А что, устрою там танец с топорами или народную игру “Лови топор! Что молчишь? Поймал?” Да, широкая у меня будет перспектива для развлечений…
Ула деликатно покашлял, показывая, что хочет что-то сказать.
— Чего изволишь, дух?
Дух изволил осведомиться:
— Ларсен говорил тебе, чтоб ты не ложилась спать?
— Говорил, говорил, — пробурчала я. — Вот вставлю себе спички в глаза и всю ночь буду лезгинку отплясывать. С выходом и ножом в зубах. А Джеральда посажу играть на ложках.
— Почему на ложках? — заинтересовался мой Помощник.
— Добавлю русской экзотики, — отрезала я. — Пусть слуги потом говорят, что в доме завелся танцующий барабашка с грузинскими корнями и русской душой. Или еще чего-нибудь покруче придумаю, — я потерла руками глаза и зевнула. — Вот елки, спать, как назло, хочется. Позвать, что ли, Мэри Джейн поболтать. Пусть расскажет про нелегкие будни суфражисток.
Ула заметно побледнел:
— Ты… хочешь позвать эту?.. Эту бабу с папиросой? Эту морально неудовлетворенную стерву с комплексом Розы Люксембург на фоне маниакально-депрессивного психоза и ярко выраженных садистических наклонностей?!
Я покивала важно:
— Ее, ее родимую. Только вот про Розу Люксембург ты загнул. По-моему, у нее был какой-то Карл. Какой, правда, не знаю. Ну Маркс, наверное. Больше вроде некому.
Ула истончился, погасил подсветку и забился в темный угол. Оттуда он принялся митинговать дрожащим голосом:
— Ты же обещала ее не звать! Смотри, уйду от тебя! Дадут тебе какого-нибудь средневекового домостроевца, он тебя научит любить и уважать простых парней!
Я слегка испугалась. Любить домостроевца не входило в мои планы.
— Да ладно, горячий скандинавский пацан, пошутила я! Выползай из уголка-то. Так и быть, не буду звать Мэри Джейн, своими силами обойдусь!
Ула, слегка вибрируя от пережитого ужаса, вылетел из угла, но приближаться побоялся. Он тихонько застыл у двери с укоризненно-испуганным выражением на личике. Точно такое выражение лица было у одной школьной практикантки, когда мы прислонили к двери швабру с намотанным на нее мусором (в прямом смысле этого слова) и бедной девушке “посчастливилось” открыть дверь. Помнится, тогда практикантка, отвопившись, сменила тему и послала всех… за журналом. Я решила последовать ее примеру и тоже сменила тему. Вполне миролюбиво я произнесла:
— Ну не хочешь говорить о Мэри Джейн и не надо! Давай лучше поговорим об оборотне. Как раз ночь на дворе. Вот ты считаешь, что все это правда или плод безудержной фантазии суеверного крестьянства?
Ула, как ни странно, начал поддерживать крестьян:
— Оборотень вполне может существовать, — профессорским тоном забубнил он. — В средние века, когда люди были в большем единении с природой, человеку было свойственно испытывать желание слиться с окружающей средой. Это способствовало пробуждению животных инстинктов в душах, не искушенных прелестями цивилизации…
Я замахала ручками, призывая лектора остановиться:
— Браво, мэтр, браво! Но, пожалуйста, ближе к делу.
— А если ближе, то фиг его знает, — неожиданно отступил Ула. — Все может быть. Я даже живого вампира видал, а оборотень тот же вампир, но с другими заморочками.
— Подумаешь, вампира! — фыркнула я. — А я химозу из второй школы видала, что, выкусил?
— Что, любопытный экземпляр? — приподнял бровки Ула.
— Ага, к счастью, вымирающий. Питается кровью невинно убиенных младенцев и закусывает концентрированной серной кислотой, — просветила я духа. — Но давай вернемся к оборотню. Если ты считаешь, что он может существовать, то кто он? Граф, графиня, кто-то из слуг? Лично я ставлю на графа. Он имел все шансы воткнуть Джеральду иголку в шею. Это, конечно, дело благое, но с точки зрения морали не совсем… принятое.
— А я думаю, что это кто-то из слуг, — не согласился со мной Ула. — Граф сам вряд ли бы стал марать ручки грязными делами. Другое дело поручить все преданному слуге…
Я зевнула так, что за ушами свело. Нет, пытка бессонницей — страшное дело. Уже сейчас я все готова была отдать за часок хорошего оздоровляющего сна. Как мне показалось, начал действовать закон подлости. Если все бубнят тебе на ухо: “Не спи! Не спи!” — обязательно вырубишься. Я еще раз зевнула и перебралась на кровать.
