И старец молвил: «О дитя моё, знай, что я в каком-то году пришёл в Каир с товарами и продал их там и купил других товаров. И мне понадобилась тысяча динаров и их отвесил за меня твой отец Тадж-ад-дин, не зная меня, и он не написал о них свидетельства, и ждал этих денег, пока я не вернулся в этот город и не отослал их ему с одним из моих слуг, и с ними подарок. Я видел тебя, когда ты был маленький, и если захочет великий Аллах, я отчасти воздам тебе за то, что твой отец для меня сделал».
И когда Нур-ад-дин услышал эти слова, он проявил радость и улыбнулся и, вынув мешок, в котором была тысяча динаров, подал его старику и сказал: «Возьми их к себе на хранение, пока я не куплю на них каких-нибудь товаров, чтобы торговать ими».
И потом Нур-ад-дин провёл в городе Искандарии несколько дней, и он каждый день гулял по какой-нибудь улице, ел, пил, наслаждался и веселился, пока не вышла сотня динаров, которую он имел при себе на расходы. И он пошёл к старику москательщику, чтобы взять у него сколько-нибудь из тысячи динаров и истратить их, и не нашёл его в лавке, и тогда он сел в лавке, ожидая, пока старик вернётся. И он начал смотреть на купцов и поглядывал направо и налево.
И когда он так сидел, вдруг приехал на рынок персиянин, который сидел верхом на муле, а сзади него сидела девушка, похожая на чистое серебро, или на палтус в водоёме, или на газель в пустыне. Её лицо смущало сияющее солнце, и глаза её чаровали, а грудь походила на слоновую кость; у неё были жемчужяые зубы, втянутый живот и ноги, как концы курдюка, и была она совершенна по красоте, прелести, тонкости стана и соразмерности, как сказал о ней кто-то:
И будто сотворена она, как желал бы ты, –
В сиянье красы-не длинной и не короткою.
Краснеет в смущенье роза из-за щеки её,
И ветви смущает стан с плодами расцветшими.
Как месяц, лицо её, как мускус, дыхание,
Как ветвь, её стан, и нет ей равной среди людей.
И кажется, вымыта жемчужной водой она,
И в каждом из её членов блещет луна красы.
И персиянин сошёл с мула и свёл на землю девушку, а потом он кликнул посредника и, когда тот предстал перед ним, сказал ему: «Возьми эту девушку и покричи о ней на рынке». И посредник взял девушку и вывел её па середину рынка. Он скрылся на некоторое время и вернулся, неся скамеечку из чёрного дерева, украшенную белой слоновой костью, и поставил скамеечку на землю, и посадил на неё девушку, а потом он поднял покрывало с её лица, и явилось из-под него лицо, подобное дейлемскому щиту или яркой звезде, и была эта девушка подобна луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь, и обладала пределом блестящей красоты, как сказал о ней поэт:
Соперничал с ней красою месяц по глупости
Пристыженный он ушёл, от гнева расколотый.
А дерево бана, коль со станом сравнять её,
Пусть руки погибнут той, кто будет дрова носить!
А как хороши слова поэта:
Скажи прекрасной в покрывале с золотом:
«Что ты сделала с мужем праведным и набожным?»
Покрывала блеск и лица сиянье, им скрытого,
Обратили в бегство войска ночей своей яркостью.
И пришёл когда мой неслышно взор, чтобы взгляд украсть,
Метнули стражи ланит её звездой в него.
И посредник спросил купцов: «Сколько вы дадите за жемчужину водолаза и за газель, ускользнувшую ог ловца?» И один из купцов сказал: «Она моя за сто динаров!» А другой сказал: «За двести динаров». А третий сказал: «За триста динаров». И купцы до тех пор пабавляли цену за эту девушку, пока не довели её до девятисот и пятидесяти, и продажа задерживалась только из-за предложения и согласия…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семьдесят первая ночь
Когда же настала восемьсот семьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купцы набавляли за девушку, пока её цена не дошла до девятисот пятидесяти динаров.
И тогда посредник подошёл к персиянину, её господину, и сказал ему: «Цена за твою невольницу дошла до девятисот пятидесяти динаров. Продашь ли ты её, а мы получим для тебя деньги?» – «А девушка согласна на это? – спросил персиянин. – Мне хочется её уважить, так как я заболел во время этого путешествия, и девушка прислуживала мне наилучшим образом. Я поклялся, что продам её лишь тому, кому она захочет и пожелает, и оставлю её продажу в её руках. Спроси же её, и если она скажет: „Согласна“, продай её кому она пожелает, а если скажет: „Нет“, не продавай.
