Что же ты хочешь?» – спросил он меня потом. И я сказал: «Я хочу, чтобы ты помог мне в моей беде», – и невольник условился со мной на завтра. И я отправился домой, а на следующее утро я пошёл к невольнику и вошёл в его комнату, и невольник пришёл и сказал: «Знай, что, когда она вчера кончила службу у Халифа и пришла в свою комнату, я рассказал ей всю твою историю, и она решила с тобой сблизиться. Посиди у меня до конца дня».
И я остался сидеть у невольника, и когда наступила ночь, он вдруг пришёл и принёс рубашку, сотканную из золота, и платье из платьев халифа и надел их на меня, и окурил меня благовониями, и я стал похож на халифа. А затем он привёл меня в помещение, где были комнаты в два ряда, по обе стороны, и сказал: «Это собственные комнаты невольниц, и когда ты будешь проходить мимо них, клади у каждой двери один боб – у халифа обычай делать так каждый вечер…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят вторая ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольник говорил Абу-ль-Хасану: „И когда ты будешь проходить мимо них, клади у каждой двери один боб – у халифа обычай делать это, – пока не дойдёшь до второго прохода, что будет от тебя с правой руки. Ты увидишь там комнату, дверь которой с мраморным порогом, и когда ты дойдёшь до неё, пощупай порог рукой, а если хочешь – считай двери, их будет столько-то, и войди в дверь, у которой такие-то и такие-то приметы, – твоя подруга увидит тебя и возьмёт к себе. А что касается твоего выхода, то Аллах облегчит его для меня, хотя бы мне пришлось вынести тебя в сундуке“. И затем он оставил меня и вернулся, а я пошёл, считая двери, и клал у каждой двери боб, и когда я дошёл до средних комнат, я услышал великий шум и увидел блеск свечей, и этот свет двигался в мою сторону, пока не приблизился ко мне. И я посмотрел, что это, и вдруг вижу – халиф, и вокруг него невольницы, а у невольниц свечи. И я услышал, как одна из них говорила своей подруге: „О сестрица, разве у нас два халифа? Ведь халиф уже проходил мимо моей комнаты, и я почувствовала запах его духов и благовоний, и он положил боб у моей комнаты, по обычаю, а сейчас я вижу свет свечей халифа, и вон он сам идёт“. – „Поистине, это удивительное дело, – сказала другая невольница, – так как перерядиться в одежду халифа не осмелится никто“.
И потом свет приблизился ко мне, и у меня задрожали все члены, и вдруг евнух закричал невольницам: «Сюда!» И они свернули к одной из комнат и вошли, а потом вышли и шли до тех пор, пока не дошли до комнаты моей подруги. И я услышал, как халиф спросил: «Эта комната чья?» И ему сказали: «Эта комната Шеджерет-аддурр».
И халиф молвил: «Позовите её!» И девушку позвали, и она вышла и поцеловала ноги халифа, и тот спросил её: «Будешь ты пить сегодня вечером?»
«Не будь это ради твоего присутствия и взгляда на твоё лицо, я бы не стала пить, потому что не склонна пить сегодня вечером», – ответила девушка. И халиф сказал евнуху: «Скажи казначею, чтобы он дал ей такое-то ожерелье».
И затем он велел всем входить в её комнату, и перед ним внесли свечи, и халиф вошёл в комнату моей подруги, и вдруг я увидел, впереди других, невольницу, сияние лица которой затмевало свет свечи, бывшей у неё в руке. И она подошла ко мне и сказала: «Кто это?» И схватила меня, и увела в одну из комнат, и спросила: «Кто ты?» И я поцеловал перед ней землю и сказал: «Заклинаю тебя Аллахом, о госпожа, сохрани мою кровь от пролития, пожалей меня и приблизься к Аллаху спасением моей души!» И я заплакал, боясь смерти, и невольница сказала: «Нет сомненья, что ты вор!» И я воскликнул: «Нет, клянусь Аллахом, я не вор. Разве ты видишь на мне признаки воров?» – «Расскажи мне правду, – сказала она, – и я оставлю тебя в безопасности». – «Я влюблённый, глупый дурак, – сказал я. – Любовь и моя глупость побудили меня к тому, что ты видишь, и я попал в эту западню». – «Стой здесь, пока я не приду к тебе», – сказала она и, выйдя, принесла мне одежду невольницы из своих невольниц, и надела на меня эту одежду в той же комнате, и сказала: «Выходи за мной!»
И я вышел за ней и дошёл до её комнаты, и она сказала: «Входи сюда».
