..
Однако даже он не ожидал, что исследования твердо вставших на рыночные рельсы социологов окажутся настолько неприличными. Оба агентства единодушно отдали предводителю молодых российских капиталистов первое место среди самых популярных отечественных политиков новой волны.
- Мне самому нравятся деньги, но нельзя же так прогибаться, чтобы их получить, - возмутился Большаков, просмотрев отчеты социологов, и, обращаясь к Реброву, с беспокойством добавил: - Это никому не показывай. Засмеют. Мне вполне достаточно было бы оказаться где-нибудь в середине списка. Как ты думаешь, это можно сделать?
- Легко, - заверил его Виктор. - Чтобы переместить тебя в середину списка самых популярных молодых политиков, я ровно вдвое урежу гонорар социологам.
Впрочем, деньги уже перевели и выцарапать их назад было невозможно. Но руководители агентств мгновенно поняли, что от них требуется, и, сославшись на вкравшиеся в их расчеты досадные ошибки, переместили Большакова в середину своих рейтингов.
Исследования социологов тут же были включены в подборку документов, которые передавались потенциальным спонсорам. А со временем инструментарий шантажистов пополнился и собственными исследованиями. Так, неудавшийся брокер Кузьмянков, серьезно заболевший статистикой, подсчитал, что деньги на избирательную кампанию давал каждый четвертый из подвергавшихся плотной обработке банков. На этой основе он умудрился подготовить справку, что Большакова поддерживает примерно четвертая часть электората.
Правда, перекуривая в кругу друзей на лестничной площадке, он признал, что широкие массы банкиров нельзя отождествлять со всем народом. Более того, он заявил, что "эти жирные, грязные пиявки так боятся за свою шкуру, что поддерживают деньгами понемногу всех - от коммунистов до правых радикалов".
Постепенно технология выбивания денег на избирательную кампанию была доведена до совершенства и превратилась в такую рутинную процедуру, что на некоторые предварительные переговоры Большаков посылал уже одного Виктора. Это отнимало много времени, но скоро у Реброва его стало более чем достаточно: он уволился из "Народной трибуны".
5
Причиной скоропалительного ухода Виктора из газеты стали две его статьи, опубликованные в "Трибуне" буквально одна за другой. Первая появилась на свет после звонка в редакцию пресс-атташе итальянского посольства Энрико Берлуччи.
В последний раз они виделись месяца два назад, когда итальянец пригласил Реброва пообедать в свой любимый ресторан "Артистико" в Камергерском переулке, чтобы заодно расспросить о реальности намерений российского правительства создать государственное казначейство. Энрико продолжал внимательно следить за ходом экономических реформ, и в тот раз его внимание привлекла одна из самых серьезных проблем, существовавших в России в середине девяностых годов.
Дело в том, что бюджетные средства на зарплаты госслужащим, на пенсии, направляемые правительством через частные банки в различные регионы страны, туда не доходили или прибывали с большим опозданием. За это время деньги несколько раз успевали прокрутить в различных коммерческих проектах банкиры и местные чиновники. Ситуацию особо осложняло то, что шахтеры Кузбасса, уже много месяцев не получавшие зарплату, объявили бессрочную забастовку и к тому же перекрыли движение по Транссибирской железной дороге. А это могло парализовать работу всей экономики страны, что как раз и вызывало пристальное внимание иностранцев.
Ситуация находилась на грани абсурда: в Москве утверждали, что бюджетные долги перед шахтерами погашены и деньги им давно отправлены, но в Кузбасс они так и не дошли, словно растворились в пути. Поэтому правительство, чтобы успокоить недовольных, и объявило о своем решении создать казначейство, через которое перечислялись бы все государственные средства.
Но именно потому, что казначейство могло значительно усложнить воровство крупных сумм, возможность его появления в ближайшее время в России Виктор в ту встречу с итальянцем отверг категорически. И не ошибся.
Теперь же Берлуччи позвонил Реброву, чтобы пригласить на встречу итальянских бизнесменов с одним из высших чиновников московского правительства.
- Должно быть очень интересно, - сказал Энрико. - В Москву приехали представители многих наших крупных фирм. Они хотели бы вложить деньги в экономику России и конкретно столицы.