И посредник подошёл к девушке и сказал: «О влады» чица красавиц, знай, что твой господин оставил дело продажи в твоих руках, а цена за тебя дошла до девятисот пятидесяти динаров; позволишь ли ты мне тебя продать?» – «Покажи мне того, кто хочет меня купить, прежде чем заключать сделку», – сказала девушка посреднику. И тот подвёл её к одному из купцов, и был это старик, престарелый и дряхлый.
И девушка смотрела на него некоторое время, а потом обернулась к посреднику и сказала: «О посредник, что ты – бесноватый или твой разум поражён?» – «Почему, о владычица красавиц, ты говоришь мне такие слова?» – спросил посредник. И девушка воскликнула: «Разве дозволяет тебе Аллах продать меня этому дряхлому старику, о жене которого сказаны такие стихи:
Она говорит, сердясь в изнеженности своей
(А раньше звала меня к тому, что не вышло):
«Не можешь когда сойтись со мною, как муж с женой,
Тогда не брани меня, коль станешь рогатым.
И кажется мне твой айр по мягкости восковым,
И как я ни тру его рукою, он гнётся».
И сказано ещё об его айре:
Спит мой айр (как презрен он и несчастен!)
Всякий раз как сойтись хочу я с любимым.
А когда я один сижу в моем доме,
Ищет айр мой сражения, ищет боя.
И сказано ещё об этом айре:
Мой айр – нехороший, он очень жесток,
И мирно встречает он чтящих его.
Как сплю, он встаёт, а как встану, он спит.
Аллах, не помилуй того, кто с ним добр!»
И когда старшина купцов услышал от девушки эту безобразную насмешку, он разгневался великим гневом, больше которого нет, и сказал посреднику: «О сквернейший из посредников, ты привёл к нам на рынок злосчастную невольницу, которая дерзит мне и высмеивает меня среди купцов!» И тогда посредник взял девушку, и ушёл от него, и сказал девушке: «О госпожа, не будь невежливой: старик, которого ты высмеяла, – старшина рынка и надсмотрщик за ценами, и купцы советуются с ним». И девушка засмеялась и произнесла такие стихи:
«Всем судьям в век наш следует истинно –
И это судьям всем обязательно –
Повесить вали на воротах его
И плёткою надсмотрщика выпороть».
И потом девушка сказала посреднику: «Клянусь Аллахом, я не буду продана этому старику, продавай меня другому! Может быть, ему сделается передо мной стыдно, и он продаст меня ещё кому-нибудь, и я стану работницей, а мне не подобает мучить себя работой, раз я узнала, что решать с моей продажей предоставлено мне». И посредник ответил ей: «Слушаю и повинуюсь!» И он пошёл с нею к одному человеку из больших купцов и, дойдя до этого человека, сказал ей: «О госпожа, продать мне тебя этому моему господину, Шериф-ад-дину, за девятьсот пятьдесят динаров?»
И девушка посмотрела на него и увидела, что это старик, но борода у него крашеная, и сказала посреднику: «Бесноватый ты, что ли, или твой разум повреждён, что ты продаёшь меня этому умирающему старику? Что я – очёсок пакли или обрывок лохмотьев, что ты водишь меня от одного старика к другому, и оба они подобны стене, грозящей свалиться, или ифриту, сражённому падающей звездой. Что касается первого, то язык обстоятельств говорит словами того, кто сказал:
Хотел я поцеловать в уста, но промолвила:
«О нет, я клянусь творцом всех тварей из ничего,
Охоты у меня нет до белых твоих седин».
Ужели при жизни мне набьют уже хлопком рот?
А как прекрасны слова поэта:
Сказали: «Белизна волос – блестящий свет,
Величием и блеском лик покроет»,
Но вот покрыла седина мне голову,
И я хотел бы не лишиться мрака.
И когда б была борода седого страницею
Грехов его, все ж он белой бы не выбрал.
Но ещё лучше слова другого:
Вот гость к голове моей явился – бесстыдный гость,
И лучше меча поступки, если он явится.
Уйди, с белизной твоей, в которой нет белизны,
Ты чёрен в глазах моих от многих твоих обид!
