А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

если ты желаешь, чтобы мы тебя вывели на дорогу, мы выведем тебя, а если ты хочешь подарка, мы тебя одарим».
И, услышав её слова, Шарр-Кан ответил: «Я чужеземец, из мусульман; сегодня ночью я отправился один в поисках добычи и не нашёл добычи лучше этих десяти девушек в эту лунную ночь. Я возьму и приведу их к моим товарищам». – «Знай, – ответила ему девушка, – что до этой добычи тебе не добраться. Эти девушки, клянись богом, тебе не добыча! Не говорила ли я тебе, что ложь отвратительна?» – «Умен тот, кто поучается на примере другого», – отвечал Шарр-Кан. И она воскликнула: «Клянусь мессией, если б я не боялась, что от моих рук случится твоя гибель, я бы наверное закричала криком, от которого луг наполнился бы конными и пешими, по я жалею чужеземца. И если ты хочешь добычи, то я требую от тебя: сойди с коня и поклянись мне твоей верой, что ты не приблизишься ко мне ни с каким оружием. Мы с тобой поборемся, и если ты меня повалишь, клади меня на твоего коня и бери нас всех, как добычу. Если же повалю тебя я, ты будешь в моей власти. Поклянись же мне в этом, я боюсь от тебя обмана; ведь говорится в преданиях: раз вероломство врождённо, верить всякому – слабость. Если ты поклянёшься мне, я перейду на другую сторону и приду и подойду к тебе».
И Шарр-Кан, которому хотелось её захватить, сказал про себя: «Она не знает, что я витязь среди витязей». И затем он крикнул ей и сказал: «Бери с меня клятву, чем хочешь и тем, чему доверяешь, что я не пойду к тебе ни с чем дурным, пока ты не приготовишься и не скажешь мне: „Приблизься, чтобы мне побороться с тобой“. И тогда я пойду, и если ты повалишь меня, то у меня есть деньги, чтобы себя выкупить, а если повалю тебя я, то это будет величайшая добыча!»
И девушка отвечала: «Я согласна на это». И ШаррКан, смутившись, воскликнул: «Клянусь пророком, – да благословит его Аллах и да приветствует, я тоже согласен». И тогда девушка сказала: «Поклянись же тем» кто вложил души в тела и дал людям законы, что ты мне не сделаешь никакого зла и только поборешься, а иначе ты умрёшь вне веры ислама». – «Клянусь Аллахом, – воскликнул Шарр-Кан, – если бы меня приводил к клятве кадий, то будь он даже кадием кадиев, он не взял бы с меня таких клятв!» – и он поклялся всем, чем она хотела, и привязал своего коня среди деревьев, будучи по гружён в море размышлений, и воскликнул: «Слава тому, кто сотворил её из ничтожной воды!» А затем ШаррКан укрепился и приготовился к единоборству и сказал девушке: «Переходи и переправься через реку!», но она ответила ему: «Нет мне к тебе переправы! Если хочешь, переправься ты ко мне». – «Я не могу этого сделать», – отвечал Шарр-Кан, и девушка сказала: «О юноша, я приду к тебе».
И затем она подобрала полы и прыгнула и оказалась подле него, на другом берегу реки. И Шарр-Кан приблизился к ней и склонился и захлопал в ладоши, но он был ошеломлён её красотой и прелестью, и видел образ, который выдубила листьями джиннов рука всемогущества и воспитала рука вышней заботливости, и обвевали его ветры счастья, и встретило при рождении счастливое сочетание звёзд.
И девушка подошла к нему и крикнула: «Эй, мусульманин, выступай бороться, прежде чем взойдёт заря!» и она обнажила руку, похожую на свежий сыр, и местность осветилась от неё. Вот! А Шарр-Кан впал в смущение и нагнулся и захлопал в ладоши, и она тоже захлопала в ладоши и влепилась в него, и он вцепился в неё. И они обнялись и схватились и стали бороться, и он положил руку на её худощавый бок, и его пальцы погрузились в складки её живота, и члены его расслабли, и он оказался у места желаний, и ей стало ясно, что Шарр-Кан ослаб, и он задрожал, как персидский тростник при порывистом ветре, и тогда девушка подняла его и ударила об землю и села ему на грудь задом, подобным песчаному холму, и Шарр-Кан перестал владеть своим умом. И девушка сказала ему: «О мусульманин, убиение христиан у вас дозволено, но что ты скажешь о том, чтобы быть лишённым жизни?» И Шарр-Кан отвечал: «О госпожа моя, что до твоих слов о лишении меня жизни, то оно, наверное, запретно, так как наш пророк Мухаммед, – да благословит его Аллах и да приветствует! – запретил убивать женщин, детей, старцев и монахов». – «Если вашему пророку было такое откровение, – отвечала девушка, – то нам должно вознаградить его за это. Вставай же, я дарю тебе твою душу, ибо не пропадает милость, оказанная человеку». И она поднялась с груди Шарр-Кана, и тот встал, отряхая со своей головы пыль от одной из обладательниц кривого ребра, а она наклонилась к нему и сказала: «Не смущайся! Как же так, что у того, кто вступает в землю румов, желая добычи, и помогает царям против царей, нет силы, чтобы защититься от обладательницы кривого ребра?» – «Это не от моей слабости, – отвечал Шарр-Кан, – и ты повалила меня не своей силой. Это красота твоя повергла меня. Если ты соблаговолишь ещё на одну схватку, это будет для меня милостью». И девушка засмеялась и сказала: «Я согласна на это, но невольницам уже наскучило быть связанными и устали их руки и бока. Лучше будет, если я развяжу их. Может быть, борьба с тобою в эту схватку Затянется».