— Эй, не вздумай заснуть! — всполошился Ула. — Спать никак нельзя!
Я придержала пальцами слипающиеся веки. Спать в самом деле было нельзя, но так хотелось… Я незаметно постаралась доползти до подушки и укрыться там. Но Ула гундящей совестью тут же материализовался рядом:
— Ну че ты дрыхнешь? — заныл он. — Ну че это такое? Ты же не хотела спать, собиралась лезгинку отплясывать…
Уже в полусне я удивлялась сама себе, идиотка набитая! Ведь мне и правда сначала не хотелось спать. Я честно собиралась посумерничать с Джеральдом и немножко поудивлять графьев во мраке ночи, но сейчас удивился только Ула. Хотя скоро его оскорбленные вопли сменились странным попискиванием. Я не сильна в зоологии, но, по-моему, примерно так какие-нибудь ушастые летучие мыши сообщают о надвигающейся опасности.
— Происки врагов! — возопил он, рея над моей кроватью. Я уже отключалась, так что дальнейшее помнила смутно. Кажется, Ула вопил что-то о подсыпанном снотворном… Я еще раз обругала себя идиоткой и гиеной и надолго выключилась из общего ритма жизни…
По старой, давно сложившейся традиции, я, импровизированная спящая красавица, проснулась вовсе не от сопения аденоидного принца над комфортным гробом-полулюксом. Как водится, я опять лежала на холодном каменном полу, мордой вниз и мозгами наружу. Голова болела страшно. Я с трудом оторвала свой ноющий чугунок от спасительно прохладного пола и огляделась. Было даже не темно, откуда-то весело-вредно пробивался свет, по подвалу разгуливал миленький сквознячок, а в углу кто-то истошно всхлипывал хором. Этот-то хор меня и насторожил. Присмотревшись, я заметила большую шевелящуюся кучу тряпок в углу и несколько пар поблескивающих глаз.
— Здравствуй, глюк! — выдавила я. Вой усилился. Кто-то жалобно вякнул:
— Гляньте, очнулась!
Я обрадовалась. Гуманоиды, братья по разуму! С удвоенными силами я поползла на голоса. По мере приближения я отметила, что подвал, где мы сидели, был длинным и узким, а народу в нем гораздо больше, чем показалось мне вначале. Наконец обнаружилось, что подвал набит девицами, разной степени зачуханности и завывающими на разные голоса.
— Ты кто, милая? — раздался опять тот же голос самой смелой подпольщицы. — Богатая, видно…
— Богатая? Из аристократов? — оживилась какая-то кучка тряпок с правильным выговором. — Кто вы, назовите ваше имя? — на полусвет явилось длинноносое аристократическое лицо, правда со следами плебейской грязи.
— Меня зовут баронесса Магдалена Валленхельм, — просипела я. — А кто вы? Где я нахожусь?
Вытье усилилось. Под бэк-вокал этого импровизированного греческого хора длинноносая радостно сообщила:
— Как приятно встретить человека своего круга! Позвольте представиться — баронесса София Рюккель! К сожалению, не могу ответить на ваш первый вопрос — я и сама не знаю, где мы.
На свет выползало все больше девиц. Когда они все перестали мелькать и шевелиться, я пересчитала их. Десять. Я была одиннадцатой. Все девицы, как я уже упоминала, были грязными и зареванными. Лишь какое-то подобие бодрости сохраняла длинноносая София, но и она украдкой утирала слезы. Я сразу отметила одну странность во внешности девиц. Если всех этих детей подземелья отмыть, то они могли бы вполне сойти за родных сестер. Все девахи как на подбор были зеленоглазыми, грудастыми и вроде бы рыжими (точно сказать, конечно, не могу)… Да это же я, только неудачно клонированная! Во имя главного компьютера НАТО, сдохшего от вируса “Аленушка”! Я тоже зеленоглазая, рыжая дура с большой грудью!!! Я взвыла. Хор слаженно поддержал. Наревевшись, я почувствовала, что мои мозги готовы работать, и принялась резво обдумывать сложившуюся ситуацию.
Ну, то что именно этих грязнулек считают невинными жертвами кровожадного оборотня, я сообразила сразу. Только вот оборотень этот какой-то странный. Или, может, он блокадный. Еду в кладовку на черный день складывает. К тому же этот кладовщик-недоучка не отличается любовью к разнообразию, а собирает абсолютно одинаковых девиц. Может, он и правда хочет совершить революцию в клонировании? Какая там овечка Долли, когда тут сразу десять овец собрались под одной крышей и блеют.