А что до другого, то он человек порочный и сомнительный и чернит лик седины. Покрасив седину, он совершил сквернейшее преступление, и сказал о нем язык его обстоятельств такие стихи:
Сказала: «Ты седину покрасил!» Ответил я:
«Её от тебя хотел я скрыть, о мой слух и взор!»
Она засмеялась и сказала: «Вот диво то!
Подделка умножилась, проникла и в волосы».
А как хороши слова поэта:
О ты, что красишь чёрным седину свою,
Чтобы молодость тебе вновь досталась на долгий срок,
Покрась ты их лишь раз моею участью –
Ручаюсь я, что краска не сойдёт, тебе».
И когда старик, выкрасивший себе бороду, услышал от девушки такие слова, он разгневался великим гневом, больше которого нет, и сказал посреднику: «О сквернейший из посредников, ты привёл сегодня к нам на рынок глупую невольницу, которая объявляет дураками всех, кто есть на рынке, одного за другим, и осмеивает их стихами и пустыми словами!» И потом этот купец вышел из своей лавки и ударил посредника по лицу. И посредник взял девушку и пошёл с нею обратно, рассерженный, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я в жизни не видел невольницы более бесстыдной, чем ты! Ты сегодня обрезала мой достаток и свой достаток, и возненавидели меня из-за тебя все купцы!»
И их увидел на дороге один купец и прибавил за девушку десять динаров (а звали этого купца Шихаб-аддин), и посредник попросил у девушки разрешения продать её, и она сказала: «Покажи мне его, я на него посмотрю и спрошу его про одну вещь. Если эта вещь есть у него в доме, – я продамся ему, а если нет, то – нет». И посредник оставил её и, подойдя к купцу, сказал ему: «О господин мой Шихаб-ад-дин, знай, что эта невольница сказала мне, что она тебя спросит об одной вещи, и если эта вещь у тебя есть, девушка будет тебе продана. Ты слышал, что она говорила купцам, твоим товарищам…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семьдесят вторая ночь
Когда же настала восемьсот семьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что посредник сказал купцу: «Ты слышал, что говорила эта девушка твоим товарищам купцам.
Клянусь Аллахом, я боюсь, что, когда я приведу её к тебе, она сделает с тобою то же, что она сделала с твоими соседями, и я буду перед тобой опозорен. Если ты мне позволишь подвести к тебе девушку, я её к тебе подведу». – «Подведи её ко мне», – сказал купец. И посредник ответил: «Слушаю и повинуюсь!» – и пошёл и подвёл девушку к купцу. И девушка взглянула на него и сказала: «О господин мой Шихабад-дин, есть у тебя в доме подушки, набитые кусочками беличьего меха?» – «Да, о владычица красавиц, у меня в доме десять подушек, набитых кусочками беличьего меха, – ответил купец. – Заклинаю тебя Аллахом, что ты будешь делать с этими подушками?» – «Я подожду, пока ты заснёшь, и положу их тебе на рот и на нос, чтобы ты умер», – ответила девушка.
А потом она обернулась к посреднику и сказала ему: «О гнуснейший из посредников, похоже, что ты бесноватый! Ты только что предлагал меня двум старикам, у каждого из которых по два порока, а после этого предлагаешь меня моему господину Шихаб-ад-дину, у которого три порока: во-первых, он коротенький, во-вторых, у него большой нос, а в-третьих, у него длинная борода. И кто-то из поэтов сказал о ней:
Не видали, не слышали о подобном
Человеке средь тварей всех мы ни разу.
Борода его длинная – длиной в локоть,
Нос – тот в четверть, а ростом он будет с палец.
А кто-то из поэтов сказал также:
Лицо его – торчит на нем минарет,
По тонкости – мизинец он под кольцом.
А если бы вошли к нему люди в нос,
Весь мир остался бы тогда без людей».
И когда купец Шихаб-ад-дин услышал от девушки такие речи, он вышел из своей лавки и, схватив посредника За ворот, воскликнул: «О злосчастнейший из посредников, как это ты приводишь к нам невольницу, которая нас поносит и высмеивает, одного за другим, стихами и вздорными речами!» И посредник взял девушку и ушёл от купца, говоря: «Клянусь Аллахом, я всю жизнь занимаюсь этим ремеслом, но не видел невольницы менее вежливой, чем ты, и звезды для меня несчастнее, чем твоя звезда. Ты прервала мой надел на сегодняшний день, и я ничего не нажил через тебя, кроме ударов по затылку и хватанья за ворот!»
