На брата Сая.
Вряд ли Тревис мог выбирать, как он будет выглядеть. Новая кожа, спаленная и возрожденная в горячем пламени Крондизара, все еще была мягкой и чрезвычайно чувствительной. Приходилось постоянно защищать ее; даже в такие ясные дни Тревис не снимал пальто, приобретенное на распродаже ношеных вещей.
С глазами случилась та же история. В тот первый день, когда они с Грейс вернулись на Землю, Тревис обнаружил, что больше не нуждается в коррекции зрения. Он по-прежнему мог носить очки старого стрелка, но они все искажали и придавали вещам причудливый вид. Последнее время Тревис носил их в кармане как память о Джеке Грейстоуне, как будто ему требовалось еще какое-нибудь напоминание, кроме тайной руны, что украшала ладонь его правой руки.
Как и кожа, глаза Тревиса обладали высокой чувствительностью. Яркий свет причинял им боль, хотя он обнаружил, что может превосходно видеть ночью. Тревис купил за три доллара у уличного торговца пару изогнутых солнечных очков и никогда не снимал их с рассвета до заката, а порой носил и в темное время суток.
Что касается лысой головы, этот выбор он сделал сам. Вскоре после возвращения волосы стали снова отрастать и распространились почти по всему телу, как и раньше, за исключением лишь того, что теперь они были немного рыжее. Однако жутко огненные завитушки не имели ничего общего с его старыми рыжевато-коричневыми волосами.
Для Тревиса это оказалось слишком сильным напоминанием о том, что с ним случилось. Поэтому он взял бритву и наголо обрил голову. По крайней мере у его черепа не было лунной поверхности из кряжей и кратеров. Это отличало Тревиса от брата Сая.
Несколькими неделями позже появилась эспаньолка. Тревис никогда в жизни не носил бороды; с другой стороны, раньше он никогда не носил и это тело, так что перемена казалась к месту. А относительно висящих в каждом ухе серебряных колец, что ж, Тревису трудно пришлось, когда он объяснял их происхождение Грейс.
В некоторых кварталах, где я провожу поиски, люди не примут тебя за своего, если у тебя нет пирсинга, Грейс.
Она приняла это объяснение, но Тревис не был уверен, что вел себя с ней до конца откровенно. Вряд ли он действительно понимал причину, по которой в салоне тату позволил мускулистому парню с серьгой в носу уговорить себя.
— Не важно, хочешь ты их или нет, — сказал он, проводя рукой по гладкой голове Тревиса. — Они тебе нужны.
Быть может, парень прав. Огненный Камень уничтожил Тревиса, затем выковал его заново. И хотя он все еще оставался человеком, а не богом и не чудовищем, он не был до конца уверен, что является все тем же человеком, что и прежде. Он все еще носил имя Тревиса Уайлдера. Все еще обладал его мыслями, воспоминаниями, его страхами. И ладонь его правой руки все еще украшал выжженный магический символ. И все равно внутреннее чутье подсказывало Тревису, что каждая молекула его тела совершенно новая. Так или иначе, новая внешность помогала легче перенести таинство перевоплощения.
Как только Тревис почувствовал, что приближается ветер, он снял шапку. Теперь он извлек шапку из кармана полушинели, того самого кармана, в котором и нашел шапку после того, как купил френч на распродаже ношеной одежды на южном Бродвее всего за четыре доллара. Шапка отдаленно напоминала черный бесформенный берет. Грейс сказала, что она похожа на плохой парик или дохлую кошку, в зависимости от того, под каким углом посмотреть. Тревису шапка нравилась.
Натянув шапку на голову, за своим отражением в оконном стекле он мельком увидел горы. Они нависали над пропастью между двумя зданиями, подобно серым призракам на горизонте. На какое-то мгновение ему стало жаль, что он не сможет вернуться туда, в горы, в Касл-Сити. Разве не там они всегда помогали ему решить, что нужно предпринимать, — брат Сай, сестра Миррим и темное дитя Саманта?
Но в тех местах больше нет этого удивительного трио. Рискованно и, быть может, глупо извещать кого бы то ни было о том, что он жив и находится на Земле, однако несколько ночей назад Тревис снял телефонную трубку и набрал номер службы информации.
— Назовите город, пожалуйста, — прогудел записанный голос.
Он помедлил, затем произнес нужные слова:
— Касл-Сити.
— Назовите абонента.
Это труднее. Тревис подумал о Джейс Уиндом, но она служит помощником шерифа. Разве ей не придется доложить о любом разговоре с Тревисом шерифу Домингесу? В конце концов Тревис уже дважды исчезал с места пожара, в котором все остальные погибали.
