Попрощавшись с остальными, мы проводили их взглядом и начали углубляться в лес, где на каждом шагу таится смерть, где вода ядовита, по земле ползают лишь змеи, а воздух пропитан страхом и отчаянием.
Двигаясь предельно осторожно, проверяя каждый листик перед тем, как поставить ногу, стараясь не задевать ветвей, мы удалились от дороги и зарылись в листья.
Донеслось едва слышное, с заметной ноткой неудовольствия, ржание Урагана, тем выражавшего свое отношение к нашей разлуке.
Осталось только ждать.
Медленно текут минуты, вязкой патокой заливая вращающиеся шестеренки мозга. Исподволь, капля за каплей накапливается злость. Начинает раздражать попавший за шиворот листок… но я терплю. Тело нагревается, начинается обильное потоотделение, сопровождаемое нестерпимым зудом, словно сотни муравьев проложили свои охотничьи тропы по моему телу. Все равно терплю. Рядом сопят волки. А в промежутках между их вздохами мерзко скрипит веревкой раскачиваемый ветром висельник. Я сдерживаю тяжелый вздох, сжимаю зубы и продолжаю лежать не двигаясь. Порывом ветра доносится смрад гниющей плоти, и возникает непреодолимое желание чихнуть. Пытаюсь сдержаться: задерживаю дыхание и шевелю кончиком носа из стороны в сторону. Вроде бы немного помогает.
И в этот момент слышится топот копыт и в пределах видимости возникает разъезд Кощеева войска. Мелькая в редких просветах между деревьев, они приближаются к месту завала. Слышатся перепуганные голоса.
Наверное, им понравились «гостинцы», оставленные нами на месте сражения. То-то они осторожничают, как выпускница института благородных девиц, оставшаяся наедине с подвыпившим гусаром.
Тем не менее, погоняемые выкриками и руганью командира, они принимаются исследовать завал.
Хлестко бьет лук, и один из разведчиков с криком хватается за ногу. Стрела раздробила ему кость и разворотила плоть, войдя по самое оперение.
Его друзья не спешат на помощь, наоборот, они стараются держаться подальше от несчастного. Словно боясь заразиться его невезением.
— Сбросьте это бревно с дороги! Что вы топчетесь, как безголовые курицы? Тащите!
Бревно начинают оттаскивать.
Освобождается насильно согнутая ветвь, все веточки на которой я заботливо превратил в коротенькие, всего сантиметров по семь-восемь, но очень острые сучочки. Удар. Вопли ярости и боли.
— Куда, трусы?! — надрывается командир. — А ну назад!
Потеряв еще пару человек, разведчики сталкивают одно из деревьев с дороги.
Командир ругается и отвешивает затрещины направо и налево.
Протяжно воет раненный в живот мечник. Он судорожно сжимает обломок кола, который разворотил ему всю брюшину и застрял в позвоночнике.
Меня начинает мутить, и я утыкаюсь лбом в прелые листья, пытаясь унять желудок. Боже мой, зачем так много боли и насилия?!
Слышу свист клинка и глухой удар, оборвавший стенания несчастного. Шум усиливается. Это до завала добрались передовые отряды войска Кощея. Ржут лошади, скрипит сбруя. Переговариваются предводители отрядов. Среди новоприбывших находится кто-то смекалистый.
Нашли веревки, которыми цепляют деревья и при помощи лошадей оттаскивают в сторону. Ветви с шипами сокрушают лишь воздух, стрелы идут в молоко.
Кто-то из молодых да резвых пытается обойти завал. Едва он углубляется в лес, как до нас доносится громкий вскрик, переходящий в быстро затихающий стон. Комок подступает к моему горлу, когда я понимаю, сколько опасности таится вокруг. Один неосторожный шаг…
Проходит еще полчаса, и завал разобран.
Орет командир, поет горн и колонна трогается. Пропустив вперед свежий отряд разведчиков. От прежних мало что осталось. Резко взяв в карьер, они влетают в заговоренный моими чародеями круг. Лошади теряют твердую опору под ногами и летят вверх тормашками. Их всадники вылетают из седел. Одним везет приземлиться за пределами круга, очерченного воткнутыми в землю прутиками. Они отделались ушибами и вывихами. Остальные оказываются в топи, с жадностью проглатывающей их тела.
Снова остановка и ругань.
Новые разведчики отправляются вперед. Но резвости у них заметно поубавилось.