- А как возникла идея этой встречи? - поинтересовался Виктор.
- Ее организовало наше посольство, - пояснил итальянец.
- Значит, вы хотите, чтобы инициатива посольства получила достойное отражение в российской прессе? А вырезки с моей статьей об этой встрече вы потом пошлете в свое министерство иностранных дел как отчет о проделанной работе?
Берлуччи, обычно положительно реагировавший даже на самые рискованные шутки, в этот раз откровенно обиделся, тем самым подтвердив простую истину: когда наступаешь человеку на больную мозоль, он теряет чувство юмора.
- Это как похоже по-русски, - холодно процедил пресс-атташе, впервые за все время знакомства с Ребровым неправильно построив фразу на чужом языке. - Мы хотим помочь вам получить миллионы долларов инвестиций, а вы над этим насмехаетесь...
Встреча с итальянцами была организована в небольшом бизнес-центре недалеко от Патриарших прудов. Пока ждали запаздывающего столичного чиновника, Энрико познакомил Виктора с некоторыми из прибывших в Москву предпринимателей.
Публика подобралась солидная, все больше представители по-настоящему крупных фирм. Но все вместе итальянцы были похожи на рыночных торговцев, одетых в дорогие костюмы и модные галстуки. Проявлялся южный темперамент: они говорили очень громко, но главное - одновременно. Поэтому конференц-зал бизнес-центра в самом сердце Москвы стал похож на рынок где-нибудь в Неаполе, каким его показывали в фильмах великих итальянских неореалистов. Казалось, эмоции у этих людей преобладают над разумом, и было непонятно, как с такой манерой поведения можно проворачивать большие, серьезные дела.
Но все встало на свои места, когда встреча началась. Более того, как написал потом Виктор Ребров в своей статье: "...выступавший перед итальянскими бизнесменами московский чиновник был похож на наперсточника, убеждавшего слушателей, что предлагаемая им игра под очень крупные ставки простая и беспроигрышная, тогда как присутствующие докучали ему всякими неприятными вопросами типа: какие гарантии защиты инвестиций дает столичное правительство, какие льготы предоставляются инвесторам и, вообще, можно ли серьезно относиться к покупке предприятий, если земля под ними остается в государственной собственности?" Короче, материал Виктора получился комплиментарным для прибывших с Апеннинского полуострова деловых людей и разгромным для отечественных чиновников.
Реакция на эту публикацию была немедленной и зубодробительной. Семипалатинский впал в состояние трудно контролируемой ярости. Суть его претензий передал Виктору Стрельник, который по-прежнему исполнял обязанности редактора отдела экономики и ходил теперь на все утренние планерки.
Вернувшись с очередной из них, Игорь тяжело сел за стол, словно только что получил известие о безвременной кончине всех своих родных и близких, и трагически выдохнул:
- Ну и ляпнули мы с тобой!
- Что случилось?! - спросил Виктор, встревоженный мрачным видом своего друга, а теперь еще и начальника.
- Как же у меня выскочило из головы, что Семипалатинский ведет переговоры о приватизации здания редакции?! - сокрушенно взмахнул руками Стрельник.
- Ну и что из этого?! - еще больше озадачился Ребров.
- Как это - что?! В статье об этих итальянских бизнесменах ты долбишь московские власти. А под ними ходит Москомимущество. Понимаешь?! Достаточно одного звонка из мэрии в комитет - и вопрос о приватизации нашего здания зависнет на неопределенный срок. За то, что я пропустил этот материал, главный вставил мне на планерке большую дыню!
Ребров саркастически ухмыльнулся:
- Неплохо! Наш великий демократ за жирный кусок собственности готов лизать задницу властям!
- Неужели ты не понимаешь: пытаясь приватизировать это здание в центре Москвы, Семипалатинский отстаивает интересы всей редакции, и твои в том числе! - возмутился Игорь.
