начинает печатать ряд исторических романов, которые сделали его популярным не только на родине, но и во всей Европе и Америке. Будучи сотрудником и соредактором периодических изданий (главным образом «Stowo»), С. принадлежал к консервативной, старошляхетской партии, хотя во многих своих произведениях выступает в защиту демократии. В общем С., однако, довольно чужд политики и стоит на почве исключительно художественных интересов. Популярность С. достигла зенита после появления романа «Без догмата» и с тех пор продолжает стоять на том же уровне. Обеспеченное материальное положение дает ему полную возможность работать, следуя исключительно внутреннему влечению и систематически расширять свой художественный кругозор новыми путешествиями; экскурсии в Африку дали ему материал для ряда высокохудожественных и интересных писем. Живя то в Варшаве, то в Кракове, С. принимает некоторое участие в местных общественных делах: так, он был одним из самых деятельных членов комитета, заведовавшего сооружением памятника Мицкевичу. С. состоит членом-корреспондентом нашей академии наук. Новеллы, повести, путевые очерки и романы С. могут быть разделены на две главные группы – историческую и психологически общественную. Исторические произведения С. в свою очередь распадаются на две группы: рассказы из польской истории, главным образом XVII в., и из первого периода христианства. Романы из польской истории могут быть названы по преимуществу патриотическими. Таковы романы: «Огнем и мечем», «Потоп», «Пан Володыевский» и «Меченосцы». Три первые романа связаны хронологическую преемственностью и участием в ходе действия одних и тех же персонажей. Особенный успех, почти небывалый, выпал на долю «Огнем и мечем». Роман написан увлекательно; события изгаляются согласно польским историческим источникам, впрочем, безусловно авторитетным; фактических ошибок в романе почти нет (это отмечает и проф. В. Б. Антонович, в своем замечательном этюде об этом романе). Но роман не уясняет, каково было социальное положение Украины, каковы были причины кровавых столкновений, почти стихийной борьбы. Внутренняя сторона жизни тогдашней Украины также остается нераскрытой пером романиста. Краски положены неравномерно; изображение польской стороны вышло гораздо ярче и рельефнее, чем изображение казаков. Героем романа является Иеремия Вишневецкий, получивший громкую известность и среди поляков, и среди казаков. С. идет по следам польской литературной традиции. Идеализм, составляющий у С. отличительную черту его героя, является неуместным в Вишневецком даже в том виде, в каком романист его изобразил. Самой яркой и действительно прекрасной фигурой романа может считаться «Польский Фальстаф» – Заглоба. Роман «Потоп» и по техническим приемам, и по пониманию смысла событий выше «Огнем и мечем», хотя польская публика и критика встретила его с меньшим энтузиазмом. Войны Польши со шведами изложены очень ярко и пластично. В описании осады Ченстохова автор достигает замечательного совершенства и является вполне эпическим писателем. Характеристика исторических деятелей написана мастерски и согласно с источниками. Индивидуализм старой Польши освещен с самой симпатичной стороны. В некоторых частностях сказывается влияние Дюма, что, впрочем, можно подметить и в «Огнем и мечем». «Пан Володыевский» слабее двух предыдущих романов по замыслу и исполнении, хотя изобилует превосходными описаниями картин природы. Некоторые сцены – захватывающая по лиризму (напр. речь над гробом Володыевского). Новелла: «Татарский плен» свидетельствует о глубоком понимании автором психологии прошедшего, хотя она и написана под некоторым влияниям «El principe constante», в передаче поэта Словацкого. Роман «Меченосцы», изображающий борьбу поляков с тевтонским орденом, по художественным приемам примыкает к предыдущим. Изображая отдаленную историческую эпоху, о которой сохранились сравнительно немногочисленные свидетельства, С. обнаруживает большой такт, избегая всяких натяжек и вымыслов и сосредоточивая внимание читателя на изображении действующих лиц. Заслуживает внимания мастерское ведение диалога. Романы и повести, посвященные раннему периоду христианства, стоять в художественном отношении выше патриотических. С. очень хорошо знаком с древней римской культурой; его рано стал занимать и психологический процесс перехода от языческого миросозерцания к христианскому. Новелла «Пойдем за Ним» является превосходной попыткой воспроизвести "этот процесс. Всемирную известность приобрел роман С. «Qao vadis?», особенно популярный в Америке и Италии. С. рисует здесь картину умирающего языческого Мира и нарождающегося христианского. Картина языческого мира написана с замечательным совершенством, почти безупречно. Автор изучил источники, особенно Тацита, и памятники пластического искусства. Христианская община изображена менее ярко и рельефно, Великолепно обрисованы фигуры Нерона и Петрония. Роман изобилует сценами, полными трагизма. В одной из них (Лигия на рогах тура) можно усмотреть и символическое значение.