И когда я вошёл в комнату, она подвела меня к ложу, где были великолепные ковры, и сказала: «Садись, с тобой не будет беды. Ты не Абу-ль-Хасан хорасанец, меняла?» – «Да», – сказал я. И девушка воскликнула: «Аллах да сохранит твою кровь от пролития, если ты говоришь правду и не вор! А иначе ты погибнешь, тем более что ты в облике халифа и в его одежде и пропитан его благовониями. Если же ты Абу-ль-Хасан Али хорасанец, меняла, то ты в безопасности и с тобой не будет беды, так как ты друг Шеджерет-ад-Дурр, а она – моя сестра. Она никогда не перестаёт говорить о тебе и рассказывать нам, как она взяла у тебя деньги, а ты к ней не переменился, и как ты пришёл следом за нею на берег и указал рукой на землю из уважения к ней, и в её сердце из-за тебя огонь больше, чем в твоём сердце из-за неё. Но как ты пробрался сюда, – по приказанию её или без её приказания, подвергая опасности свою душу, и чего ты хочешь от встречи с нею?» – «Клянусь Аллахом, госпожа, – сказал я, – я сам подверг свою душу опасности, а моя цель при встрече с нею – только смотреть на неё и слышать её речь». – «Ты отлично сказал», – воскликнула невольница. И я молвил: «О госпожа, Аллах свидетель в том, что я говорю. Моя душа не подсказала мне о ней ничего греховного». – «За такое намерение пусть спасёт тебя Аллах! Жалость к тебе запала в моё сердце!» – воскликнула невольница. И затем она сказала своей рабыне: «О такая-то, пойди к Шеджерет-ад-Дурр и скажи ей: „Твоя сестра желает тебе мира и зовёт тебя. Пожалуй же к ней сегодня ночью, как обычно, – у неё стеснена грудь“.
И невольница пошла, и вернулась, и сказала: «Она говорит: „Да позволит Аллах насладиться твоей долгой жизнью и да сделает меня твоим выкупом! Клянусь Аллахом, если бы ты позвала меня не для этого, я бы не задержалась, но у халифа головная боль и это меня удерживает, – а ты ведь знаешь, каково моё место у него“. И девушка сказала невольнице: „Возвращайся к ней и скажи: „Ты обязательно должна прийти к ней сегодня из-за тайны, которая есть между вами“. И невольница пошла и через некоторое время пришла с девушкой, лицо которой сияло как луна. И её сестра встретила её, и обняла, и сказала: „О Абу-ль-Хасан, выходи к ней и поцелуй ей руки!“ А я был в чуланчике, внутри комнаты, и вышел к ней, о повелитель правоверных, и, увидев меня, она бросилась ко мне, и прижала меня к груди, и сказала: «Как ты оказался в одежде халифа с его украшениями и благовониями?“
И затем она молвила: «Расскажи мне, что с тобой случилось». И я рассказал ей, что со мной случилось и что мне пришлось вынести, – и страх, и другое, и девушка молвила: «Тяжело для меня то, что ты из-за меня перенёс, и хвала Аллаху, который сделал исходом всего этого благополучие, и в завершение благополучия ты вошёл в моё жилище и в жилище моей сестры». И потом она увела меня в свою комнату и сказала сестре: «Я обещала ему, что не буду с ним сближаться запретно, и так же, как он подверг свою душу опасности и прошёл через все эти ужасы, я буду ему землёю, чтобы он попирал меня ногами, и прахом для его сандалий…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят третья ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала своей сестре: „Я обещала ему, что не буду сближаться с ним запретно, и так же, как он подверг свою душу опасности и прошёл через все эти ужасы, я буду ему землёю, чтобы он попирал меня ногами, и прахом для его сандалий“. И её сестра сказала ей: „Ради этого намерения да спасёт его великий Аллах“. И Шеджерет-ад-Дурр молвила: „Ты увидишь, что я сделаю, чтобы соединиться с ним законно. Я обязательно пожертвую своей душой, чтобы ухитриться для этого“.
