К тому же Эйр был не только сепаратистом, но и деверем Авида Соефа. Именно поэтому ему поручили возглавить армию. Стену было вполне достаточно шестнадцати сотен бойцов. Он только опасался, что Горгас не появится вовремя. Было бы ужасно неприятно топтаться под стенами города, дожидаясь его.
— Хватит говорить о войне, — сказал он. — Давайте лучше обсудим что-нибудь еще. Читали, что Элард Дос написал в прошлом месяце?
Кто-то рассмеялся. Два или три человека что-то пробормотали.
— На самом деле, — произнес высокий бородач, — мне понравилось. Особенно отрывок про двойственные корни последствий. Просто поэт, а не философ.
Могре улыбнулся:
— Я помню этот отрывок. Надо отдать ему должное, в нем есть определенный смысл.
Несколько человек скептически хмыкнули.
— Думаешь? — произнес бородач. — А мне показалось, что это старые обскурантистские идеи под новым соусом.
— Несомненно, — согласился Могре. — Однако обскурантисты в чем-то правы. Нет, не надо смеяться. Все они были безумны, как дикие крысы. Но это не отменяет факта, что именно они открыли Закон сохранения альтернатив, когда Дорманд еще пешком под стол ходил.
— Они сделали абсолютно неверные выводы, — вмешался другой алебардщик. — И все перевернули с ног на голову. Если бы не Дорманд, никто бы не обратил на их работу никакого внимания.
— А я, — вставил худой алебардщик, сидящий у входа в палатку, — недавно слышал, как мудрец из Города, Геннадий, не так давно говорил об этом что-то интересное. В целом он соглашался с Дормандом, хотя заметил, что тот не довел мысль до логического завершения. Только подумайте: скажем, в момент выбора у вас есть две альтернативы. Просто ради спора предположим, что ты — Горгас, сидишь в своей палатке и пытаешься решить, что делать дальше. Можно вернуться в город и запереть ворота. Можно рискнуть сразиться в открытом поле. Можно спрятаться в горах. Три альтернативы. А Дорманд говорит, что количество последствий этих альтернатив не бесконечно. Во-первых, во всех трех случаях Скона могла бы пасть.
— Слово «могла», — перебили его, — в данном контексте…
— Тихо, Марин, — вмещался Могре. — Интересно.
— Таким же образом, — продолжал худой, — бой на открытой местности и осада могут закончиться по-разному. Иными словами, в момент выбора возможности разветвляются, но потом снова сходятся так, будто выбора вовсе и не было. Обскурантисты хотели, чтобы мы поверили в загадочный замысел, который стоит над выбором. Судьбу и все такое. Дорманд говорит, что судьбы нет, существует только естественный закон, который сводит количество альтернатив к минимуму, а Геннадий утверждает — и мы знаем, что к его словам стоит прислушаться, — что существует также человеческий фактор. Вмешательство человека в естественное развитие альтернатив при помощи Принципа.
— Иными словами, — снова перебили его, — магия. Ну-ну. А потом доктор Геннадий вытащил волшебную палочку из уха и исчез в своем колпаке.
— В такое сложно поверить, согласен, — вмешался Могре. — Тем не менее давайте просто ради спора предположим, что магия существует. И что Геннадий и его коллеги по цеху умеют управлять Принципом. Дорманд сказал бы, что выбор тем не менее осуществляется случайно. Люди принимают решения, не важно, каким способом. Я могу пройти через дверь или заставить тебя сделать это, но, так или иначе, через дверь кто-то пройдет.
— Ясно, — произнес худой. — Геннадий все равно сказал бы, что магическое вмешательство происходит по определенной модели. Войны, падение городов, семейные проклятия — вот где используется магия. Которая, в свою очередь, разрушает случайную природу выбора. Другими словами, она существует. Возможно, это и не судьба, но осуществляется по определенной модели. И что бы ни говорил Дорманд, не является естественной.
— Вздор! — не удержался один из собеседников. — Все разговоры о том, что нечто разрушается, предполагают наличие того, что можно разрушить, а именно загадочного замысла. Если и есть какой-то замысел, то он является частью естественного развития природы, как сказал Могре несколько минут назад.
— Да, — вмешался другой солдат, — но тот замысел больше и сильнее, чем естественная модель развития природы. Она заставляет людей совершать поступки, на которые они в обычных условиях не способны.
— Другими словами, — добавил Могре, — дальнейшее уменьшение количества возможных альтернатив. Чистый Дорманд.
— Да, — зевнул советник, поднимаясь. — Возможно, вы способны сначала спорить всю ночь, а на следующий день воевать, а вот мне мои восемь часов просто необходимы. Да, и мой вам совет: проследите за тем, чтобы Стен выиграл спор. Иначе завтра и сами не заметите, как окажетесь в первых рядах.
— Забавно, что ты об этом упомянул, — усмехнулся Могре.
