.. Мэр нас интересует в последнюю очередь. Таких экземпляров полстраны наберется. И Осенев... Этого дьявола найти во что бы то ни стало! Он опасен для всех... - с многозначительной интонацией закончил Панкратов.
Молодой, угрюмый парень молча поднял на второй этаж ее чемодан и сумку. Он поблагодарила, отсчитала чаевые, мысленно усмехнувшись про себя. Отперев дверь ключом, затащила в прихожую багаж, с облегчением скинула обувь и верхнюю одежду и прошла в кухню, намереваясь вскипятить чай.
- Нари-да-ра-а-ам, нари-да-ри-да-ра-амм, - замурлыкала она, на ходу стягивая костюм, а вслед за ним - нижнее белье.
Пройдя в спальню, достав из шкафа большое банное полотенце, голышом проследовала в ванную. В какой-то момент ей показалось, что из-за плотно прикрытой двери в гостинную послышалось невнятное бормотание, но все это проскользнуло в голове ненавязчиво и отстраненно, в один миг будучи погребенным под более приятными и еще явственными воспоминаниями.
Она заварила душистый чай и, включив газовую колонку, прошла в ванную. Повертевшись перед огромным, во всю стену, зеркалом, налила в ванну шампунь, бросила щепотку ароматной соли, добавила бальзам и, небрежно кинув полотенце, с удовольствием ступила в теплую, пенную воду, предвкушая "райское наслаждение"... Стоило закрыть глаза и, как сказочный сон, в памяти неизбежно материализовалась прекрасная страна, с историей, уходящей в зыбучие пески тысячелетий и живительные воды древнейших религий. "Пусть что угодно говорят об Алешке эти профуюжники менты, а для меня он все-равно - самый, самый, самый. Такое путешествие подарить - Израиль, Египет! Словно на машине времени перенес на сотни эпох назад... И плевать мне, к чему он принадлежит - к ОПГ, КГБ или РСДРП. Вообще, ненавижу аббревиатуры! Так... Что у нас на сегодня? Сейчас где-то около двенадцати, народ, естественно, разбрелся кто куда, если вообще работают. Осенев, Михайлова - еще куда ни шло, а Корнеева, медом не корми, дай дома с книжкой отлежаться. Интересно, как они здесь без меня? И как дела у Павлова Юрика, Валерки Гладкова? Вообщем, полежали, Ивановна, понежились, но пора и честь знать. Труба зовет!"
Воронова нехотя покинула ванну, замоталась в полотенце и прошла в спальню, оставляя на полу мокрые следы. Наскоро обтеревшись, не упустила случая полюбоваться собственной, все еще стройной и привлекательной к сорока годам, фигурой. Альбина озорно подмигнула своему отражению в зеркале и, внезапно ощутив чувство бодрости и небывалого подъема, слегка приоткрыла балконную дверь. В комнату тотчас ворвался уже пропитанный морозом и зимней свежестью воздух. Она поежилась, ощущая, как кожа мгновенно покрывается пупырышками, приобретая метрвенно-синюшний оттенок, под которым безнадежно тает, угасая, золотисто-коричневый загар щедрого солнца Хайфы.
- А вот этого нам не надо, - засмеялась Альбина, хватая полотенце и тщательно растераясь.
Порыв ветра шире распахнул балконную дверь и потоки воздуха ворвались в комнату. Она на миг замерла, сцепив зубы и закрыв глаза. Полотенце соскользнуло и ветерок, обняв тело, поглотил его целиком, нежно, но возбуждающе прикасаясь и лаская невесомыми и невидимыми губами. Альбина задрожала, усилием воли подавляя остро вспыхнувшее желание и резко открыла глаза. Помимо ее красивой фигуры в зеркале шкафа-купе отражалась часть гостинной, дверь в которую, вероятно, открылась от порыва ветра. То, что она увидела, повергло ее в неописуемый шок. Несколько минут она стояла обнаженной перед зеркалом, совершенно не реагируя на струящийся в балконную дверь ветер. Теперь это был не нежный, неведомый, изощренный в ласках любовник, а безжалостный завоеватель, норовивший увлечь ее в зимнее, холодное и ледяное царство. Но она словно не замечала этого. Потому что того, кто отражался в зеркале в ее собственной гостинной, просто не могло там быть! Это был абсурд, наваждение, она готова была даже приписать данное видение к внезапному повреждению в собственном сознании. Ибо все вышеперечисленное оказалось бы куда ближе к истине, нежели то, что, надо полагать, имело место в действительности.
