А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Останусь жив — расскажу.
— Поединок мастеров! Что может быть лучшим украшением праздника! — провозгласил Тамменмирт.
— Ты уж постарайся остаться…
— Только ради тебя, правитель, — с улыбкой ответил Сфагам, поднимаясь с места.
— Я уж не знаю какие у вас там дела, но я к тебе привязался. Впрочем, ты можешь и не принимать вызов. — тихо проговорил он Сфагаму.
— Нет, не могу… Да и не хочу. Не бегать же мне от него.
Под приветственные крики толпы Сфагам стал осторожно пробираться между рядов к помосту. Перед ним промелькнули встревоженные взгляды друзей — Кинвинда, Стамирха, Лутимаса.
— Давай, Сфагам, покажи ему! — донёсся резкий голос Гембры. Но и в её голосе чувствовалась тревога. Совершенно особым был неотрывно пристальный взгляд больших светло серых глаз Ламиссы. Сквозь испуг и удивление просматривалось ещё какое-то необъяснимое выражение. Она что-то беззвучно шептала, будто молилась.
Пока герольд громким голосом объявлял народу о предстоящем поединке, Сфагам и Тулунк молча стояли рядом на помосте, внимательно изучая друг друга. Наконец, герольд замолчал. Притихла и толпа.
— Шмель. — сказал Тулунк.
— Скорпион. — ответил Сфагам.
— Договариваются о стиле боя, — пояснил, склонившись к уху правителя новый начальник дворцовой охраны. Тот понимающе кивнул.
Обнажив мечи, противники разошлись к противоположным концам помоста.
— Скажи Фриккелу, чтобы придержал этих…, — распорядился Тамменмирт, кивнув стражнику в сторону виселицы, — пусть тоже посмотрят напоследок. Успеют ещё повисеть…
Мучительно вытягиваясь казнимые уже балансировали на пальцах ног, когда Гвоздь проворно залепил прорези в мешках кусочками просмолённой ткани и с опаской глянув на готовых к поединку монахов, поспешил убраться с помоста.
Но те, приняв боевую стойку, не спешили скрестить мечи. Они, будто в медленном танце ходили по кругу, не сокращая меж собой расстояния. Их плавные движения были столь согласованы, что казалось, их связывают невидимые нити. Вскоре однако, характер движения изменился. Сфагам занял оборонительную позицию а Тулунк продолжал описывать вокруг него медленные круги. Внезапный каскад молниеносных движений был столь стремителен, что никто даже не успел за ними уследить. Противники вновь разошлись, продолжая плавный танец. К возгласам удивления и восхищения присоединился негромкий звук барабана. Следующая атака Тулунка была более продолжительной и публика уже могла разглядеть отдельные эпизоды боя. Такое мастерство владения мечом мало кому доводилось видеть. Невесомые серебристые молнии со свистом рассекали воздух. Скорость и техника обманных движений была непостижима. Тулунк атаковал всё напористей. Ни один из опытнейших воинов не продержался бы против него и минуты. Но защита Сфагама была надёжной. Он пока и не пытался атаковать, терпеливо, с неизменной безукоризненностью отражая нападения. Приземистый, увёртливый и подвижный Тулунк казался гораздо активнее. Ни на мгновенье не останавливаясь он продолжал неустанно кружиться вокруг своего противника и казалось, что его хитроумные цепляющие и жалящие удары вот-вот достигнут цели. Но атаки следовала за атакой, а защита Сфагама оставалась неприступной. И когда обманные пируэты Тулунка стали чуть-чуть короче, удары чуть сильнее и прямолинейнее, а возвратные защитные блоки стали медленнее на ничтожную долю мгновения, Сфагам перешёл к первым контратакам. Его скупые, но точно расчитанные выпады, тем не менее, сразу лишили Тулунка атакующей инициативы, заставляя уворачиваться и отпрыгивать, ломая ход обманных комбинаций. Пространство боя расширилось и захватило теперь весь помост, вызвав очередную волну возбуждения зрителей.
