Через четверть часа мы собрались на прежнем месте. Я про себя
отметил, что моя комната теперь превратилась в место для военных
советов. Что ж, пока это было не худшим ее применением.
Самое сложное началось, когда стало понятно, что от нас ждут
связного и подробного рассказа. Из меня рассказчик вышел достаточно
бестолковый, потому что половину происшедшего я просто не понимал, а
местами не знал, что можно упоминать, а что не стоит. Например, беседу
Рейвена с рыцарем я опустил, захочет - расскажет сам. И, кажется,
правильно сделал. Во всяком случае, сам Рейвен был доволен. Когда я
закончил, на Рейвена обратились все взгляды. А он играл посеребренным
кинжалом с таким видом, будто зашел сюда случайно. Надо полагать,
держал паузу, чтобы изреченное позже выглядело как можно эффектнее. Но
капитан Ральф довольно бесцеремонно эту паузу прервал:
- Можете ли вы, сударь, теперь сказать, с чем мы имеем дело? И
главное - что от этих рыцарей можно ожидать?
Рейвен потер переносицу.
- Можете быть уверены, Ральф, Кариссу по камушку они действительно
не раскатают. А вот насчет всего остального... Ну, во-первых, по
меньшей мере, часть из них является в некотором смысле магическими
существами. Я могу предположить, что подобные изменения вызываются
искусственно, при помощи какого-то ритуального посвящения. Можно даже
понять механизм. Они, видимо, проходят сквозь опыт смерти.
Кажется, мы все трое посмотрели на Рейвена одинаково непонимающе.
- Это как? - спросил Дэниел.
- Даже не знаю, как проще объяснить... Смерти не боятся только
дураки и безумцы. Но вот чтобы наложить на себя руки, мужества надо
побольше, чем чтобы в одиночку против сотни ломануться.
Дэниел хотел было запротестовать, но потом подумал, и ничего не
сказал. Рейвен же продолжал:
- Так вот, смерть является неотъемлемым атрибутом жизни, поэтому
бороться с ней никто и не пробует. Всякие там эликсиры вечности - это
чушь. Некромантические штучки тоже не возвращают мертвого к жизни, а
дают только весьма мерзкое ее подобие, и то ненадолго. Из всего
вышесказанного косвенно следует только один вывод: чтобы победить
смерть, нужно идти ей навстречу.
Уж не знаю, какими путями блуждала рейвеновская логика, только мне
этот вывод очевидным не показался. Но для того, чтобы оспаривать
мысль, надо узнать ее до конца, и я стал слушать дальше.
- Как они конкретно это проделывают, я не знаю. Не думаю, что
горло себе режут или вешаются. Но факт тот, что черпнувший, так
сказать, из колодца смерти, внутренне изменяется. Естественно, пустив
смерть в себя, нельзя остаться прежним. Притом, подозреваю, что они
перестают стареть. Да и вообще, приобретают кучу необычных свойств. В
частности, их становится очень сложно убить.
- То-есть, они, по сути, нежитью становятся, вроде вампиров
всяких? - спросил Ральф.
- В том-то и дело, что нет. Как писал один неизвестный мудрец,
каждый человек неосознанно носит в себе частицу собственной смерти.
Так вот у них смерть является частью сознания, и именно из этой части
исходит их магия.
Теперь не выдержал Дэниел:
- Слушай, Рей, не знаю, как других, а меня ты уже совсем запутал.
Ты уж объясни мне, дураку, что они могут и чем их убивать.
Рейвен слегка задумался.
- Что они могут, я понятия не имею, наверняка, многое, если дать
им время для ритуальной подготовки. А в бою... Ни взглядом, ни словом
они не убивают. Зато с оружием их победить очень сложно. Требуется
нанести сразу же несовместимую с жизнью рану, ну, там, копейный удар
на полном скаку, голова с плеч, или что-то подобное. Серебра они,
скорее всего, не боятся, всяческих священных реликвий тоже, к какому
бы богу эти реликвии не относились.
- А чем они так страшны, как бойцы? - продолжал интересоваться
Дэниел.
Вот тут я мог бы много чего объяснить, но Рейвен успел раньше.
- Ну, представь себе воина, примерно такого же умелого, как и ты,
но только не испытывающего страха, не устающего и не обращающего
внимания на мелкие раны.