В гостинной редактора городской газеты "Голос Приморска" Вороновой Альбины Ивановны, лишь несколько часов назад прибывшей из романтического путешествия со своим гражданским мужем из Израиля, сидел накрепко примотанный к стулу, с ртом, заклееным скотчем, мэр Приморска Пацюк Леонид Владимирович. Причем, к чести мэра следует отметить, что его взгляд, устремленный на Альбину, красноречиво говорил о том, что присутствия духа в данной обстановке он отнюдь не потерял. Напротив, выглядел довольно бодрым и, несмотря на незавидность положения, вполне готовым на новые подвиги и свершения.
Леонид Владимирович замычал и предпринял отчаянную попытку освободиться от спеленавших его пут. Впрочем, большинство мужчин на его месте поступило бы подобным образом. В самом деле, весьма проблематично сидеть истуканом на стуле, когда буквально в двух шагах стоит прекрасная и очаровательная Венера, только что вышедшая из "пены на берег". С копной золотых волос, с тронутой загаром и морозом гладкой, свежей кожей, она была воистину чертовски хороша! Золотая ведьма - повелительница утренней зари ускользающих снов; томной, теплой неги скомканных простыней; пробуждающегося тела и его тайных желаний; первых звуков и запахов; последних, коротких наслаждений и долгих, до самой ночи, сладких, но неудержимых воспоминаний...
Наконец, придя в себя и понимая, что увиденное является ничем иным, как реальной действительностью, Альбина быстро схватила полотенце и, укутавшись им, первым делом захлопнула балконную дверь. Затем осторожно заглянула в зеркало, словно до сего момента надеясь, что увиденное - мираж. Убедившись в обратном, она достала из шкафа халат, набросила его и стремительно прошла в гостинную. При этом полы халата разлетелись будто крылья, обнажая стройные, загорелые ноги, и казалось, она не идет, а скользит над полом, не касаясь его. Подойдя вплотную к стулу, на котором расположился мэр, Воронова улыбнулась и проговорила с чуть заметной иронией:
- Леонид Владимирович, надеюсь, вы не очень скучали в мое отсутствие?
Пацюк энергично затряс головой. Альбина осторожно отлепила скотч и, нагнувшись, принялась исследовать веревки.
- Где-то я уже подобное видела... - пробормотала она вполголоса и подняла газа на мэра. - Вы ничего не хотели бы мне сказать?
- Это все проделки вашего Осенева, - отдышавшись, поведал Пацюк.
- Ничего себе "проделки", - усмехнулась Альбина. - Он, что, усыновить вас решил? Кидннепингом занялся?
- Значит, по-вашему, я похож на ребенка?
- Да все вы, мужики, в сущности, дети, - не без снисходительности заявила Воронова. - И что прикажете с вами делать?
- Развязать, конечно! - он посмотрел на нее с удивлением.
- Развязать, конечно! - можно... - протянула она, подражая его интонации и в тоже время раздумывая. - Только вот какая штука, уважаемый Леонид Владимирович, насколько я знаю Дмитрия, он просто так никого не связывает. Вы, часом, не тот ли веселый парень, который сотрудников администрации под нож пустил?
- Да вы с ума сошли!!! - задохнулся от возмущения Пацюк. - Как вам в голову только такое пришло!
- Видите ли, Леонид Владимирович, - она присела на диван напротив него, - перед отъездом я дала Дмитрию задание установить маняка и подготовить о нем материал. Дословно: "... чтоб к моему прибытию он лежал у меня на столе!".
- Кто-о-о? Маньяк?!! - не веря своим ушам, с опаской глядя на хозяйку дома, пролепетал Пацюк.
- А знаете, это точно вы! - оживилась Воронова. - Димка просто решил сделать мне сюрприз. Не материал о маняке на моем столе, а... сам маняк на моем стуле! Молодец, Осенев!
Пацюк в изнеможении оплыл на стуле, закрыл глаза и мысленно стал считать до десяти. Успокоившись, открыл и внимательно посмотрел на Альбину.
- Вы представляете себе, что в данный момент творится в городе? голосом въедливого учителя спросил мэр. - Ваш Осенев взял меня в заложники с помощью боевой гранаты. На глазах у десятка свидетелей. Он силой привез меня сюда..
- Зачем? - жестко перебила она его. - Почему он это сделал?
Пацюк замялся и замолчал, обдумывая ответ.
- Не вздумайте мудрить, - тихо попросила Альбина. - Я же все-равно узнаю правду.