И потом посредник опять остановился с девушкой около одного купца, обладателя рабов и невольников, и спросил: «Продавать ли тебя этому купцу, Сиди-Ала-аддину?» И девушка посмотрела на него и увидела, что он горбатый. «Это горбун! – сказала она, – и поэт сказал о нем:
Его плечи малы, зато длинны позвонки его:
Он похож на черта, когда звезду вдруг видит он,
Или первую получил он плётку и чувствует,
Что вторая тут, и как будто бы удивляется.
И сказал о нем также кто-то из поэтов:
На мула влез один из вас; стал он
В глазах людей образчиком сразу.
От смеха весь он согнут; не диво,
Что мул под ним шарахнулся в страхе.
Или, как сказал о нем кто-то из поэтов:
Горбуны ведь есть, что ещё дурней с горбом своим,
И очи всех плюют на них с презрением,
Точно ветвь они, что высохла, скривилась вся,
И гнёт её от долгих дней лимонов вес».
И тут посредник поспешил к девушке, и взял её, и подвёл к другому купцу, и спросил: «Продать ли тебя этому?» И девушка посмотрела на купца и увидела, что у него гноятся глаза, и воскликнула: «Он с гнойливыми глазами! Как ты продаёшь меня ему, когда сказал кто-то из поэтов:
Трахома в нем! Болезнь его
Убьёт до смерти силы в нем.
О люди, посмотрите же
На эту грязь в глазу его!»
И тогда посредник взял девушку, и подошёл с ней к другому купцу, и спросил её: «Продать ли тебя этому?» И девушка посмотрела на него и увидела, что у него большая борода. «Горе тебе! – сказала она посреднику, – этот человек – баран, но хвост вырос у него на горле! Как же ты продаёшь меня ему, о элосчастнейший из посредников! Разве ты не слышал, что все длиннобородые малоумны, и насколько длинна борода, настолько недостаёт ума. Это дело известное среди разумных, как сказал один из поэтов:
Коль бороду имеет муж длинную,
Сильней тогда к нему уважение.
Но только вот-убавился ум его
Настолько же, насколько длинна она.
А также сказал о нем ещё один из поэтов:
Есть друг у нас, Аллах его бороду
Без пользы нам в длину и в ширь вытянул:
И зимнюю напомнит нам ночь она,
Холодная, претемная, длинная!»
И тогда посредник взял девушку и пошёл обратно, и она спросила его: «Куда ты со мной направляешься?» – «К твоему господину – персиянину, – ответил посредник. – Достаточно с нас того, что с нами сегодня из-за тебя случилось. Ты была причиной отсутствия дохода для меня и для него своей малой вежливостью».
И невольница посмотрела на рынок и взглянула направо, налево, и назад, и вперёд, и её взгляд, по предопределённому велению, упал на Нур-ад-дина Али каирского. И увидела она, что это красивый юноша с чистыми щеками и стройным станом, сын четырнадцати лет, редкостно красивый, прекрасный, изящный и изнеженный, подобный луне, когда она становится полной в ночь четырнадцатую, – с блестящим лбом, румяными щеками, шеей, точно мрамор, и зубами, как жемчуга, а слюна его была слаще сахара, как сказал о нем кто-то:
Пришли, чтоб напомнить нам красу его дивную
Газели и луны, и я молвил: «Постойте же!
Потише, газели, тише, не подражайте вы
Ему! Погоди, луна, напрасно ты не трудись!»
А как хороши слова кого-то из поэтов:
О, как строен он! От волос его и чела его
И свет и мрак на всех людей нисходит.
Не хулите же точку родинки на шеке его –
Анемоны все точку чёрную имеют.
И когда девушка посмотрела на Нур-ад-дина, преграда встала меж нею и её умом, и юноша поразил в её душе великое место. Любовь к нему привязалась к её сердцу…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семьдесят третья ночь
Когда же настала восемьсот семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушка увидела Али Нур-ад-дина, любовь к нему привязалась к её сердцу. И она обернулась к посреднику и спросила его: „Разве этот юноша – купец, что сидит среди купцов и одет в фарджию из полосатого сукна, не прибавил к цене за меня ничего?“ И посредник ответил: „О владычица красавиц, этот юноша – чужеземец, каирец. Его отец – один из больших каирских купцов, и у него преимущество перед всеми тамошними купцами и вельможами, а юноша находится в нашем городе малый срок, и он живёт у одного из друзей своего отца. Он не говорил насчёт тебя ни о прибавке, ни об убавке“.