— Хорошо, что монахи ни с кем не воюют, а? — подмигнул один из стражников своему товарищу, — а то они бы нам… Вон видишь, закручивал снизу, а метил в шею. А у того защита — будь здоров!… Вот так бы нашим ребятам научиться…
В целом, симпатии толпы были на стороне Сфагама, но и мастерство Тулунка тоже не осталось неоценённым. Его искусные ухищрения и изысканные приёмы неизменно сопровождались возгласами восхищения. Но ход боя неумолимо переламывался. Сфагам методично продавливал оборону противника, шаг за шагом сужая поле его манёвра. Тулунк и сам это понимал. Сделав перерыв между атаками, он изменил тактику. Теперь его меч наносил скорее отвлекающие удары, а главные он старался нанести ногами и свободной рукой. Со стороны это напоминало хорошо поставленный изящный танец. Азарт публики достиг пика. Многие зрители на боковых трибунах повскакали с мест. Их возбуждённые выкрики слились в один сплошной вопль возбуждения. С Гемброй творилось что-то невообразимое. Неистово крича, она едва не сваливалась вниз со своего места в верхнем ряду. Ламисса закрыла глаза руками и тихонько покачивала головой не решаясь взглянуть на помост.
Вихрем переносясь от одного края помоста к другому, дерущиеся оказались на угольной дорожке. Отпрянув назад после очередного выпада, Тулунк, приняв обычную низкую стойку загрёб рукой пригоршню ещё горячей угольной пыли и швырнул её в лицо Сфагаму. Тот, разумеется, успел вовремя закрыть глаза, но сделал вид, будто ему это не удалось. Как бы не в силах открыть глаза, он подался назад и несколько вяло вслепую отбив два проверяющих удара, слегка припал на одно колено. Тулунк кинулся в прямую атаку, что и было нужно Сфагаму. Он применил одну из тех ловушек, которые мастера называли «Смерть за царапину» и которые венчали лестницу боевого искусства воина первой ступени. Поставив нарочно жёсткий и как бы напряжённо-испуганный блок против прямого и сильного удара сверху, Сфагам спровоцировал косой удар слева. В этом заключался главный и самый тонкий ход. Этот удар не был заблокирован, а лишь только отчасти придержан нарочито слабым и неуверенным, но на самом деле, ювелирно рассчитанным движением, чтобы только не позволить мечу противника врезаться в тело со всей силой. Лезвие скользнуло вниз, и прорезав одежду полоснуло Сфагама по бедру. На эту долю секунды атакующий оказался открыт. И этого было вполне достаточно, чтобы Сфагам успел нанести свои два удара. Первый — парализующий и пробивающий защиту — локтем снизу в подбородок и второй — в смертельном прыжке — ногой в грудь.
Тулунк мячиком полетел назад, пятясь и теряя равновесие. Оказавшись спиной к виселице он, расставив руки но не выпуская меча, повалился на мешки, сбив два из них. Если бы под о одеждой монаха-воина не было бы защитных пластин, то он был бы уже мёртв. Но его сознание лишь ненадолго помутилось от ломящей боли. Будто издалека донеслись сдавленные хрипы сверху и две пары босых, чёрных от угольной пыли пяток судорожно заболтались над его головой. Сфагам не спешил добивать противника, пользуясь его беспомощным положением. Он приближался медленно. Тулунк хотел было быстро подняться, но идущая изнутри волна боли и слабости вновь распластала его на гладких досках. Падая он машинально ухватился за ближайший стоящий мешок. Слабый вскрик — и ещё одна пара ног завертелась в воздухе.
— Эй, он делает за меня мою работу! — возмущённо закричал Фриккел под хохот зрителей. — Говорил «мешать не буду», а сам?! Кусок хлеба вырывает! Вот так всегда!
Палач хотел было выбежать на помост, но правитель знаком подозвал его к себе.
Тем временем Тулунк, пролежав несколько секунд с закрытыми глазами, собрал свою недюжинную волю, встал на ноги и сделал пару шагов навстречу противнику. Но исход боя был предрешён. Сфагам, играя отбил слабеющий удар меча. Затем ещё один. Тулунк замахнулся в третий раз, но мощный удар ногой в живот снова отшвырнул его назад под виселицу.
— Готов! — пронеслось в толпе.
Открыв глаза, Тулунк увидел, что всё вокруг меркнет и качается. Перед его затуманенным взором медленно проплыла обезображенная, залитая чёрной смолой перевёрнутая голова. Страшный силуэт качнулся в сторону и за виселицей снова открылась фигура спокойно стоящего Сфагама.