И когда мы разговаривали, вдруг раздался великий шум, и мы обернулись и увидели, что пришёл халиф и направляется к её комнате, – так сильно он её любил. И девушка взяла меня, о повелитель правоверных, и посадила в погреб, и закрыла его надо мной, а потом она вышла навстречу халифу и встретила его. И когда халиф сед, она встала перед ним и начала ему прислуживать и велела принести вино. А халиф любил невольницу по имени Банджа (а это мать аль-Мутазза биллаха), и эта невольница порвала с ним, и он порвал с ней, и она гордая своей прелестью и красотой, не мирилась с ним, а аль-Мутаваккиль, гордый властью халифа и царя, не мирился с нею и не сломил себя перед нею, хотя в его сердце горело из-за неё огненное пламя, и старался отвлечься от неё подобными ей из невольниц, и заходил в их комнаты. А он любил пение Шеджерет-адДурр и велел ей петь, и девушка взяла лютню и, натянув струны, пропала такие стихи:
«Дивлюсь, как старался рок нас прежде поссорить с ней, –
Когда же все кончилось меж нами, – спокоен рок,
Я бросил тебя – сказали: «Страсти не знает её!»
Тебя посетил – сказали: «Нету в нем стойкости!»
Любовь к ней, усиль же с каждой ночью ты страсть мою.
Забвение дня – с тобою встречусь в день сбора я.
Ведь кожа её – как шёлк, а речи из уст её
Так мягки – не вздор они и не назидание,
И очи её – сказал Аллах: «Пусть будут!»
И созданы Они, и с сердцами то, что вина, творят они».
И, услышав её, халиф пришёл в великий восторг, и я тоже возликовал в погребе, о повелитель правоверных, и если бы не милость Аллаха великого, я бы вскрикнул, и мы бы опозорились.
И затем девушка произнесла ещё такие стихи:
«Его обнимаю я, и все же душа по нем
Тоскует, а есть ли что, что ближе объятий?
Целую его уста я, чтобы прошёл мой жар,
Но только сильнее от любви я страдаю.
И, кажется, сердца боль тогда исцелится лишь,
Когда ты увидишь, что слились наши души».
И халиф пришёл в восторг и воскликнул: «Пожелай от меня, о Шеджерет-ад-Дурр». И девушка сказала: «Я желаю от тебя освобождения, о повелитель правоверных, так как за него будет небесная награда». – «Ты свободна, ради великого Аллаха», – сказал халиф. И девушка поцеловала землю меж его рук, и халиф молвил: «Возьми лютню и скажи нам что-нибудь о моей невольнице, любовь к которой привязалась ко мне. Все люди ищут моей милости, а я ищу её милости».
И девушка взяла лютню и произнесла такие два стиха:
«Владычица красоты, что всю мою набожность
Взяла, – как бы ни было, я должен владеть тобой.
Возьму ли покорностью тебя – это путь любви!
Иль, может, величием моим – это власти путь!»
И халиф пришёл в восторг и сказал: «Возьми лютню и спой стихи, в которых будет рассказ о моем деле с тремя невольницами, которые овладели моей уздой и лишили меня сна, – это ты, и та невольница, что со мной рассталась, и другая – её не назову, – которой нет подобной».
И девушка взяла лютню и, начав петь, произнесла такие стихи:
«Три красавицы овладели ныне уздой моей
И в душе моей место лучшее захватили.
Хоть послушен я никому не буду во всей земле,
Их я слушаюсь, а они всегда непокорны.
И значит это только то, что власть любви
(А в ней их сила) – моей превыше власти».
И халиф до крайности удивился соответствию этих стихов с его обстоятельствами, и восторг склонил его к примирению с невольницей, порвавшей с ним. И он вышел и направился к её комнате, и одна из невольниц опередила его и осведомила ту девушку о приходе халифа, и она вышла к нему навстречу и поцеловала землю меж его рук, а затем поцеловала его ноги, и халиф помирился с ней, и она помирилась с ним, и вот каково было их дело.
Что же касается Шеджерет-ад-Дурр, то она пришла ко мне, радостная, и сказала: «Я стала свободной из-за твоего благословенного прихода, и, может быть, Аллах мне поможет, и я что-нибудь придумаю, чтобы соединиться с тобой законно». И я воскликнул: «Хвала Аллаху!» И когда мы разговаривали, вдруг вошёл к нам её евнух, и мы рассказали ему, что с нами случилось, и он воскликнул: «Хвала Аллаху, который сделал исход этого благим! Просим Аллаха, чтобы он завершил это дело твоим благополучным выходом!»