- Ты знаешь, я как-то не уверен, что мне придется всей этой недвижимостью долго пользоваться - слишком уж легко вышвыривают у нас людей на улицу. Зато фигура Семипалатинского представляется незыблемой. Удивительная вещь, - зло прищурился Виктор, - насколько я знаю, еще на заре перестройки наш прогрессивно настроенный коллектив избрал его главным редактором вместо прежнего - прожженного коммуниста - именно для защиты демократических ценностей в газете. А сейчас Семипалатинский как-то незаметно стал диктатором...
- Я не собираюсь идеализировать нашего главного, - перебил Игорь, все мы люди и у каждого есть свои недостатки. Но думаю, в основе твоих претензий к нему лежит прежде всего личная неприязнь. Будь объективным... Все, прекратим дискуссию! - повысил он голос, увидев, что Виктор пытается что-то возразить. - Как исполняющий обязанности редактора отдела, я запрещаю тебе в ближайшее время долбить московское... да и федеральное правительство, - перестраховался он. - Во всяком случае, до тех пор, пока не закончится вся эта катавасия с приватизацией.
Но буквально через день Семипалатинский вновь накинулся на Реброва. И их взаимная неприязнь достигла таких масштабов, что уход Виктора из газеты стал неизбежен. А поводом для очередного конфликта послужил банальный грипп, который подхватил... министр финансов.
6
Как это всегда бывает в Москве зимой, в середине января по городу гулял грипп. И главный финансист страны, словно какой-нибудь обыкновенный бухгалтер в затертых черных нарукавниках, который ездит на работу не в персональном автомобиле, а в переполненном по утрам метро, где все тебе стараются дышать именно в лицо, подцепил злосчастный вирус.
Он не появлялся на работе несколько дней, была даже отменена его заранее объявленная пресс-конференция, и одна из популярных московских газет склепала хилую сенсацию: якобы министр целую неделю скрывается на даче вовсе не из-за болезни, а так как уже решен вопрос о снятии его с должности. Теперь, мол, идет отчаянная закулисная борьба вокруг кандидатуры преемника на один из ключевых постов в правительстве.
По законам жанра автор статьи ссылался на достоверные, но конфиденциальные источники. Кроме того, он с нескрываемой издевкой обращал внимание читателей на тот факт, что предыдущий глава Минфина перед снятием с должности также неделю просидел на даче с якобы простудой. Это был один из тех блестящих аргументов, который ничего не доказывал, но который невозможно было опровергнуть: и в самом деле, предшественник нынешнего министра перед уходом тоже болел.
На следующий день редакции всех газет, раздосадованные тем, что упустили такое очевидное совпадение с болезнями министров, бросились наверстывать упущенное. Причем отставку крупного чиновника изображали как уже свершившийся факт. Появились и многочисленные комментарии специалистов: с одной стороны, они объясняли причины, повлиявшие на перестановки в правительстве, а с другой - делали самые смелые прогнозы.
Короче говоря, в обычно скудное на события начало года, когда быстро привыкшие к горнолыжным курортам российские предприниматели и депутаты еще не все вернулись из Австрии, Швейцарии и Франции, в средствах массовой информации был поднят приличный шум. И "Народная трибуна" не осталась в стороне.
В самый разгар скандала Реброва вызвали в секретариат газеты, где кипела работа над очередным номером. Как обычно по утрам, там было накурено и многолюдно - словно в сторожке лесника перед началом коллективной охоты. Главный редактор "Трибуны" сидел во главе длинного стола, на котором, как штабные карты, были разбросаны макеты газетных полос и гранки материалов, предлагаемых редакторами отделов в номер.
Семипалатинский оторвался от чтения какой-то статьи, посмотрел на Виктора поверх очков и с нескрываемой неприязнью спросил:
- Вы в курсе всей этой истории с министром финансов?
- Да, - ответил Ребров.
- В следующий номер нам нужна свежая информация о его предполагаемой отставке. Поэтому сегодня, до подписания газеты, соберите как можно больше фактов на эту тему, мнений специалистов, других известных людей. И, конечно, необходимо хоть что-то, исходящее из самого правительства. Вам все ясно?
Получив задание, Виктор пошел в свою комнату и начал рыться в записной книжке. Он искал то, что могло помочь ему быстро достать уникальную информацию, а именно номер телефона государственной дачи, занимаемой министром.