- Когда вы ее узнаете, может оказаться поздно. Для вас, - добавил он веско. - Вы сейчас - пособница Осенева. И чем скорее вы меня освободите и мы найдем его, тем лучше.
- Для вас, - передразнила его Альбина. - Леонид Владимирович, а хотите я вам свое кино нарисую? Ну, положим, с гранатой мы как-нибудь уладим, массовый гипноз, к примеру. Что касается вашего пребывания у меня, то я, право, теряюсь... - она замолчала и как-то странно посмотрела на мэра.
- Что! Что вы теряетесь?! - внезапно занервничал он, понимая, куда она клонит. - Да я к вам пальцем не прикоснулся! - теряя самообладание, выкрикнул мэр.
- Это вам сейчас так кажется... - усмехнулась Альбина. - А вот когда я орать начну диким голосом, да прибавьте разорванную одежду, соседей, милицию. Да вашу физиономию... - она с готовностью приблизила к его лицу великолепно отточеные ногти, покрытые ярко-алым лаком.
Мэр отшатнулся и затравленно завертел головой, словно Воронова уже стала приводить в действие "свое кино".
- Леонид Владимирович, у вас есть только один выход: рассказать все.
- Но сначала вы меня развяжите, - попытался он торговаться.
- Сначала вы мне все расскажите, я ваши сведения проверю, а потом посмотрим, - голосом, не терпящим возражений, проговорила она.
- Альбина... Ивановна... - мэр вдруг густо покраснел. - ... Дело в том, что есть еще проблема... Физиологического плана, - добавил Пацюк, глядя в сторону.
- Да разве это проблема? - ничуть не смутилась Воронова. - У вас она большая или маленькая?
- Пока маленькая, - не поднимая глаз, выдавил мэр.
- Я ведь в прошлом медсестра, - спокойно продолжала Альбина. - У меня и "утка" имеется. Новенькая, ни разу не писанная. Я ее потом, как память, оставлю, никому не дам. Что ни говорите, а не каждый день у меня в гостях мэры писаются.
- Прекратите издеваться, - процедил он сквозь зубы.
Альбина в ответ весело расхохоталась.
- Леонид Владимирович, смотрите на ситуацию проще! Вы, если на то пошло, меня давече тоже не в кринолинах созерцали. Так, что, мне теперь, повеситься? Считайте, мы с вами, в некотором роде, первые люди, крамольного яблочка пока не отведавшие. Или, если у вас напряженка с воображением, представьте, что я - Мать Тереза, ухаживаю за вами.
- Мать Тереза... - усмехнувшись, фыркнул мэр. - Да вы, скорее, на демона похожи, чем на ангела...
- ... или на ведьму, - перебила она его, глядя с вызовом.
- Или на ведьму, - повторил он, испытывая волнующее беспокойство под ее пугающе-пристальным, маняще-бесстыдным взглядом опасных, как бездна, темно-карих глаз, обведенных ровной черной линией.
"Вот влип, так влип! Надо было с самого начала к Панкратову или Шугайло обращаться, - с запоздалым раскаянием подумал Пацюк. - А я, дурак, нашел кого в союзники брать - редакцию "Голоса Приморска"! Они все, как один, там чокнутые! Чокнутые... А кто сегодня здоровый? Чего это она на меня так уставилась? Правду говорят, что глаза у Вороновой, как у Клеопатры, - в смятении подумал Пацюк, стараясь дышать ровно. - Распутница и царица. Господи, милосердный и всепрощающий, помоги мне! Не введи во блуд. Как же она мне "утку"-то подаст?! Ведь для этого надо... расстегнуть и... вытащить..."
Альбина, тем временем, сходила в кухню и вернулась с увесистым, приличных размеров, тесаком. По тому, как умело она держала его изящными, тонкими пальцами, можно было без труда догадаться, что обращаться ей с данным предметом "кухонной утвари" приходилось не раз. Воронова присела на корточки перед мэром и, поигрывая "утварью", принялась сосредоточенно рассматривать узлы на веревках. Затем приблизила кончик ножа к... Пацюк опустил глаза вниз и затаил дыхание. По щеке сбежала крупная капля пота. Рука с ножом, на черной рукоятке которого контрастно и дико смотрелись алые ногти, медленно поддела толстый жгут, перепоясывавший мэра, как выражаются медики, "ниже белой линии живота". Пацюк поднял глаза и встретился со смеющимся взглядом Вороновой. И ему внезапно стало страшно, ибо, несмотря на прыгающие в ее глазах веселые искорки, это все-таки не был взгляд человека. Сквозь огромный черный зрачок на него смотрела сама природа дикая, неуправляемая, своенравная и возбуждающе прекрасная. Прекрасная - до приятной, обезоруживающей истомы во всем теле и одновременно наводящая неописуемый ужас своей поистине безграничной властью над слабой и хрупкой человеческой душой. Ему показалось, что в этот миг перед ним в гибком, грациозном изгибе застыла не женщина, а на время принявшая ее облик хитрая и коварная львица. Женщина-оборотень. Женщина-зверь...
