— Временно. Он не местный.
— А кем вы ему приходитесь?
— Дальний родственник. Через три колена… Я и сам порой путаюсь, кто кому кем приходится.
— Документы какие-нибудь есть?
— Да нет.
— Почему?
— Понимаете, как все получилось. — Сунув рецепты в карман, я пускаюсь в пространное объяснение, излагая наспех сочиненную легенду. — Аркашины родители приехали еще месяц назад. Немного погостили и отправились в Николаев, проведать родню, а Аркашу оставили мне на попечение. На обратном пути должны заехать за ним, — и сразу домой. А тут вот такое дело приключилось…
— Хорошо же вы, молодой человек, присматривали за ребенком.
— Старался…
— Старались? В этих краях таких змей уже давным-давно не встречали. И где он только ее отыскал?
— У бабы.
— Вы что?! — От возмущения заведующая даже покраснела. — По своим подружкам с ребенком ходили? Чему вы его так научите? Всяким гадостям, порочности и разнузданности. А потом удивляемся: куда нация катится? Сплошь наркоманы, тунеядцы, девки бесстыжие. А потом болезни всякие нехорошие…
— У каменной бабы, — вклинился я, прервав бичевание отдельно взятого представителя критикуемого поколения. — На курганах, скифских.
— И это вас как-то оправдывает? Что тут скажешь?
Спасая меня, в кабинет заглянула молоденькая медсестра.
— Вера Михайловна, к Куртюковой опять прилезли друзья, и они заперлись в туалете.
— Иди, Леночка. Я сейчас подойду, разберемся.
Сестричка выпорхнула, а заведующая сосредоточила все свое внимание на мне:
— Купите лекарство, принесете сразу. Правда… кое-чего в аптеках нет…
— Что же делать?
— Я, конечно, могу вам предложить… покупала себе, осталось…
Спустя полчаса, поняв, что медицина в крайне тяжелом финансовом положении и в больнице страшный дефицит всего, я отправился за покупками, лихорадочно размышляя на тему: «Что такое деньги и где их взять?»
Ничего дельного на ум не приходило. Из воздуха куличиков не налепишь…
Оставив почти всю уцелевшую после больницы наличность в аптеке, я с пакетом медикаментов в руке бегом бросился домой, с опаской сторонясь несущихся автомашин. Мокрый как мышь и злой как собака я ворвался в дом и, оставив пакет на столе в прихожей, устремился в ванную, чтобы смыть с тела пот и пыль.
Ванна — одно из бесспорных преимуществ цивилизации. Прыгая на одной ноге в попытке попасть в штанину брюк на ходу, я торопливо собираю вещи, указанные в перечне того, что необходимо иметь с собой больному, ложащемуся в стационаре. Простыни, лампочки, туалетная бумага… зубная паста, тюбик клея — это еще зачем? — шлепанцы… Чтобы не сбиться, принимаюсь вычеркивать из перечня то, что складываю в сумку.
Стоп! Нужно позвонить.
Набираю номер телефона, терпеливо жду, слушая треск и свист на линии, отголоски чьих-то далеких разговоров. Гудки. Занято.
Подождем.
— Ну как там? — интересуется домовой, выныривая из-под дивана.
— Врачи говорят — все будет хорошо.
— Целители, — уважительно роняет Прокоп, теребя себя за нос. — Может, покушаешь? Я яичницу сжарил, с луком.
— Чуть позже.
— Так остынет же.
— Да вы ешьте с Васькой-то, а я попозже.
Нажимаю кнопку повторного набора, жду… гудки. Сколько можно разговаривать?!
Беру список с наполовину зачеркнутыми пунктами и поднимаюсь на второй этаж. Проходя мимо книжного шкафа, ненадолго задерживаюсь — коротать время у изголовья больного лучше с книгой в руках. С хорошей книгой. Это уже дело моего вкуса. Поскольку со школьной скамьи остались воспоминания о том, что плохих книг не бывает, просто каждой нужно соответствующее состояние души. Очень даже может быть…
Выбираю две: старую добрую знакомую, которую перечитывал, наверное, десяток раз, со съехавшим набок переплетом и помятыми уголками, и новинку, еще не прочитанную, а посему могущую как попасть в разряд любимых, так и отправиться в изгнание в нутро шкафа, куда не попадает свет и очень редко дотягивается рука — смахнуть пыль или добавить очередной обреченный экземпляр литературы.
Чтобы немного развеяться, я подхожу к приемнику и включаю его в сеть. Треснутая розетка, которую я собираюсь заменить вот уже который год, рассыпается, и я пальцами касаюсь обнаженных контактов. Удар тока отбрасывает руку, сведенную судорогой.