— Давно вы тут? — спросила я девиц.
Десять голосов забубнили одновременно. Наконец путем сопоставлений и переругиваний мы установили, что первая девица пропала около трех месяцев назад, а предпоследняя (ею, кстати, оказалась София) — две или три недели назад. Кроме все той же Софии, девчонки были рабоче-крестьянского происхождения. Итак, вот что мы имели: девять штук простых девиц, плюс одна натуральная аристократка, одна липовая. Возраст — от шестнадцати до двадцати трех. Внешность — почти одинаковая, степень зареванности и запачканности варьируется от грязной до очень грязной, плюс одна беременная баба (жена кузнеца) в никаком состоянии. Состояние духа у всех девиц было одинаково плачевное. Поэтому я как самая бодренькая взяла командование на себя.
— Не реветь! — перво-наперво распорядилась я. — Нам надо обдумать, как отсюда выбраться!
— Да как же отсюда выберешься? — всхлипнула София. — Дверей-то нет. Вообще-то есть одна в углу, но она снаружи чем-то приперта или заколочена. Только вон дырка в потолке, нам через нее еду спускают. А так до нее не добраться. Пробовали уже.
Я посмотрела наверх. В самом деле, свет пробивался через дыру в потолке, в данный момент прикрытую какой-то тряпкой. Дыра была достаточно большой, чтобы через нее мог пролезть человек, но вот только потолок был высоко.
— А стучать, кричать, мычать, выть пробовали? — спросила я, уже зная ответ.
Меня заверили, что испробовано было все, вплоть до хорового пения неприличных частушек. Как положено, безрезультатно.
— Ну ничего, — бодренько произнесла я. — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем. А пока скажите хоть, как вас всех зовут, чтобы мне не вопить в экстренной ситуации: “Эй, ты, слева! Да не ты, а та, что сбоку у правой стены!”
Девицы оживились и забормотали:
— Барбру… — самая грязная, сидит тут дольше всех.
— Грета…
— Лизбет…
— Ульва… — эта постоянно причитала и подвывала.
— Инга…
— Клара…
— Анна Мария Монсдаттер из Роннебю…
— Анна Мария Ольсдаттер из Варнабю… — Нет, мало того, что все девицы похожи друг на друга, так что в глазах двоится, у них и имена еще одинаковые!
— Лилли… — это беременная жена кузнеца. Она заметно приободрилась и даже подползла ближе. Вообще, эта стая дохлых куриц ожила с моим приходом и теперь возлагала на меня надежды на спасение. Похоже, куда бы я ни пришла, везде меня будут воспринимать как спасительницу, освободительницу и защитницу слабых. Планида у меня такая. Податься, что ли, в большую политику по возвращении в Россию?.. Там ума большого не надо, только чувство юмора и непрошибаемость. Эх, составлю конкуренцию Жириновскому…
— Что ты думаешь предпринять? — Это длинноносая красавица София вопросительно уставилась на меня.
Я вздохнула, посмотрела на дыру в потолке и спросила:
— А как вам приносят еду?
— Спускают на веревке в корзинах. — Это, кажется, Лилли подала голос.
— На веревке… — В моей голове забрезжила какая-то слабая идейка. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Веревка, веревка… Внезапно на меня снизошло прямо-таки озарение, и мою воспаленную черепушку посетила МЫСЛЬ. Ну ничего гениального, но попробовать стоит.
— Когда приносят еду? — спросила я.
— Обычно вечером, когда темнеет, — ответила София. — А что?
— Есть один план, — уклончиво ответила я, — но я не совсем уверена в успехе. В любом случае надо подождать до вечера.
Девицы возрадовались, будто им кто показал портрет голого Ди Каприо. Хотя в те времена этот слезоточивый сопливец еще не родился. То есть не реинкарнировался. Слава богу!
Девицы шумно перемещались с места на место. Ишь, сразу заулыбались, затарахтели, овцы! Нет, они точно принимают меня за новую Жанну Д'Арк! Думают, сейчас я с воплем кинусь на баррикады и потребую права частной собственности на землю и участия женщин во всеобщих выборах… Нет, кажется, Жанна Д'Арк требовала чего-то другого и бросалась отнюдь не на баррикады… Ну да фиг с ней! Знаю, она все равно была бы рада.
Девицы принялись забрасывать меня расспросами о своих родственниках в местных деревнях и селах. Я мало что знала, но сказала, что их всех считают погибшими от рук (или зубов?) оборотня.