— Дэвис или Митчелл Бэрк-Фейвер, — не успев как следует подумать, выговорил он.
— Минуточку.
Дэвис и Митчелл приходили в салун «Шахтный ствол» каждую пятницу, чтобы потанцевать под музыку кантри, заложенную в музыкальном аппарате. Они приходились Тревису достаточно близкими друзьями, чтобы помочь, однако не такими близкими, чтобы кидаться на его поиски. Кроме того, их ранчо было на юге города, недалеко от кладбища Касл-Хайтс. Если кто и мог увидеть там брата Сая, так это они.
На этот раз заговорил настоящий оператор. Она сообщила ему номер. Тревис набрал его. Раздалось два гудка, затем ответил глубокий гнусавый голос:
— Привет, Митчелл у телефона.
У Тревиса пересохло в горле. Наконец он все-таки выдавил из себя слова:
— Митчелл, это я.
Воцарилась тишина, наполненная лишь шипением из-за расстояния. Затем…
— Тревис? Тревис Уайлдер?
Разговор длился недолго, но, на удивление, не напряг никого из собеседников. Хотя Митчелл имел на это полное право, он ни разу не спросил, куда пропал Тревис, что с ним случилось или откуда он звонит. Вместо этого он выслушивал вопросы Тревиса и отвечал на них глубоким мелодичным голосом, который напомнил ему одного ковбоя-поэта, однажды услышанного по радио. К несчастью, Митчелл мог сообщить ему немногое. Он не видел в городе высокого человека в черном.
— Там есть твоя могила, Тревис. На холме в Касл-Хайтс.
— Знаю, — коротко ответил он. Ну все, достаточно.
— Будь здоров, Тревис. Мы будем по тебе скучать. Тревис не знал, что еще сказать. Он ограничился приветом Дэвису. Митчелл повесил трубку первым, оставив Тревиса наедине с треском помех.
Звонок лишь подтвердил то, что подсказывало внутреннее чутье. Брата Сая там, в горах, больше нет. Но где-нибудь же он должен находиться. Поэтому-то Тревис и провел последние недели, разыскивая его здесь, в этом городе.
Кроме того, если брат Сай все еще в Касл-Сити, ты не можешь вернуться туда, Тревис. Это слишком опасно. Там они будут искать в первую очередь.
Словно мысль эта послужила сигналом, Тревис поглядел на отражение в окне как раз тогда, когда к перекрестку приблизился глянцевый черный автомобиль. Загорелся красный свет, и машина остановилась, пропуская пешеходов. Тревис разглядел номерной знак: «ДЮРАТЕК — 33».
— Не будь идиотом, Тревис, — пробормотал он себе под нос. — Они управляют многонациональной корпорацией. Не все их машины разыскивают тебя и Грейс.
Двигаясь, как он надеялся, очень небрежно, Тревис отвернулся от окна и вместе с группой пешеходов перешел дорогу. Лишь миновав полквартала, он позволил себе обернуться и поглядеть в сторону перекрестка. Горел зеленый свет, и автомобиля нигде не было видно.
Тревис сунул руки в карманы. Он знал, что должен продолжать движение. До ночной смены в больнице оставались часы. Но он устал от ходьбы, устал от поисков. Тревис купил у уличного торговца чашку кофе, затем вскочил в свободную маршрутку до конца Шестнадцатой улицы. Потом пересек пешеходный мост над железнодорожными путями и спустился в зеленый парк у реки Платт. Уселся на бетонные ступеньки, ведущие к берегу, и уставился на протекающие мимо коричневые, как кофе в его бумажном стаканчике, воды Платта. Сделал глоток. Это, конечно, не мэддок, но Тревис почувствовал легкое покалывание энергии, побежавшей по венам.
Он поставил чашку на ступеньку, затем вытянул из-под черной футболки маленький кусочек кости на шнурке. Кажется, все было так давно и так далеко… тот день, когда он вытащил эту кость из мешка ведьмы у полуразрушенной крепости Кельсиор. В ушах Тревиса до сих пор звучал скрипучий голос старой карги.
Я и подумать не могла, что ты вытащишь именно ее. Одна линия — для Рождения, одна линия — для Дыхания, и еще одна — для Смерти, которая придет к каждому из нас.