Во мне просыпается сочувствие к ним. Но ведь это не мы решили напасть на них. Вернее, в какой-то степени, конечно, мы, ведь мы на их территории… но они первые начали. И уж конечно они, доведись им захватить город, не станут сдерживать себя. Они будут жечь, грабить, насиловать и убивать, убивать, убивать. Всех подряд. Мужчин, женщин, детей…
Ненавижу!
Но тем не менее мне больно слышать крики раненых.
Войско перестраивается в две колонны и выдвигается дальше, обходя ловушку, в ненасытной утробе которой все еще что-то шевелится.
Они идут час, идут два.
Их тьма.
За конниками движутся пешие воины, затем груженые подводы.
За обозом скачет элитный отряд воинов — личная охрана Кощея. Их черные плащи трепыхаются на ветру, словно крылья воронов. Шлемы с опущенными забралами украшены чеканкой и плюмажем из черных перьев. Мечи обнажены и взяты на изготовку.
Как так можно скакать? Да еще и не один час кряду…
Показалась карета Кощея. Домовой Прокоп довольно точно ее описал.
Сквозь плотные занавески на окнах рассмотреть ничего невозможно. Но он там. Я почувствовал это. Волна ненависти накрыла меня. Если бы не сознание, что мне важнее спасти Аленушку, чем наказать Кощея, я попытался бы достать его. Даже понимая, что всего на свете везения не хватит, чтобы выбраться живым. Ведь когда не остается надежды — приходится полагаться на авось.
Возничий остановил коней и указал на круг живой земли, сотворенный чародеями.
— Не проеду. Колесо может попасть в трясину.
Один из охранников резко рванул за удаляющимся обозом.
Карета оказалась значительно шире подвод и не могла проехать по обочине, не попав в ловушку. Ей мешали пни срубленных нами деревьев. Пригнали телегу и, выпрягши лошадей, столкнули в трясину. Земля чавкнула, и колеса погрузились.
— Властелин.
— Да? — Кощей даже не потрудился поинтересоваться причиной задержки.
— Не соизволили бы вы на время покинуть карету? Нужно провести ее по опасному месту.
— Опасному для кого?
— Для вашей жизни, господин.
— Болван! Я бессмертный! Кучер, трогай!
Кучер дернул вожжи, лошади рванули карету. Она с хрустом прокатилась по завязшей в топи телеге и покатила дальше.
Отряды охраны двинулись следом. Пара минут — и дорога опустела. Лишь у кромки леса навалено несколько срубленных деревьев да два десятка трупов.
Переведя дух, я разрешил себе пошевелиться и только сейчас вспомнил, что мне хотелось чихнуть, что потная кожа нещадно свербит… но сейчас я чувствовал лишь боль в занемевших мышцах и полную опустошенность.
Рядом заворочались волки, выбираясь из-под кучи прелой листвы.
Нужно двигаться. Не время отдыхать.
Поскольку я остался без лошади, то придется воспользоваться своими двоими. Раз, два…
Эх, хорошо волкодлакам… у них четыре лапы.
Глава 18
СТОРОЖЕВОЙ ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ
Нравятся мне рыцари. Дыхнешь разок — готово. Пальчики оближешь: внутри сочная мякоть, а сверху хрустящая корочка.
Змей Горыныч
Я смотрел на Кощеев замок, и мое сердце наполнялось плохими предчувствиями.
— Какой он огромный! — запрокинув голову, произнес Яринт.
— Видали и покрупнее, — высокомерно обронил я. Забыв, правда, добавить, что не в этом мире…
Среди непроходимых лесов чернеет проплешина, в центре которой возвышается замок. Его основанием служит естественное скалистое плато с редкими следами деятельности человеческих рук, придавших и без того крутым склонам абсолютную неприступность. О том, чтобы взобраться наверх без специального альпинистского снаряжения, нечего и думать. Это полсотни метров отвесной скалы и метров восемьдесят крепостных стен. Остается официальный путь — через центральные (и, вполне может статься, единственные) ворота, к которым ведет вырубленный в скалах проход. Они так обманчиво доступны… Всего-то и нужно, что пройти двести метров по рукотворному каньону и постучать в обитые листами железа ворота. Вот только наличие вдоль дороги огромного количества скелетов с отметинами насильственной смерти наводит на мысль о своеобразном гостеприимстве обитателей замка, которого не хочется (и к чему бы это?) на себе испытать.
Попытаем удачу, а заодно и проведем испытание плаща-хамелеона, подаренного лешими. Это решение возникает не из-за отчаянной храбрости, а по причине отсутствия иного выбора.
— Значит, так. Я проникаю в замок, нахожу Аленуш… царевну Алену, освобождаю ее, и мы рвем отсюда когти.