И когда невольница услышала слова посредника, она сняла со своего пальца дорогой перстень с яхонтом и сказала посреднику: «Подведи меня к этому прекрасному юноше – если он меня купит, этот перстень будет тебе За твоё утомление в сегодняшний день».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349
И когда Нур-ад-дин услышал эти слова, он проявил радость и улыбнулся и, вынув мешок, в котором была тысяча динаров, подал его старику и сказал: «Возьми их к себе на хранение, пока я не куплю на них каких-нибудь товаров, чтобы торговать ими».
И потом Нур-ад-дин провёл в городе Искандарии несколько дней, и он каждый день гулял по какой-нибудь улице, ел, пил, наслаждался и веселился, пока не вышла сотня динаров, которую он имел при себе на расходы. И он пошёл к старику москательщику, чтобы взять у него сколько-нибудь из тысячи динаров и истратить их, и не нашёл его в лавке, и тогда он сел в лавке, ожидая, пока старик вернётся. И он начал смотреть на купцов и поглядывал направо и налево.
И когда он так сидел, вдруг приехал на рынок персиянин, который сидел верхом на муле, а сзади него сидела девушка, похожая на чистое серебро, или на палтус в водоёме, или на газель в пустыне. Её лицо смущало сияющее солнце, и глаза её чаровали, а грудь походила на слоновую кость; у неё были жемчужяые зубы, втянутый живот и ноги, как концы курдюка, и была она совершенна по красоте, прелести, тонкости стана и соразмерности, как сказал о ней кто-то:
И будто сотворена она, как желал бы ты, –
В сиянье красы-не длинной и не короткою.
Краснеет в смущенье роза из-за щеки её,
И ветви смущает стан с плодами расцветшими.
Как месяц, лицо её, как мускус, дыхание,
Как ветвь, её стан, и нет ей равной среди людей.
И кажется, вымыта жемчужной водой она,
И в каждом из её членов блещет луна красы.
И персиянин сошёл с мула и свёл на землю девушку, а потом он кликнул посредника и, когда тот предстал перед ним, сказал ему: «Возьми эту девушку и покричи о ней на рынке». И посредник взял девушку и вывел её па середину рынка. Он скрылся на некоторое время и вернулся, неся скамеечку из чёрного дерева, украшенную белой слоновой костью, и поставил скамеечку на землю, и посадил на неё девушку, а потом он поднял покрывало с её лица, и явилось из-под него лицо, подобное дейлемскому щиту или яркой звезде, и была эта девушка подобна луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь, и обладала пределом блестящей красоты, как сказал о ней поэт:
Соперничал с ней красою месяц по глупости
Пристыженный он ушёл, от гнева расколотый.
А дерево бана, коль со станом сравнять её,
Пусть руки погибнут той, кто будет дрова носить!
А как хороши слова поэта:
Скажи прекрасной в покрывале с золотом:
«Что ты сделала с мужем праведным и набожным?»
Покрывала блеск и лица сиянье, им скрытого,
Обратили в бегство войска ночей своей яркостью.
И пришёл когда мой неслышно взор, чтобы взгляд украсть,
Метнули стражи ланит её звездой в него.
И посредник спросил купцов: «Сколько вы дадите за жемчужину водолаза и за газель, ускользнувшую ог ловца?» И один из купцов сказал: «Она моя за сто динаров!» А другой сказал: «За двести динаров». А третий сказал: «За триста динаров». И купцы до тех пор пабавляли цену за эту девушку, пока не довели её до девятисот и пятидесяти, и продажа задерживалась только из-за предложения и согласия…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семьдесят первая ночь
Когда же настала восемьсот семьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купцы набавляли за девушку, пока её цена не дошла до девятисот пятидесяти динаров.
И тогда посредник подошёл к персиянину, её господину, и сказал ему: «Цена за твою невольницу дошла до девятисот пятидесяти динаров. Продашь ли ты её, а мы получим для тебя деньги?» – «А девушка согласна на это? – спросил персиянин. – Мне хочется её уважить, так как я заболел во время этого путешествия, и девушка прислуживала мне наилучшим образом. Я поклялся, что продам её лишь тому, кому она захочет и пожелает, и оставлю её продажу в её руках. Спроси же её, и если она скажет: „Согласна“, продай её кому она пожелает, а если скажет: „Нет“, не продавай.