В то время он не понял, что означала эта руна, к большому недовольству Грислы. Только потом, стоя в замерзших глубинах Ущелья Теней, когда Бельтан, умирая, лежал в пропитанном кровью снегу, а Рунные Врата отворились и освободили армии Бледного Короля, только тогда Тревис понял значение руны. Это надежда. Пока теплится жизнь, всегда будет существовать надежда.
Тревис крепко сжал руну в руке. Бельтан едва не расстался с жизнью, чтобы Тревис смог усвоить этот урок. И теперь Тревис не собирался бросать его в беде.
Очнись, Бельтан. Пожалуйста. Ты должен очнуться, чтобы мы отсюда убрались.
Тревис и Грейс больше не говорили на эту тему. Им и не требовалось. Оба знали, что обязаны вытащить Бельтана из города, прежде чем их обнаружит «Дюратек».
Тревис снова взялся за кофе, затем остановился, поскольку его внимание привлекла афиша на противоположном берегу реки. Ему следовало бы удивиться, но этого не произошло. Они повсюду.
На афише глупо улыбались мужчина, женщина и маленькая девочка — радовались оттого, что девочка выпускала голубя в безобразно синее небо. В небе висел острый, как серп, полумесяц луны, плавно переливавшийся в заглавную букву «Д».
«Дюратек. Миры возможностей».
Тревис вздрогнул. Он слишком хорошо знал, что в — действительности означает эта афиша. Как-то один из агентов сказал ему, что встреча Земли и Зеи неотвратима и миссия «Дюратека» заключается только в том, чтобы осуществить это слияние и убедиться, что все пройдет так, как полагается. Тревис знал, что агент лжет. Их настоящая миссия заключается в том, чтобы добраться до Зеи быстрее остальных, завоевать ее народ, загрязнить реки и лишить земли деревьев и минералов. И Тревис намеревался сделать все, что в его силах, чтобы помешать им осуществить задуманное.
Но даже если… даже когда проснется Бельтан, как они смогут вернуться на Зею? Серебряные половинки монеты, кажется, действуют лишь в одном направлении — с Зеи на Землю. Несмотря на все его опыты и эксперименты, выяснилось, что монеты на Земле не имеют никакой силы. Именно по этой причине Тревис проводил дни в поисках брата Сая.
— Где ты, Сай? — пробормотал он. — Кто ты?
Но порыв ветра унес его слова прочь.
Взгляд Тревиса лениво скользил по местности. На противоположном берегу реки вздымалась в небо громадная скелетообразная форма, выкованная из металлических балок. Затем ветер развернул флаг, свисавший сбоку сооружения:
СКОРО В ДЕНВЕРЕ
СТАЛЬНОЙ ХРАМ
Все, что вы ищете, находится прямо за углом…
Одна из тех гигантских новомодных мегацерквей. Чем больше, тем лучше, разве нынче не такая философия, вне зависимости от того, что продается? Если бы только слова на флаге оказались правдой, если бы только то, что он ищет, действительно находилось прямо за углом. Но, найдет он брата Сая или нет, они с Грейс все равно не смогут никуда отправиться, пока не проснется Бельтан. И хотя Тревис отказывался оставлять надежду, невозможно было сказать, когда это произойдет.
Почти каждую ночь, обычно часа в два, когда умолкали последние шорохи, он откладывал швабру и направлялся к палате Бельтана. Всякий раз Тревиса поражало, каким хилым и болезненным выглядел рыцарь в переплетении трубок и проводов. Бельтан всегда говорил, что он — защитник Тревиса, но Тревис знал, что сейчас все переменилось.
Каждую ночь какое-то время, несколько минут, а возможно, дольше, он смотрел на светловолосого мужчину, пытаясь разглядеть хоть малейший признак движения. Он знал, что Бельтан любит его. Именно это как-то в Перридоне и пытался сказать ему рыцарь, хотя Тревис не мог услышать его, потому как в тот момент направил руну Огня на мастера Эриона, и в его ушах гремел звук пламени. Только когда умирающий в стенах замка Спардис Бельтан поцеловал его окровавленными губами, Тревис наконец понял.
Что это означало — другой вопрос. Ночь за ночью Тревис стоял над постелью Бельтана, пытаясь представить, как кто-либо вообще способен любить его. Он хотел понять, сможет ли полюбить кого-нибудь. Затем, в конце концов, наверное, в отчаянии, Тревис склонился над рыцарем и прижал свои губы к губам Бельтана.