И она подошла к невольницам и развязала им плечи и сказала им на языке румов: «Уйдите в такое место, где БЫ будете в безопасности, пока не пройдёт у этого мусульманина охота до вас». И невольницы ушли. И ШаррКан смотрел на них, а они глядели на обоих оставшихся. А затем оба они подошли друг к другу, и Шарр-Кан приложил свой живот к её животу, и когда его живот оказался на её животе и девушка почувствовала это, она подняла его на руках быстрее разящей молнии и кинула на землю, и он упал на спину, а девушка сказала ему: «Встань, я дарю тебе твою душу во второй раз. В первый раз я оказала тебе милости ради твоего пророка, ибо он объявил недозволенным убивать женщин, а во второй раз – ради твоей слабости и твоих юных лет и потому, что ты чужеземец. Но я дам тебе наставление: если есть в войске мусульман, пришедшем от Омара ибн ан-Омана и присланном им царю аль-Кустантынии, кто-нибудь сильнее тебя, пришли его ко мне и скажи ему обо мне, ибо борьба бывает разных родов и степеней и способов, например притворный способ, а также обгонки, и спешивание, и хватание за ноги, и кусанье за бедра, и рукопашный бой, и переплетенье ног».
«Клянусь Аллахом, о госпожа моя, – ответил Шарр-Кан (а его гнев на неё ещё усилился), – будь я мастер ас-Сафади, или мастер Мухаммед Кималь, или ибн ас-Садди в его лучшее время, я бы не запомнил всех этих способов, которые ты упомянула! Клянусь Аллахом, о госпожа моя, ты повалила меня не своей силой, но когда ты соблазнила меня своим задом (а мы, жители Ирака, любим крутые бедра), у меня не осталось ни ума, ни зоркости. Если ты хочешь со мной побороться так, чтобы мой ум был при мне, остаётся ещё лишь одна схватка по правилам этого ремесла, ибо моя живость вернулась ко мне в эту минуту».
И, услышав его слова, она сказала: «Чего ты хочешь достичь этой борьбой, о побеждённый? Иди сюда и знай, что этой схватки будет уже довольно».
И затем она нагнулась и призвала его на борьбу, и Шарр-Кан тоже нагнулся над нею и взялся уже не на шутку, остерегаясь ослабеть. И они поборолись немного, и девушка нашла в нем силу, которой она не знала в нем прежде, и сказала ему: «О мусульманин, ты решил быть осторожным?» – «Да, отвечал Шарр-Кан, – ты ведь знаешь, что мне осталась с тобою только эта схватка, а после каждый из нас уйдёт своей дорогой». И она засмеялась, и Шарр-Кан тоже засмеялся ей в лицо, а когда это случилось, девушка быстро схватила его за бедро, неожиданно для него, и бросила его на землю, так что он упал на спину. И тогда она стала над ним смеяться и сказала: «Ты ешь отруби? Или ты, как бедуинский колпак, валишься от толчка, или как надувной мячик падаешь от ветра? Горе тебе, злополучный!» Потом она сказала: «Иди к войску мусульман и пришли нам другого, так как ты мало стоек, и кричи о нас среди арабов и персов, турок и дейлемитов: пусть всякий, у кого есть сила, придёт к нам». И она прыгнула и оказалась на другой стороне потока и, смеясь, сказала Шарр-Кану: «Мне тяжело расставаться с тобой, о мой владыка! Уходи к твоим товарищам до утра, чтобы не пришли к тебе витязи и не взяли тебя на зубцы копий. А ты у тебя нет силы защититься от женщины, так как же ты защитишься от доблестных мужей?»