Ральф сказал:
- Тогда получается, что эти двадцать семь рыцарей могут и без
помощи остальных город взять. От них же разбегаться будут, как от
чумы.
- Да, примерно так, - согласился Рейвен. - Только несколько
поправок: во-первых, их теперь на одного меньше, что весьма критично,
во-вторых, люди теперь будут знать, что они, в принципе, убиваются.
В-третьих, существуют такие варианты, как дротик из баллисты, или
котел кипящей смолы на голову. Если мне, например, внезапно вылить на
голову котел кипятку, я тоже помру, каким бы магом я не был.
Возможно, Рейвен решил так пошутить, только шутке его почему-то
никто не засмеялся. Тогда он подождал немного и выдал:
- Гельмунд, видимо, рассчитывает использовать их помощь, чтобы
справиться с воротами. Подозреваю, что, если трандальцы соединят свою
магическую мощь ритуалом, то смогут открыть войскам проход в город. Уж
не знаю, через ворота или сквозь стену.
Услышав такое, я не удержался от совершенно дурацкого вопроса:
- И что же теперь делать? Неужели никакого выхода нет?
Рейвен посмотрел на меня.
- Выход есть даже из бутылки, хотя горлышко и узкое. Есть один
способ уничтожить всех этих гадов разом, или, по крайней мере, всех
измененных, то-есть, как раз наиболее могущественных и опасных.
По-моему, вздох облегчения вырвался у нас троих одновременно. И
так же в один голос мы задали вопрос:
- Как?
Рейвен помрачнел.
- Как - это мое дело. Другой вопрос, что для этого нужно.
Ожидая продолжения, мы безмолвствовали.
- Для этого нужна девушка. Молодая девушка, с совершенно неженским
желанием: отстоять город от врагов во что бы то ни стало.
Дэниел смущенно кашлянул:
- Ну почему же неженским? Каждая женщина мечтает защитить свой
дом, семью, детей...
- Я сказал - девушка.
Воцарилась тишина. Потом Ральф спросил:
- А вы уверены, что ей ничего не будет угрожать?
Рейвен посмотрел на него.
- Вы говорите о своей дочери?
Видимо, в последнее время сама судьба предназначила мне постоянно
удивляться. А я-то думал, что знаю о капитане все.
А капитан покраснел, смущенно оглядел нас и снова обратился к
Рейвену:
- Так вы можете это гарантировать?
Рейвен тяжело вздохнул.
- В том-то и дело, что ничего я не могу гарантировать. Пойдемте
лучше побеседуем отдельно. А вы, господа командующие, ложились бы
спать. Завтра к обеду прибудет Гельмунд, и тогда-то вы как раз и
понадобитесь.
И они оба встали. Но я, наверное, не смог бы не только заснуть, но
и успокоиться, уж слишком мучил меня один вопрос:
- Скажите, - обратился я к Рейвену, - кто таки убил трандальца: я
или вы?
Рейвен посмотрел на меня и ответил:
- Его убила судьба. А от судьбы никто не уходит - ни живые, ни
мертвые, ни полумертвые.
Так я впервые узнал, что судьба бывает сильнее смерти.

6.
Штурмовать крепости надо вовремя. То-есть, либо сходу, либо после
достаточно длительной осады. В первом случае союзником нападающего
является внезапность. Подойди Гельмунд пораньше, например, в день
приезда Дэниела с Рейвеном, у него было бы гораздо больше шансов на
успех. Впрочем, он не торопился, явно ожидая, что его письма к
горожанам возымели действие, и дело придется иметь только с цитаделью.
И, наверное, очень удивился, когда парламентеров не только не пустили
в крепость, но и в прямом смысле засыпали комьями грязи. Я, конечно,
такого приказа не отдавал, вряд ли стоило дразнить бешеного волка. Но
городским мальчишкам не указ был ни я, ни их собственные родители. К
тому же, они сумели таким оригинальным образом передать настроение,
царившее в городе.
По всем расчетам, Гельмунд должен был атаковать еще позавчера
утром, но он медлил и тянул время, дожидаясь подхода остальных войск.
Мы не возражали, потому что время работало на нас. Каждый прошедший
день приближал королевскую армию к Кариссе, а Гельмунда к поражению.