Это оказалось так легко, что он едва не рассмеялся. Его не поразила молния, не случилось никакого великого откровения, никакого сопротивления или внезапного пробуждения. Просто плоть коснулась плоти. И почему он, собственно, ожидал чего-то еще? Во всех своих полуночных грезах Тревис был так занят размышлениями о том, сможет ли он полюбить Бельтана, что забыл задать себе простой вопрос, любит ли он его. И что касается ответа, ну что ж…
Тревис краем глаза уловил, как что-то колыхнулось, словно темная птица. Он поднял глаза.
Не более чем в тридцати футах от него, на противоположной стороне парка, в центре голой площадки, залитой бетоном, стояла женщина. Она была высокая и гибкая, тело обтягивала черная кожа, ноги широко расставлены, и ботинки на высоком каблуке твердо стояли на земле. Короткие темные волосы гладко прилизаны, а на бронзовом овале лица запечатлелось мрачное выражение. Она стояла неподвижно, устремив взгляд золотых глаз прямо на Тревиса.
Тревис потянул в легкие воздух. Кто ты? — хотел спросить он. Но не успел звук сорваться с его губ, как воздух вокруг женщины покрылся рябью и складками и она исчезла.
21
Митчелл Шеридан Бэрк-Фейвер сел на постели и уставился на светло-серый свет между ночью и утром, ожидая, когда зазвонит будильник.
Осталось недолго. Жизнь на ранчо начиналась задолго до рассвета, вне зависимости от времени года. Скоро объявятся наемные работники. Они с грохотом пройдут на кухню и потребуют завтрак. Кроме того, нужно еще накормить и оседлать лошадей, выгнать на пастбище и напоить скот и починить мили забора. Чем раньше они начнут, тем скорее закончат.
Вряд ли Митчелл стал бы возражать против еще нескольких минут сна. Один Бог знает, как он устал. Хотя годы, казалось, становились короче, рабочие дни почему-то все растягивались. Но, несмотря на усталость, он больше не мог спать целую ночь. Черта с два. Митчелл постоянно думал о ценах на скот, о том, сколько нужно наторговать, чтобы протянуть зиму, и о стоимости сена. Разве не говорят, что чем старше становишься, тем короче сон?
Мы уже не молоды, Митчелл. Вокруг нас не бегают дети, поэтому можно просто забыть об этом. Нам далеко не тридцать, мы давным-давно устарели.
Он почувствовал в кровати рядом с собой движение. Митчелл повернулся и пробежал глазами по вытянувшимся под простыней очертаниям тела Дэвиса, крутым, словно высокогорные равнины. Сон разгладил морщины, вырезанные за эти годы ветром и солнцем, но Митчелл знал, они снова вернутся, как только Дэвис пробудится и улыбнется.
Все равно Дэвис с густыми волосами цвета пшеницы не сильно изменился с момента их первой встречи, произошедшей двадцать пять лет назад. Дэвис тогда работал в любительской ассоциации родео, а Митчелл был диктором ярмарочных площадей в Биллингсе, штат Монтана. Дэвис продержался на быке всего четыре секунды. Уже до того, как он ударился о землю, Митчелл знал, что их совместная жизнь продлится намного дольше.
Если Дэвис похудел еще больше, Митчелл со временем стал еще объемнее. Несколько лет назад его 32-й размер джинсов «Рэнглер» потихоньку уступил место 34-му. Затем, в прошлом месяце, после серьезных недовольств со стороны талии он не выдержал и купил в универсальном магазине Маккея свою первую пару 36-го размера. Тем не менее Митчелл был по-прежнему силен, об этом позаботилось ранчо, а его густые, черные, длинные, подкрученные вверх усы хорошо скрывали складки у губ. Что касается лысеющей головы… что ж, никто, кроме Господа Бога и Дэвиса, никогда не видел его без шляпы.
Кроме того, существовал еще один способ продления молодости. Именно поэтому он и Дэвис занялись танцами лет десять назад. Они достаточно хорошо натренировались и выиграли несколько призов на национальном конкурсе в Сан-Франциско. Когда танцуешь, невозможно чувствовать себя старым.
Вот только теперь в городе не осталось ни одного места, где можно потанцевать.
Митчелл вздохнул. Он понимал, что его пробудили отнюдь не мысли о лошадях, скоте и заборе. Откуда, черт возьми, звонил Тревис Уайлдер?
Митчелл не спросил, когда две ночи назад зазвонил телефон. Никогда не спрашивай человека, откуда он и куда направляется — таков кодекс ковбоя. Если он расскажет тебе по доброй воле, просто кивни и все. Но Тревис не сказал, где он сейчас и где пропадал все это время. Вопросы прямо-таки крутились в Митчелле, разрывали его на части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Вряд ли Тревис мог выбирать, как он будет выглядеть. Новая кожа, спаленная и возрожденная в горячем пламени Крондизара, все еще была мягкой и чрезвычайно чувствительной. Приходилось постоянно защищать ее; даже в такие ясные дни Тревис не снимал пальто, приобретенное на распродаже ношеных вещей.