Советник в ужасе уставился на него.
— Ты шутишь, правда ведь? Стен, это не смешно. Повисла тишина. Потом Могре ухмыльнулся и сказал:
— Конечно, шучу. По крайней мере сейчас. Увидимся утром.
Спорщики, сидящие вокруг медного фонаря, притихли. Могре, казалось, ничего не заметил.
— Хорошо, — промолвил он. — На чем мы остановились? Ах, ну да…
Повторение, фу!
Мачера посмотрела на мерцающую свечу, потом опустила глаза на страницу. Иногда перерывы в чтении помогали ей стряхнуть дремоту, однако сейчас не вышло. Она перечитала те же самые двадцать строчек уже пять раз, а смысл все никак не доходил до нее.
Она попробовала снова.
Несмотря на вопиющую нелепость утверждений Модиануса и его последователей о таинственном замысле, я могу частично не согласиться с тем, что количество возможных альтернатив ограничивается субъектом и неясной сверхъестественной силой…
Голова Мачеры упала на грудь, девушка захрапела…
…она сидела в темноте, глядя на круг света. Точнее, пыталась балансировать на краешке складного стула, который ужасно скрипел. Ткань на углах провисла и, когда Мачера хотела натянуть ее, порвалась. Девушка замерла и огляделась. Казалось, там было два круга: внутренний, круг из мужчин, сидящих вокруг медного фонаря, и внешний: туманные силуэты голов и плеч позади палатки. Я в палатке, — осознала она. — Я не была в палатке с семи лет. Тогда все было по-другому. Прямо напротив нее во внутреннем круге она увидела знакомое лицо. Все, кто приходил провожать армию, узнали бы его: генерал Могре. Очевидно, она попала на военный совет. Зачарованная девушка вытянула шею и попыталась уловить слова великого человека.
— Все есть у Дорманда, — сказал генерал. — Ответы на все вопросы. Почитайте внимательно Дорманда — и поймете.
— Глупости, — сказала Мачера, хотя слова раздавались только в ее собственной голове. — Уж я-то знаю. Я читаю эту ужасную книгу прямо сейчас.
— Будем надеяться, что у Горгаса ее нет, — прозвучал голос за спиной девушки. — Если, конечно, он умеет читать.
— Держу пари, Ньесса уже все прочитала, — вмешался другой. — Впрочем, мне она представляется последовательницей святого Модиануса. Настоящая ведьма.
Стен Могре ухмыльнулся:
— Может, для того она и похитила патриарха Алексия? Чтобы тот объяснял ей длинные слова.
— Представляю, как она листает страницы в поисках рецептов любовных зелий и способов устроить шторм на море.
— Может, думает, что там все закодировано?
— Надо попробовать, — сказала Мачера.
— До тебя уже пробовали, — ответил кто-то рядом. — Не сработало. По крайней мере смысла не больше, чем в самой книге.
— Вы кто? — спросила Мачера.
— Алексий. А вы — та самая лучшая ученица Геннадия?
— Я… — Мачера не знала, что сказать. — Для меня честь познакомиться с вами, — пробормотала она.
— Вы так думаете? Удивительно. Кстати, Геннадий тоже где-то здесь. Привет, Геннадий.
— Привет. Привет, Мачера. Ты разве не должна сейчас повторять Дорманда? Хотя, думаю, это почти то же самое. Алексий, а ты что здесь делаешь? Я не понимаю, это не может быть важным. Они несут всякую чушь об абстрактной философии.
— Возвращаясь к сказанному, — сказал худой, — вам стоит почитать труды этого Геннадия. Он дело пишет.
— Глупости, — сказал Алексий.
— Тихо, это действительно глупости, полная чушь от начала до конца. Ты же не хочешь, чтобы я рассказал этим сумасшедшим правду?
— На мой взгляд, — начал кто-то из внутреннего круга, — сущность проблемы заключается в определении важного момента. Как его определить? Скажем, Гуйк останется здесь еще на полчаса, потом пойдет назад в свою палатку. По дороге он свернет, оступится и потянет мышцу. Завтра в бою потянутая мышца помешает ему увернуться в ответственный момент. И в результате мы проиграем бой, который выиграли бы, пойди он в палатку на полчаса раньше или позже. Положим, кто-то из нас скажет о работе Принципа нечто, что западет в душу генерала Могре и повлияет на принятие важного решения. Предположим, если я выйду помочиться, то окажусь на улице как раз в тот момент, когда Горгас и его армия пытаются проскользнуть мимо нас. Я услышу чей-то кашель или отблеск лунного света на пряжке ремня. Пока все ясно? Очень хорошо. А теперь предположим, что я колдун или ведьма, пытающийся найти критический момент, чтобы заставить события развиваться определенным образом. Конечно, я найду тонны критических моментов. Этот момент, возможно, тоже является критическим, но там, где находится Горгас. И около него собралась целая армия колдунов и ведьм. Однако если они изменят его критический момент, то останется ли мой момент важным? Например, они заставят Горгаса обойти лес с другой стороны. В таком случае я не увижу его, когда выйду из палатки.