Наши лесорубные работы оказались крайне полезны. То ли что-то у
нападавших не заладилось с первоначальным планом, то ли мы этот план
неверно поняли, потому что осадные машины им, все-таки, понадобились.
Но за каждым потребных размеров бревном приходилось посылать целую
экспедицию, и из-за этого воздвигавшееся посреди вражеского лагеря
сооружение выглядело довольно хило. Ворота Кариссы, сделанные из
мореного дуба, должны были выдержать не один десяток ударов этим
тараном. Правда, на следующее утро приволокли пару катапульт, но они,
похоже, были сняты с башен Аррехта и мало годились для наступательного
боя. Мы в этом убедились уже к середине того же дня. Сначала
посылаемые ими снаряды били куда-то в середину стены или вовсе не
долетали. Через десяток выстрелов до нападавших наконец дошло, что эти
длинношеие орудия надо переместить на новые позиции. В результате одна
из катапульт оказалась на довольно удобном месте, в небольшой лощинке,
полностью недосягаемая для нас, но только и пользы с нее почти не
было. Камни ударяли либо в Стражницу, одну из башен цитадели, на
которую опиралась также городская стена, либо перелетали-таки стену,
грохаясь на пустынной площади. За прочность Стражницы мы не опасались.
В свое время ее сложили из обтесанных и хорошо пригнанных друг к другу
валунов, которые от времени чуть не срослись. Пододвинуть катапульту
ближе, чтобы обстреливать саму цитадель, было нельзя, она сразу
попадала под меткий огонь лучников на Стражнице, так что все
причиненные ей разрушения свелись к проломанным крышам двух небогатых
домов. Вторую катапульту поставили на возвышении и стали
пристреливать. Первый же камень попал в ремесленные кварталы и мы,
было, забеспокоились, зная наверняка, что зажигательные снаряды у
осаждающих тоже имеются. Но тут выяснилось, что до этого удобного
холма прекрасно долетают арбалетные стрелы. В результате, через час
катапульту оттащили обратно за холм, а его верхушка украсилась добрыми
двумя десятками трупов. Когда попробовали стрелять из-за холма,
выяснилось, что камни опять долбят стену. Ральф предложил выпустить с
башен пару-тройку каменных ядер в ответ, а заодно и проверить
пристрелку. Но тут Рейвен решительно воспротивился. Он заявил, что
пристрелки не потребуется, и уже сейчас можно назвать поражаемые
различными катапультами площади, набросав, в качестве доказательства,
чертеж прямо на столе. Сопровождавших рисование заумных рассуждений,
изобиловавших цифрами, никто, конечно, не понял, а чертеж был на
всякий случай скопирован Сэфертом чернилами на какую-то тряпку.
Аккуратностью мой оруженосец не отличался сроду, и на месте башни
Альсток на этом ценном документе значилась жирная клякса.
Ночью наш главный ослушник и лучший добытчик новостей Эргис,
командир разведчиков, отколол очередную лихую штуку. Нацепив на плащ
черно-елый значок покойного ландвальского рыцаря и намалевав на спине
орла, он нагло заявился в один из вражеских лагерей и всю ночь шатался
по кострам. Новостей он и вправду принес немало и большинство из них
обнадеживало. Оказалось, например, что в войске уже сейчас вспыхивали
мелкие раздоры. Большинство пришедших на помощь Гельмунду баронов не
позаботились о съестных припасах для своих отрядов, надеясь на грабеж.
Но в добрых десяти лигах вокруг грабить было уже нечего. Все съестное
либо вывезли в Кариссу, либо оно досталось более расторопным
гельмундовским фуражирам, а сам главный предводитель делиться запасами
не торопился. До настоящего голода было еще далеко, но причина для
недовольства появилась весомая. Еще в лагере поговаривали, что
Гельмунд всерез озлился на союзников, которые привели меньше народу,
чем обещали, и не доставили никакой осадной техники. Из-за этого его
воинам приходилось ночью играть в землекопов, сооружая бруствер для
прикрытия второй катапульты. Судя по его положению, обстреливать
собирались воротную башню. Первую же катапульту, весь день
простукивавшую стены Стражницы, готовились перетащить к южной стене
города, самой низкой и хуже всего укрепленной. Там же готовили
штурмовые лестницы.