С глазами случилась та же история. В тот первый день, когда они с Грейс вернулись на Землю, Тревис обнаружил, что больше не нуждается в коррекции зрения. Он по-прежнему мог носить очки старого стрелка, но они все искажали и придавали вещам причудливый вид. Последнее время Тревис носил их в кармане как память о Джеке Грейстоуне, как будто ему требовалось еще какое-нибудь напоминание, кроме тайной руны, что украшала ладонь его правой руки.
Как и кожа, глаза Тревиса обладали высокой чувствительностью. Яркий свет причинял им боль, хотя он обнаружил, что может превосходно видеть ночью. Тревис купил за три доллара у уличного торговца пару изогнутых солнечных очков и никогда не снимал их с рассвета до заката, а порой носил и в темное время суток.
Что касается лысой головы, этот выбор он сделал сам. Вскоре после возвращения волосы стали снова отрастать и распространились почти по всему телу, как и раньше, за исключением лишь того, что теперь они были немного рыжее. Однако жутко огненные завитушки не имели ничего общего с его старыми рыжевато-коричневыми волосами.
Для Тревиса это оказалось слишком сильным напоминанием о том, что с ним случилось. Поэтому он взял бритву и наголо обрил голову. По крайней мере у его черепа не было лунной поверхности из кряжей и кратеров. Это отличало Тревиса от брата Сая.
Несколькими неделями позже появилась эспаньолка. Тревис никогда в жизни не носил бороды; с другой стороны, раньше он никогда не носил и это тело, так что перемена казалась к месту. А относительно висящих в каждом ухе серебряных колец, что ж, Тревису трудно пришлось, когда он объяснял их происхождение Грейс.
В некоторых кварталах, где я провожу поиски, люди не примут тебя за своего, если у тебя нет пирсинга, Грейс.
Она приняла это объяснение, но Тревис не был уверен, что вел себя с ней до конца откровенно. Вряд ли он действительно понимал причину, по которой в салоне тату позволил мускулистому парню с серьгой в носу уговорить себя.
— Не важно, хочешь ты их или нет, — сказал он, проводя рукой по гладкой голове Тревиса. — Они тебе нужны.
Быть может, парень прав. Огненный Камень уничтожил Тревиса, затем выковал его заново. И хотя он все еще оставался человеком, а не богом и не чудовищем, он не был до конца уверен, что является все тем же человеком, что и прежде. Он все еще носил имя Тревиса Уайлдера. Все еще обладал его мыслями, воспоминаниями, его страхами. И ладонь его правой руки все еще украшал выжженный магический символ. И все равно внутреннее чутье подсказывало Тревису, что каждая молекула его тела совершенно новая. Так или иначе, новая внешность помогала легче перенести таинство перевоплощения.
Как только Тревис почувствовал, что приближается ветер, он снял шапку. Теперь он извлек шапку из кармана полушинели, того самого кармана, в котором и нашел шапку после того, как купил френч на распродаже ношеной одежды на южном Бродвее всего за четыре доллара. Шапка отдаленно напоминала черный бесформенный берет. Грейс сказала, что она похожа на плохой парик или дохлую кошку, в зависимости от того, под каким углом посмотреть. Тревису шапка нравилась.
Натянув шапку на голову, за своим отражением в оконном стекле он мельком увидел горы. Они нависали над пропастью между двумя зданиями, подобно серым призракам на горизонте. На какое-то мгновение ему стало жаль, что он не сможет вернуться туда, в горы, в Касл-Сити. Разве не там они всегда помогали ему решить, что нужно предпринимать, — брат Сай, сестра Миррим и темное дитя Саманта?
Но в тех местах больше нет этого удивительного трио. Рискованно и, быть может, глупо извещать кого бы то ни было о том, что он жив и находится на Земле, однако несколько ночей назад Тревис снял телефонную трубку и набрал номер службы информации.
— Назовите город, пожалуйста, — прогудел записанный голос.
Он помедлил, затем произнес нужные слова:
— Касл-Сити.
— Назовите абонента.
Это труднее. Тревис подумал о Джейс Уиндом, но она служит помощником шерифа. Разве ей не придется доложить о любом разговоре с Тревисом шерифу Домингесу? В конце концов Тревис уже дважды исчезал с места пожара, в котором все остальные погибали.