— А что делать нам? — спросил Владигор. — Может, устроить небольшой шум? Отвлечь на себя стражников.
— Ну… — Я задумался. — Да нет. Не стоит. Они ведь не ожидают неожиданностей, правда? Вот и не будем понапрасну их настораживать… Просто ждите меня здесь и будьте готовы уходить, заметая следы.
— Хорошо.
— Пожелайте мне удачи.
— Желаем, — сказал Яринт.
— Удачи, — кивнул Владигор.
Я накинул капюшон плаща на голову и ящерицей юркнул к воротам. Полкилометра по открытой местности, тысяча шагов по укрытой пеплом и костями земле, просматриваемой из замка во всех направлениях. Так что двигался я скорее не как ящерица, а как таракан по светлым обоям среди бела дня, да еще и на коммунальной кухне.
Комок подкатил к горлу, плечи ссутулились в ожидании то ли окрика, то ли стрелы. А скалы как будто замерли. Можно подумать, что я не двигаюсь изо всех сил, а стою на месте. Чуть-чуть сбавь обороты — и, как в Зазеркалье, замок начнет удаляться.
Чем ближе я к нему приближаюсь, тем дальше отсюда мне хочется оказаться.
Добравшись до вырубленного в скале прохода, я вижу зияющий на его отвесной стене черный провал пещеры и заскакиваю в нее. Пока мне неимоверно везет — хотя бы в том, что никто не решил выйти прогуляться у замка, — тогда уж никакая маскировка не помогла бы.
В пещере царит темнота. Что-либо различить можно не дальше чем в десяти шагах от входа, дальше — густая темень. Лишь громкое журчание говорит о близости источника. Откидываю на спину капюшон и делаю несколько десятков шагов. Мрак нехотя пятится, отступая вглубь. У самых моих ног бежит, извиваясь среди сталагмитов, ручеек. Наклоняюсь, нюхаю воду. Странно. Обыкновенная родниковая вода. А я-то, грешным делом, подумал, что наткнулся на местные подземные коммуникации.
Скрежет. И резкое потемнение.
Сердце ныряет в пятки, на которых я проворно разворачиваюсь вокруг своей оси.
Огромное трехглавое существо медленно выползает из бокового лаза, отрезая мне выход из пещеры. На фоне льющегося снаружи света оно кажется черным, лишь на чешуйчатых боках играют тусклые блики.
Звенит, перекатываясь, цепь, которая тянется от ошейника, закрепленного на средней голове, до чернеющего в стене провала.
Делаю осторожный шаг назад, попадаю ногой в воду, которая ужасно холодна и обжигает не хуже раскаленного железа.
Существо делает «Фу-у-у», и в пещере сразу делается светло, что позволяет определить принадлежность огнедышащей рептилии к подвиду драконов сказочных — Змеям Горынычам.
Массивное тело, покрытое крупной, с ладонь, чешуей треугольной формы, длинные шеи в количестве трех — каждая заканчивается зубастой мордой. Острые клыки, каждый с руку взрослого мужчины, нависают над нижней челюстью, длинный раздвоенный язык непрерывно извивается, время от времени касаясь широкого розового носа. И как только он себе ничего не припалил! Во как дыхнул — что хороший огнемет.
— Тихо, — говорю я, пытаясь успокоить его. Откуда-то из подсознания выплыло правило поведения при встрече с диким животным. Нужно избегать резких движений — они этого не любят, зато негромкая, размеренная человеческая речь действует успокаивающе.
Змей приближается, сопя как паровоз и гремя цепью. Я делаю еще один шаг назад и оказываюсь по щиколотку в воде.
Правая голова змея подныривает под среднюю и говорит на ухо левой:
— Надоело жареное. Хочу сырого.
— А я хочу пить.
— И я, — присоединяется к беседе средняя голова. — А мясо сырое есть вредно.
— Ничего и не вредно, — возражает правая голова. Левая ничего не говорит. Но лучше бы она болтала без умолку, поскольку в таком случае ее пасть была бы занята более безопасным, с моей точки зрения, делом, чем упражнение в дыхании огнем.
Струя проходит совсем близко, обдав меня жаром.
Поспешно отступаю. Шаг, второй — и все: спина упирается в камень. Дальше отступать некуда — позади стена.
Но и Змей Горыныч остановился. Цепь натянулась и не пускает его дальше.
Съесть он меня не съест, а зажарит запросто.
В шахматах такое положение называется патовым. Но мне от этого почему-то не легче.
— Иди сюда, — зовет меня правая голова. — Кушать тебя буду.