Этот номер появился у Реброва еще прошлым летом, когда глава финансового ведомства давал интервью для "Трибуны" о проекте бюджета на следующий год. В конце разговора выяснилось, что нужно уточнить пару важных цифр, и министр попросил Виктора позвонить ему на дачу.
Впрочем, за полгода любой важный чиновник мог поменять казенную дачу, а уж тем более телефон. Но когда Ребров нашел номер и позвонил, ему, как ни странно, ответил сам министр.
- Да, я вас помню, - сказал он сиплым голосом. - Хотите со мной встретиться? Не думаю, что это возможно. Во-первых, я болен, а во-вторых, просто устал от всей той галиматьи, которую публикуют газеты.
- Но если вы будете молчать, то всяких глупостей напишут еще больше, попытался переубедить его Ребров. - На мой взгляд, для вас вопрос состоит не в том: давать интервью или нет, а кому его давать? Вы должны быть уверены, что ваши слова не переврут.
По зависшему в трубке молчанию было ясно, что аргументы Виктора заронили в душу министра сомнения.
- У меня с вами, кажется, и в самом деле не было проблем, - наконец буркнул он. - Ну хорошо, приезжайте, - решился министр и объяснил, как к нему доехать.
Правительственные дачи находились на Рублевском шоссе. Ребров ездил по нему редко, и в глаза бросилось, что, в отличие от других московских дорог, эта трасса была очень ухожена, а на каждом перекрестке стояли милицейские посты.
Зато дача министра совсем не впечатлила Реброва. Здесь было просторно, но от всего, что находилось внутри - от мебели, штор, люстр, красных ковровых дорожек, - тянуло казенщиной. Ни одна из вещей не говорила о характере, пристрастиях, вкусах, слабостях, чувствах людей, которые здесь обитают, и нужно было быть карьеристом до мозга костей, чтобы получать удовольствие от того, что ты живешь именно на правительственной даче.
Министр ходил по дому в спортивном костюме с пузырями на коленях и, видимо, чувствовал себя так плохо, что ему было абсолютно наплевать на то, как он выглядит. Его нос был цвета отваренной свеклы, и он постоянно сморкался в огромный клетчатый платок, им же вытирая набегавшие на глаза слезы.
Разговор получился не очень интересным, так как глава Министерства финансов, опровергнув слухи о своем уходе с высокой должности, все остальное время сыпал уже известными цифрами и фактами, подтверждающими, по его мнению, блестящую работу подведомственного ему учреждения. Реброву еще надо было успеть соорудить об этой встрече заметку до подписания номера, поэтому он не очень вежливо перебил хозяина дома и уехал в редакцию.
Материал едва успели поставить на первую полосу, и видел его до выхода газеты только дежурный редактор. А когда увидели все, у Реброва опять начались неприятности.
7
Первой, еще с утра, позвонила Маша Момот. Даже не поздоровавшись, она трагическим голосом сказала:
- Я прочитала твою заметку!
- Что-то я не ощущаю в связи с этим энтузиазма, - сказал Ребров.
- Ты сам на себя не похож. Зачем тебе это было надо?!
- Что - это?! - раздражаясь уже на ее тон, с ледяной вежливостью поинтересовался Виктор.
- Быть адвокатом министра. Ты - единственный человек, который взял его под защиту и вывалил в своей статье все, что он тебе наговорил.
- Я сделал обычную журналистскую работу. Более того, я сделал ее хорошо: мне удалось получить доступ к больному телу министра и добросовестно изложить его точку зрения. А он считает, что слухи о его отставке - чистый бред!
- Ты как будто не знаешь, что чиновники могут лгать! - хмыкнула Маша. - А если его завтра все же уберут? Как ты и твоя газета тогда будете выглядеть со своими версиями?! Абсолютно все средства массовой информации говорят об отставке министра, как о деле решенном, и только тебе показались убедительными его бредни.
- Чего ты добиваешься?! - вышел из себя Ребров.
