Но взглянув внимательнее, я понял, что он собрался куда-то уезжать. И
вовсе диву дался, когда понял, что через руку его перекинут не ставший
уже привычным серый дорожный плащ, а белый, трофейный, со следами
споротого орла.
Дэн слегка улыбнулся и спросил:
- Ну как, готовишься к визиту?
Я не удержался и высказал все свое к этому визиту отношение. Дэн
только усмехнулся.
- Таково бремя власти. Ладно, не волнуйся, все устроится. И,
главное, не лезь на рожон. Помни, что принц вовсе не твой злобный враг
или непоправимый идиот, он просто еще молодой. А когда в семнадцать
лет больше умеешь приказывать, чем делать сам...
Я посмотрел на Дэниела выпученными глазами. Так со мной мог
разговаривать тот, кого я привык называть словами "маршал" и
"учитель", а не нынешний Дэн, уставший и потерянный, казавшийся
бледной тенью прежнего. Ну не могло в одночасье все просто так
измениться.
А Дэниел продолжал:
- Рейвен вчера ночью уехал...
Вот уж и вправду сюрприз за сюрпризом. А я-то был уверен, что мне
бы об этом всяко доложили, и потому сказал по-детски огорченным тоном:
- А я с ним посоветоваться хотел... Он когда вернется?
Дэниел пожал плечами. Я встревожился.
- А куда он поехал?
- Может, в Саргол, может, в Трандаль, может, домой. А может, и
вовсе каких-нибудь троллей искать. Это же Рейвен, не человек, а
ходячий северный ветер. Мы, когда совсем молодые были, его так и
звали: Ветерок. Вороном он стал называться много позже.
Я даже немного обиделся. После сказанного Рейвеном о моих
способностях, можно было надеяться, что он и вправду возьмется за
обучение, и я стану первым в королевстве рыцарем-магом. Потом я
сообразил, как несерьезна моя обида и даже устыдился. И пока я не
знал, что сказать, Дэниел добил меня окончательно:
- Да, я ведь тоже уезжаю.
У меня вырвалось только одно слово:
- Как?!
Дэниел улыбнулся.
- Понимаешь, надо. Действительно надо. Слушай, у тебя в казне не
уцелело десятка золотых? А то, когда началась вся эта сутолока, я свой
кошель куда-то засунул и до сих пор найти не могу.
Конечно, я готов был отдать ему не только казну, но и все личные
сбережения, но, увы, не прошел мой благородный жест, еле удалось
уговорить Дэна взять вместо десятка полтора, и выбирал он, притом,
самые обрезанные и легковесные монеты. На все мои просьбы и
предложения он только отшучивался:
- Ну откуда у простого наемника деньги?
Не взял он ничего из предложенного мной снаряжения: ни второй
лошади, ни копья, ни щита. Я даже задумался, куда это он так поспешно
отбывает. Спрашивать об этом было бессмысленно, ответа я бы все равно
не получил.
А Дэн продолжал меня удивлять. Даже в хорошие дни он нечасто
позволял себе выпить крепкого вина, а сейчас не только сам приложился
к фляжке с какой-то бормотухой, но и меня угостил, что бывало уж вовсе
редко. Я и оглянуться не успел, как приговорили мы эту флягу до самого
дна. Разлил Дэн остатки по глиняным кружкам и поднял последний тост за
мою удачу. Я ему, естественно, пожелал того же. Он поблагодарил очень
всерьез и сказал, что удача ему немало пригодится. А я уже чуть-чуть
заплетающимся языком начал объяснять, что все самое плохое-о уже
позади, что теперь Его Величество разберется, кто настоящий изменник,
и, в общем, жду я его обратно с маршальским жезлом и грамотой
сенешаля.
А Дэниел посмотрел на меня, улыбнулся и просто махнул рукой. И
добавил, что все это ерунда, и речь вовсе не о том. Потом хлопнул меня
по плечу, так, как будто на охоту выезжал, пожелал удачи и вышел. А я
остался сидеть, приводя хмельную башку в порядок, и в сумятице пьяных
мыслей вдруг понял, чем отличается Дэниел нынешний от Дэниела,
которого я привык считать настоящим. Тот, который маршал, всегда был
чуть согнут. Внутри себя согнут, как будто ответственность и долг его
слегка тяготили. А сбросить он их не мог, совесть не позволяла.