Это казалось невероятным, но под изумлённый вой публики Тулунк снова встал на ноги. Он сделал несколько шагов в сторону от злосчастной виселицы, где Тренда, Гелва и пышка всё ещё продолжали из последних сил извиваться на верёвках. Он даже вновь занял боевую позицию и медленно двинулся навстречу своему противнику. Меч Сфагама молниеносно описал в воздухе замысловатую фигуру и оружие Тулунка взвилось в воздух и, перелетев на другой конец помоста, вонзилось в доски рядом с шестом, на котором возвышалось поникшее тело Аланкоры. Прямой короткий выпад поставил точку в поединке. Едва не пронзённое насквозь тело Тулунка приподнятое над краем помоста, полетело вниз на головы зрителей. Под несмолкающий рёв Сфагам спустился с помоста вниз. Он не стал возвращаться на свое место — нужно было перевязать рану на бедре. В душе он радовался прекрасному поводу улизнуть с этого представления.
А на помосте вновь появился палач.
— Ну подвели они меня!… Подвели и расстроили! А этот, так вообще чуть честную корку не отъел! Так ему и надо!… У меня теперь уже и вдохновения никакого нет!… Может отпустим мальчишку, а? Правитель не против, — добавил он шёпотом, приставив ладонь ко рту.
— Отпустим!
— Отпустим! Хорош!
В это время Динольта угрюмо посматривая то на болтающихся в петлях товарок, то на стоящего рядом паренька, вцепившись поднятыми руками в верёвку, неожиданно изогнулась в прыжке и выпихнула мешок из-под его ног. Резко качнувшись в сторону, она не смогла совладать с инерцией и пальцы её ног, скользнув по грубой ткани мешка и судорожно проводив его падение, мучительно растопырились в воздухе, не находя опоры.
— Ну что ж! Не судьба, значит не судьба! — Все сегодня за меня работают. Как сговорились! — Разочарованно развёл руками Фриккел, не спеша приближаясь к виселице.
— Ну с этими больше говорить не о чем, — заключил он, внимательно рассмотрев каждого из повешенных и слегка придержав болтающуюся Динольту за обнажённый торс. — Но вон того дружка я уж никому не отдам! — Сорвавшись с места, он кинулся к другому концу помоста и выволок на середину вяло сопротивляющегося Рамиланта. Вид его был жалок. Никто бы и не узнал в этом раздавленном и истерзанном человеке известного всему городу чванливого и самодовольного франта.
Пока помощники палача выкатывали на прежнее место, убранную на время поединка плаху, герольд, объявив о том, что тела повешенных будут болтаться на всеобщее обозрение в течении трёх дней, перешёл к изложению дела Рамиланта. Его преступления в устах герольда предстали столь тяжкими и ужасными, что сочувственное отношение публики необратимо развеялось. Послышались даже отдельные выкрики, призывающие палача не тянуть с расправой. Догадки о способе казни громко обсуждались в толпе. Но правитель не спешил кончать дело. Наконец, он начал говорить.
— Как видите, по всем законам, этот человек заслужил смерть. И даже не один раз. Но! По случаю праздника мы решили смягчить наказание. Ему даже будет сохранена жизнь! Не знаю, правда, останется ли он доволен нашим решением, но это уж его дело! Его жизнь будет сохранена, но всё, что в ней было, будет перечёркнуто! А малым наказанием будет оскопление!
На помосте появился слуга с подносом в руках. Большой серебряный кубок был виден издалека.
— Твоя работа, — негромко сказал правитель Олкрину. Тот растерянно сжался.
— Пей! Легче будет. — сказал Гвоздь Рамиланту.
Косясь на улыбающегося палача, Рамилант дрожащей рукой взял кубок и выпил до дна.
— Только что преступник выпил состав, лишающий человека памяти. Сейчас он будет оскоплён и никто больше не должен вспоминать о его провинностях.
Рамилант дёрнулся было вперёд но, но тут же обмяк и беспомощно повис на руках стражников. Состав не был разведён ни вином, ни водой и потому подействовал мгновенно.
— Повезло! — заметил Фриккел, глядя на бесчувственное тело. — Начнём! Народ ждёт.
— Я устал уже! Передохнуть бы… — прогундосил свинообразный.
— Не ленись! Лень — дочь богатства и мать бедности, — умничал Гвоздь.
— И сестра отдыха, мыслитель! — добавил Фриккел. — Ну, поехали!
Рамиланта потащили к плахе.