- Ты для меня - совсем не посторонний человек, и я хотела тебе напомнить, что в журналистских кругах могут в два счета прилепить какое-нибудь дурацкое клеймо на твою репутацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Однако даже он не ожидал, что исследования твердо вставших на рыночные рельсы социологов окажутся настолько неприличными. Оба агентства единодушно отдали предводителю молодых российских капиталистов первое место среди самых популярных отечественных политиков новой волны.
- Мне самому нравятся деньги, но нельзя же так прогибаться, чтобы их получить, - возмутился Большаков, просмотрев отчеты социологов, и, обращаясь к Реброву, с беспокойством добавил: - Это никому не показывай. Засмеют. Мне вполне достаточно было бы оказаться где-нибудь в середине списка. Как ты думаешь, это можно сделать?
- Легко, - заверил его Виктор. - Чтобы переместить тебя в середину списка самых популярных молодых политиков, я ровно вдвое урежу гонорар социологам.
Впрочем, деньги уже перевели и выцарапать их назад было невозможно. Но руководители агентств мгновенно поняли, что от них требуется, и, сославшись на вкравшиеся в их расчеты досадные ошибки, переместили Большакова в середину своих рейтингов.
Исследования социологов тут же были включены в подборку документов, которые передавались потенциальным спонсорам. А со временем инструментарий шантажистов пополнился и собственными исследованиями. Так, неудавшийся брокер Кузьмянков, серьезно заболевший статистикой, подсчитал, что деньги на избирательную кампанию давал каждый четвертый из подвергавшихся плотной обработке банков. На этой основе он умудрился подготовить справку, что Большакова поддерживает примерно четвертая часть электората.
Правда, перекуривая в кругу друзей на лестничной площадке, он признал, что широкие массы банкиров нельзя отождествлять со всем народом. Более того, он заявил, что "эти жирные, грязные пиявки так боятся за свою шкуру, что поддерживают деньгами понемногу всех - от коммунистов до правых радикалов".
Постепенно технология выбивания денег на избирательную кампанию была доведена до совершенства и превратилась в такую рутинную процедуру, что на некоторые предварительные переговоры Большаков посылал уже одного Виктора. Это отнимало много времени, но скоро у Реброва его стало более чем достаточно: он уволился из "Народной трибуны".
5
Причиной скоропалительного ухода Виктора из газеты стали две его статьи, опубликованные в "Трибуне" буквально одна за другой. Первая появилась на свет после звонка в редакцию пресс-атташе итальянского посольства Энрико Берлуччи.
В последний раз они виделись месяца два назад, когда итальянец пригласил Реброва пообедать в свой любимый ресторан "Артистико" в Камергерском переулке, чтобы заодно расспросить о реальности намерений российского правительства создать государственное казначейство. Энрико продолжал внимательно следить за ходом экономических реформ, и в тот раз его внимание привлекла одна из самых серьезных проблем, существовавших в России в середине девяностых годов.
Дело в том, что бюджетные средства на зарплаты госслужащим, на пенсии, направляемые правительством через частные банки в различные регионы страны, туда не доходили или прибывали с большим опозданием. За это время деньги несколько раз успевали прокрутить в различных коммерческих проектах банкиры и местные чиновники. Ситуацию особо осложняло то, что шахтеры Кузбасса, уже много месяцев не получавшие зарплату, объявили бессрочную забастовку и к тому же перекрыли движение по Транссибирской железной дороге. А это могло парализовать работу всей экономики страны, что как раз и вызывало пристальное внимание иностранцев.
Ситуация находилась на грани абсурда: в Москве утверждали, что бюджетные долги перед шахтерами погашены и деньги им давно отправлены, но в Кузбасс они так и не дошли, словно растворились в пути. Поэтому правительство, чтобы успокоить недовольных, и объявило о своем решении создать казначейство, через которое перечислялись бы все государственные средства.
Но именно потому, что казначейство могло значительно усложнить воровство крупных сумм, возможность его появления в ближайшее время в России Виктор в ту встречу с итальянцем отверг категорически. И не ошибся.
Теперь же Берлуччи позвонил Реброву, чтобы пригласить на встречу итальянских бизнесменов с одним из высших чиновников московского правительства.
- Должно быть очень интересно, - сказал Энрико. - В Москву приехали представители многих наших крупных фирм. Они хотели бы вложить деньги в экономику России и конкретно столицы.