Прижимаю обожженный палец к уху.
— Где я? — интересуется тихий женский голос за моей спиной.
От неожиданности вздрагиваю и проворно поворачиваюсь. Никого.
— Кто здесь? — взволнованно спрашиваю я.
— Пусечка. Гнусечка. Что происходит? Где мы? — продолжает допытываться женский голос.
— Меньшенькая! — радостно вопят мне прямо в уши братья из моей тени.
Закрываюсь ладонями, хотя пользы от этого никакой, просто срабатывает инстинкт.
А тем временем за моей спиной продолжается возбужденная возня. Доносятся вздохи, всхлипы, звуки поцелуев, быстрый, сбивчивый шепот. Я начинаю постепенно понимать, что произошло.
Каким-то образом удар тока стимулировал пробуждение дремлющего сознания убогонькой сестрицы Троих-из-Тени. Такая себе домашняя электрошоковая терапия… Решив не мешать жителям моей тени, я продолжаю сборы — потом они сами все расскажут!
Вычеркнув из списка последний пункт, собираю вещи в охапку и несу вниз. Приходится достать из кладовки еще одну сумку. Первая раздулась, словно колобок, того и гляди расползется по швам, но всего не вместила. Утирая лоб, подхожу к телефону. Поднимаю трубку. Из нее доносится свист и шелест. Что за…? Модем!
Опустив трубку, бросаюсь на второй этаж, к компьютеру.
— Что случилось? — испуганно спрашивает, выглянув из кухни, домовой Прокоп.
Не отвечая и перепрыгивая через две ступени, влетаю в свой кабинет и резким рывком мыши пробуждаю персоналку ото сна. Бегают огоньки по внешней панели модема, показывая наличие двусторонней связи. Кто-то ведет диалог с моим компьютером, гоняя туда-сюда безликие байты информации. Нехотя отзывается монитор, сменив цвет индикатора с желтого на зеленый. Изображение на экране медленно проявляется, прорисовываясь из черноты. В уголке монотонно мигает иконка программы связи. Кликаю на нею, разворачивая на весь экран. В строке служебной информации лаконичная надпись: «Призрак для Волхва». В окошке для сообщений категорическое требование отозваться, чуть ниже медленно ползущая по шкале от ноля до ста процентов отметка принятых файлов.
Теперь понятно, почему Наткин телефон постоянно занят — она в сети.
Разворачиваю поле для составления сообщений и набираю: «Наташа, нужно поговорить. Волхв». Выбираю из находящихся в «горячих» адресах Наткин, активизирую его и отправляю послание.
После секундной задержки, сопровождаемый звуковым сигналом, приходит ответ: «Ты куда запропастился? Почему не звонишь, не приезжаешь в гости? Завтра-то будешь?»
Читая сообщение, можно тотчас выявить коренного обывателя сети. По игнорированию большинства знаков препинания, расстановки переносов и наплевательскому отношению к правилам правописания.
«Давай лучше по телефону» — одним пальцем набираю я.
— Что ты делаешь? — запрыгнув мне на спину и сунув нос в монитор, спрашивает кот-баюн.
«Бери трубку».
— Брысь!
Скинув с плеча наглеца, я обрываю модемное соединение и бегу на первый этаж. Домовой благоразумно отступает в сторону, пропуская меня.
— Да, — подняв тренькнувшую трубку, говорю я.
— Привет, пропажа, — игриво приветствует меня девичий голос. — Что там у тебя стряслось? Где ты пропадал? Мы и приезжали, и звонили…
— Меня здесь не было.
— Ты, случаем, не женился, а?
— Пока нет.
— Ха! Бои на любовном фронте идут с переменным успехом?
— Что-то вроде того. Но проблема у меня несколько другого плана… как бы это… в общем, не могла бы ты одолжить мне денег? Я отдам…
— Сколько?
— Штуку, лучше полторы.
— Баксов?
— Да нет, наших.
— Срочно?
— Желательно сегодня.
Тишина в трубке, разбавляемая далекими помехами, и затем закономерный вопрос:
— У тебя неприятности?
— Не того плана, что ты могла подумать… нужно помочь одному человечку.
— Точно все в порядке? Может, подключить папаньку?..
— Не придумывай. У меня нет никаких неприятностей. Правда.
— Честно?
— Честно-честно.
— Тогда ладно. Жди. Через полтора часа буду у тебя. До встречи.
— Жду. До встречи.
Гудки отбоя.
Медленно опускаю трубку и поворачиваюсь к застывшим в ожидании домовому и коту-баюну.
— Как вести себя при гостях, вы знаете. Это касается и тебя, Василий.