— Оборотня! — фыркнула София. — Чушь! Меня похитил обычный человек. Мужчина. Я его видела.
— Оборотни и выглядят как обычные люди, — провыла Ульва. Уж ее-то постоянное хныканье ни с чем не спутаешь. — А в полнолуние они превращаются в страшных волков!…
— Подожди, подожди, — перебила я Ульву, которая, похоже, опять хотела изобразить древнегреческий хор. Я повернулась к Софии. — Ты видела того, кто тебя похитил? Как это произошло? Кто этот человек?
София сдвинула брови, размышляя:
— Я видела его в имении Маленбергов. Кажется, он там работает, но кем, сказать не могу. Он схватил меня, когда я гуляла в саду, и сильно ударил по голове. Я успела рассмотреть его лицо перед тем как потерять сознание.
— А как ты оказалась в саду? — не поняла я.
— Я же жила у Маленбергов! — На лице Софии было написано крайнее удивление тем, что я не знаю такого простого и общеизвестного факта. — Я приезжала навестить графиню. Разве ты ничего обо мне не слышала?
Я покачала головой:
— Я прожила у Маленбергов несколько дней, но о тебе ни разу не упоминали. Интересно, почему… Скорее всего они оба замешаны в этом деле. Или все это проделывает граф, а графиня ему потакает из-за большой и светлой любви. Но с какой целью они все это делают?..
— Они чудовища! — опять завела свою волынку Ульва. — А в полнолуние они превратятся в волков и растерзают нас!… Я не хочу умирать так рано!
Все дружно на нее зашипели. И вправду Ульва своими воплями наводила еще большую тоску. Тоже мне Кассандра деревенского масштаба, блин!
— Тебя, пожалуй, не растерзают! — буркнула я. — Соплей многовато… Что ты вопишь: съедят, растерзают?! Если бы это был настоящий оборотень, он не складывал бы вас аккуратно в кладовку, а растерзал бы на месте. Нет, я склонна думать, что все это — дело рук маньяка.
— Кого? — раздался почтительный шепот.
— Ну дегенерата припадочного… Ой, то есть сумасшедшего человека.
София энергично закивала:
— Я тоже так думаю! Это дело рук безумца, поэтому нам просто необходимо выбраться отсюда.
Я промолчала, но внутренне подивилась. Неужели эта стая подбитых уток три месяца меня ждала, чтобы начать действовать? Да если бы меня вдруг схватили и запихнули в вонючий погреб без права переписки и общения с родственниками да еще в компании с кучей придурковатых баб, ох, чтоб я сделала! Хотя, в принципе, все так и вышло. Я сижу ведь в погребе, без права переписки… с фантастическим планом спасения, который легко может провалиться. Но все равно, я еще что-нибудь придумаю. Вопрос в том, сколько у меня времени. На помощь извне я абсолютно не рассчитывала. Джеральда, муженька моего задолбанного, уж, наверное, отправили в Англию. Слава богу! На Улу рассчитывать было нечего. Небось летает где-нибудь, переживает, орет дурным голосом, как мартовский кот на скользкой крыше, а сделать ничего не может. Ну уж пусть у меня лучше такой Помощник будет, чем вообще никакого, как у Джеральда (хотя теперь у него Мэри Джейн, но это сомнительная радость).
Вообще ощущалась острая нехватка рыцаря на белом коне и желательно с автоматом. Нет, конечно, я знала, что к двадцатому веку их поистребляли всякие там суфражистки и чересчур самостоятельные бабы, но я не думала, что их истребление началось так рано. Шестнадцатый век, а на горизонте ни одного мало-мальски впечатляющего склада коллекционного металлолома верхом на арабском скакуне турецкого ширпотреба. Ау! Я здесь и меня можно спасти!… Нет ответа. Я пригорюнилась, подперла шеку ладошкой. Ну точь-в-точь Василиса Прекрасная в ожидании какого-нибудь красного молодца, который, вместо того чтобы к ней ехать, свернул налево.
София, видно, думала о чем-то схожем, потому что вздохнула и произнесла:
— Эх, если б мой отец знал, где я. Тот мерзавец, что нас похитил, горько пожалел бы об этом. Отец убил бы его!
Я заинтересовалась:
— Что, твой папа владеет восточными единоборствами? Четыре пояса и кровавое кимоно? Или денег много?
Из всего, что я ляпнула, София поняла только последний вопрос и гордо выпятила грудь:
— Мой отец очень могущественный человек. Ему подвластно почти все. Ему ничего не стоит снарядить целый отряд на мои поиски. Не сомневаюсь, что именно это он и сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ула деликатно покашлял, показывая, что хочет что-то сказать.