— Дэвис или Митчелл Бэрк-Фейвер, — не успев как следует подумать, выговорил он.
— Минуточку.
Дэвис и Митчелл приходили в салун «Шахтный ствол» каждую пятницу, чтобы потанцевать под музыку кантри, заложенную в музыкальном аппарате. Они приходились Тревису достаточно близкими друзьями, чтобы помочь, однако не такими близкими, чтобы кидаться на его поиски. Кроме того, их ранчо было на юге города, недалеко от кладбища Касл-Хайтс. Если кто и мог увидеть там брата Сая, так это они.
На этот раз заговорил настоящий оператор. Она сообщила ему номер. Тревис набрал его. Раздалось два гудка, затем ответил глубокий гнусавый голос:
— Привет, Митчелл у телефона.
У Тревиса пересохло в горле. Наконец он все-таки выдавил из себя слова:
— Митчелл, это я.
Воцарилась тишина, наполненная лишь шипением из-за расстояния. Затем…
— Тревис? Тревис Уайлдер?
Разговор длился недолго, но, на удивление, не напряг никого из собеседников. Хотя Митчелл имел на это полное право, он ни разу не спросил, куда пропал Тревис, что с ним случилось или откуда он звонит. Вместо этого он выслушивал вопросы Тревиса и отвечал на них глубоким мелодичным голосом, который напомнил ему одного ковбоя-поэта, однажды услышанного по радио. К несчастью, Митчелл мог сообщить ему немногое. Он не видел в городе высокого человека в черном.
— Там есть твоя могила, Тревис. На холме в Касл-Хайтс.
— Знаю, — коротко ответил он. Ну все, достаточно.
— Будь здоров, Тревис. Мы будем по тебе скучать. Тревис не знал, что еще сказать. Он ограничился приветом Дэвису. Митчелл повесил трубку первым, оставив Тревиса наедине с треском помех.
Звонок лишь подтвердил то, что подсказывало внутреннее чутье. Брата Сая там, в горах, больше нет. Но где-нибудь же он должен находиться. Поэтому-то Тревис и провел последние недели, разыскивая его здесь, в этом городе.
Кроме того, если брат Сай все еще в Касл-Сити, ты не можешь вернуться туда, Тревис. Это слишком опасно. Там они будут искать в первую очередь.
Словно мысль эта послужила сигналом, Тревис поглядел на отражение в окне как раз тогда, когда к перекрестку приблизился глянцевый черный автомобиль. Загорелся красный свет, и машина остановилась, пропуская пешеходов. Тревис разглядел номерной знак: «ДЮРАТЕК — 33».
— Не будь идиотом, Тревис, — пробормотал он себе под нос. — Они управляют многонациональной корпорацией. Не все их машины разыскивают тебя и Грейс.
Двигаясь, как он надеялся, очень небрежно, Тревис отвернулся от окна и вместе с группой пешеходов перешел дорогу. Лишь миновав полквартала, он позволил себе обернуться и поглядеть в сторону перекрестка. Горел зеленый свет, и автомобиля нигде не было видно.
Тревис сунул руки в карманы. Он знал, что должен продолжать движение. До ночной смены в больнице оставались часы. Но он устал от ходьбы, устал от поисков. Тревис купил у уличного торговца чашку кофе, затем вскочил в свободную маршрутку до конца Шестнадцатой улицы. Потом пересек пешеходный мост над железнодорожными путями и спустился в зеленый парк у реки Платт. Уселся на бетонные ступеньки, ведущие к берегу, и уставился на протекающие мимо коричневые, как кофе в его бумажном стаканчике, воды Платта. Сделал глоток. Это, конечно, не мэддок, но Тревис почувствовал легкое покалывание энергии, побежавшей по венам.
Он поставил чашку на ступеньку, затем вытянул из-под черной футболки маленький кусочек кости на шнурке. Кажется, все было так давно и так далеко… тот день, когда он вытащил эту кость из мешка ведьмы у полуразрушенной крепости Кельсиор. В ушах Тревиса до сих пор звучал скрипучий голос старой карги.
Я и подумать не могла, что ты вытащишь именно ее. Одна линия — для Рождения, одна линия — для Дыхания, и еще одна — для Смерти, которая придет к каждому из нас.