Войско слегка изменило состав. Пять копий Ордена и с ними около
двух тысяч воинов под знаменем Эдвина ушли на Илвит, зато подтянулись
северяне, обитатели болотистых равнин в низовьях Лейна. Говорили, что
северная конница плоха, но хороши лучники. Это следовало учесть
особенно.
Разумеется, никто не знал точных планов. Однако все досужие языки
отводили главную роль в штурме Ордену, несмотря на малочисленность его
отрядов. При этом большинство боялось трандальцев до жути и выражало
искреннюю надежду оказаться от них подальше.
Однако в целом сборное войско Гельмунда выглядело куда лучше, чем
могло бы. Большую роль сыграло то, что практически ко всем командирам
союзных отрядов приставили в качестве советников вирденских и
саргольских гвардейцев для лучшей связи и контроля. При Эдмунде и
вовсе состояли двое орденских, а при Эде де Барне - один. Но было
очевидно, что если Гельмунд не поторопится со штурмом, то половина
народу просто разбежится в поисках пропитания: мечтами о карисских
запасах сыт не будешь.
К утру войска начали выдвигаться на позиции. Орлиное знамя реяло
напротив главных ворот, окруженное целым лесом копий. Рядом с ним
полоскался на ветру черный орденский штандарт. Впереди, у сооруженного
за ночь бруствера, стояло несколько десятков прикрытых большими
деревянными щитами повозок, предназначенных, видимо, для засыпания
рва. Впрочем, никаких надежд на ров мы и не возлагали. Он давно уже
превратился в сточную канаву, а как раз напротив ворот обмелел так,
что можно было перейти в брод, не особо замочив сапоги. За повозками
скрывался тоже прикрытый щитами таран. Вокруг рассыпались лучники
вперемешку со щитоносцами. Расставлены они были весьма грамотно.
С южной стены города картина открывалась тоже впечатляющая. Здесь
были уже готовы переносные мостики, фашины и лестницы. На тележные
остовы поставили пару легких баллист. За ними покачивала лебединой
шеей укрепленная за ночь катапульта. Рядом с ней поднималось знамя с
таким же, как у Гельмунда, орлом, но помещенным в серебряный ромб на
алом поле, знамя Эдмунда. Воины здесь собрались в основном пешие,
много было наемных меченосцев. Среди них мелькали зеленые куртки
северных лучников.
Именно за южную стену-то мы больше всего и беспокоились. Хотя
главный удар явно должен был прийтись на ворота, здесь у нападающих
шансов было не меньше. Правда, и народ подобрался толковый: Валдон,
младший сын бедной рыцарской семьи из Тааля, поступивший на службу
короны и державший от нее небольшой надел близ Марны, гвардейский
лейтенант Ривальт, Эргис со своими легкими лучниками и старшина
оружейного цеха мастер Олтон, один из руководителей городского
ополчения. Однако задача перед ними стояла немалая. Нужно было любой
ценой сдержать атаку, пока разворачиваются главные события, и в случае
нашей неудачи отвести войска через полгорода к цитадели. Ральф долго
порывался возглавить тамошнюю оборону и его еле убедили занять место
на воротной башне. Этим он, впрочем, вполне удовлетворился. Я,
подумав, избрал наблюдательным пунктом башню Альсток, донжон цитадели.
С нее открывался наилучший обзор и особенно хорошо были видны
северо-западная и западная стены, между которыми находились ворота.
Альсток соединялся со Стражницей подъемным мостом на высоте третьего
этажа, а от Стражницы до воротной башни вел прямой путь по стене.
План обороны был прост, как вареное яйцо. Мы удерживали город до
тех пор, пока это было возможно, обращая особое внимание на ворота, и
ждали осуществления рейвеновского замысла. Если он не оказывал
желаемого действия, войска отступали с уличными боями в цитадель,
стараясь нанести врагу наибольшие потери. Добровольцы готовились
перекрыть главные улицы в течение нескольких минут, не дав
развернуться вражеской коннице. За каждого нашего воина Гельмунд
должен был заплатить двумя-ремя своими.
К полудню войска были уже готовы, но Гельмунд явно решил разыграть
последнюю комедию. Под вой рогов к воротам выехали парламентеры с
белым знаменем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18