— Чего изволишь, дух?
Дух изволил осведомиться:
— Ларсен говорил тебе, чтоб ты не ложилась спать?
— Говорил, говорил, — пробурчала я. — Вот вставлю себе спички в глаза и всю ночь буду лезгинку отплясывать. С выходом и ножом в зубах. А Джеральда посажу играть на ложках.
— Почему на ложках? — заинтересовался мой Помощник.
— Добавлю русской экзотики, — отрезала я. — Пусть слуги потом говорят, что в доме завелся танцующий барабашка с грузинскими корнями и русской душой. Или еще чего-нибудь покруче придумаю, — я потерла руками глаза и зевнула. — Вот елки, спать, как назло, хочется. Позвать, что ли, Мэри Джейн поболтать. Пусть расскажет про нелегкие будни суфражисток.
Ула заметно побледнел:
— Ты… хочешь позвать эту?.. Эту бабу с папиросой? Эту морально неудовлетворенную стерву с комплексом Розы Люксембург на фоне маниакально-депрессивного психоза и ярко выраженных садистических наклонностей?!
Я покивала важно:
— Ее, ее родимую. Только вот про Розу Люксембург ты загнул. По-моему, у нее был какой-то Карл. Какой, правда, не знаю. Ну Маркс, наверное. Больше вроде некому.
Ула истончился, погасил подсветку и забился в темный угол. Оттуда он принялся митинговать дрожащим голосом:
— Ты же обещала ее не звать! Смотри, уйду от тебя! Дадут тебе какого-нибудь средневекового домостроевца, он тебя научит любить и уважать простых парней!
Я слегка испугалась. Любить домостроевца не входило в мои планы.
— Да ладно, горячий скандинавский пацан, пошутила я! Выползай из уголка-то. Так и быть, не буду звать Мэри Джейн, своими силами обойдусь!
Ула, слегка вибрируя от пережитого ужаса, вылетел из угла, но приближаться побоялся. Он тихонько застыл у двери с укоризненно-испуганным выражением на личике. Точно такое выражение лица было у одной школьной практикантки, когда мы прислонили к двери швабру с намотанным на нее мусором (в прямом смысле этого слова) и бедной девушке “посчастливилось” открыть дверь. Помнится, тогда практикантка, отвопившись, сменила тему и послала всех… за журналом. Я решила последовать ее примеру и тоже сменила тему. Вполне миролюбиво я произнесла:
— Ну не хочешь говорить о Мэри Джейн и не надо! Давай лучше поговорим об оборотне. Как раз ночь на дворе. Вот ты считаешь, что все это правда или плод безудержной фантазии суеверного крестьянства?
Ула, как ни странно, начал поддерживать крестьян:
— Оборотень вполне может существовать, — профессорским тоном забубнил он. — В средние века, когда люди были в большем единении с природой, человеку было свойственно испытывать желание слиться с окружающей средой. Это способствовало пробуждению животных инстинктов в душах, не искушенных прелестями цивилизации…
Я замахала ручками, призывая лектора остановиться:
— Браво, мэтр, браво! Но, пожалуйста, ближе к делу.
— А если ближе, то фиг его знает, — неожиданно отступил Ула. — Все может быть. Я даже живого вампира видал, а оборотень тот же вампир, но с другими заморочками.
— Подумаешь, вампира! — фыркнула я. — А я химозу из второй школы видала, что, выкусил?
— Что, любопытный экземпляр? — приподнял бровки Ула.
— Ага, к счастью, вымирающий. Питается кровью невинно убиенных младенцев и закусывает концентрированной серной кислотой, — просветила я духа. — Но давай вернемся к оборотню. Если ты считаешь, что он может существовать, то кто он? Граф, графиня, кто-то из слуг? Лично я ставлю на графа. Он имел все шансы воткнуть Джеральду иголку в шею. Это, конечно, дело благое, но с точки зрения морали не совсем… принятое.
— А я думаю, что это кто-то из слуг, — не согласился со мной Ула. — Граф сам вряд ли бы стал марать ручки грязными делами. Другое дело поручить все преданному слуге…
Я зевнула так, что за ушами свело. Нет, пытка бессонницей — страшное дело. Уже сейчас я все готова была отдать за часок хорошего оздоровляющего сна. Как мне показалось, начал действовать закон подлости. Если все бубнят тебе на ухо: “Не спи! Не спи!” — обязательно вырубишься. Я еще раз зевнула и перебралась на кровать.