И Шарр-Кан пришёл в смущение и сказал ей (а она повернулась, уходя от него, и направилась к монастырю): «О госпожа, уйдёшь ли ты и оставишь ли влюблённого чужеземца несчастным с разбитым сердцем?» И она обернулась к нему, смеясь, и сказала: «Что тебе нужно? Я согласна на твою просьбу». – «Как могу я, вступив на твою землю и насладившись сладостью твоей милости, вернуться, не поев твоей пищи и твоих кушаний? Ведь я стал одним из твоих слуг», – сказал Шарр-Кан, и девушка ответила: «В милости отказывает только дурной! Пожалуй, во имя бога, на голове и на глазах! Садись на твоего коня и поезжай по берегу потока, напротив меня – ты у меня в гостях».
И Шарр-Кан обрадовался и поспешил к своему коню и сел и, не останавливаясь, ехал напротив неё (а она шла напротив него), пока не достиг моста, сделанного из тополевых брёвен, и там были блоки, подвешенные на железных цепях с замками на крючьях. И Шарр-Кан посмотрел на этот мост и вдруг видит: те невольницы, которые были с девушкой и боролись, стоят и ждут её. И, подойдя к ним, девушка заговорила с одной из них на языке румов и сказала: «Пойди к нему, возьми его коня за узду и переведи его к монастырю» И Шарр-Кан двинулся (а девушка перед ним) и переправился через мост, и его ум был ошеломлён тем, что он увидел, и он говорил себе: «О, если бы я это знал и если бы везирь Дандан был со мной в этом месте, чтобы могли его глаза посмотреть на эти красивые лица!»
И он обернулся к той девушке и сказал ей: «О диковина прелести, теперь у меня на тебя двойное право: право дружбы и право того, кто пришёл в твоё жилище и принял твоё гостеприимство. Я под твоей властью и руководством. Что, если бы ты соблаговолила поехать со мной в страну ислама, чтобы посмотреть на всех храбрых владык и узнать, кто я?» И девушка, услышав его слова, разгневалась на него и сказала: «Клянусь мессией, я считала тебя обладателем здравого ума, а теперь узнала, насколько испорчено твоё сердце! Как может быть для тебя допустимо сказать слово, восходящее к обману, и как я могу это сделать, зная, что, когда я окажусь у вашего царя Омара ибн ан-Нумана, я уже но вырвусь от пего? Ведь за его стенами и в его дворцах: нет подобной мне, хотя бы он был владетелем Багдада и Хорасана, у которого двенадцать дворцов, и в каждом дворце невольницы, по числу дней в году, а дворцов числом столько, сколько в году месяцев. И если я окажусь у него, он меня по устрашится, так как по вашей вере мы вам дозволены, как сказано в ваших книгах, которые говорят: то, чем завладели ваши десницы… Так как же ты говоришь мне такие слова! А что до твоих слов: «Ты посмотришь на доблестных мусульман», то, клянусь мессией, ты сказал слово неверное! Я видела ваше войско, когда вы приближались к нашей земле два дня тому назад. Когда вы подошли, я увидала, что вы построились не так, как строятся цари, и что вы просто – набранные шайки. Что же до твоих слов: «И ты и знаешь, кто я», то я сделаю тебе милость не ради твоего высокого сана, а поступлю так ради славы. Подобный тебе не говорит этого подобной мне, хотя бы ты был Шарр-Кан, сын Омара ибн ан-Нумана, который появился здесь в это время».
«А ты знаешь Шарр-Кана?» – спросил он её, и она сказала: «Да, и я Знала о его прибытии с войсками, число которых десять тысяч всадников, и это потому, что его отец Омар ибн ан-Нуман послал с ним его войско, чтобы поддержать царя аль-Кустантынии „. – «О госпожа моя, – сказал Шарр-Кан, – заклинаю тебя тем, что ты исповедуешь из твоей веры, расскажи мне о причине этого, чтобы мне стала ясна правда во лжи и то, на ком лежит вина за это“.