И посредник подошёл к девушке и сказал: «О влады» чица красавиц, знай, что твой господин оставил дело продажи в твоих руках, а цена за тебя дошла до девятисот пятидесяти динаров; позволишь ли ты мне тебя продать?» – «Покажи мне того, кто хочет меня купить, прежде чем заключать сделку», – сказала девушка посреднику. И тот подвёл её к одному из купцов, и был это старик, престарелый и дряхлый.
И девушка смотрела на него некоторое время, а потом обернулась к посреднику и сказала: «О посредник, что ты – бесноватый или твой разум поражён?» – «Почему, о владычица красавиц, ты говоришь мне такие слова?» – спросил посредник. И девушка воскликнула: «Разве дозволяет тебе Аллах продать меня этому дряхлому старику, о жене которого сказаны такие стихи:
Она говорит, сердясь в изнеженности своей
(А раньше звала меня к тому, что не вышло):
«Не можешь когда сойтись со мною, как муж с женой,
Тогда не брани меня, коль станешь рогатым.
И кажется мне твой айр по мягкости восковым,
И как я ни тру его рукою, он гнётся».
И сказано ещё об его айре:
Спит мой айр (как презрен он и несчастен!)
Всякий раз как сойтись хочу я с любимым.
А когда я один сижу в моем доме,
Ищет айр мой сражения, ищет боя.
И сказано ещё об этом айре:
Мой айр – нехороший, он очень жесток,
И мирно встречает он чтящих его.
Как сплю, он встаёт, а как встану, он спит.
Аллах, не помилуй того, кто с ним добр!»
И когда старшина купцов услышал от девушки эту безобразную насмешку, он разгневался великим гневом, больше которого нет, и сказал посреднику: «О сквернейший из посредников, ты привёл к нам на рынок злосчастную невольницу, которая дерзит мне и высмеивает меня среди купцов!» И тогда посредник взял девушку, и ушёл от него, и сказал девушке: «О госпожа, не будь невежливой: старик, которого ты высмеяла, – старшина рынка и надсмотрщик за ценами, и купцы советуются с ним». И девушка засмеялась и произнесла такие стихи:
«Всем судьям в век наш следует истинно –
И это судьям всем обязательно –
Повесить вали на воротах его
И плёткою надсмотрщика выпороть».
И потом девушка сказала посреднику: «Клянусь Аллахом, я не буду продана этому старику, продавай меня другому! Может быть, ему сделается передо мной стыдно, и он продаст меня ещё кому-нибудь, и я стану работницей, а мне не подобает мучить себя работой, раз я узнала, что решать с моей продажей предоставлено мне». И посредник ответил ей: «Слушаю и повинуюсь!» И он пошёл с нею к одному человеку из больших купцов и, дойдя до этого человека, сказал ей: «О госпожа, продать мне тебя этому моему господину, Шериф-ад-дину, за девятьсот пятьдесят динаров?»
И девушка посмотрела на него и увидела, что это старик, но борода у него крашеная, и сказала посреднику: «Бесноватый ты, что ли, или твой разум повреждён, что ты продаёшь меня этому умирающему старику? Что я – очёсок пакли или обрывок лохмотьев, что ты водишь меня от одного старика к другому, и оба они подобны стене, грозящей свалиться, или ифриту, сражённому падающей звездой. Что касается первого, то язык обстоятельств говорит словами того, кто сказал:
Хотел я поцеловать в уста, но промолвила:
«О нет, я клянусь творцом всех тварей из ничего,
Охоты у меня нет до белых твоих седин».
Ужели при жизни мне набьют уже хлопком рот?
А как прекрасны слова поэта:
Сказали: «Белизна волос – блестящий свет,
Величием и блеском лик покроет»,
Но вот покрыла седина мне голову,
И я хотел бы не лишиться мрака.
И когда б была борода седого страницею
Грехов его, все ж он белой бы не выбрал.
Но ещё лучше слова другого:
Вот гость к голове моей явился – бесстыдный гость,
И лучше меча поступки, если он явится.
Уйди, с белизной твоей, в которой нет белизны,
Ты чёрен в глазах моих от многих твоих обид!
А что до другого, то он человек порочный и сомнительный и чернит лик седины. Покрасив седину, он совершил сквернейшее преступление, и сказал о нем язык его обстоятельств такие стихи:
Сказала: «Ты седину покрасил!» Ответил я:
«Её от тебя хотел я скрыть, о мой слух и взор!»
Она засмеялась и сказала: «Вот диво то!
Подделка умножилась, проникла и в волосы».