Нынешний же Дэн как-будто выпрямился, и часть его ноши исчезла, а
оставшаяся доля и тяжестью быть перестала. А еще он напоминал мне
человека, который после долгой болезни проснулся солнечным утром
совершенно здоровый, и радовался и этому солнцу, и зеленой траве, и
легкости в ногах - того и гляди, оттолкнется от земли и полетит, как
птица.
Возможно, я и вовсе до какой-нибудь поэзии дошел, но тут явился
Сэферт и сообщил, что господин Рейвен куда-то отбыл, никого не
предупредив, и оставил в своих покоях письмо, адресованное мне. Я
сразу вскрыл его, сломав печать с вороном, сидящим на копье, и увидел
неровные, какие-о убегающие строки:
"Спасибо тебе за все, мой юный друг. Желаю тебе и дальше
оставаться таким же, сочетающим лоск с простотой, наивность с
цинизмом, а горячность с трезвым разумом. Мне жаль, что мы даже толком
не познакомились, но клятвенно обещаю, что, если вернусь, дам тебе
несколько уроков Мастерства, чтобы твои способности не пропадали.
Если, конечно, вернусь. А если не вернусь, помяни меня в среду у
перекрестка дорог и пролей на землю вино в честь моего покровителя.
Удачи тебе. Рей, виконт Корвилль, посвященный Альфедра."
Я чуть не прослезился. Наверное, крепкое вино было тому причиной.
Но долго умиляться мне не удалось. В дверях появился Эргис и сообщил,
что экскорт мой уже готов, и ожидают только меня одного. А потом
поинтересовался:
- А чего это господина Рея телохранитель все про Заречье
расспрашивал? Всю душу, зараза, вымотал: где там какая дорога, где чей
хутор стоит... Еле от него отбрыкался.
И тут я все понял. Чтоб мне провалиться на этом месте! Эти двое
ненормальных отправились в Саргол, давить трандальскую гадину прямо в
гнезде. А я, как дурак, остался здесь, чтобы строить принцу благостную
рожу. Вот тут мне и захотелось завыть; тоскливо завыть, как волк в
осеннюю ночь. Но я вместо этого встал и отправился надевать доспехи.
Внизу собрались воины, которые ждали только меня, и я почувствовал,
как мои плечи потихоньку начинают подгибаться под непосильной
тяжестью.

От Лейна до Саргола никак не больше дневного перехода. Но как же
невозможно долго этот переход тянулся в такой компании! Самый молодой
из собранного с бору по сосенке отряда еще перед переправой стер себе
ногу, а потом замочил сапоги на главном мосту, и приходилось тащиться,
как улитки - ну не бросать же его, дурня, в самом деле! Да, впрочем,
добрая половина остальных выглядела не лучше. Никто бы не смог
подумать, что эти три десятка полукрестьян-полусолдат в разбитых
сапогах и заляпанных грязью плащах, которых возглавлял наемник на
гордом рыцарском коне, и есть один из ошметков блестящего воинства,
ушедшего штурмовать Кариссу.
Всю эту нелепую свиту Дэниел набрал себе совершенно случайно. он
просто встретил троих парней из эдмундовского ополчения, собравшихся
пробираться к дому, и решил отправиться вместе с ними: меньше
подозрений будет. А дальше маленький отряд начал разрастаться, как
снежный ком. На каждой дневке прибивались к нему люди и вовсе
случайные. Кого и кнутом и лаской поставил под копье барон: скостил
подати, да еще и богато наградить пообещал. Но уж если не пойдешь...
Кого-то привела в войско горькая судьба, привела так или иначе. Были
здесь и вор, прощенный за службу, и крестьянский парень, лопух и
вечный неудачник, и юный горожанин, мечтавший стать наемным солдатом
больше всего на свете... Для Дэниела они и воинами-то не были, а
назвать их врагами и вовсе язык не поворачивался. И бросить их, дорог
не знающих, костер без дыма разложить не умеющих... Не по-рыцарски это
как-то было. Да что там - не по-рыцарски, просто нечестно.
Были в такой компании и свои преимущества. Опытный воин, который
мог дать добрый совет и помочь, а мог и вздуть за леность и нытье, но
при этом не был поставлен сверху рыцарем, а просто помогал
разношерстному воинству по доброй воле, очень быстро стал всеобщим
любимцем, чем-то, вроде одного на всех старшего брата. И, возникни у
кого-нибудь сомнения, каждый поклялся бы, что видел воина Дэна на поле
боя и чуть ли не сражался с ним плечом к плечу. Поклялся, и тут же в
это уверовал бы.