— А что, как что, так сразу Василий? Везде крайний.
— Ну извини.
— Какие проблемы? Я ведь отходчивый, обиды быстро забываю…
— Теперь можно и перекусить.
— Все на столе, — сообщает домовой. — Сейчас самовар поставлю, чайку соображу.
— Я, пожалуй, тоже присоединюсь, — решает кот. — Что-то в животе бурчит…
— Ты же уже набил брюхо свое ненасытное! — возмущается Прокоп.
— Когда это было, — машет лапой кот, — к тому же умственная работа так изматывает… и все на нервах…
— С тобой по миру пойдешь, — словно случайно наступив на пушистый хвост, ворчит экономный домовой.
— Мяу!
Глава 33
ЭКСТРЕННЫЙ ВЫЗОВ
Я — фольклорный элемент,
У меня есть документ…
Баба Яга
Л. Филатов. Про Федота-стрельца…


— Аркаша, разливай!
— Айн момент, — отвечаю я и, свернув пробку на запотевшей бутылке, наполняю водкой хрустальные стопочки.
Данила тем временем расчленяет копченую куриную тушку. Со знанием дела — руками.
— А-а-а… — Пристроив оторванную лапку на блюдо среди листьев салата, он облизывает горячий жир с пальцев.
— Да положи ты ее, пускай остынет, — советует Ната. — Обожжешься…
— Не-а.
Пока Данила терзает дичь, а Наташа наполняет тарелки снедью, я разливаю по фужерам томатный сок. Кому как, а мне нравится запивать водку. Можно, конечно, и огурчиком малосольным, и лимончиком — но соком лучше.
— Без меня не пить, — смеется Данила, спеша на кухню мыть руки.
— Уже! — кричит ему вдогонку подружка. Спустившись со второго этажа, к столу приближается кот Василий, принюхиваясь и топорща усы.
— Мур-р-р, — просительно мурчит он, косясь в сторону напитков.
И как он это себе представляет? В этом мире коты не только не разговаривают, но и пьют молоко, а не пиво. Вернулся Данила, плюхнулся на свое место, отчего старенький диван жалобно заскрипел, — перекосившись набок.
— Я хочу сказать тост, но не скажу.
— Тогда я скажу. — Я поднимаю стопку.
— Давай!
— Даю… Сегодня мы здесь собрались, чтобы выпить, но… не просто выпить, а по очень важной причине. И эта причина — появление на свет вот этого, с позволения сказать, товарища, который сидит тут и кривляется. Но ему можно — он как-никак у нас новорожденный. С днем рождения, Данила.
— С днем рождения. — Наташа поцеловала Данилу в щеку, оставив огненно-красный отпечаток помады.
С нежным звоном соприкоснулись хрустальные стопки.
— Первая пошла.
Спустя короткий промежуток времени пошли вторая и третья.
Кот обиженно фыркнул и ушел наверх, чтобы посмотреть, как там чувствует себя наш пациент, которого мы утром выписали из больницы и перевезли домой. Кризис миновал, ребенку нужен покой, уход и время, чтобы восстановить силы. Пускай еще денек побудет у меня, а завтра к обеду я переправлю его в родной, сказочный для нас мир. В царство Далдона. Где водятся лешие, плещутся в реках русалки, но нет троллейбусов, самолетов и телевидения. Он и так слишком много увидел — и в самой больнице, и по дороге из нее ко мне домой. Трудно будет ему забыть все это, даже понимая, что это всего лишь видения, навеянные магическим воздействием. Пройдет время, он вырастет, и в памяти останутся только неясные образы. Странный-престранный сон. Ведь рассказывать правду я не стану — она ему не нужна. А вот с друзьями-товарищами ситуация сложнее. Врать я им не могу, а постоянно отмалчиваться — все труднее и труднее. Они ведь наседают не из праздного любопытства — от желания помочь.
— Ладно, вы тут пока посекретничайте о своих мужских делах, а я схожу посмотрю, как там поживает наш юный друг.
— Ната, если он проснулся, позовешь меня.
— О'кей!
Взяв со стола яблоко, Наташа уходит наверх.
Данила откидывается на спинку, нажимает кнопку включения на пульте телевизора, который я предусмотрительно перенес на первый этаж, и, закинув руки за голову, выжидающе смотрит на меня.
— Что интересного расскажешь?
Рассказать — или нет?
— Может, по пивку? — вместо ответа предлагаю я. — Будешь?
— Можно.
— Открывай. — Подав Даниле пластиковую бутыль, я поднимаюсь на ноги. — Сейчас рыбки принесу.