И мы так разговаривали, и вдруг пришла та девушка, её сестра (а имя её было Фатир), и Шеджерет-ад-Дурр сказала ей: «О сестрица, как нам сделать, чтобы вывести его из дворца целым? Аллах великий послал мне освобождение, и я стала свободной по благодати его прихода». – «Нет у меня хитрости, чтобы его вывести, иначе как одеть его в женскую одежду», – сказала Фатир. И затем она принесла платье из платьев женщин и надела его на меня, и я вышел, о повелитель правоверных, в ту же минуту. И когда я дошёл до середины дворца, я вдруг увидел, что повелитель правоверных сидит и евнухи стоят перед ним. И халиф посмотрел на меня, и заподозрил меня сильнейшим подозрением, и сказал своим слугам: «Скорей приведите мне эту уходящую невольницу!» И меня привели и подняли мне покрывало, и, увидев меня, халиф меня узнал и стал меня расспрашивать, и я рассказал ему все дело, не скрыв от него ничего. И, услышав мой рассказ, халиф подумал о моем деле и затем в тот же час и минуту поднялся, вошёл в комнату Шеджерет-ад-Дурр и сказал: «Как это ты избираешь вместо меня какого-то сына купца?» И она поцеловала перед ним землю и рассказала ему, по правде, всю историю, с начала до конца. И халиф, услышав её слова, пожалел её, и его сердце смягчилось к ней, и он простил её из-за любви и её обстоятельств и ушёл. И евнух девушки вошёл к ней и сказал: «Успокойся душою! Когда твой друг предстал меж рук халифа, тот спросил его, и он рассказал ему то же, что рассказала ты, буква в букву. И халиф, придя обратно, призвал меня к себе и спросил: „Что побудило тебя посягнуть на дом халифата?“ И я сказал ему: „О повелитель правоверных, меня побудила к этому моя глупость и любовь и надежда на твоё прощение и великодушие“.
И потом я заплакал и поцеловал перед халифом землю, и он сказал: «Я простил вас обоих». И затем он велел мне сесть, и я сел, а халиф призвал судью Ахмеда ибн Абу-Дауда и женил меня на этой девушке и велел перенести все, что у неё было, ко мне, и девушку ввели ко мне в её комнате. А через три дня я вышел и перенёс все эти вещи ко мне в дом, и все, что ты видишь у меня в доме, о повелитель правоверных, и что кажется тебе подозрительным – все это из её приданого».
И в один из дней моя жена сказала: «Знай, что альМутаваккиль – человек великодушный, но я боюсь, что он о нас вспомнит или что-нибудь упомянет при нем о нас кто-нибудь из завистников, и хочу сделать что-то, в чем будет спасение от этого». – «А что это?» – спросил я. И она сказала: «Я хочу попросить у него позволения совершить паломничество и отказаться от пения». – «Прекрасный план ты указываешь!» – воскликнул я. И когда мы разговаривали, вдруг пришёл ко мне посол от халифа, требуя Шеджерет-ад-Дурр, так как халиф любил её пение. И моя жена пошла и служила ему, и халиф сказал ей: «Не покидай нас». И она молвила: «Слушаю и повинуюсь!»
И случилось, что она ушла к нему в какой то день (а он прислал за ней по обычаю), но не успел я опомниться, как она уже пришла от него в разорванной одежде и с плачущими глазами, и я испугался и воскликнул: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!» – и подумал, что халиф велел нас схватить. «Разве аль Мутаваккиль на нас разгневался?» – спросил я. И моя жена сказала: «А где аль Мутаваккиль? Власть аль-Мутаваккиля кончилась, и образ его стёрт». – «Расскажи мне истину об этом деле», – сказал я, и моя жена молвила: «Он сидел за занавеской и пил, и с ним был аль-фатх ибн Хакан и Садака ибн Садака, и бросился на него его сын аль-Мунтасир с толпой турок и убил его, и сменилась радость злом, и прекрасное счастье стонами и воплями. И я убежала вместе с невольницей, и Аллах спас нас».
И я тотчас же вышел, о повелитель правоверных, и спустился в Басру, и пришла ко мне после этого весть, что началась война между аль-Мунтасирэм и аль-Мустаином, его противником, и я испугался и перевёз мою жену и все моё имущество в Басру. Вот мой рассказ, о повелитель правоверных, и я не прибавил к нему ни буквы и не убавил ни буквы, и все, что ты видишь в моем доме, о повелитель правоверных, и на чем стоит имя твоего деда аль-Мутаваккиля – от милостей его к нам, так как основа нашего благоденствия – от твоих благороднейших предков, и вы – люди милости и рудник щедрости».
И халиф обрадовался этому сильной радостью и удивился рассказу Абу-ль-Хасана.
«А затем, – говорил Абу-ль-Хасан, – я вывел к халифу ту женщину и моих детей от неё, и они поцеловали землю меж его рук, и он удивился их красоте. Он велел подать чернильницу и написал, что снимает харадж с наших владений на двадцать лет».
И халиф обрадовался, и он взял Абу-ль-Хасана к себе в сотрапезники, и наконец разлучил их рок, и они поселились в могилах после дворцов. Хвала же владыке всепрощающему!
Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира (ночи 963–978)
Рассказывают также, о счастливый царь, что был в древние времена один купец, по имени Абд-ар-Рахман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349
И я остался сидеть у невольника, и когда наступила ночь, он вдруг пришёл и принёс рубашку, сотканную из золота, и платье из платьев халифа и надел их на меня, и окурил меня благовониями, и я стал похож на халифа. А затем он привёл меня в помещение, где были комнаты в два ряда, по обе стороны, и сказал: «Это собственные комнаты невольниц, и когда ты будешь проходить мимо них, клади у каждой двери один боб – у халифа обычай делать так каждый вечер…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят вторая ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольник говорил Абу-ль-Хасану: „И когда ты будешь проходить мимо них, клади у каждой двери один боб – у халифа обычай делать это, – пока не дойдёшь до второго прохода, что будет от тебя с правой руки. Ты увидишь там комнату, дверь которой с мраморным порогом, и когда ты дойдёшь до неё, пощупай порог рукой, а если хочешь – считай двери, их будет столько-то, и войди в дверь, у которой такие-то и такие-то приметы, – твоя подруга увидит тебя и возьмёт к себе. А что касается твоего выхода, то Аллах облегчит его для меня, хотя бы мне пришлось вынести тебя в сундуке“. И затем он оставил меня и вернулся, а я пошёл, считая двери, и клал у каждой двери боб, и когда я дошёл до средних комнат, я услышал великий шум и увидел блеск свечей, и этот свет двигался в мою сторону, пока не приблизился ко мне. И я посмотрел, что это, и вдруг вижу – халиф, и вокруг него невольницы, а у невольниц свечи. И я услышал, как одна из них говорила своей подруге: „О сестрица, разве у нас два халифа? Ведь халиф уже проходил мимо моей комнаты, и я почувствовала запах его духов и благовоний, и он положил боб у моей комнаты, по обычаю, а сейчас я вижу свет свечей халифа, и вон он сам идёт“. – „Поистине, это удивительное дело, – сказала другая невольница, – так как перерядиться в одежду халифа не осмелится никто“.
И потом свет приблизился ко мне, и у меня задрожали все члены, и вдруг евнух закричал невольницам: «Сюда!» И они свернули к одной из комнат и вошли, а потом вышли и шли до тех пор, пока не дошли до комнаты моей подруги. И я услышал, как халиф спросил: «Эта комната чья?» И ему сказали: «Эта комната Шеджерет-аддурр».
И халиф молвил: «Позовите её!» И девушку позвали, и она вышла и поцеловала ноги халифа, и тот спросил её: «Будешь ты пить сегодня вечером?»
«Не будь это ради твоего присутствия и взгляда на твоё лицо, я бы не стала пить, потому что не склонна пить сегодня вечером», – ответила девушка. И халиф сказал евнуху: «Скажи казначею, чтобы он дал ей такое-то ожерелье».
И затем он велел всем входить в её комнату, и перед ним внесли свечи, и халиф вошёл в комнату моей подруги, и вдруг я увидел, впереди других, невольницу, сияние лица которой затмевало свет свечи, бывшей у неё в руке. И она подошла ко мне и сказала: «Кто это?» И схватила меня, и увела в одну из комнат, и спросила: «Кто ты?» И я поцеловал перед ней землю и сказал: «Заклинаю тебя Аллахом, о госпожа, сохрани мою кровь от пролития, пожалей меня и приблизься к Аллаху спасением моей души!» И я заплакал, боясь смерти, и невольница сказала: «Нет сомненья, что ты вор!» И я воскликнул: «Нет, клянусь Аллахом, я не вор. Разве ты видишь на мне признаки воров?» – «Расскажи мне правду, – сказала она, – и я оставлю тебя в безопасности». – «Я влюблённый, глупый дурак, – сказал я. – Любовь и моя глупость побудили меня к тому, что ты видишь, и я попал в эту западню». – «Стой здесь, пока я не приду к тебе», – сказала она и, выйдя, принесла мне одежду невольницы из своих невольниц, и надела на меня эту одежду в той же комнате, и сказала: «Выходи за мной!»
И я вышел за ней и дошёл до её комнаты, и она сказала: «Входи сюда».