— Эй, не вздумай заснуть! — всполошился Ула. — Спать никак нельзя!
Я придержала пальцами слипающиеся веки. Спать в самом деле было нельзя, но так хотелось… Я незаметно постаралась доползти до подушки и укрыться там. Но Ула гундящей совестью тут же материализовался рядом:
— Ну че ты дрыхнешь? — заныл он. — Ну че это такое? Ты же не хотела спать, собиралась лезгинку отплясывать…
Уже в полусне я удивлялась сама себе, идиотка набитая! Ведь мне и правда сначала не хотелось спать. Я честно собиралась посумерничать с Джеральдом и немножко поудивлять графьев во мраке ночи, но сейчас удивился только Ула. Хотя скоро его оскорбленные вопли сменились странным попискиванием. Я не сильна в зоологии, но, по-моему, примерно так какие-нибудь ушастые летучие мыши сообщают о надвигающейся опасности.
— Происки врагов! — возопил он, рея над моей кроватью. Я уже отключалась, так что дальнейшее помнила смутно. Кажется, Ула вопил что-то о подсыпанном снотворном… Я еще раз обругала себя идиоткой и гиеной и надолго выключилась из общего ритма жизни…
По старой, давно сложившейся традиции, я, импровизированная спящая красавица, проснулась вовсе не от сопения аденоидного принца над комфортным гробом-полулюксом. Как водится, я опять лежала на холодном каменном полу, мордой вниз и мозгами наружу. Голова болела страшно. Я с трудом оторвала свой ноющий чугунок от спасительно прохладного пола и огляделась. Было даже не темно, откуда-то весело-вредно пробивался свет, по подвалу разгуливал миленький сквознячок, а в углу кто-то истошно всхлипывал хором. Этот-то хор меня и насторожил. Присмотревшись, я заметила большую шевелящуюся кучу тряпок в углу и несколько пар поблескивающих глаз.
— Здравствуй, глюк! — выдавила я. Вой усилился. Кто-то жалобно вякнул:
— Гляньте, очнулась!
Я обрадовалась. Гуманоиды, братья по разуму! С удвоенными силами я поползла на голоса. По мере приближения я отметила, что подвал, где мы сидели, был длинным и узким, а народу в нем гораздо больше, чем показалось мне вначале. Наконец обнаружилось, что подвал набит девицами, разной степени зачуханности и завывающими на разные голоса.
— Ты кто, милая? — раздался опять тот же голос самой смелой подпольщицы. — Богатая, видно…
— Богатая? Из аристократов? — оживилась какая-то кучка тряпок с правильным выговором. — Кто вы, назовите ваше имя? — на полусвет явилось длинноносое аристократическое лицо, правда со следами плебейской грязи.
— Меня зовут баронесса Магдалена Валленхельм, — просипела я. — А кто вы? Где я нахожусь?
Вытье усилилось. Под бэк-вокал этого импровизированного греческого хора длинноносая радостно сообщила:
— Как приятно встретить человека своего круга! Позвольте представиться — баронесса София Рюккель! К сожалению, не могу ответить на ваш первый вопрос — я и сама не знаю, где мы.
На свет выползало все больше девиц. Когда они все перестали мелькать и шевелиться, я пересчитала их. Десять. Я была одиннадцатой. Все девицы, как я уже упоминала, были грязными и зареванными. Лишь какое-то подобие бодрости сохраняла длинноносая София, но и она украдкой утирала слезы. Я сразу отметила одну странность во внешности девиц. Если всех этих детей подземелья отмыть, то они могли бы вполне сойти за родных сестер. Все девахи как на подбор были зеленоглазыми, грудастыми и вроде бы рыжими (точно сказать, конечно, не могу)… Да это же я, только неудачно клонированная! Во имя главного компьютера НАТО, сдохшего от вируса “Аленушка”! Я тоже зеленоглазая, рыжая дура с большой грудью!!! Я взвыла. Хор слаженно поддержал. Наревевшись, я почувствовала, что мои мозги готовы работать, и принялась резво обдумывать сложившуюся ситуацию.
Ну, то что именно этих грязнулек считают невинными жертвами кровожадного оборотня, я сообразила сразу. Только вот оборотень этот какой-то странный. Или, может, он блокадный. Еду в кладовку на черный день складывает. К тому же этот кладовщик-недоучка не отличается любовью к разнообразию, а собирает абсолютно одинаковых девиц. Может, он и правда хочет совершить революцию в клонировании? Какая там овечка Долли, когда тут сразу десять овец собрались под одной крышей и блеют.