— Мне и здесь неплохо, — отвечаю я, забравшись на выступающий из стены камень.
— И долго ты там сидеть собрался? — интересуется Горыныч.
— Не знаю.
Рептилия, обиженно сопя, гремит цепью и растягивается на полу, вытянув головы в моем направлении.
Левая голова с тоской смотрит на протекающий в десятке метров ручеек и жалобно вздыхает:
— Пить хочется.
— Ну так попей, — советую я.
— Нечего.
— А хозяин что, не поит?
— Почему же, поит, — отвечает средняя голова.
— Иногда, — добавляет левая.
И дружный вздох в три огнедышащих жерла. Отчего мое тело покрывается противным липким потом.
Понаблюдав некоторое время за танталовыми муками Змея Горыныча, я спрашиваю:
— И когда придет… хозяин?
— Не знаю.
— А как тебя поят?
— Водой.
— Я имею в виду, из какой-то посудины или спускают с цепи?
— Да кто ж меня с цепи-то спустит? Почитай годочков триста уж так сижу.
— А где корыто?
— Из которого поят, что ли?
— Оно самое.
— Там. — Левая голова лениво качнулась в сторону темного ответвления.
— Ладно. — Я добродушно махнул рукой. — Неси.
— Зачем?
— Напою.
— Ты?! — в один голос взревели все три головы.
— Я, — скромно отвечаю я. Рассчитывая выскочить из пещеры, пока дракон будет отсутствовать.
Бросившись за корытом, Змей Горыныч проходит поворот заносом, проехав часть пути на пятой точке и хлестанув хвостом по стене, отчего последняя брызнула фонтаном каменных осколков, и исчезает в боковом отроге пещеры.
Оттуда доносится топот лап, громыхание цепи и скрежет металла о камень.
Я не успеваю сделать и шага.
Выскочив из темноты с зажатым в зубах корытом, Змей Горыныч приближается ко мне, насколько позволяет цепь, и кладет драгоценную ношу на пол.
— Подтолкни ко мне, — прошу я.
Говорящая ящерица-переросток, словно послушный щенок, исполняет мое требование.
Корыто со страшным визгом скользит по камням и плюхается в воду, обдав меня водой.
Сделанное из тонкого металла, местами помятого мощными зубами, корыто имело весьма существенные габариты: три метра в длину и по полметра в ширину и высоту. А весит оно тоже немало, особенно полное.
Но негоже отступать волхву. Хотя и самозваному. Профессиональная честь не позволяет.
Притопив один угол корыта, я подождал, пока оно наполнилось почти на треть, затем принялся выталкивать из ручья. Ноги скользят по мокрым камням, руки цепенеют от прикосновения к холодному металлу, но корыто понемногу поддается моим усилиям.
С криком «ГРИНПИС нас не забудет!» я выпихнул, частично расплескав содержимое, змееву поилку из воды. Теперь по почти ровной поверхности толкать стало легче.
В паре метров от Змея Горыныча я опомнился.
— Отойди вон туда. — Я указал на светящийся круг выхода.
— Зачем? — спросила левая голова. Средняя промолчала, а правая пояснила:
— Боится он, чего тут непонятного?
Чешуйчатый парадокс послушно удалился к выходу и замер в нетерпеливом ожидании.
Я уперся в край корыта руками и приналег. Нехотя, с натужным визгом, металл заскользил по камню. Шаг, второй, третий…
И тут Змей Горыныч, расправив крылья, как пытающаяся взлететь курица, ринулся на меня.
С перепугу я неудачно дернулся и завалился на спину. Рванулся, пытаясь отползти за безопасную черту, но нога застряла между небольшим каменным выступом и корытом.
Несущийся со скоростью экспресса Горыныч — это зрелище не для слабонервных.
Забившись, словно заяц в капкане, я с ужасом следил за приближением огромного чешуйчатого монстра. Все произошло в мгновение ока, хотя мне и показалось, что раскручивается замедленное кино.
Взревев, Змей Горыныч разом опустил свои головы.
Раздалось довольное фырканье, и в мгновение ока корыто опустело. Лишь пар клубился.
Наступило мое время. На десерт, так сказать.
Одна из голов — какая конкретно не разберешь, уж очень они переплелись шеями, — приблизилась ко мне и раскрыла пасть.
Мое сердце испуганно дернулось в пятке и замерло. Решил съесть сырым…
Из пасти Змея, усеянной ужасными зубами, высунулся язык и провел по моей щеке.
«Обхватит языком и утянет целиком в глотку, — мелькнула оптимистическая мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38