И когда я вошёл в комнату, она подвела меня к ложу, где были великолепные ковры, и сказала: «Садись, с тобой не будет беды. Ты не Абу-ль-Хасан хорасанец, меняла?» – «Да», – сказал я. И девушка воскликнула: «Аллах да сохранит твою кровь от пролития, если ты говоришь правду и не вор! А иначе ты погибнешь, тем более что ты в облике халифа и в его одежде и пропитан его благовониями. Если же ты Абу-ль-Хасан Али хорасанец, меняла, то ты в безопасности и с тобой не будет беды, так как ты друг Шеджерет-ад-Дурр, а она – моя сестра. Она никогда не перестаёт говорить о тебе и рассказывать нам, как она взяла у тебя деньги, а ты к ней не переменился, и как ты пришёл следом за нею на берег и указал рукой на землю из уважения к ней, и в её сердце из-за тебя огонь больше, чем в твоём сердце из-за неё. Но как ты пробрался сюда, – по приказанию её или без её приказания, подвергая опасности свою душу, и чего ты хочешь от встречи с нею?» – «Клянусь Аллахом, госпожа, – сказал я, – я сам подверг свою душу опасности, а моя цель при встрече с нею – только смотреть на неё и слышать её речь». – «Ты отлично сказал», – воскликнула невольница. И я молвил: «О госпожа, Аллах свидетель в том, что я говорю. Моя душа не подсказала мне о ней ничего греховного». – «За такое намерение пусть спасёт тебя Аллах! Жалость к тебе запала в моё сердце!» – воскликнула невольница. И затем она сказала своей рабыне: «О такая-то, пойди к Шеджерет-ад-Дурр и скажи ей: „Твоя сестра желает тебе мира и зовёт тебя. Пожалуй же к ней сегодня ночью, как обычно, – у неё стеснена грудь“.
И невольница пошла, и вернулась, и сказала: «Она говорит: „Да позволит Аллах насладиться твоей долгой жизнью и да сделает меня твоим выкупом! Клянусь Аллахом, если бы ты позвала меня не для этого, я бы не задержалась, но у халифа головная боль и это меня удерживает, – а ты ведь знаешь, каково моё место у него“. И девушка сказала невольнице: „Возвращайся к ней и скажи: „Ты обязательно должна прийти к ней сегодня из-за тайны, которая есть между вами“. И невольница пошла и через некоторое время пришла с девушкой, лицо которой сияло как луна. И её сестра встретила её, и обняла, и сказала: „О Абу-ль-Хасан, выходи к ней и поцелуй ей руки!“ А я был в чуланчике, внутри комнаты, и вышел к ней, о повелитель правоверных, и, увидев меня, она бросилась ко мне, и прижала меня к груди, и сказала: «Как ты оказался в одежде халифа с его украшениями и благовониями?“
И затем она молвила: «Расскажи мне, что с тобой случилось». И я рассказал ей, что со мной случилось и что мне пришлось вынести, – и страх, и другое, и девушка молвила: «Тяжело для меня то, что ты из-за меня перенёс, и хвала Аллаху, который сделал исходом всего этого благополучие, и в завершение благополучия ты вошёл в моё жилище и в жилище моей сестры». И потом она увела меня в свою комнату и сказала сестре: «Я обещала ему, что не буду с ним сближаться запретно, и так же, как он подверг свою душу опасности и прошёл через все эти ужасы, я буду ему землёю, чтобы он попирал меня ногами, и прахом для его сандалий…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят третья ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала своей сестре: „Я обещала ему, что не буду сближаться с ним запретно, и так же, как он подверг свою душу опасности и прошёл через все эти ужасы, я буду ему землёю, чтобы он попирал меня ногами, и прахом для его сандалий“. И её сестра сказала ей: „Ради этого намерения да спасёт его великий Аллах“. И Шеджерет-ад-Дурр молвила: „Ты увидишь, что я сделаю, чтобы соединиться с ним законно. Я обязательно пожертвую своей душой, чтобы ухитриться для этого“.
И когда мы разговаривали, вдруг раздался великий шум, и мы обернулись и увидели, что пришёл халиф и направляется к её комнате, – так сильно он её любил. И девушка взяла меня, о повелитель правоверных, и посадила в погреб, и закрыла его надо мной, а потом она вышла навстречу халифу и встретила его. И когда халиф сед, она встала перед ним и начала ему прислуживать и велела принести вино. А халиф любил невольницу по имени Банджа (а это мать аль-Мутазза биллаха), и эта невольница порвала с ним, и он порвал с ней, и она гордая своей прелестью и красотой, не мирилась с ним, а аль-Мутаваккиль, гордый властью халифа и царя, не мирился с нею и не сломил себя перед нею, хотя в его сердце горело из-за неё огненное пламя, и старался отвлечься от неё подобными ей из невольниц, и заходил в их комнаты. А он любил пение Шеджерет-адДурр и велел ей петь, и девушка взяла лютню и, натянув струны, пропала такие стихи:
«Дивлюсь, как старался рок нас прежде поссорить с ней, –
Когда же все кончилось меж нами, – спокоен рок,
Я бросил тебя – сказали: «Страсти не знает её!»
