечно, следы насилия можно установить и завтра. Они не исчезнут за одну ночь.
Но почему?
Пожалела в последнюю минуту этого красавчика? Жалеть негодяя, преступника?! Если бы его пожалел он, Коваль, это еще можно понять. Но Джейн... Ее жалость кажется странной.
Дмитрий Иванович пошел медленнее. Задумался о психологии девушки из чужого мира, которая привыкла к легкой жизни, привыкла удовлетворять все свои прихоти.
Подполковник перенесся мысленно в далекий Лондон - он представлял его только по книгам и кинофильмам - и словно увидел там Джейн, которая прогуливается вместе со своим женихом Генри в зеленом благоустроенном парке, каких так много в английской столице. Генри представился ему худощавым англичанином в добротном костюме, с лакированной тростью в руке. Лицо продолговатое, немного бледное, серые глаза уверенно осматривают встречных, нос с горбинкой и ямочка на подбородке подчеркивают твердость характера. Джейн рядом с ним похожа на розовую куколку. Такой, подумал Коваль, действительно не будет долго ждать невесту. Потом Дмитрий Иванович прошелся вместе с ними в магазин к ювелиру, где Генри купил Джейн украшения, - он видел на шее у девушки колье - подарок жениха.
Подполковник привык изучать всех людей, так или иначе связанных с расследуемым им событием. Не только самих людей, а и среду, в которой они живут, их связи... Однако в случае с Томсонами он был лишен такой возможности, и это усложняло расследование. Правда, к главному событию, которым он занимался, сын туманного Альбиона Генри никакого отношения не имел... Вот только эта беда с Джейн! Кажется, преступление Струця отодвинет на второй план отравление Залищука...
"Нет, такая, как Джейн, не сможет во имя какой-то абстрактной жалости простить преступнику, растоптавшему ее честь... В таком случае почему же она отказалась писать... Мы толком и не знаем, в чем преступление лейтенанта. Изнасилование? Или только попытка? Нападение с преступной целью?.. Ни одно, ни другое еще не установлено. Даже потерпевшая не говорит прямо об этом... Допустим, что ей неудобно было о таком рассказывать мне, естественная девичья стыдливость. Но ведь и заявления не захотела написать..."
С такими противоречивыми мыслями Дмитрий Иванович подошел к подъезду Управления внутренних дел. Заметив его, часовой у входа козырнул. Подполковник механически поднес руку к голове и, вспомнив, что не в форме, опустил. Остановился. Несколько секунд постоял так, лицом к лицу с часовым, и вдруг вместо того, чтобы подняться по ступенькам и войти в здание, направился через дорогу в небольшой скверик, который находился между Управлением и жилыми домами. Сел там на массивную каменную скамью и задумался.
"Действительно, очень странно... Наверное, я погорячился, - упрекнул себя Коваль. - Меня так ошеломила эта история с лейтенантом. Погорячился и забыл об элементарных вещах. Все же не откладывая нужно было установить: "А был ли Иван Иванович?" - Подполковнику припомнилась пьеса Назыма Хикмета под таким названием. - Установить наличие преступления и допросить лейтенанта... В этот раз я сделаю иначе. Сначала поговорю со Струцем, а потом займусь экспертизами. Во-первых, он еще, естественно, не обвиняемый и, во-вторых, никто пока не лишил его звания лейтенанта милиции. Но не сейчас же, уже позднее время... Потерплю до утра, когда Струць появится в райотделе. Лейтенант никуда не исчезнет, и применять к нему такую предупредительную меру, как задержание, нет нужды..."
Коваль поднялся со скамьи и направился к остановке троллейбуса. Вокруг гасли фонари. Будто возвращая ночи ее естественные контуры и краски, вырисовался в небе полный месяц и залил землю бледным светом.
Заснуть этой ночью Коваль долго не мог.
Чтобы не мешать Ружене, взял подушку и отправился в свой кабинет, где по старой холостяцкой привычке улегся на диван...
7
Перед Ковалем сидела женщина в коротком вылинявшем платье, едва прикрывавшем колени. Сначала сухо, а потом, разговорившись, уже более живо отвечала на вопросы.
Мысль о том, что девушка хочет броситься под поезд, появилась у нее, стрелочницы, когда увидела, как та, взлохмаченная, расхристанная, нервно ходила вдоль насыпи.
- Вы можете указать время? - спросил Коваль, записывая ее слова.