Психологические и общественные романы и новеллы С. отличаются разнообразием сюжетов. В новелле он достигает такого же совершенства техники, как Мопассан. В ранних новеллах С. много лиризма, задушевности и скрытой горечи. Автор неоднократно подчеркивает историю судьбы, жестоко глумящейся над обездоленными и слабыми («Янко музыкант», «За хлебом», «Бартен Победитель», «Из записок учителя», «Морской сторож», «Понапрасну», «У источника»). Грустное, почти пессимистическое настроение особенно чувствуется в роман «Без догмата». Универсальность типа, выведенного в лице Плошовского, не подлежит сомнению. Плошовский – Печорин новейшего склада, человек, у которого воля почти атрофирована, а рядом с этим существует болезненная впечатлительность, вдумчивость, культ красоты и интеллектуальных наслаждений. Анелька – эпическипростой и привлекательный тип. Неспособность «К чувству и активной деятельности ведет за собой гибель Плошовского и Анельки: Плошовский, чувствуя, что ему недостает „жизненных основ“, кончает самоубийством. В лице Плошовского С. закрепил отживающий свой век тип отчасти декадента, отчасти умственного сибарита, отторгнутого от нормальной почвы. У Плошовского есть, в произведениях С., предшественники: студент в романе „Na marne“ и доктор в драме „На одну карту“. Первый – тип искалеченного жизнью позитивиста-идеалиста, второй – демократ-позитивист, делающий карьеру политической игрой, с твердой волей, но без нравственных устоев, что в конце концов и губить его. Семья Поланецких» – бытовой роман, производящий свежее и бодрящее впечатление. Он рисует часть интеллигентного польского общества – именитого шляхетства старой формации и вновь нарождающейся буржуазии, вышедшей главным образом из среды разорившегося дворянства. Герой романа, Поланецкий – человек заурядный во всех отношениях, с средним умственными" развитием и сильной волей. Романист выводит его в различные моменты личной жизни и указывает на следы романтизма, от которого Поланецкий и многие другие лица романа еще не успели отрешиться. Героиня романа, Мариня Плавицкая, сделавшаяся женой Поланецкого, принадлежит к разряду простых и бесхитростных существ" по инстинкту неиспорченной природы знающих прямой и верный жизненный путь. В романе довольно много разновидностей польской интеллигенции, отделанных, отчасти, с замечательным совершенством (Букацый, Завиловский, Машко). Из женских фигур, вроде Марини, с большим чувством и реализмом изображены больная девочка Литка и ее мать Хвастовская; с отрицательной стороны обрисованы Офновская, Кастелли, Креславевии, Броничева. Роман проникнуть бессознательным оптимизмом. Общество, изображаемое С., не смотря на свои слабости и недостатки, обладает достаточными устоями, определенными идеалами, жизненной бодростью и способностью к возрождению. Роман «Семья Поланецких» – наиболее объективное и, после «Quo Vadis», наиболее зрелое в художественном отношении произведете С. Современное польское общество изображено в нем беспристрастно и с достаточной полнотой. Сфера личных и даже эгоистичных интересов преобладает в нем над сферой общественных. – Путевые очерки С., особенно его американские рассказы, отличаются высокими достоинствами. Описания природы безукоризненны; психологический анализ достигает иногда замечательной глубины (напр., рассказ о смерти Лилиан). благодаря наблюдательности и широкой подготовки автора, его путевые очерки не только развлекают, но и дают ценные этнографические сведения. – С. не обладает талантом драматурга; его сценические опыты неудачны по композиции, хотя некоторые персонажи задуманы очень глубоко. Как теоретик романа и искусства вообще, С. высказывается во многих местах своих произведений. Особенно интересны его рассуждения на эти темы в романе «Без догмата». С. – враг натурализма; в своих «Письмах о Золя» он безусловно осуждает философию французского романиста. Некоторые приемы С. напоминают манеру Тургенева; вообще по таланту и миросозерцанию более сходен с русскими романистами, чем с французскими (его без основания сравнивали с Бурже). Полное собрание сочинений С. на польском языке издается в Варшаве. – Отзывы польской критики о С. весьма многочисленны. Лучшим