По телевизору идет какая-то передача из цикла «История родного края». Захлебываясь от переполняющей его радости, седовласый ученый в застиранном синем халате и с мощным фонарем в руках рассказывает о том громадном вкладе, который внесет в археологию эта находка.
Камера пошла назад, взяв в кадр женщину-репортера с микрофоном в одной руке и носовым платком в другой. Пещера за ее спиной кажется мне знакомой. Словно я уже видел ее, только давно…
Заинтересовавшись, я останавливаюсь и прошу Данилу не переключать канал.
— Это величайшая находка в нашем регионе, — продолжает археолог делиться восторгом с журналисткой, наигранно изображающей живейший интерес.
Танцующий бег огней по неровным стенам пещеры, гулкое эхо шагов… наконец оператор выхватывает крупным планом расписанную примитивными рисунками стену. Танцующие человечки, охотящиеся человечки, звери… все немного блекло, краски от времени потеряли яркость и местами обкрошились, но образы довольно хорошо узнаваемы.
— Но самая главная находка, — ученый величественно указывает на что-то лежащее на дне выдолбленного в стене углубления, — вот!
Камера приближает предмет, увеличив его на весь экран. Потрескавшийся кругляш с дыркой посередине, в которую воткнута окаменевшая кость, и затертая, но различимая буква «В» на боку.
Я вздыхаю и отправляюсь за рыбой.
— Мя-а-ау! — требовательно орет кот-баюн, скатившись с лестницы.
— Что это с ним? — удивленно спрашивает Цунами.
— Алкоголик, — тяжело вздохнув, признаюсь я. Взяв чистую глубокую тарелку, ставлю ее на стол и прошу Данилу:
— Плесни немного.
Приятель открывает бутылку и наливает пива, не сводя с кота заинтересованного взгляда. Васька облизнулся и запрыгнул на диван. Данила подвинул тарелку к краю, чтобы кот свободно мог достать до нее. Баюн ткнулся мордой в пиво, чихнул, сдувая с носа пену, и принялся лакать хмельной напиток.
— Ты чему кота научил? — рассмеялся Цунами. — Конкурента растишь…
— Мальчики, вы это о чем? — спрашивает Наташа, спускаясь по лестнице.
— Я тут ни при чем, — отпираюсь я. — Сейчас рыбы принесу.
— Да вот, на троих соображаем. — Данила кивает на кота.
Ната прыскает:
— Нашли брата по интересам.
Васька тем временем вылакал свою порцию «Жигулевского» и многозначительно косится на разливающего пиво Данилу.
— Мяу!
Пока я резал на куски леща, а подружка накладывала, на тарелку всякой всячины для Саввы (так, оказывается, на самом деле зовут сына кузнеца), Васька выцыганил у Цунами еще пива. Нужно пресекать это — под градусам кота-баюна всегда тянет на лирику. Только его срамных частушек не хватало.
И тут началось такое…
Сидя за столом при занавешенных окнах, мы и не заметили, как небо заволокло грозовыми тучами. Гром, что называется, грянул среди ясного неба. Кот Василий перепуганно нырнул под диван, едва не перевернув стол. Жалобно задребезжали стекла. Резкий порыв ветра ворвался в комнату, принеся с собой брызги дождя и запах озона.
— Окна закрой! — крикнула Наташа, подхватив полную тарелку и направившись на второй этаж.
Пока я мыл руки, Данила закрыл форточку в комнате, так что мне осталось только окно на кухне. Сверкнула далекая молния, ветер донес едва слышимый раскат грома. Управившись с непослушной занавеской, трепещущей под порывами ветра, словно знамя, я закрываю окно и запираю на щеколду.
А на улице природа все больше входит в раж. Молнии расчерчивают темное небо светящимися зигзагами огненных стрел, ветер треплет деревья, гудит в проводах и стучится в стекла потоками дождя. Осень показывает свой норов. Да, лето ушло безвозвратно.
Спешу найти свечи. При такой погоде очень часто случаются обрывы на линии электропередачи, а сидеть в темноте нет никакого желания. Зажав в одной руке тарелку с рыбой, а в другой — подсвечник с тремя оплывшими огарками, я иду в комнату.
— Вылезай, герой, — подхватив кота под лапы, вытаскиваю его из-под дивана.
Шерсть на Ваське стоит дыбом, уши прижаты, а в глазах застыл страх.
— Налей ему еще немножко, — прошу Данилу.
При виде пива баюн немного приободряется. Перестает трястись и утыкается мордочкой в пивную пену. Цунами задумчиво вертит в руках бокал, наблюдая за игрой света на гранях стекла, и тихо произносит:
— А мы ведь не становимся моложе…
Что правда, то правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38