- А как же! - обрадовалась стрелочница подвернувшемуся случаю помочь милиции. - Пять минут десятого, двадцать один ноль пять, ну в крайнем случае ноль шесть.
- Вы так точно заметили время?
- А как же! В двадцать один тринадцать проходит электричка. И девушка, вероятно, собиралась броситься под нее.
- Она знала расписание электричек на вашем участке?
- Конечно нет. Это я сама так соображаю. Миновав незнакомку, я сделала еще несколько шагов и оглянулась. Оглянулась и она. Это мне не понравилось. И с этого момента я не спускала с нее глаз. Двинулась следом на некотором расстоянии, потом спряталась за деревом. Девушка села на насыпь и, плача, стала поправлять на себе одежду.
- Еще было видно?
- А как же! Смеркалось. Но рассмотреть можно было... Поняв, что я за ней слежу, девушка накричала на меня. Я догадалась, что она иностранка, так как путала наши слова с какими-то непонятными. Не обращая внимания на ругань, я подошла и стала ее утешать. В ответ девушка вдруг расхохоталась как ненормальная. А когда донесся шум электрички, вскрикнула и бросилась вниз по насыпи. - Женщина вздохнула и на секунду умолкла. - По шуму вагонов я поняла, что электричка вот-вот появится из-за поворота. Тогда и я сбежала на полотно, чтобы сигналами остановить ее, потому что та дуреха уже была на рельсах. Машинист меня заметил, тормознул, аж рельсы заскрипели. Несчастье случилось бы, если бы я не оттолкнула ее в сторону. Машинист все время давал гудки, но мы уже были не на полотне, и электричка миновала нас. Пока электричка приближалась, девушка вырывалась из моих рук. - Женщина потерла левое плечо. - До сих пор болит, так она меня ударила! А потом, когда электричка прошла и я ее отпустила, побежала по направлению к городу... Какой-то сукин сын довел девку до беды и удрал...
- Как вы узнали об этом?
- Она же через несколько минут возвратилась к моей будке: или снова надумала под поезд, или, может, заблудилась, потому что стемнело. Я ее на путях и встретила.
- Одну?
- А как же! Одну. Привела на пост, дала воды, отряхнула с нее пыль и землю.
- Как вы узнали, что "какой-то сукин сын довел девку до беды и удрал"? - Коваль специально повторил дословно выражение стрелочницы.
- А она сама рассказала.
- Вы ее расспрашивали?
- Нет. Она сначала ничего не говорила. Но когда я хотела позвонить в милицию, чтобы за ней приехали, стала умолять отпустить ее к матери в гостиницу. Сказала, что она из Англии и что у нее будут крупные неприятности, если в эту историю вмешается милиция. Она тогда долго не сможет вернуться домой, где ее ждет жених. И еще сказала, что у нее больная мать, которой врачи запретили волноваться. Я была очень сердита. И не только потому, что, бросившись под поезд возле моего поста, она и мне причинила бы большие неприятности. Меня возмутило и другое: молодая красивая девушка и не дорожит жизнью! Но она так просила пожалеть ее, пожалеть мать, так просила! И в конце концов я уступила.
Раздался гудок дистанционного телефона. Женщина поднялась с табурета, взяла трубку, взглянула на часы.
- Пост номер восемь слушает... Пятьсот семнадцатый проходит... повторила она слова диспетчера. - Сейчас поезд, - объяснила Ковалю, беря в руки сигнальные флажки.
Подполковник тоже поднялся. Из-за поворота показалась красная грудь электровоза. Рельсы тянулись внизу, между холмами, словно в каньоне, и Коваль подумал: если бы не стрелочница, Джейн, скатившись на рельсы, непременно погибла бы.
Женщина, свернув желтый флажок, возвратилась в помещение. Подполковник вошел следом за ней. Она устало опустилась на скамью, сняла оранжевую куртку. И, видимо, все еще находясь под впечатлением воспоминаний, сама, не ожидая вопросов Коваля, продолжила рассказ:
- Когда она сказала, что ее то ли изнасиловали, то ли хотели изнасиловать, я накричала на нее: "Скажешь правду и дашь слово, что больше не будешь делать глупостей, отпущу домой". Знаете, мне вообще-то не очень хотелось впутываться в эту историю. Пойдут всякие вызовы, расспросы, не один день потеряешь, а у меня семья, дети, муж больной, своей беды по горло... Да вот не удалось... Девушка снова начала плакать, клясться, что не бросится под поезд, хотя ее оскорбили. Она, мол, и не собиралась бросаться, просто убегала от какого-то нахала... и решила попугать его.