Тебя посетил – сказали: «Нету в нем стойкости!»
Любовь к ней, усиль же с каждой ночью ты страсть мою.
Забвение дня – с тобою встречусь в день сбора я.
Ведь кожа её – как шёлк, а речи из уст её
Так мягки – не вздор они и не назидание,
И очи её – сказал Аллах: «Пусть будут!»
И созданы Они, и с сердцами то, что вина, творят они».
И, услышав её, халиф пришёл в великий восторг, и я тоже возликовал в погребе, о повелитель правоверных, и если бы не милость Аллаха великого, я бы вскрикнул, и мы бы опозорились.
И затем девушка произнесла ещё такие стихи:
«Его обнимаю я, и все же душа по нем
Тоскует, а есть ли что, что ближе объятий?
Целую его уста я, чтобы прошёл мой жар,
Но только сильнее от любви я страдаю.
И, кажется, сердца боль тогда исцелится лишь,
Когда ты увидишь, что слились наши души».
И халиф пришёл в восторг и воскликнул: «Пожелай от меня, о Шеджерет-ад-Дурр». И девушка сказала: «Я желаю от тебя освобождения, о повелитель правоверных, так как за него будет небесная награда». – «Ты свободна, ради великого Аллаха», – сказал халиф. И девушка поцеловала землю меж его рук, и халиф молвил: «Возьми лютню и скажи нам что-нибудь о моей невольнице, любовь к которой привязалась ко мне. Все люди ищут моей милости, а я ищу её милости».
И девушка взяла лютню и произнесла такие два стиха:
«Владычица красоты, что всю мою набожность
Взяла, – как бы ни было, я должен владеть тобой.
Возьму ли покорностью тебя – это путь любви!
Иль, может, величием моим – это власти путь!»
И халиф пришёл в восторг и сказал: «Возьми лютню и спой стихи, в которых будет рассказ о моем деле с тремя невольницами, которые овладели моей уздой и лишили меня сна, – это ты, и та невольница, что со мной рассталась, и другая – её не назову, – которой нет подобной».
И девушка взяла лютню и, начав петь, произнесла такие стихи:
«Три красавицы овладели ныне уздой моей
И в душе моей место лучшее захватили.
Хоть послушен я никому не буду во всей земле,
Их я слушаюсь, а они всегда непокорны.
И значит это только то, что власть любви
(А в ней их сила) – моей превыше власти».
И халиф до крайности удивился соответствию этих стихов с его обстоятельствами, и восторг склонил его к примирению с невольницей, порвавшей с ним. И он вышел и направился к её комнате, и одна из невольниц опередила его и осведомила ту девушку о приходе халифа, и она вышла к нему навстречу и поцеловала землю меж его рук, а затем поцеловала его ноги, и халиф помирился с ней, и она помирилась с ним, и вот каково было их дело.
Что же касается Шеджерет-ад-Дурр, то она пришла ко мне, радостная, и сказала: «Я стала свободной из-за твоего благословенного прихода, и, может быть, Аллах мне поможет, и я что-нибудь придумаю, чтобы соединиться с тобой законно». И я воскликнул: «Хвала Аллаху!» И когда мы разговаривали, вдруг вошёл к нам её евнух, и мы рассказали ему, что с нами случилось, и он воскликнул: «Хвала Аллаху, который сделал исход этого благим! Просим Аллаха, чтобы он завершил это дело твоим благополучным выходом!»