В то время он не понял, что означала эта руна, к большому недовольству Грислы. Только потом, стоя в замерзших глубинах Ущелья Теней, когда Бельтан, умирая, лежал в пропитанном кровью снегу, а Рунные Врата отворились и освободили армии Бледного Короля, только тогда Тревис понял значение руны. Это надежда. Пока теплится жизнь, всегда будет существовать надежда.
Тревис крепко сжал руну в руке. Бельтан едва не расстался с жизнью, чтобы Тревис смог усвоить этот урок. И теперь Тревис не собирался бросать его в беде.
Очнись, Бельтан. Пожалуйста. Ты должен очнуться, чтобы мы отсюда убрались.
Тревис и Грейс больше не говорили на эту тему. Им и не требовалось. Оба знали, что обязаны вытащить Бельтана из города, прежде чем их обнаружит «Дюратек».
Тревис снова взялся за кофе, затем остановился, поскольку его внимание привлекла афиша на противоположном берегу реки. Ему следовало бы удивиться, но этого не произошло. Они повсюду.
На афише глупо улыбались мужчина, женщина и маленькая девочка — радовались оттого, что девочка выпускала голубя в безобразно синее небо. В небе висел острый, как серп, полумесяц луны, плавно переливавшийся в заглавную букву «Д».
«Дюратек. Миры возможностей».
Тревис вздрогнул. Он слишком хорошо знал, что в — действительности означает эта афиша. Как-то один из агентов сказал ему, что встреча Земли и Зеи неотвратима и миссия «Дюратека» заключается только в том, чтобы осуществить это слияние и убедиться, что все пройдет так, как полагается. Тревис знал, что агент лжет. Их настоящая миссия заключается в том, чтобы добраться до Зеи быстрее остальных, завоевать ее народ, загрязнить реки и лишить земли деревьев и минералов. И Тревис намеревался сделать все, что в его силах, чтобы помешать им осуществить задуманное.
Но даже если… даже когда проснется Бельтан, как они смогут вернуться на Зею? Серебряные половинки монеты, кажется, действуют лишь в одном направлении — с Зеи на Землю. Несмотря на все его опыты и эксперименты, выяснилось, что монеты на Земле не имеют никакой силы. Именно по этой причине Тревис проводил дни в поисках брата Сая.
— Где ты, Сай? — пробормотал он. — Кто ты?
Но порыв ветра унес его слова прочь.
Взгляд Тревиса лениво скользил по местности. На противоположном берегу реки вздымалась в небо громадная скелетообразная форма, выкованная из металлических балок. Затем ветер развернул флаг, свисавший сбоку сооружения:
СКОРО В ДЕНВЕРЕ
СТАЛЬНОЙ ХРАМ
Все, что вы ищете, находится прямо за углом…
Одна из тех гигантских новомодных мегацерквей. Чем больше, тем лучше, разве нынче не такая философия, вне зависимости от того, что продается? Если бы только слова на флаге оказались правдой, если бы только то, что он ищет, действительно находилось прямо за углом. Но, найдет он брата Сая или нет, они с Грейс все равно не смогут никуда отправиться, пока не проснется Бельтан. И хотя Тревис отказывался оставлять надежду, невозможно было сказать, когда это произойдет.
Почти каждую ночь, обычно часа в два, когда умолкали последние шорохи, он откладывал швабру и направлялся к палате Бельтана. Всякий раз Тревиса поражало, каким хилым и болезненным выглядел рыцарь в переплетении трубок и проводов. Бельтан всегда говорил, что он — защитник Тревиса, но Тревис знал, что сейчас все переменилось.
Каждую ночь какое-то время, несколько минут, а возможно, дольше, он смотрел на светловолосого мужчину, пытаясь разглядеть хоть малейший признак движения. Он знал, что Бельтан любит его. Именно это как-то в Перридоне и пытался сказать ему рыцарь, хотя Тревис не мог услышать его, потому как в тот момент направил руну Огня на мастера Эриона, и в его ушах гремел звук пламени. Только когда умирающий в стенах замка Спардис Бельтан поцеловал его окровавленными губами, Тревис наконец понял.
Что это означало — другой вопрос. Ночь за ночью Тревис стоял над постелью Бельтана, пытаясь представить, как кто-либо вообще способен любить его. Он хотел понять, сможет ли полюбить кого-нибудь. Затем, в конце концов, наверное, в отчаянии, Тревис склонился над рыцарем и прижал свои губы к губам Бельтана.