А как хороши слова поэта:
О ты, что красишь чёрным седину свою,
Чтобы молодость тебе вновь досталась на долгий срок,
Покрась ты их лишь раз моею участью –
Ручаюсь я, что краска не сойдёт, тебе».
И когда старик, выкрасивший себе бороду, услышал от девушки такие слова, он разгневался великим гневом, больше которого нет, и сказал посреднику: «О сквернейший из посредников, ты привёл сегодня к нам на рынок глупую невольницу, которая объявляет дураками всех, кто есть на рынке, одного за другим, и осмеивает их стихами и пустыми словами!» И потом этот купец вышел из своей лавки и ударил посредника по лицу. И посредник взял девушку и пошёл с нею обратно, рассерженный, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я в жизни не видел невольницы более бесстыдной, чем ты! Ты сегодня обрезала мой достаток и свой достаток, и возненавидели меня из-за тебя все купцы!»
И их увидел на дороге один купец и прибавил за девушку десять динаров (а звали этого купца Шихаб-аддин), и посредник попросил у девушки разрешения продать её, и она сказала: «Покажи мне его, я на него посмотрю и спрошу его про одну вещь. Если эта вещь есть у него в доме, – я продамся ему, а если нет, то – нет». И посредник оставил её и, подойдя к купцу, сказал ему: «О господин мой Шихаб-ад-дин, знай, что эта невольница сказала мне, что она тебя спросит об одной вещи, и если эта вещь у тебя есть, девушка будет тебе продана. Ты слышал, что она говорила купцам, твоим товарищам…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семьдесят вторая ночь
Когда же настала восемьсот семьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что посредник сказал купцу: «Ты слышал, что говорила эта девушка твоим товарищам купцам.
Клянусь Аллахом, я боюсь, что, когда я приведу её к тебе, она сделает с тобою то же, что она сделала с твоими соседями, и я буду перед тобой опозорен. Если ты мне позволишь подвести к тебе девушку, я её к тебе подведу». – «Подведи её ко мне», – сказал купец. И посредник ответил: «Слушаю и повинуюсь!» – и пошёл и подвёл девушку к купцу. И девушка взглянула на него и сказала: «О господин мой Шихабад-дин, есть у тебя в доме подушки, набитые кусочками беличьего меха?» – «Да, о владычица красавиц, у меня в доме десять подушек, набитых кусочками беличьего меха, – ответил купец. – Заклинаю тебя Аллахом, что ты будешь делать с этими подушками?» – «Я подожду, пока ты заснёшь, и положу их тебе на рот и на нос, чтобы ты умер», – ответила девушка.
А потом она обернулась к посреднику и сказала ему: «О гнуснейший из посредников, похоже, что ты бесноватый! Ты только что предлагал меня двум старикам, у каждого из которых по два порока, а после этого предлагаешь меня моему господину Шихаб-ад-дину, у которого три порока: во-первых, он коротенький, во-вторых, у него большой нос, а в-третьих, у него длинная борода. И кто-то из поэтов сказал о ней:
Не видали, не слышали о подобном
Человеке средь тварей всех мы ни разу.
Борода его длинная – длиной в локоть,
Нос – тот в четверть, а ростом он будет с палец.
А кто-то из поэтов сказал также:
Лицо его – торчит на нем минарет,
По тонкости – мизинец он под кольцом.
А если бы вошли к нему люди в нос,
Весь мир остался бы тогда без людей».
И когда купец Шихаб-ад-дин услышал от девушки такие речи, он вышел из своей лавки и, схватив посредника За ворот, воскликнул: «О злосчастнейший из посредников, как это ты приводишь к нам невольницу, которая нас поносит и высмеивает, одного за другим, стихами и вздорными речами!» И посредник взял девушку и ушёл от купца, говоря: «Клянусь Аллахом, я всю жизнь занимаюсь этим ремеслом, но не видел невольницы менее вежливой, чем ты, и звезды для меня несчастнее, чем твоя звезда. Ты прервала мой надел на сегодняшний день, и я ничего не нажил через тебя, кроме ударов по затылку и хватанья за ворот!»
И потом посредник опять остановился с девушкой около одного купца, обладателя рабов и невольников, и спросил: «Продавать ли тебя этому купцу, Сиди-Ала-аддину?» И девушка посмотрела на него и увидела, что он горбатый. «Это горбун! – сказала она, – и поэт сказал о нем:
Его плечи малы, зато длинны позвонки его:
Он похож на черта, когда звезду вдруг видит он,
Или первую получил он плётку и чувствует,
Что вторая тут, и как будто бы удивляется.