- Вы его видели, этого "нахала"?
- Нет, может, он где-то в кустах прятался, но я не видела.
Эти слова успокоили Коваля.
- Набросила ей на плечи свой ватник, так трясло глупую, словно в лихорадке. Тем временем совсем стемнело. А тут пришла моя напарница Надя, и я попросила ее остаться за меня, потому что боялась отпустить девушку одну.
- Так что же все-таки с ней произошло? - словно сам себя спросил Коваль.
- Что произошло? - повторила его слова стрелочница. - Знаете, товарищ подполковник, она мне говорила как-то туманно, но я все поняла, как бы сказать, сердцем. Оскорбил ее тот баламут. А как же! Сначала пригласил погулять. Она понимает по-украински, хотя выросла в Англии. А он будто бы английский учит и хотел с ней по-ихнему поговорить... А потом... Какие там разговоры! Набросился на нее!..
Женщина умолкла и опустила глаза.
- Значит, набросился?
- А как же!
- Ну и что же?
- Что? - стрелочница снова опустила глаза. - Дальше ничего не знаю... Да оно и так понятно, товарищ подполковник. Чего еще, если девка под поезд бросается. Не верю, что она кого-то там пугала. Это ей стыдно было признаться. От простого поцелуя еще никто на рельсы не ложился.
- А не от простого? - Коваль слегка улыбнулся и этим смутил женщину. - Итак, ничего конкретного о самом происшествии вы не знаете. Сами ничего не видели... Ну, а кто же этот кавалер? - спросил опять Коваль будто самого себя.
Стрелочницу, очевидно, не только удивил, но и задел спокойный, даже с нотками удовлетворения тон Коваля.
- Какой кавалер?! - выкрикнула она гневно. - Бандит, а не кавалер! А как же!
- Чтобы судить, нужно знать; чтобы осудить, нужно поймать, - ответил все так же спокойно Коваль. - А чтобы поймать, нужны приметы. Девушка не говорила, кто он, где работает, как его звать?
Женщина покачала головой:
- Нет, не сказала... Да неужели вы, милиция, не найдете? Говорят, что и таких находите, которые кто знает где прячутся.
- Только с помощью людей, - заметил подполковник.
- А вы у нее спросите. Почему же она вам не рассказала?
Коваль не успел ответить. Снова прозвучал густой низкий звонок дистанционного телефона, и женщина схватила трубку. На подходе был новый состав.
Коваль уже знал, что Джейн не хочет предавать большой огласке имя своего обидчика. Выходит, только троим - самой Джейн, миссис Томсон и ему, Ковалю, - известно, что это был лейтенант Струць. Но почему Джейн скрывает, что, собственно, произошло у нее с лейтенантом? Если Струць так тяжко ее обидел, что решила броситься даже под поезд, то какое для нее имеет значение, узнает об этом милиция или не узнает? В таком случае она сама должна бы отложить отъезд и свадьбу... Да, здесь как-то не сходятся у нее концы с концами...
Когда стрелочница вернулась в будку и положила свои флажки, Коваль снова спросил:
- Значит, никаких примет не назвала?
- Этого мерзавца?.. Нет. Спросила ее, как она отважилась с незнакомым парнем идти под вечер в лес. Дурочка, говорит, поверила, что он хороший. Какой-то начальник...
- Умгу, - промычал Коваль. Впрочем, подумал, в глазах Джейн и лейтенант мог показаться начальником. - Ну, а дальше? Как вы попали в гостиницу?
- Дальше? - медленно произнесла, словно собиралась с мыслями, женщина. - Я вышла с ней на дорогу, остановила такси и отвезла ее к матери. А как же! Она всю дорогу дрожала, даже под ватником.
- А как ее зовут, эту девушку?
Женщина молчала.
- Забыли?
- Да нет, - растерянно ответила. - Она не назвалась. А я не спросила. Не до этого было.
- Хорошо. - Коваль встал. - Теперь пойдемте к месту происшествия.
Он попросил стрелочницу показать, где бросилась на рельсы Джейн, где находилась в это время электричка. Потом снял часы - старенький "Луч", дал женщине, а сам, поддерживаясь на руках, опустился на рельсы и попросил засечь, за сколько секунд он поднимется и отбежит от путей...
8
Как ни ждал сегодня Дмитрий Иванович появления лейтенанта Струця, как ни готовился к встрече с ним, но, когда тот открыл дверь, весь напрягся.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! - бодро приветствовал его инспектор.