- А как возникла идея этой встречи? - поинтересовался Виктор.
- Ее организовало наше посольство, - пояснил итальянец.
- Значит, вы хотите, чтобы инициатива посольства получила достойное отражение в российской прессе? А вырезки с моей статьей об этой встрече вы потом пошлете в свое министерство иностранных дел как отчет о проделанной работе?
Берлуччи, обычно положительно реагировавший даже на самые рискованные шутки, в этот раз откровенно обиделся, тем самым подтвердив простую истину: когда наступаешь человеку на больную мозоль, он теряет чувство юмора.
- Это как похоже по-русски, - холодно процедил пресс-атташе, впервые за все время знакомства с Ребровым неправильно построив фразу на чужом языке. - Мы хотим помочь вам получить миллионы долларов инвестиций, а вы над этим насмехаетесь...
Встреча с итальянцами была организована в небольшом бизнес-центре недалеко от Патриарших прудов. Пока ждали запаздывающего столичного чиновника, Энрико познакомил Виктора с некоторыми из прибывших в Москву предпринимателей.
Публика подобралась солидная, все больше представители по-настоящему крупных фирм. Но все вместе итальянцы были похожи на рыночных торговцев, одетых в дорогие костюмы и модные галстуки. Проявлялся южный темперамент: они говорили очень громко, но главное - одновременно. Поэтому конференц-зал бизнес-центра в самом сердце Москвы стал похож на рынок где-нибудь в Неаполе, каким его показывали в фильмах великих итальянских неореалистов. Казалось, эмоции у этих людей преобладают над разумом, и было непонятно, как с такой манерой поведения можно проворачивать большие, серьезные дела.
Но все встало на свои места, когда встреча началась. Более того, как написал потом Виктор Ребров в своей статье: "...выступавший перед итальянскими бизнесменами московский чиновник был похож на наперсточника, убеждавшего слушателей, что предлагаемая им игра под очень крупные ставки простая и беспроигрышная, тогда как присутствующие докучали ему всякими неприятными вопросами типа: какие гарантии защиты инвестиций дает столичное правительство, какие льготы предоставляются инвесторам и, вообще, можно ли серьезно относиться к покупке предприятий, если земля под ними остается в государственной собственности?" Короче, материал Виктора получился комплиментарным для прибывших с Апеннинского полуострова деловых людей и разгромным для отечественных чиновников.
Реакция на эту публикацию была немедленной и зубодробительной. Семипалатинский впал в состояние трудно контролируемой ярости. Суть его претензий передал Виктору Стрельник, который по-прежнему исполнял обязанности редактора отдела экономики и ходил теперь на все утренние планерки.
Вернувшись с очередной из них, Игорь тяжело сел за стол, словно только что получил известие о безвременной кончине всех своих родных и близких, и трагически выдохнул:
- Ну и ляпнули мы с тобой!
- Что случилось?! - спросил Виктор, встревоженный мрачным видом своего друга, а теперь еще и начальника.
- Как же у меня выскочило из головы, что Семипалатинский ведет переговоры о приватизации здания редакции?! - сокрушенно взмахнул руками Стрельник.
- Ну и что из этого?! - еще больше озадачился Ребров.
- Как это - что?! В статье об этих итальянских бизнесменах ты долбишь московские власти. А под ними ходит Москомимущество. Понимаешь?! Достаточно одного звонка из мэрии в комитет - и вопрос о приватизации нашего здания зависнет на неопределенный срок. За то, что я пропустил этот материал, главный вставил мне на планерке большую дыню!
Ребров саркастически ухмыльнулся:
- Неплохо! Наш великий демократ за жирный кусок собственности готов лизать задницу властям!
- Неужели ты не понимаешь: пытаясь приватизировать это здание в центре Москвы, Семипалатинский отстаивает интересы всей редакции, и твои в том числе! - возмутился Игорь.