— Давно вы тут? — спросила я девиц.
Десять голосов забубнили одновременно. Наконец путем сопоставлений и переругиваний мы установили, что первая девица пропала около трех месяцев назад, а предпоследняя (ею, кстати, оказалась София) — две или три недели назад. Кроме все той же Софии, девчонки были рабоче-крестьянского происхождения. Итак, вот что мы имели: девять штук простых девиц, плюс одна натуральная аристократка, одна липовая. Возраст — от шестнадцати до двадцати трех. Внешность — почти одинаковая, степень зареванности и запачканности варьируется от грязной до очень грязной, плюс одна беременная баба (жена кузнеца) в никаком состоянии. Состояние духа у всех девиц было одинаково плачевное. Поэтому я как самая бодренькая взяла командование на себя.
— Не реветь! — перво-наперво распорядилась я. — Нам надо обдумать, как отсюда выбраться!
— Да как же отсюда выберешься? — всхлипнула София. — Дверей-то нет. Вообще-то есть одна в углу, но она снаружи чем-то приперта или заколочена. Только вон дырка в потолке, нам через нее еду спускают. А так до нее не добраться. Пробовали уже.
Я посмотрела наверх. В самом деле, свет пробивался через дыру в потолке, в данный момент прикрытую какой-то тряпкой. Дыра была достаточно большой, чтобы через нее мог пролезть человек, но вот только потолок был высоко.
— А стучать, кричать, мычать, выть пробовали? — спросила я, уже зная ответ.
Меня заверили, что испробовано было все, вплоть до хорового пения неприличных частушек. Как положено, безрезультатно.
— Ну ничего, — бодренько произнесла я. — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем. А пока скажите хоть, как вас всех зовут, чтобы мне не вопить в экстренной ситуации: “Эй, ты, слева! Да не ты, а та, что сбоку у правой стены!”
Девицы оживились и забормотали:
— Барбру… — самая грязная, сидит тут дольше всех.
— Грета…
— Лизбет…
— Ульва… — эта постоянно причитала и подвывала.
— Инга…
— Клара…
— Анна Мария Монсдаттер из Роннебю…
— Анна Мария Ольсдаттер из Варнабю… — Нет, мало того, что все девицы похожи друг на друга, так что в глазах двоится, у них и имена еще одинаковые!
— Лилли… — это беременная жена кузнеца. Она заметно приободрилась и даже подползла ближе. Вообще, эта стая дохлых куриц ожила с моим приходом и теперь возлагала на меня надежды на спасение. Похоже, куда бы я ни пришла, везде меня будут воспринимать как спасительницу, освободительницу и защитницу слабых. Планида у меня такая. Податься, что ли, в большую политику по возвращении в Россию?.. Там ума большого не надо, только чувство юмора и непрошибаемость. Эх, составлю конкуренцию Жириновскому…
— Что ты думаешь предпринять? — Это длинноносая красавица София вопросительно уставилась на меня.
Я вздохнула, посмотрела на дыру в потолке и спросила:
— А как вам приносят еду?
— Спускают на веревке в корзинах. — Это, кажется, Лилли подала голос.
— На веревке… — В моей голове забрезжила какая-то слабая идейка. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Веревка, веревка… Внезапно на меня снизошло прямо-таки озарение, и мою воспаленную черепушку посетила МЫСЛЬ. Ну ничего гениального, но попробовать стоит.
— Когда приносят еду? — спросила я.
— Обычно вечером, когда темнеет, — ответила София. — А что?
— Есть один план, — уклончиво ответила я, — но я не совсем уверена в успехе. В любом случае надо подождать до вечера.
Девицы возрадовались, будто им кто показал портрет голого Ди Каприо. Хотя в те времена этот слезоточивый сопливец еще не родился. То есть не реинкарнировался. Слава богу!
Девицы шумно перемещались с места на место. Ишь, сразу заулыбались, затарахтели, овцы! Нет, они точно принимают меня за новую Жанну Д'Арк! Думают, сейчас я с воплем кинусь на баррикады и потребую права частной собственности на землю и участия женщин во всеобщих выборах… Нет, кажется, Жанна Д'Арк требовала чего-то другого и бросалась отнюдь не на баррикады… Ну да фиг с ней! Знаю, она все равно была бы рада.
Девицы принялись забрасывать меня расспросами о своих родственниках в местных деревнях и селах. Я мало что знала, но сказала, что их всех считают погибшими от рук (или зубов?) оборотня.