Не в силах более слышать этот страшный барабан, связавший в её подавленном сознании поединок Сфагама с жутким ритуалом казни, Ламисса решительно встала с места и стала спускаться вниз, стараясь не смотреть на помост. Она уже успела сделать несколько шагов в сторону от трибуны, когда её догнала волна ликующих голосов. Невольно обернувшись, она увидела как Фриккел, своей неподражаемой походочкой идущий по краю помоста держит над головой кусок отсечённой плоти, готовясь кинуть его в толпу. Женщина отвернулась и почти побежала прочь. Но вскоре ей в спину ударила следующая долго не смолкающая волна ликующего рёва. И уже покидая площадь, Ламисса услышала, как герольд объявил, что зрелище окончено и теперь всем достойным жителям города, а также и всем желающим предлагается сопроводить правителя в храм Интиса для совершения праздничного жертвоприношения. Сообщалось также, что начало праздничных, развлечений, которое должно было последовать сразу за храмовой церемонией, открывалось бесплатной раздачей хлеба, овощей и вина. Голос герольда, перечислявший места в городе, куда уже, как было сказано, катятся бочки с вином и пивом, потонул в восторженном шуме и Ламисса больше ничего не услышала. Впрочем, это и не было ей интересно. Единственное, чего ей хотелось — это убежать от людей, как можно скорее и как можно дальше. Она, не останавливаясь, бежала по пустынному городу и свернув на свою улицу вдруг неожиданно наткнулась на Сфагама, который медленно шёл по направлению к дому.
— Что, кончилось уже?
— Нет… То есть, да… уже… почти… Я там больше не могу… Я так за тебя боялась… Он сильно тебя… мечом?
— Настолько, насколько я ему позволил.
Ламисса схватила руку монаха и сжала её что есть силы.
— Мне больно, — улыбнулся он.
Совсем перестав сознавать, что делает, Ламисса обхватила руками шею Сфагама. В следующий момент он как никогда ясно понял, что имеют в виду провинциальные поэты, когда сравнивают поцелуй с затягивающим омутом, а женскую страсть с бурным водоворотом, в который проваливается мужчина. «А я ещё смеялся над этими затасканными метафорами. Поистине, от повторений истина не меркнет.» — подумалось ему. Но Ламисса была сильна. Исходящая от неё жаркая волна, как ветром вымела из его сознания все мысли и не позволяла им вернуться вновь.
— Гембра тебя убьёт. — Проговорил Сфагам с трудом переведя дух.
— Ну и пусть, — прошептала в ответ Ламисса, не в силах разжать объятья.
Они медленно пошли к дому. Из-за угла навстречу им высыпала группа ряженых, спешащих в центр города к началу праздника.
— Эй, Ламисса, я тебя знаю, — резким гортанным голосом пропищал один из них.
Женщина обернулась и приблизилась к незнакомцу.
— А я тебя, не помню. Ты кто?
— Знаю, знаю. Ещё как! — бледная улыбающаяся маска с длинным носом полетела на землю, открывая другую печальную с длинной накладной бородой. Ламисса невольно протянула руку к маске, но та уже свалилась сама, заставив женщину отшатнуться. На неё в упор смотрела ярко красная ослино-птичья и несомненно настоящая физиономия.
— Чего испугалась? Давай, не робей! И времени не теряй! Сегодня твой день. А там — видно будет! — Длинный раздвоенный язык высунулся и сплёл игривую фигуру перед самым лицом Ламиссы. Огромный жёлтый глаз подмигнул и вся компания как-то неожиданно быстро скрылась за углом.
— Кто они? А? Я их не знаю…
Сфагам взял ошарашенную Ламиссу за руку и заглянул за угол.
Никого.
— Пойдём в дом, сказал он, — хватит на сегодня впечатлений.
А по улицам уже двинулись карнавальные процессии. Праздник начинался.
Глава 21
Алвиурийская империя существовала уже почти две тысячи лет. Чего только не было в её долгой истории! Бесконечные войны с многочисленными соседями, затяжные смуты и тревожные годы безвластья, набеги кочевников и жестокие схватки сатрапов, народные волнения и опустошительные эпидемии — все эти события, оставляя глубокие шрамы на теле страны, неизменно излечивались временем. Казалось, ничто не способно выбить империю из колеи вечного возвращения к установленному порядку. Отстраивались заново сожжённые и разрушенные города и деревни, вновь возделывались заброшенные поля, а главное, неизменно восстанавливалась священная власть императора, а это означало, что жизнь продолжала течь в согласии с волей богов. Более того, переживая очередное лихолетье, Алвиурия поднималась окрепшей и набравшейся нового опыта. Древняя столица — Канор, извечная резиденция императорского дома, — по-прежнему была недосягаема для врагов, одновременно подавляя и притягивая ближних и дальних соседей своей пышностью и величием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39