Неожиданно на уровне его лица промелькнул остро ударивший по глазам яркий блик. Поверх одежды, как мотыльки, вспорхнули руки - невесомо и быстро, оставив в воздухе нездешний, пряный аромат, сродни вечному и нетленному - солнцу, пескам пустынь, памяти древних пирамид и зиккуратов, водам рек, знавших в лицо Великих... И он почувствовал свободу - не от стягивавших его пут. Он ощутил свободу, дающую право выбора.
- Вставайте, Леонид Владимирович, - донесся до него, словно издалека, голос Вороновой. - Пойдемте в кухню, чай пить.
Пацюк недоуменно посмотрел на валявшиеся вокруг остатки веревок, непонятно каким образом взрезанных единым махом. Затем перевел уже пристальный взгляд на Альбину, будто силился вспомнить нечто важное для себя и бесценное. Но оно постепенно таяло, растворялось в сознании, ускользая безвозвратно - то ли наваждение, то ли мираж, то ли быль, то ли древняя легенда. И единственное, что осталось - пронзительное чувство невосполнимой утраты - печальной и светлой, чего-то дивного и стоящего, что уже никогда не повторится и даже - не привидится.
Приведя себя в порядок, выйдя их ванной в наброшенном халате, чувствуя себя скованно и стеснительно, Пацюк нерешительно вошел в кухню. За накрытым столом сидела Альбина, подперев голову рукой и глядя на него с материнским сочувствием.
- Проходи, Леня, - проговорила тихо. - Давай поговорим по душам, а?
- Надо бы позвонить! - опомнился он. - В городе...
- Не торопись, - осадила она его. - Когда тебе еще представится такой случай - узнать, кто друг, а кто - враг?
Он на минуту задумался, отдавая должное ее проницательности. "А ведь действительно, - мысленно согласился Пацюк. - Интересно будет посмотреть, как "родные и длизкие" себя поведут...".
- Уговорили, Альбина Ивановна, - махнул он рукой, присаживаясь на краешек мягкого уголка. - Но только до вечера. Идет?
- Идет, - просто сказала она. - Будете? - кивнула на стоявшую в центре бутылку водки. - За освобождение, так сказать...
- Буду, - просто сказал он и это было начало...
Они уже час с небольшим сидели в ее небольшой кухне и говорили, говорили, говорили. У них было почти десятилетие разницы в возрасте, но странным образом, они не чувствовали его. Вспоминая родителей, детство, юность, школу, учителей, вдруг обнаружили много схожих черт и еще была какая-то трогательная и притягательная ностальгия в этой случайной - то ли роковой, то ли судьбоносной встрече. Словно не существовало больше в городе ни страшных преступлений, ни человеческих страстей и пороков, - да и вообще ничего, что могло бы заставить страдать, плакать, переживать, изматывая душу, наполняя ее хрупкий сосуд смертельным ядом неизбывного горя. По молчаливому, невысказанному согласию они старательно избегали говорить на темы, касающиеся их нынешнего положения, интуитивно понимая, что время для них не настало, что чего-то важного и доверительного между ними пока не существует, но оно непременно проявится. Надо только уметь ждать. Они умели и потому не заметили, как в обоюдных исповедях незаметно перешли черту, за которой не существует больше тайн и сомнений. Только чистое признание, предельная откровенность и огромная надежда, что поймут, поверят; и если возможно - обязательно простят, и если возможно - обязательно помогут...
- ...Знаете, Альбина, она очень выделялась среди всех делегатов, лился его тихий голос. - Мы, в большинстве своем, все были такие уверенные в себе, напористые, громкоголосые, удачливые и счастливые. А Аннушка, она другая была: редкая, что ли... Молчаливая, скромная, с во-о-от такой косищей черной и огромными синими глазами. Как какая-нибудь фея лесная. Но в ней будто два начала протвостояли друг другу. Одно - тихое, неприметное, смиренное и покорное. Второе... Второе пугало. - Леонид Владимирович заметил, как напряглась Альбина и невесело усмехнулся: - Наверное в каждой женщине присутствует... Уж простите меня, ... что-то от ведьмы. Вот и в ней определенно было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Молодой, угрюмый парень молча поднял на второй этаж ее чемодан и сумку. Он поблагодарила, отсчитала чаевые, мысленно усмехнувшись про себя. Отперев дверь ключом, затащила в прихожую багаж, с облегчением скинула обувь и верхнюю одежду и прошла в кухню, намереваясь вскипятить чай.