— Оборотня! — фыркнула София. — Чушь! Меня похитил обычный человек. Мужчина. Я его видела.
— Оборотни и выглядят как обычные люди, — провыла Ульва. Уж ее-то постоянное хныканье ни с чем не спутаешь. — А в полнолуние они превращаются в страшных волков!…
— Подожди, подожди, — перебила я Ульву, которая, похоже, опять хотела изобразить древнегреческий хор. Я повернулась к Софии. — Ты видела того, кто тебя похитил? Как это произошло? Кто этот человек?
София сдвинула брови, размышляя:
— Я видела его в имении Маленбергов. Кажется, он там работает, но кем, сказать не могу. Он схватил меня, когда я гуляла в саду, и сильно ударил по голове. Я успела рассмотреть его лицо перед тем как потерять сознание.
— А как ты оказалась в саду? — не поняла я.
— Я же жила у Маленбергов! — На лице Софии было написано крайнее удивление тем, что я не знаю такого простого и общеизвестного факта. — Я приезжала навестить графиню. Разве ты ничего обо мне не слышала?
Я покачала головой:
— Я прожила у Маленбергов несколько дней, но о тебе ни разу не упоминали. Интересно, почему… Скорее всего они оба замешаны в этом деле. Или все это проделывает граф, а графиня ему потакает из-за большой и светлой любви. Но с какой целью они все это делают?..
— Они чудовища! — опять завела свою волынку Ульва. — А в полнолуние они превратятся в волков и растерзают нас!… Я не хочу умирать так рано!
Все дружно на нее зашипели. И вправду Ульва своими воплями наводила еще большую тоску. Тоже мне Кассандра деревенского масштаба, блин!
— Тебя, пожалуй, не растерзают! — буркнула я. — Соплей многовато… Что ты вопишь: съедят, растерзают?! Если бы это был настоящий оборотень, он не складывал бы вас аккуратно в кладовку, а растерзал бы на месте. Нет, я склонна думать, что все это — дело рук маньяка.
— Кого? — раздался почтительный шепот.
— Ну дегенерата припадочного… Ой, то есть сумасшедшего человека.
София энергично закивала:
— Я тоже так думаю! Это дело рук безумца, поэтому нам просто необходимо выбраться отсюда.
Я промолчала, но внутренне подивилась. Неужели эта стая подбитых уток три месяца меня ждала, чтобы начать действовать? Да если бы меня вдруг схватили и запихнули в вонючий погреб без права переписки и общения с родственниками да еще в компании с кучей придурковатых баб, ох, чтоб я сделала! Хотя, в принципе, все так и вышло. Я сижу ведь в погребе, без права переписки… с фантастическим планом спасения, который легко может провалиться. Но все равно, я еще что-нибудь придумаю. Вопрос в том, сколько у меня времени. На помощь извне я абсолютно не рассчитывала. Джеральда, муженька моего задолбанного, уж, наверное, отправили в Англию. Слава богу! На Улу рассчитывать было нечего. Небось летает где-нибудь, переживает, орет дурным голосом, как мартовский кот на скользкой крыше, а сделать ничего не может. Ну уж пусть у меня лучше такой Помощник будет, чем вообще никакого, как у Джеральда (хотя теперь у него Мэри Джейн, но это сомнительная радость).
Вообще ощущалась острая нехватка рыцаря на белом коне и желательно с автоматом. Нет, конечно, я знала, что к двадцатому веку их поистребляли всякие там суфражистки и чересчур самостоятельные бабы, но я не думала, что их истребление началось так рано. Шестнадцатый век, а на горизонте ни одного мало-мальски впечатляющего склада коллекционного металлолома верхом на арабском скакуне турецкого ширпотреба. Ау! Я здесь и меня можно спасти!… Нет ответа. Я пригорюнилась, подперла шеку ладошкой. Ну точь-в-точь Василиса Прекрасная в ожидании какого-нибудь красного молодца, который, вместо того чтобы к ней ехать, свернул налево.
София, видно, думала о чем-то схожем, потому что вздохнула и произнесла:
— Эх, если б мой отец знал, где я. Тот мерзавец, что нас похитил, горько пожалел бы об этом. Отец убил бы его!
Я заинтересовалась:
— Что, твой папа владеет восточными единоборствами? Четыре пояса и кровавое кимоно? Или денег много?
Из всего, что я ляпнула, София поняла только последний вопрос и гордо выпятила грудь:
— Мой отец очень могущественный человек. Ему подвластно почти все. Ему ничего не стоит снарядить целый отряд на мои поиски. Не сомневаюсь, что именно это он и сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42