Дэниел смеялся про себя, думая, каким хитрым способом обеспечил
себе тылы. А ведь и в мыслях такого не держал, просто жалко было
разгильдяев.
К холмам, на которых стоял Саргол, они вышли только поздним
вечером, в сумерках. Вдали уже виден был могучий донжон цитадели,
почти двойник карисского Альстока. Дэниел слегка удивился, увидев на
два пальца левее башни дрожащее пламя многих костров. Казалось, что
целая армия встала лагерем под стенами. Хотя, откуда было взяться той
армии?
Но все вопросы разрешились очень легко, когда они свернули направо
и начали подниматься вверх по холмам, к городу. За поворотом стоял
орденский патруль. К счастью, никого из рыцарей в нем не оказалось.
Было здесь с дюжину воинов, которых возглавлял, похоже, не менее, чем
сотник, широкоплечий мужчина с рыжей бородой. С усмешкой оглядев
разномастное воинство из десятка всадников и двух десятков пеших, он
мрачно спросил:
- Кто и куда?
Вся гоп-армия замялась, только бурчали что-то невнятное, и Дэниелу
пришлось выехать вперед.
- Сборный отряд, отступаем из-под Кариссы.
Сотник скользнул по Дэну тяжелым взглядом.
- А ты кто?
- Дэн, наемник из людей Эда де Барна.
- Значит так, наемник, въезд в город закрыт, веди своих вон туда.
Сотник махнул кольчужной рукавицей в сторону костров.
- Там таких уже много набралось. Утром доложишься кому-нибудь из
лагерных командиров.
Один из бедолажного воинства, сын торговца сукном, не выдержал:
- Как же так, сударь, я ведь здесь и живу, на Каменной улице,
второй дом от площади.
Сотник ничего не сказал. Он просто слегка опустил кончик копья,
потом повернулся к Дэниелу.
- Заткни щенка и веди людей. И быстро.
Дэниел понял, что дешевле будет последовать совету, и развернул
коня.
Лагерь раскинулся где-то в полулиге от городских стен и напоминал
собой какой-то бродячий табор. Для жилья здесь приспособлены были и
какие-о обозные телеги с болтающейся мешковиной, и настоящие шатры, и
просто навесы, под которыми спали вповалку. По всему лагерю горело
побольше десятка больших и маленьких костров, от которых доносились
голоса. Дэниел различил здесь пьяные вопли, перебранки, чье-то
самозабвенное пение... Воняло около становища так, как не воняет даже
в хлеву. "Вот свиньи!" - подумал Дэниел про себя. - "Даже выгребные
ямы вырыть не удосужились." Он спрыгнул с коня, намотал повод на руку,
но, прежде, чем уходить, обернулся к новым приятелям.
- Вот что, парни, до Саргола я вас довел, а отсюда уж все дороги
открыты. Так что теперь у меня свои дела, а у вас свои. Мне этот
лагерь не нравится, так что начальство ваше изображать вовсе не
собираюсь, и вам здесь задерживаться не советую.
- А вы куда же? - растерянно спросил один из неудачливых искателей
счастья.
- Своих встречу, поговорю, да и посмотрю. А потом, наверное, в
Тааль подамся. Место там хлебное, и нашего брата любят. А вы бы по
домам расходились, так оно лучше выйдет.
И, оставив своих спутников в замешательстве, Дэниел уверенным
шагом отправился в лагерь, ведя коня в поводу. Проходя между костров,
он внимательно оглядывал сидящих. В большинстве своем были это такие
же бедолаги, потерявшие своих командиров и просто боявшиеся податься
до дому. Воинской дисциплиной здесь, естественно, и не пахло. Один раз
Дэниелу заступил дорогу пьяный бородач с ножом в руке, который
прогнусил что-то вроде: "С чего это к нам бла-а-родный пожаловал?"
просто смахнул его с дороги, ударив в лицо окованой перчаткой, и
двинулся дальше. Породистый конь брезгливо попятился в сторону, дергая
повод, чтобы не переступать через распростертое тело. костра раздался
вой и непечатная ругань.
- Слышь, Гуги, тут кто-то лихой Карлу нашему по морде дал! Дай-ка,
я его сейчас дубиной!..
Дэниел так же молча обнажил меч и продемонстрировал его честной
ком-пании. Пыл у той явно поубавился. Но двое или трое все ж таки
двинулись навстречу, непотребно ругаясь. Однако драке состояться было
не суждено. Рослый человек в хорошей кольчуге встал рядом с Дэниелом и
сказал:
- Вы что, не помните, что наш лейтенант любому драчуну обещал
задницу на голову натянуть? Распоясались, сучье племя!