- Нари-да-ра-а-ам, нари-да-ри-да-ра-амм, - замурлыкала она, на ходу стягивая костюм, а вслед за ним - нижнее белье.
Пройдя в спальню, достав из шкафа большое банное полотенце, голышом проследовала в ванную. В какой-то момент ей показалось, что из-за плотно прикрытой двери в гостинную послышалось невнятное бормотание, но все это проскользнуло в голове ненавязчиво и отстраненно, в один миг будучи погребенным под более приятными и еще явственными воспоминаниями.
Она заварила душистый чай и, включив газовую колонку, прошла в ванную. Повертевшись перед огромным, во всю стену, зеркалом, налила в ванну шампунь, бросила щепотку ароматной соли, добавила бальзам и, небрежно кинув полотенце, с удовольствием ступила в теплую, пенную воду, предвкушая "райское наслаждение"... Стоило закрыть глаза и, как сказочный сон, в памяти неизбежно материализовалась прекрасная страна, с историей, уходящей в зыбучие пески тысячелетий и живительные воды древнейших религий. "Пусть что угодно говорят об Алешке эти профуюжники менты, а для меня он все-равно - самый, самый, самый. Такое путешествие подарить - Израиль, Египет! Словно на машине времени перенес на сотни эпох назад... И плевать мне, к чему он принадлежит - к ОПГ, КГБ или РСДРП. Вообще, ненавижу аббревиатуры! Так... Что у нас на сегодня? Сейчас где-то около двенадцати, народ, естественно, разбрелся кто куда, если вообще работают. Осенев, Михайлова - еще куда ни шло, а Корнеева, медом не корми, дай дома с книжкой отлежаться. Интересно, как они здесь без меня? И как дела у Павлова Юрика, Валерки Гладкова? Вообщем, полежали, Ивановна, понежились, но пора и честь знать. Труба зовет!"
Воронова нехотя покинула ванну, замоталась в полотенце и прошла в спальню, оставляя на полу мокрые следы. Наскоро обтеревшись, не упустила случая полюбоваться собственной, все еще стройной и привлекательной к сорока годам, фигурой. Альбина озорно подмигнула своему отражению в зеркале и, внезапно ощутив чувство бодрости и небывалого подъема, слегка приоткрыла балконную дверь. В комнату тотчас ворвался уже пропитанный морозом и зимней свежестью воздух. Она поежилась, ощущая, как кожа мгновенно покрывается пупырышками, приобретая метрвенно-синюшний оттенок, под которым безнадежно тает, угасая, золотисто-коричневый загар щедрого солнца Хайфы.
- А вот этого нам не надо, - засмеялась Альбина, хватая полотенце и тщательно растераясь.
Порыв ветра шире распахнул балконную дверь и потоки воздуха ворвались в комнату. Она на миг замерла, сцепив зубы и закрыв глаза. Полотенце соскользнуло и ветерок, обняв тело, поглотил его целиком, нежно, но возбуждающе прикасаясь и лаская невесомыми и невидимыми губами. Альбина задрожала, усилием воли подавляя остро вспыхнувшее желание и резко открыла глаза. Помимо ее красивой фигуры в зеркале шкафа-купе отражалась часть гостинной, дверь в которую, вероятно, открылась от порыва ветра. То, что она увидела, повергло ее в неописуемый шок. Несколько минут она стояла обнаженной перед зеркалом, совершенно не реагируя на струящийся в балконную дверь ветер. Теперь это был не нежный, неведомый, изощренный в ласках любовник, а безжалостный завоеватель, норовивший увлечь ее в зимнее, холодное и ледяное царство. Но она словно не замечала этого. Потому что того, кто отражался в зеркале в ее собственной гостинной, просто не могло там быть! Это был абсурд, наваждение, она готова была даже приписать данное видение к внезапному повреждению в собственном сознании. Ибо все вышеперечисленное оказалось бы куда ближе к истине, нежели то, что, надо полагать, имело место в действительности.