выражением крайнего увлечения романами С. являются статьи проф. краковского университета гр. Тарновского, посвятившего С. целую книгу («Studja»). Ее слабые стороны – отсутствие сравнительного элемента при анализе сочинений С. и слишком панегирический тон. В противоположную крайность впадает отчасти образцовый польский критик Хмелевский («Nasi powiesciopisarze» и статьи в «Ateneum»), анализирующий весьма тонко и научно романы С. В оценке исторических его романов Хмелевский почти примыкает к мнениям Антоновича и Пыпина. В «Без догмата» Хмелевский видит особый вид болезни воли. О художественном даровании С. Хмелевский очень высокого мнения. Критические опыты Богуславского и др. освещают с различных сторон произведения С. и заключают интересные параллели и сопоставлении. В этюде Спасовича о «Семье Поланецких» автор с обычной глубиной анализа подчеркивает выдающиеся достоинства этого недостаточно оцененного критикой романа (статья Спасовича имеется и на русском языке, в «Собр. Сочинений»). Из русских критиков В. Б. Антонович («Киевская Старина», 1885, 5), анализируя причины успеха романа «Огнем и мечем», приходит к заключению, что С. стоит на уровне польско-шляхетских представлений о причинах казацких войн XVII ст. и что польское историческое самосознание не сделало с того времени особенных успехов. Проф. Антонович указывает на идеализацию Иеремии Вишневецкого, как на пример односторонности понимания С. исторических событий. Взгляды В. Б. Антоновича разделяет и А. Н. Пыпин («Вестник Европы», февраль, 1888 г.). Гораздо мягче отнеслась русская критика к психологическим романам С. С особенной похвалой отзывается о «Без догмата» Влад. Каренин («Вестник Европы» 1891 г., июль), признающий за Плошовским универсальность типа, а за романом – высокую художественность. Столь же положительную оценку этого романа дает А. Волынский в «Северном Вестнике» (1891, 12). Ив. Иванов сопоставляет Плошовского с Печориным и не находить новых мотивов в романе С. («Мир Божий», 1895, II). М. А. Протопопов, в статье «Вина или несчастье?», видит в Плошовском бесплодно рефлектирующего человека, обреченного на гибель и глубоко несчастного («Русская Мысль», 1893, март). «Семья Поланецких» в статье Л. Е. Оболенского (кн. «Недели», 1895, III) разбирается с общественной точки зрения; автор отмечает оторванность от почвы изображенной С. интеллигенции. Со стороны замысла «Семья Поланецких» не удовлетворяет и И. Гофзиеттера («Сенкевич, как психолог современности», СПб., 1896), отрицательно относящегося к Поланецкому. Замечательную статью о «Quo Vadis» написал проф. Мищенко («Античные мотивы в произведениях Сенкевича», «Рус. Мысль», 1897, 8); он очень высоко ставит роман С. и признает за автором основательное знание источников. Г. Шепелевич напечатал в 1894 г. отдельной брошюрой отрывок из своей публ. лекции о без догмата, две статьи его же о С. вошли в сборник: «Наши современники» (СПб., 1899: «Сенкевич как романист психолог» и «Исторические романы Г. Сенкевича»). Отзывы западноевропейской критики, особенно французской (в «Revue de d. eux Mondes» и др.), вообще благоприятны для С., но ничего нового в литературу сюжета они не вносят. Тоже можно сказать и об отзывах итальянской критики (в «Согriere di Napoli», в «llustrazione» и др.), восторженно отзывающейся о «Qao vadis» и «Семье Поланецких». Более библиографическим, чем критическим характером отличаются отзывы о С. в немецкой и английской журналистике; впрочем, в предисловиях к немецким переводам встречаются интересные замечания (напр. Левенфельда). Переводы на русский язык произведений С. весьма многочисленны, но далеко не одинакового достоинства. Образцовыми можно признать пер. В. М. Лаврова (изд. «Русской Мысли»). Сочинения С. изданы в Киеве в неудовлетворительном переводе г. Домбровского. Многие сочинения С. переведены на английский, немецкий, итальянский, французский, финский, шведский, норвежский, испанский и даже на volapuk. В Италии в последнее время отдельные сцены из «Qao vadis» ставятся в народном театре. Произведения С. вдохновили некоторых польских и иностранных живописцев. Лучшие иллюстрации отдельных романов С. после польских – американские и английские.