А после обратился к Дэниелу:
- Пошли к нашему огню. Там люди военные собрались, не этот сброд.
Дэниел убрал меч в ножны и кивнул.
Вскоре они вышли к одному из самых больших костров лагеря,
имевшему, к тому же, наиболее приличный вид. Да и собрались вокруг
него не деревенские мужики и не разбойники, а действительно
профессиональные солдаты. Это было заметно по всему: по речи, по
выправке, по оружию. У Дэниела мелькнула мысль: "А вдруг здесь
кого-нибудь из "своих" найду? Ведь эти самые Свободные воины обычно
наемниками-то и прикидываются." Однако, никого, отмеченного
каким-нибудь традиционным знаком, в поле зрения не было. Тогда Дэниел
привязал лошадь к оглобле телеги и присел к костру. Сосед предложил
ему кусок сыра и хлеб, и Дэниел принял еду с благодарностью. Когда же
ему дали отхлебнуть из кувшина терпкого дешевого вина, он и вовсе
почувствовал себя как дома.
Не успел он насытиться, как угощавший его сосед, нескладный
рыжеволосый парень с веснушками на лице, которому на первый взгляд
нельзя было дать больше семнадцати лет, спросил:
- Из-под Кариссы?
- Из-под нее, - кивнул Дэн.
- А у кого был?
- У Эда-Смутьяна. Который сеньор де Барн.
- Свинья этот ваш де Барн, - нетрезво откликнулись с
противоположной стороны костра. - Ни хрена денег платить не желает!
Говорившего перебил еще кто-то, плохо видимый в отблесках костра.
- Тише вы! Пусть лучше расскажет, что под Кариссой было.
Дэниел почесал в затылке и начал излагать события. Рассуждать о
происшедшем с точки зрения осаждающего оказалось весьма трудно, но это
пошло на пользу. Рассказ, в результате, не выглядел этакой книжной
речью и оттого вполне подходил к маске. Как любой не особо умевший
говорить наемник, Дэниел сбивался с темы на тему, частенько напирая на
собственное участие.
- Ну, вот, хватанул лошадь и был таков, - закончил он. - Хозяин-о
все равно мертв, не понадобиться она ему. А потом по дороге всякий
сбродный народ прибился.
- Да, крепко вам там дали, - потер голову его рыжий сосед. -
Ничего-ичего, мы тоже здесь сидим, как совы в дупле. Черные, гады, все
дороги перекрыли, не слинять никуда. Защищаться готовятся. А нас,
помяни мое слово, поставят между молотом и наковальней. маршал Дэниел
идет. Это тебе не какой-нибудь хвост собачий.
Дэниел не мог скрыть удивление.
- Да он же, вроде, помер.
- Как же, помрет такой. Он просто в отставку временно ушел, а
нынче, как дело плохо стало, король его и позвал. Говорят, тысяч
двадцать ведет, больше, чем у Гельмунда было, и через неделю под
Сарголом встанет. Правда, город черные ему задешево не отдадут,
слезами умоется, да только нам с того не легче.
- А чего в город-то не пускают?
- Готовятся они там. Уж не знаю, как готовятся, а по утрам над
цитаделью воронье кружит, как над покойником.
В этот момент рыжего перебили:
- Эй, там, подвиньтесь, и кончайте трепаться! Слепой пришел, петь
будет.
Седой человек с лютней в руке появился в отблесках костра. Он
давно не стриг усов и бороды, и было сложно сказать, сколько ему лет:
сорок или все семьдесят. Однако, он сохранил гордую осанку, и на лице
со слепыми, как будто выжжеными глазами, застыло выражение
спокойствия. Он уселся в круг неподалеку от Дэниела, отхлебнул
предложенного вина, восприняв такое предложение явно как должное, и
стал настраивать свой инструмент, бряцая струнами. Но не лютня и не
слепота певца приковали внимание Дэниела. Еще не веря в удачу, он
глядел на скреплявшую поношенный плащ железную пряжку. Такого
знакомого вида пряжку с изображением совы.
Тем временем слепой настроил свой инструмент, взял на пробу
звучный аккорд, потом примолк на секунду, перебирая струны, и вдруг
запел. Трудно было поверить, что столь сильный голос принадлежит
пожилому человеку, почти старику. В этом голосе звучали военные трубы
и лязгала сталь. Дэниел даже не заметил, как пролетели три песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18