- Ты знаешь, я как-то не уверен, что мне придется всей этой недвижимостью долго пользоваться - слишком уж легко вышвыривают у нас людей на улицу. Зато фигура Семипалатинского представляется незыблемой. Удивительная вещь, - зло прищурился Виктор, - насколько я знаю, еще на заре перестройки наш прогрессивно настроенный коллектив избрал его главным редактором вместо прежнего - прожженного коммуниста - именно для защиты демократических ценностей в газете. А сейчас Семипалатинский как-то незаметно стал диктатором...
- Я не собираюсь идеализировать нашего главного, - перебил Игорь, все мы люди и у каждого есть свои недостатки. Но думаю, в основе твоих претензий к нему лежит прежде всего личная неприязнь. Будь объективным... Все, прекратим дискуссию! - повысил он голос, увидев, что Виктор пытается что-то возразить. - Как исполняющий обязанности редактора отдела, я запрещаю тебе в ближайшее время долбить московское... да и федеральное правительство, - перестраховался он. - Во всяком случае, до тех пор, пока не закончится вся эта катавасия с приватизацией.
Но буквально через день Семипалатинский вновь накинулся на Реброва. И их взаимная неприязнь достигла таких масштабов, что уход Виктора из газеты стал неизбежен. А поводом для очередного конфликта послужил банальный грипп, который подхватил... министр финансов.
6
Как это всегда бывает в Москве зимой, в середине января по городу гулял грипп. И главный финансист страны, словно какой-нибудь обыкновенный бухгалтер в затертых черных нарукавниках, который ездит на работу не в персональном автомобиле, а в переполненном по утрам метро, где все тебе стараются дышать именно в лицо, подцепил злосчастный вирус.
Он не появлялся на работе несколько дней, была даже отменена его заранее объявленная пресс-конференция, и одна из популярных московских газет склепала хилую сенсацию: якобы министр целую неделю скрывается на даче вовсе не из-за болезни, а так как уже решен вопрос о снятии его с должности. Теперь, мол, идет отчаянная закулисная борьба вокруг кандидатуры преемника на один из ключевых постов в правительстве.
По законам жанра автор статьи ссылался на достоверные, но конфиденциальные источники. Кроме того, он с нескрываемой издевкой обращал внимание читателей на тот факт, что предыдущий глава Минфина перед снятием с должности также неделю просидел на даче с якобы простудой. Это был один из тех блестящих аргументов, который ничего не доказывал, но который невозможно было опровергнуть: и в самом деле, предшественник нынешнего министра перед уходом тоже болел.
На следующий день редакции всех газет, раздосадованные тем, что упустили такое очевидное совпадение с болезнями министров, бросились наверстывать упущенное. Причем отставку крупного чиновника изображали как уже свершившийся факт. Появились и многочисленные комментарии специалистов: с одной стороны, они объясняли причины, повлиявшие на перестановки в правительстве, а с другой - делали самые смелые прогнозы.
Короче говоря, в обычно скудное на события начало года, когда быстро привыкшие к горнолыжным курортам российские предприниматели и депутаты еще не все вернулись из Австрии, Швейцарии и Франции, в средствах массовой информации был поднят приличный шум. И "Народная трибуна" не осталась в стороне.
В самый разгар скандала Реброва вызвали в секретариат газеты, где кипела работа над очередным номером. Как обычно по утрам, там было накурено и многолюдно - словно в сторожке лесника перед началом коллективной охоты. Главный редактор "Трибуны" сидел во главе длинного стола, на котором, как штабные карты, были разбросаны макеты газетных полос и гранки материалов, предлагаемых редакторами отделов в номер.
Семипалатинский оторвался от чтения какой-то статьи, посмотрел на Виктора поверх очков и с нескрываемой неприязнью спросил:
- Вы в курсе всей этой истории с министром финансов?
- Да, - ответил Ребров.
- В следующий номер нам нужна свежая информация о его предполагаемой отставке. Поэтому сегодня, до подписания газеты, соберите как можно больше фактов на эту тему, мнений специалистов, других известных людей. И, конечно, необходимо хоть что-то, исходящее из самого правительства. Вам все ясно?
Получив задание, Виктор пошел в свою комнату и начал рыться в записной книжке. Он искал то, что могло помочь ему быстро достать уникальную информацию, а именно номер телефона государственной дачи, занимаемой министром.