Л. Шепемевич.

Сен-Санс

Сен-Санс (Charles-Camille Saint-Saens) – известный французский композитор, род. в Париже в 1835 г. Teopию композиции изучал у Маледена и Галеви. Учился в парижской консерватории игре на органе и был органистом в парижских церквах. Впервые как композитор С. С. выступал, начиная с 1856 г., с симфониями, имевшими успех. В особенности его имя выдвинулось благодаря его операм «Samson et Dalila», «Henri VIII», «Etienne Marcel» включенным в репертуар почти всех больших сцен Европы, его симфонические поэмы «Phaeton», «Le rouct d'Omphales», «Danse macabre», «La jeunesse d'Hercule» и др. исполняются почти всеми симфоническими оркестрами. Написал еще кантату «Promethee», квартеты, квинтеты, много духовных сочинений, концертов для разных инструментов, сочинений в области камерной музыки и пр. Из мелких вокальных его сочинений выдаются: «Melodies Persanes», для пения с фортепиано. С.С. приезжал в 1875 г. в Петербург. Сенсуализм – термин новый: во всеобщее употребление его ввел Кузен, который в своей «Historic generale de la philosophic» противополагает С. идеализму и, следовательно, обозначает этим термином направление, которое теперь принято называть материализмом. Это значение термина С. не удержалось. Сенсуализмом принято теперь называть известное направление в решении гносеологических вопросов, противоположное интеллектуализму или рационализму. Основные воззрения С. состоят в следующем. Он отрицает врожденные идеи (Condillac, «Essai sur l'origine des connaissance humaines», 1, гл. 2, 9), иначе говоря, признает за разумом лишь производное, не первоначальное значение. С. сводит все знание к ощущению: разум все свое содержание получает из ощущений («Nibil est in intellectu quod nоn ante fuerit in sensu»), а ощущение – из опыта; таким образом внешний мир является источником и критерием познания. В этом пункте заключается и сходство, и различие С. с материализмом. Оба направления утверждают, что источник всего нашего познания – внешний мир, но внешний мир понимается ими совершенно различно. Материализм верит в полное или частичное тождество содержания ощущений с качествами предмета, чего С. не признает. Бондильяк, в своем «Traite des sensations» (I, 2), заявляет, что статуя, одаренная обонянием, испытывает лишь чисто субъективное состояние, когда обоняет запах розы («les odeurs ne sont и, son egard que ses propros modifications ou manieres d'etre»). В вопросе об отношении ощущений к качествам предмета Кондильяк вовсе воздерживается от суждения, считая этот вопрос праздным («Тr. d. S.», 4-я часть, гл. 5, примеч. к 1). Таким образом С. отнюдь не ведет к материализму; напротив того, из него легче вывести субъективизм (т. е. отрицание возможности познать внешний мир и заключить, что все познание целиком развивается из внутренних состояний сознания. Это роднит С. с субъективным идеализмом (напр. Фихте); разливе между ними заключается лишь в понимании деятельности субъекта. Для субъективного идеализма сущность сознания состоит в синтетической деятельности разума, и ощущение есть лишь одна, и притом низшая ступень этой деятельности; для С., наоборот, в ощущений и состоит вся деятельность сознания,. из него выводится мышление и т. д. («La sensation enveloppe tontes les facnites de l'Sme» – «Traite des Sens.» 1, гд. 7, 2). Кратко эту мысль выражает Гельвеций в словах: juger, c'est sentir. Из такого отожествления мышления с ощущением следует, что никаких особых законов мысли нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121