И девушка ответила: «Клянусь твоей верой, если бы я не боялась, что распространится весть о том, что я из дочерей румов, я бы наверное подвергла себя опасности и вступила бы в единоборство с десятью тысячами всадников и убила бы их предводителя, везиря Дандана, и Захватила бы их вождя Шарр-Кана, и в этом не было бы позора для меня, но только я читала книги и изучила правила вежества по речениям арабов; я не буду хвалиться перед тобою доблестью, хотя ты видел моё знание, и искусство, и силу, и превосходство в борьбе. И если бы явился Шарр-Кан вместо тебя этой ночью и ему бы сказали: „Перескочи этот поток!“ – он бы не мог этого сделать, и я бы хотела, чтобы мессия бросил его ко мне в этот монастырь, и я бы вышла к нему в виде мужа и взяла бы его в плен и заковала бы в цепи…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок восьмая ночь
Когда же настала сорок восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что христианская девушка сказала Шарр-Кану эти слова, которые он услышал, а именно: „Если Шарр-Кан попадётся мне в руки, я выйду к нему в виде мужа и закую его в цепи и оковы, после того как возьму его в плен в седле“. И когда Шарр-Кан услышал эти слова, его взяла гордость и гнев и ревность витязей, и ему захотелось объявить ей о себе и броситься на неё, но её красота оттолкнула его от неё, и он произнёс:
«И когда свершит молодой красавец единый грех,
Приведут красоты ходатаев ему тысячу».
И девушка пошла, и Шарр-Кан за ней следом, и он посмотрел на спину девушки и видал её ягодицы, которые бились друг о друга, как волны в содрогающемся море, и произнёс такие стихи:
«Защитник в чертах её стирает все это её,
Сердца с ним считаются, когда бы вступился очи
Вглядевшись в неё, вскричал я вдруг в удивлении:
«Явилась луна в ту ночь, когда в полноте она.
И если б боролся с ней царицы Билкис ифрит,
Хоть славен он силою, в минуту сражён бы был».
И они шли, не останавливаясь, пока не достигли сводчатых ворот, своды которых были из мрамора, и девушка открыла ворота и вошла, и Шарр-Кан с нею, и они пошли по длинному проходу, со сводчатым потолком в виде десяти арок, и под каждой аркой был светильник из хрусталя, горевший, как луч огня. И невольницы встретили девушку в конце прохода с благовонными свечами, и на головах их были повязки, вышитые драгоценными камнями всевозможных родов. И она пошла, предшествуемая невольницами, а Шарр-Кан шёл сзади, пока они не достигли монастыря, и Шарр-Кан увидел, что в этом монастыре кругом стоят ложа, одно против другого, и над ними опущены занавеси, окаймлённые золотым шитьём, а пол монастыря выстлан пёстрым мрамором разных сортов, и посредине его водоём с водою, в котором двадцать четыре золотых фонтана, и из них бьёт вода, подобная серебру.
А на возвышении Шарр-Кан увидел ложе, устланное царским шёлком, и девушка сказала ему: «Взойди, о мой владыка, на это ложе».
И Шарр-Кан взошёл на ложе, а девушка удалилась и некоторое время отсутствовала, и Шарр-Кан спросил о ней кого-то из слуг, и ему сказали: «Она ушла в свою опочивальню, а мы будем прислуживать тебе, как она нам велела». Потом они подали ему диковинные кушанья, и он ел, пока не насытился, а после этого ему принесли золотой таз и кувшин из серебра, и он помыл руки, а душа его была с его войском, так как он не знал, что случилось с ним после него, и ему вспомнилось также, что он забыл наставления своего отца. И он находился в неведении и раскаивался в том, что сделал, пока не взошла заря и не явился день. И тогда он стал вздыхать и печалиться о своих поступках и погрузился в море дум, и произнёс:
«Рассудка не лишён был я, – ныне же
В смущенье я.
Что делать мне, как мне быть?
Когда б любовь совлек с меня кто-нибудь,
Я б сам силён и властен был здравым стать,
Душа моя от страсти с пути сошла, –
Люблю! В беде Аллах лишь поможет мне».
И когда он окончил свои стихи, вдруг показалось большое шествие. Посмотрев, он увидал больше чем двадцать невольниц, подобных месяцам, окружавших ту девушку, а она среди них была как луна меж звёзд. И они заслоняли эту девушку, на которой была царская парча, а стан её был повязан затканным поясом, шитым разными драгоценными камнями, и этот пояс сжимал её бока, и выставлял её ягодицы, так что они были подобны холму из хрусталя под веткой из серебра, а груди её походили на пару плодов граната. И когда Шарр-Кан увидал это, его ум едва не улетел от радости, и забыл он своё войско и своего везиря. И он всмотрелся в её голову, и увидал на ней сетку из жемчужин, перемежающихся с разными драгоценными камнями, и невольницы справа и слева от неё принимали её полы, а она кичливо покачивалась. И тут Шарр-Кан вскочил на ноги, увидя её красоту и прелесть, и закричал: «Берегись, берегись этого пояса!» А затем он произнёс такие стихи:
«О, гибкая, с тяжёлыми бёдрами,
Гибка она, и грудь её нежна.
Таит она любовь спою тщательно, –
Но чувств своих таить я не буду.
Ряд слуг её идёт, за ней следуя:
Жемчужины на нити и порознь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349