Не поднимая головы от бумаг на столе, за которым сидел, Коваль пробурчал в ответ что-то неразборчивое.
Лейтенанта не смутил холодный прием. Начальство, иронически подумал он, как и все люди, тоже имеет право на плохое настроение. Впрочем, люди такого возраста все сварливые, он убедился в этом, наблюдая за своим отцом, полковником в отставке, - а теперь вот и Коваль уверенно приближается к критическому этапу и полковничьему званию. И тут же с удовлетворением отметил, что ему, лейтенанту, до этого возраста, как и до высокого звания, еще очень далеко. На его устах появилась довольная улыбка.
Очевидно, эта улыбка и была последней каплей, переполнившей чашу терпения Коваля.
- Я с самого утра побывал у Крапивцева... - начал Струць.
Подполковник жестом оборвал его, поднялся из-за стола и, как всегда, когда волновался, стал мерить шагами комнату. Струця, который удивленно следил за ним, он будто не замечал.
Так прошло несколько минут. Вдруг Коваль резко остановился и внимательно посмотрел на лейтенанта, словно впервые увидел: черные туфли, брюки с тоненьким красным кантом, форменная серо-голубая рубашка, молодое, теперь уже растерянное лицо, карие глаза и чертова девичья родинка над губой...
- Вы лучше расскажите, что делали вчера вечером!
Коваль, пожалуй, впервые в жизни повысил голос на подчиненного. Кто-то открыл дверь в кабинет и тут же закрыл.
- Дмитрий Иванович... товарищ подполковник... - Струць не понимал, почему вдруг налетела такая гроза. На лице его была уже не только растерянность, но появился и страх за Коваля, которого он успел узнать как человека выдержанного. - Товарищ подполковник, я ничего не понимаю. - И внезапно лейтенанта охватила злость. Какое имеет право Коваль кричать на него, офицера, как на мальчишку?! - Почему вы кричите на меня?!
Подполковник взглянул в лицо Струця и осекся. Через несколько секунд, овладев собой, спросил:
- Так где вы были вчера вечером, лейтенант? С кем? Что делали?
- Объясните, пожалуйста, товарищ подполковник, что случилось? твердым голосом произнес Струць.
Коваль видел, как возмущение все больше охватывало молодого офицера.
- Я жду вашего ответа, лейтенант. Что вы делали вчера вечером?
- У меня было свободное от службы время...
- Мы с вами всегда на службе, - перебил его Коваль. - Особенно когда ведем розыск. Были вы вчера в лесу с Джейн Томсон?
- Был.
- Что между вами произошло?
Струць растерялся. Неужели подполковник узнал о той глупой выходке Джейн? Не хиромант же он, в конце концов. И не верится, чтобы вслед за ними посылал какую-нибудь ищейку. Или сама Джейн наболтала? Впрочем, от нее всего можно ожидать...
- Ничего особенного, - наконец произнес Струць. Не будет же он рассказывать Ковалю о том, как Джейн раздевалась, как закружилась голова, когда девушка прижалась к нему.
- Тренировались в разговорном английском? - язвительно спросил Коваль.
- Да, разговаривали.
- По моему заданию?
- Да.
- И что же нового выяснили в деле Залищука? Что дали нам эти ваши разговоры? Садитесь и рассказывайте подробно.
Струць опустился на стул и, наклонив голову, какое-то время молчал.
Коваль терпеливо ждал. Нервная вспышка, которая была следствием бессонной ночи, уже прошла, к нему возвращалось выработанное годами равновесие. Успокаиваясь, он посмотрел в окно, на укорачивающиеся тени деревьев и строений, на кусок голубого неба...
Эта ночь для Дмитрия Ивановича была не только бессонной. Она будто перечеркнула все его прежние находки и размышления. Впервые, пожалуй, он усомнился в своем опыте и способности предвидеть события. Среди ночи ему позвонил администратор гостиницы и сообщил, что Джейн Томсон забрала "скорая помощь" с признаками тяжелого отравления.
Дмитрий Иванович тут же оделся, подумал: как хорошо, что лег спать в кабинете - не потревожит Ружену, и помчался в больницу, куда отвезли Джейн.
Девушке уже промыли желудок, дали противоядие и поместили в палату. Врачи "скорой помощи" заверили Коваля, что жизни мисс Томсон ничего не угрожает, но поговорить с ней не разрешили: ей нужен покой.
"Неужели после неудачной попытки броситься под поезд Джейн решила отравиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29