В гостинной редактора городской газеты "Голос Приморска" Вороновой Альбины Ивановны, лишь несколько часов назад прибывшей из романтического путешествия со своим гражданским мужем из Израиля, сидел накрепко примотанный к стулу, с ртом, заклееным скотчем, мэр Приморска Пацюк Леонид Владимирович. Причем, к чести мэра следует отметить, что его взгляд, устремленный на Альбину, красноречиво говорил о том, что присутствия духа в данной обстановке он отнюдь не потерял. Напротив, выглядел довольно бодрым и, несмотря на незавидность положения, вполне готовым на новые подвиги и свершения.
Леонид Владимирович замычал и предпринял отчаянную попытку освободиться от спеленавших его пут. Впрочем, большинство мужчин на его месте поступило бы подобным образом. В самом деле, весьма проблематично сидеть истуканом на стуле, когда буквально в двух шагах стоит прекрасная и очаровательная Венера, только что вышедшая из "пены на берег". С копной золотых волос, с тронутой загаром и морозом гладкой, свежей кожей, она была воистину чертовски хороша! Золотая ведьма - повелительница утренней зари ускользающих снов; томной, теплой неги скомканных простыней; пробуждающегося тела и его тайных желаний; первых звуков и запахов; последних, коротких наслаждений и долгих, до самой ночи, сладких, но неудержимых воспоминаний...
Наконец, придя в себя и понимая, что увиденное является ничем иным, как реальной действительностью, Альбина быстро схватила полотенце и, укутавшись им, первым делом захлопнула балконную дверь. Затем осторожно заглянула в зеркало, словно до сего момента надеясь, что увиденное - мираж. Убедившись в обратном, она достала из шкафа халат, набросила его и стремительно прошла в гостинную. При этом полы халата разлетелись будто крылья, обнажая стройные, загорелые ноги, и казалось, она не идет, а скользит над полом, не касаясь его. Подойдя вплотную к стулу, на котором расположился мэр, Воронова улыбнулась и проговорила с чуть заметной иронией:
- Леонид Владимирович, надеюсь, вы не очень скучали в мое отсутствие?
Пацюк энергично затряс головой. Альбина осторожно отлепила скотч и, нагнувшись, принялась исследовать веревки.
- Где-то я уже подобное видела... - пробормотала она вполголоса и подняла газа на мэра. - Вы ничего не хотели бы мне сказать?
- Это все проделки вашего Осенева, - отдышавшись, поведал Пацюк.
- Ничего себе "проделки", - усмехнулась Альбина. - Он, что, усыновить вас решил? Кидннепингом занялся?
- Значит, по-вашему, я похож на ребенка?
- Да все вы, мужики, в сущности, дети, - не без снисходительности заявила Воронова. - И что прикажете с вами делать?
- Развязать, конечно! - он посмотрел на нее с удивлением.
- Развязать, конечно! - можно... - протянула она, подражая его интонации и в тоже время раздумывая. - Только вот какая штука, уважаемый Леонид Владимирович, насколько я знаю Дмитрия, он просто так никого не связывает. Вы, часом, не тот ли веселый парень, который сотрудников администрации под нож пустил?
- Да вы с ума сошли!!! - задохнулся от возмущения Пацюк. - Как вам в голову только такое пришло!
- Видите ли, Леонид Владимирович, - она присела на диван напротив него, - перед отъездом я дала Дмитрию задание установить маняка и подготовить о нем материал. Дословно: "... чтоб к моему прибытию он лежал у меня на столе!".
- Кто-о-о? Маньяк?!! - не веря своим ушам, с опаской глядя на хозяйку дома, пролепетал Пацюк.
- А знаете, это точно вы! - оживилась Воронова. - Димка просто решил сделать мне сюрприз. Не материал о маняке на моем столе, а... сам маняк на моем стуле! Молодец, Осенев!
Пацюк в изнеможении оплыл на стуле, закрыл глаза и мысленно стал считать до десяти. Успокоившись, открыл и внимательно посмотрел на Альбину.
- Вы представляете себе, что в данный момент творится в городе? голосом въедливого учителя спросил мэр. - Ваш Осенев взял меня в заложники с помощью боевой гранаты. На глазах у десятка свидетелей. Он силой привез меня сюда..
- Зачем? - жестко перебила она его. - Почему он это сделал?
Пацюк замялся и замолчал, обдумывая ответ.
- Не вздумайте мудрить, - тихо попросила Альбина. - Я же все-равно узнаю правду.
- Когда вы ее узнаете, может оказаться поздно. Для вас, - добавил он веско. - Вы сейчас - пособница Осенева. И чем скорее вы меня освободите и мы найдем его, тем лучше.