И сказал о нем также кто-то из поэтов:
На мула влез один из вас; стал он
В глазах людей образчиком сразу.
От смеха весь он согнут; не диво,
Что мул под ним шарахнулся в страхе.
Или, как сказал о нем кто-то из поэтов:
Горбуны ведь есть, что ещё дурней с горбом своим,
И очи всех плюют на них с презрением,
Точно ветвь они, что высохла, скривилась вся,
И гнёт её от долгих дней лимонов вес».
И тут посредник поспешил к девушке, и взял её, и подвёл к другому купцу, и спросил: «Продать ли тебя этому?» И девушка посмотрела на купца и увидела, что у него гноятся глаза, и воскликнула: «Он с гнойливыми глазами! Как ты продаёшь меня ему, когда сказал кто-то из поэтов:
Трахома в нем! Болезнь его
Убьёт до смерти силы в нем.
О люди, посмотрите же
На эту грязь в глазу его!»
И тогда посредник взял девушку, и подошёл с ней к другому купцу, и спросил её: «Продать ли тебя этому?» И девушка посмотрела на него и увидела, что у него большая борода. «Горе тебе! – сказала она посреднику, – этот человек – баран, но хвост вырос у него на горле! Как же ты продаёшь меня ему, о элосчастнейший из посредников! Разве ты не слышал, что все длиннобородые малоумны, и насколько длинна борода, настолько недостаёт ума. Это дело известное среди разумных, как сказал один из поэтов:
Коль бороду имеет муж длинную,
Сильней тогда к нему уважение.
Но только вот-убавился ум его
Настолько же, насколько длинна она.
А также сказал о нем ещё один из поэтов:
Есть друг у нас, Аллах его бороду
Без пользы нам в длину и в ширь вытянул:
И зимнюю напомнит нам ночь она,
Холодная, претемная, длинная!»
И тогда посредник взял девушку и пошёл обратно, и она спросила его: «Куда ты со мной направляешься?» – «К твоему господину – персиянину, – ответил посредник. – Достаточно с нас того, что с нами сегодня из-за тебя случилось. Ты была причиной отсутствия дохода для меня и для него своей малой вежливостью».
И невольница посмотрела на рынок и взглянула направо, налево, и назад, и вперёд, и её взгляд, по предопределённому велению, упал на Нур-ад-дина Али каирского. И увидела она, что это красивый юноша с чистыми щеками и стройным станом, сын четырнадцати лет, редкостно красивый, прекрасный, изящный и изнеженный, подобный луне, когда она становится полной в ночь четырнадцатую, – с блестящим лбом, румяными щеками, шеей, точно мрамор, и зубами, как жемчуга, а слюна его была слаще сахара, как сказал о нем кто-то:
Пришли, чтоб напомнить нам красу его дивную
Газели и луны, и я молвил: «Постойте же!
Потише, газели, тише, не подражайте вы
Ему! Погоди, луна, напрасно ты не трудись!»
А как хороши слова кого-то из поэтов:
О, как строен он! От волос его и чела его
И свет и мрак на всех людей нисходит.
Не хулите же точку родинки на шеке его –
Анемоны все точку чёрную имеют.
И когда девушка посмотрела на Нур-ад-дина, преграда встала меж нею и её умом, и юноша поразил в её душе великое место. Любовь к нему привязалась к её сердцу…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семьдесят третья ночь
Когда же настала восемьсот семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушка увидела Али Нур-ад-дина, любовь к нему привязалась к её сердцу. И она обернулась к посреднику и спросила его: „Разве этот юноша – купец, что сидит среди купцов и одет в фарджию из полосатого сукна, не прибавил к цене за меня ничего?“ И посредник ответил: „О владычица красавиц, этот юноша – чужеземец, каирец. Его отец – один из больших каирских купцов, и у него преимущество перед всеми тамошними купцами и вельможами, а юноша находится в нашем городе малый срок, и он живёт у одного из друзей своего отца. Он не говорил насчёт тебя ни о прибавке, ни об убавке“.
И когда невольница услышала слова посредника, она сняла со своего пальца дорогой перстень с яхонтом и сказала посреднику: «Подведи меня к этому прекрасному юноше – если он меня купит, этот перстень будет тебе За твоё утомление в сегодняшний день».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349