И мы так разговаривали, и вдруг пришла та девушка, её сестра (а имя её было Фатир), и Шеджерет-ад-Дурр сказала ей: «О сестрица, как нам сделать, чтобы вывести его из дворца целым? Аллах великий послал мне освобождение, и я стала свободной по благодати его прихода». – «Нет у меня хитрости, чтобы его вывести, иначе как одеть его в женскую одежду», – сказала Фатир. И затем она принесла платье из платьев женщин и надела его на меня, и я вышел, о повелитель правоверных, в ту же минуту. И когда я дошёл до середины дворца, я вдруг увидел, что повелитель правоверных сидит и евнухи стоят перед ним. И халиф посмотрел на меня, и заподозрил меня сильнейшим подозрением, и сказал своим слугам: «Скорей приведите мне эту уходящую невольницу!» И меня привели и подняли мне покрывало, и, увидев меня, халиф меня узнал и стал меня расспрашивать, и я рассказал ему все дело, не скрыв от него ничего. И, услышав мой рассказ, халиф подумал о моем деле и затем в тот же час и минуту поднялся, вошёл в комнату Шеджерет-ад-Дурр и сказал: «Как это ты избираешь вместо меня какого-то сына купца?» И она поцеловала перед ним землю и рассказала ему, по правде, всю историю, с начала до конца. И халиф, услышав её слова, пожалел её, и его сердце смягчилось к ней, и он простил её из-за любви и её обстоятельств и ушёл. И евнух девушки вошёл к ней и сказал: «Успокойся душою! Когда твой друг предстал меж рук халифа, тот спросил его, и он рассказал ему то же, что рассказала ты, буква в букву. И халиф, придя обратно, призвал меня к себе и спросил: „Что побудило тебя посягнуть на дом халифата?“ И я сказал ему: „О повелитель правоверных, меня побудила к этому моя глупость и любовь и надежда на твоё прощение и великодушие“.
И потом я заплакал и поцеловал перед халифом землю, и он сказал: «Я простил вас обоих». И затем он велел мне сесть, и я сел, а халиф призвал судью Ахмеда ибн Абу-Дауда и женил меня на этой девушке и велел перенести все, что у неё было, ко мне, и девушку ввели ко мне в её комнате. А через три дня я вышел и перенёс все эти вещи ко мне в дом, и все, что ты видишь у меня в доме, о повелитель правоверных, и что кажется тебе подозрительным – все это из её приданого».
И в один из дней моя жена сказала: «Знай, что альМутаваккиль – человек великодушный, но я боюсь, что он о нас вспомнит или что-нибудь упомянет при нем о нас кто-нибудь из завистников, и хочу сделать что-то, в чем будет спасение от этого». – «А что это?» – спросил я. И она сказала: «Я хочу попросить у него позволения совершить паломничество и отказаться от пения». – «Прекрасный план ты указываешь!» – воскликнул я. И когда мы разговаривали, вдруг пришёл ко мне посол от халифа, требуя Шеджерет-ад-Дурр, так как халиф любил её пение. И моя жена пошла и служила ему, и халиф сказал ей: «Не покидай нас». И она молвила: «Слушаю и повинуюсь!»
И случилось, что она ушла к нему в какой то день (а он прислал за ней по обычаю), но не успел я опомниться, как она уже пришла от него в разорванной одежде и с плачущими глазами, и я испугался и воскликнул: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!» – и подумал, что халиф велел нас схватить. «Разве аль Мутаваккиль на нас разгневался?» – спросил я. И моя жена сказала: «А где аль Мутаваккиль? Власть аль-Мутаваккиля кончилась, и образ его стёрт». – «Расскажи мне истину об этом деле», – сказал я, и моя жена молвила: «Он сидел за занавеской и пил, и с ним был аль-фатх ибн Хакан и Садака ибн Садака, и бросился на него его сын аль-Мунтасир с толпой турок и убил его, и сменилась радость злом, и прекрасное счастье стонами и воплями. И я убежала вместе с невольницей, и Аллах спас нас».
И я тотчас же вышел, о повелитель правоверных, и спустился в Басру, и пришла ко мне после этого весть, что началась война между аль-Мунтасирэм и аль-Мустаином, его противником, и я испугался и перевёз мою жену и все моё имущество в Басру. Вот мой рассказ, о повелитель правоверных, и я не прибавил к нему ни буквы и не убавил ни буквы, и все, что ты видишь в моем доме, о повелитель правоверных, и на чем стоит имя твоего деда аль-Мутаваккиля – от милостей его к нам, так как основа нашего благоденствия – от твоих благороднейших предков, и вы – люди милости и рудник щедрости».
И халиф обрадовался этому сильной радостью и удивился рассказу Абу-ль-Хасана.
«А затем, – говорил Абу-ль-Хасан, – я вывел к халифу ту женщину и моих детей от неё, и они поцеловали землю меж его рук, и он удивился их красоте. Он велел подать чернильницу и написал, что снимает харадж с наших владений на двадцать лет».
И халиф обрадовался, и он взял Абу-ль-Хасана к себе в сотрапезники, и наконец разлучил их рок, и они поселились в могилах после дворцов. Хвала же владыке всепрощающему!
Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира (ночи 963–978)
Рассказывают также, о счастливый царь, что был в древние времена один купец, по имени Абд-ар-Рахман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349