- Для вас, - передразнила его Альбина. - Леонид Владимирович, а хотите я вам свое кино нарисую? Ну, положим, с гранатой мы как-нибудь уладим, массовый гипноз, к примеру. Что касается вашего пребывания у меня, то я, право, теряюсь... - она замолчала и как-то странно посмотрела на мэра.
- Что! Что вы теряетесь?! - внезапно занервничал он, понимая, куда она клонит. - Да я к вам пальцем не прикоснулся! - теряя самообладание, выкрикнул мэр.
- Это вам сейчас так кажется... - усмехнулась Альбина. - А вот когда я орать начну диким голосом, да прибавьте разорванную одежду, соседей, милицию. Да вашу физиономию... - она с готовностью приблизила к его лицу великолепно отточеные ногти, покрытые ярко-алым лаком.
Мэр отшатнулся и затравленно завертел головой, словно Воронова уже стала приводить в действие "свое кино".
- Леонид Владимирович, у вас есть только один выход: рассказать все.
- Но сначала вы меня развяжите, - попытался он торговаться.
- Сначала вы мне все расскажите, я ваши сведения проверю, а потом посмотрим, - голосом, не терпящим возражений, проговорила она.
- Альбина... Ивановна... - мэр вдруг густо покраснел. - ... Дело в том, что есть еще проблема... Физиологического плана, - добавил Пацюк, глядя в сторону.
- Да разве это проблема? - ничуть не смутилась Воронова. - У вас она большая или маленькая?
- Пока маленькая, - не поднимая глаз, выдавил мэр.
- Я ведь в прошлом медсестра, - спокойно продолжала Альбина. - У меня и "утка" имеется. Новенькая, ни разу не писанная. Я ее потом, как память, оставлю, никому не дам. Что ни говорите, а не каждый день у меня в гостях мэры писаются.
- Прекратите издеваться, - процедил он сквозь зубы.
Альбина в ответ весело расхохоталась.
- Леонид Владимирович, смотрите на ситуацию проще! Вы, если на то пошло, меня давече тоже не в кринолинах созерцали. Так, что, мне теперь, повеситься? Считайте, мы с вами, в некотором роде, первые люди, крамольного яблочка пока не отведавшие. Или, если у вас напряженка с воображением, представьте, что я - Мать Тереза, ухаживаю за вами.
- Мать Тереза... - усмехнувшись, фыркнул мэр. - Да вы, скорее, на демона похожи, чем на ангела...
- ... или на ведьму, - перебила она его, глядя с вызовом.
- Или на ведьму, - повторил он, испытывая волнующее беспокойство под ее пугающе-пристальным, маняще-бесстыдным взглядом опасных, как бездна, темно-карих глаз, обведенных ровной черной линией.
"Вот влип, так влип! Надо было с самого начала к Панкратову или Шугайло обращаться, - с запоздалым раскаянием подумал Пацюк. - А я, дурак, нашел кого в союзники брать - редакцию "Голоса Приморска"! Они все, как один, там чокнутые! Чокнутые... А кто сегодня здоровый? Чего это она на меня так уставилась? Правду говорят, что глаза у Вороновой, как у Клеопатры, - в смятении подумал Пацюк, стараясь дышать ровно. - Распутница и царица. Господи, милосердный и всепрощающий, помоги мне! Не введи во блуд. Как же она мне "утку"-то подаст?! Ведь для этого надо... расстегнуть и... вытащить..."
Альбина, тем временем, сходила в кухню и вернулась с увесистым, приличных размеров, тесаком. По тому, как умело она держала его изящными, тонкими пальцами, можно было без труда догадаться, что обращаться ей с данным предметом "кухонной утвари" приходилось не раз. Воронова присела на корточки перед мэром и, поигрывая "утварью", принялась сосредоточенно рассматривать узлы на веревках. Затем приблизила кончик ножа к... Пацюк опустил глаза вниз и затаил дыхание. По щеке сбежала крупная капля пота. Рука с ножом, на черной рукоятке которого контрастно и дико смотрелись алые ногти, медленно поддела толстый жгут, перепоясывавший мэра, как выражаются медики, "ниже белой линии живота". Пацюк поднял глаза и встретился со смеющимся взглядом Вороновой. И ему внезапно стало страшно, ибо, несмотря на прыгающие в ее глазах веселые искорки, это все-таки не был взгляд человека. Сквозь огромный черный зрачок на него смотрела сама природа дикая, неуправляемая, своенравная и возбуждающе прекрасная. Прекрасная - до приятной, обезоруживающей истомы во всем теле и одновременно наводящая неописуемый ужас своей поистине безграничной властью над слабой и хрупкой человеческой душой. Ему показалось, что в этот миг перед ним в гибком, грациозном изгибе застыла не женщина, а на время принявшая ее облик хитрая и коварная львица. Женщина-оборотень. Женщина-зверь...