Этот номер появился у Реброва еще прошлым летом, когда глава финансового ведомства давал интервью для "Трибуны" о проекте бюджета на следующий год. В конце разговора выяснилось, что нужно уточнить пару важных цифр, и министр попросил Виктора позвонить ему на дачу.
Впрочем, за полгода любой важный чиновник мог поменять казенную дачу, а уж тем более телефон. Но когда Ребров нашел номер и позвонил, ему, как ни странно, ответил сам министр.
- Да, я вас помню, - сказал он сиплым голосом. - Хотите со мной встретиться? Не думаю, что это возможно. Во-первых, я болен, а во-вторых, просто устал от всей той галиматьи, которую публикуют газеты.
- Но если вы будете молчать, то всяких глупостей напишут еще больше, попытался переубедить его Ребров. - На мой взгляд, для вас вопрос состоит не в том: давать интервью или нет, а кому его давать? Вы должны быть уверены, что ваши слова не переврут.
По зависшему в трубке молчанию было ясно, что аргументы Виктора заронили в душу министра сомнения.
- У меня с вами, кажется, и в самом деле не было проблем, - наконец буркнул он. - Ну хорошо, приезжайте, - решился министр и объяснил, как к нему доехать.
Правительственные дачи находились на Рублевском шоссе. Ребров ездил по нему редко, и в глаза бросилось, что, в отличие от других московских дорог, эта трасса была очень ухожена, а на каждом перекрестке стояли милицейские посты.
Зато дача министра совсем не впечатлила Реброва. Здесь было просторно, но от всего, что находилось внутри - от мебели, штор, люстр, красных ковровых дорожек, - тянуло казенщиной. Ни одна из вещей не говорила о характере, пристрастиях, вкусах, слабостях, чувствах людей, которые здесь обитают, и нужно было быть карьеристом до мозга костей, чтобы получать удовольствие от того, что ты живешь именно на правительственной даче.
Министр ходил по дому в спортивном костюме с пузырями на коленях и, видимо, чувствовал себя так плохо, что ему было абсолютно наплевать на то, как он выглядит. Его нос был цвета отваренной свеклы, и он постоянно сморкался в огромный клетчатый платок, им же вытирая набегавшие на глаза слезы.
Разговор получился не очень интересным, так как глава Министерства финансов, опровергнув слухи о своем уходе с высокой должности, все остальное время сыпал уже известными цифрами и фактами, подтверждающими, по его мнению, блестящую работу подведомственного ему учреждения. Реброву еще надо было успеть соорудить об этой встрече заметку до подписания номера, поэтому он не очень вежливо перебил хозяина дома и уехал в редакцию.
Материал едва успели поставить на первую полосу, и видел его до выхода газеты только дежурный редактор. А когда увидели все, у Реброва опять начались неприятности.
7
Первой, еще с утра, позвонила Маша Момот. Даже не поздоровавшись, она трагическим голосом сказала:
- Я прочитала твою заметку!
- Что-то я не ощущаю в связи с этим энтузиазма, - сказал Ребров.
- Ты сам на себя не похож. Зачем тебе это было надо?!
- Что - это?! - раздражаясь уже на ее тон, с ледяной вежливостью поинтересовался Виктор.
- Быть адвокатом министра. Ты - единственный человек, который взял его под защиту и вывалил в своей статье все, что он тебе наговорил.
- Я сделал обычную журналистскую работу. Более того, я сделал ее хорошо: мне удалось получить доступ к больному телу министра и добросовестно изложить его точку зрения. А он считает, что слухи о его отставке - чистый бред!
- Ты как будто не знаешь, что чиновники могут лгать! - хмыкнула Маша. - А если его завтра все же уберут? Как ты и твоя газета тогда будете выглядеть со своими версиями?! Абсолютно все средства массовой информации говорят об отставке министра, как о деле решенном, и только тебе показались убедительными его бредни.
- Чего ты добиваешься?! - вышел из себя Ребров.
- Ты для меня - совсем не посторонний человек, и я хотела тебе напомнить, что в журналистских кругах могут в два счета прилепить какое-нибудь дурацкое клеймо на твою репутацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47