Это оказалось так легко, что он едва не рассмеялся. Его не поразила молния, не случилось никакого великого откровения, никакого сопротивления или внезапного пробуждения. Просто плоть коснулась плоти. И почему он, собственно, ожидал чего-то еще? Во всех своих полуночных грезах Тревис был так занят размышлениями о том, сможет ли он полюбить Бельтана, что забыл задать себе простой вопрос, любит ли он его. И что касается ответа, ну что ж…
Тревис краем глаза уловил, как что-то колыхнулось, словно темная птица. Он поднял глаза.
Не более чем в тридцати футах от него, на противоположной стороне парка, в центре голой площадки, залитой бетоном, стояла женщина. Она была высокая и гибкая, тело обтягивала черная кожа, ноги широко расставлены, и ботинки на высоком каблуке твердо стояли на земле. Короткие темные волосы гладко прилизаны, а на бронзовом овале лица запечатлелось мрачное выражение. Она стояла неподвижно, устремив взгляд золотых глаз прямо на Тревиса.
Тревис потянул в легкие воздух. Кто ты? — хотел спросить он. Но не успел звук сорваться с его губ, как воздух вокруг женщины покрылся рябью и складками и она исчезла.
21
Митчелл Шеридан Бэрк-Фейвер сел на постели и уставился на светло-серый свет между ночью и утром, ожидая, когда зазвонит будильник.
Осталось недолго. Жизнь на ранчо начиналась задолго до рассвета, вне зависимости от времени года. Скоро объявятся наемные работники. Они с грохотом пройдут на кухню и потребуют завтрак. Кроме того, нужно еще накормить и оседлать лошадей, выгнать на пастбище и напоить скот и починить мили забора. Чем раньше они начнут, тем скорее закончат.
Вряд ли Митчелл стал бы возражать против еще нескольких минут сна. Один Бог знает, как он устал. Хотя годы, казалось, становились короче, рабочие дни почему-то все растягивались. Но, несмотря на усталость, он больше не мог спать целую ночь. Черта с два. Митчелл постоянно думал о ценах на скот, о том, сколько нужно наторговать, чтобы протянуть зиму, и о стоимости сена. Разве не говорят, что чем старше становишься, тем короче сон?
Мы уже не молоды, Митчелл. Вокруг нас не бегают дети, поэтому можно просто забыть об этом. Нам далеко не тридцать, мы давным-давно устарели.
Он почувствовал в кровати рядом с собой движение. Митчелл повернулся и пробежал глазами по вытянувшимся под простыней очертаниям тела Дэвиса, крутым, словно высокогорные равнины. Сон разгладил морщины, вырезанные за эти годы ветром и солнцем, но Митчелл знал, они снова вернутся, как только Дэвис пробудится и улыбнется.
Все равно Дэвис с густыми волосами цвета пшеницы не сильно изменился с момента их первой встречи, произошедшей двадцать пять лет назад. Дэвис тогда работал в любительской ассоциации родео, а Митчелл был диктором ярмарочных площадей в Биллингсе, штат Монтана. Дэвис продержался на быке всего четыре секунды. Уже до того, как он ударился о землю, Митчелл знал, что их совместная жизнь продлится намного дольше.
Если Дэвис похудел еще больше, Митчелл со временем стал еще объемнее. Несколько лет назад его 32-й размер джинсов «Рэнглер» потихоньку уступил место 34-му. Затем, в прошлом месяце, после серьезных недовольств со стороны талии он не выдержал и купил в универсальном магазине Маккея свою первую пару 36-го размера. Тем не менее Митчелл был по-прежнему силен, об этом позаботилось ранчо, а его густые, черные, длинные, подкрученные вверх усы хорошо скрывали складки у губ. Что касается лысеющей головы… что ж, никто, кроме Господа Бога и Дэвиса, никогда не видел его без шляпы.
Кроме того, существовал еще один способ продления молодости. Именно поэтому он и Дэвис занялись танцами лет десять назад. Они достаточно хорошо натренировались и выиграли несколько призов на национальном конкурсе в Сан-Франциско. Когда танцуешь, невозможно чувствовать себя старым.
Вот только теперь в городе не осталось ни одного места, где можно потанцевать.
Митчелл вздохнул. Он понимал, что его пробудили отнюдь не мысли о лошадях, скоте и заборе. Откуда, черт возьми, звонил Тревис Уайлдер?
Митчелл не спросил, когда две ночи назад зазвонил телефон. Никогда не спрашивай человека, откуда он и куда направляется — таков кодекс ковбоя. Если он расскажет тебе по доброй воле, просто кивни и все. Но Тревис не сказал, где он сейчас и где пропадал все это время. Вопросы прямо-таки крутились в Митчелле, разрывали его на части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61