Неожиданно на уровне его лица промелькнул остро ударивший по глазам яркий блик. Поверх одежды, как мотыльки, вспорхнули руки - невесомо и быстро, оставив в воздухе нездешний, пряный аромат, сродни вечному и нетленному - солнцу, пескам пустынь, памяти древних пирамид и зиккуратов, водам рек, знавших в лицо Великих... И он почувствовал свободу - не от стягивавших его пут. Он ощутил свободу, дающую право выбора.
- Вставайте, Леонид Владимирович, - донесся до него, словно издалека, голос Вороновой. - Пойдемте в кухню, чай пить.
Пацюк недоуменно посмотрел на валявшиеся вокруг остатки веревок, непонятно каким образом взрезанных единым махом. Затем перевел уже пристальный взгляд на Альбину, будто силился вспомнить нечто важное для себя и бесценное. Но оно постепенно таяло, растворялось в сознании, ускользая безвозвратно - то ли наваждение, то ли мираж, то ли быль, то ли древняя легенда. И единственное, что осталось - пронзительное чувство невосполнимой утраты - печальной и светлой, чего-то дивного и стоящего, что уже никогда не повторится и даже - не привидится.
Приведя себя в порядок, выйдя их ванной в наброшенном халате, чувствуя себя скованно и стеснительно, Пацюк нерешительно вошел в кухню. За накрытым столом сидела Альбина, подперев голову рукой и глядя на него с материнским сочувствием.
- Проходи, Леня, - проговорила тихо. - Давай поговорим по душам, а?
- Надо бы позвонить! - опомнился он. - В городе...
- Не торопись, - осадила она его. - Когда тебе еще представится такой случай - узнать, кто друг, а кто - враг?
Он на минуту задумался, отдавая должное ее проницательности. "А ведь действительно, - мысленно согласился Пацюк. - Интересно будет посмотреть, как "родные и длизкие" себя поведут...".
- Уговорили, Альбина Ивановна, - махнул он рукой, присаживаясь на краешек мягкого уголка. - Но только до вечера. Идет?
- Идет, - просто сказала она. - Будете? - кивнула на стоявшую в центре бутылку водки. - За освобождение, так сказать...
- Буду, - просто сказал он и это было начало...
Они уже час с небольшим сидели в ее небольшой кухне и говорили, говорили, говорили. У них было почти десятилетие разницы в возрасте, но странным образом, они не чувствовали его. Вспоминая родителей, детство, юность, школу, учителей, вдруг обнаружили много схожих черт и еще была какая-то трогательная и притягательная ностальгия в этой случайной - то ли роковой, то ли судьбоносной встрече. Словно не существовало больше в городе ни страшных преступлений, ни человеческих страстей и пороков, - да и вообще ничего, что могло бы заставить страдать, плакать, переживать, изматывая душу, наполняя ее хрупкий сосуд смертельным ядом неизбывного горя. По молчаливому, невысказанному согласию они старательно избегали говорить на темы, касающиеся их нынешнего положения, интуитивно понимая, что время для них не настало, что чего-то важного и доверительного между ними пока не существует, но оно непременно проявится. Надо только уметь ждать. Они умели и потому не заметили, как в обоюдных исповедях незаметно перешли черту, за которой не существует больше тайн и сомнений. Только чистое признание, предельная откровенность и огромная надежда, что поймут, поверят; и если возможно - обязательно простят, и если возможно - обязательно помогут...
- ...Знаете, Альбина, она очень выделялась среди всех делегатов, лился его тихий голос. - Мы, в большинстве своем, все были такие уверенные в себе, напористые, громкоголосые, удачливые и счастливые. А Аннушка, она другая была: редкая, что ли... Молчаливая, скромная, с во-о-от такой косищей черной и огромными синими глазами. Как какая-нибудь фея лесная. Но в ней будто два начала протвостояли друг другу. Одно - тихое, неприметное, смиренное и покорное. Второе... Второе пугало. - Леонид Владимирович заметил, как напряглась Альбина и невесело усмехнулся: - Наверное в каждой женщине присутствует... Уж простите меня, ... что-то от ведьмы. Вот и в ней определенно было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40