Стен Могре кивнул:
— Ты хочешь сказать, что либо магия не работает, потому что количество альтернатив бесконечно, либо критическим является каждый момент, и в этом случае не важно, когда появятся волшебники, они всегда найдут способ повлиять на будущее. Аверт, тебе стоило бы подумать о карьере адвоката, а не солдата.
— На самом деле, — ответил Аверт, — я хотел сказать о другом. Хотел обратить внимание верящих в магию на некоторые противоречия.
— А ты, очевидно, в нее не веришь.
— Я всего лишь пытаюсь оставаться беспристрастным.
— Если он еще раз назовет меня ведьмой, я стукну его по лбу, — злобно пробормотал кто-то.
— Ньесса Лордан, — прошептал Алексий. Мачера поежилась.
— Не волнуйся, — продолжал Патриарх, — по какой-то причине мы все здесь очень вежливы. Никто не пытается воткнуть нож в спину соседа или выведать чужие секреты. Это — самая дружелюбная война, о которой ты когда-либо слышала. Верно, Геннадий? Например, мы с Геннадием оказались на противоположных сторонах баррикад.
— Да, — произнесла Мачера, — разве не странно? Я думала, вы друзья.
— Так оно и есть, — подтвердил Геннадий. — Но на самом деле нас здесь нет. Поэтому это не важно.
— Говори за себя, — перебил его голос. — Я, кстати, Ветриз Аузейл, и я точно здесь.
— Простите, — сказала Мачера, — кто-нибудь из вас знает, что мы здесь делаем?
Стен Могре вдруг зевнул и потянулся.
— Пожалуй, на сегодня достаточно. Продолжим обсуждение завтра, в Городе. Всем ясен план?
— Вообще-то… — начал было кто-то.
— Думаю, мы только что решили, каким будет исход войны, — произнес Геннадий. — Но кто победил?
…и проснулся в постели с пульсирующей болью в висках. По какой-то причине он был напуган, словно только что стал свидетелем какого-то ужасного происшествия на улице.
— Мачера? — вслух произнес он, сам не зная зачем. Геннадий медленно вылез из кровати и выглянул в окно, потом плюхнулся на стул и потянулся за кувшином с вином.
Колдовство, — подумал он, — кто-то заставил меня колдовать.
Его затошнило, он отхлебнул вина, подошел к умывальнику у изголовья кровати и умылся. Потом зажег все лампы в комнате, несмотря на то что было уже далеко за полночь. Стало немного легче.
Раздался стук в дверь. На пороге стояла Мачера.
— Что случилось?
Она подняла на него свои ужасно наивные, немного туповатые глаза.
— Извините, — произнесла девушка. — Мне приснился сон…
Геннадий вышел в коридор и огляделся. Ночные встречи пожилых учителей с юными студентками не поощрялись руководством факультета.
— Знаю, — сказал он, проталкивая ее в комнату и закрывая дверь. — Ты помнишь, что именно увидела?
Та кивнула.
— Думаю, да, — произнесла Мачера, грызя ногти. — Но не уверена.
— Ради Бога, сядь, — произнес Геннадий, надевая домашние тапочки. — Я помню, что проснулся после того, как ты задала мне вопрос. Кстати, у тебя болит голова?
Девушка кивнула:
— Чуть-чуть.
— Чуть-чуть. Отлично. Скажи мне, какой сон тебе приснился.
И она все рассказала. Закончив, девушка увидела, что Геннадий закрыл глаза и отвернулся.
— Что-то не так? — спросила она.
— Кажется, мы только что послали на смерть сотни людей. И я даже не знаю, кого именно.
До рассвета оставался целый час.
Горгас, который всегда отлично видел ночью, на этот раз не мог различить в темноте даже свою руку. Он приблизительно оценивал расстояние, которое они прошли, считая шаги, и вполне мог ошибаться. Горгас знал, где собирался быть, но понятия не имел, где оказался в действительности.
Какой идиотский способ выбирать место для самого важного сражения в войне, размышлял он. Было бы ужасно неприятно, если бы Скона пала только из-за того, что он недооценил ширину своих собственных шагов.
— Хорошо, — произнес он, надеясь, что кто-нибудь его слышит. — Стройтесь. И молитесь Богу, чтобы мы шли в правильном направлении.
Это мое решение, — говорил он себе, — только мое и ничье больше. Ньесса не хочет, чтобы я был здесь. Я решил, что люди, для которых я это делаю, надеются на меня. Но я не знаю этого наверняка. Единственное, что имело для меня значение при принятии решения, было мое ощущение, что я поступаю правильно. Просто смешно.
Он закрыл глаза.
Ради Бардаса, ради Ньессы, ради Лухи и маленькой Ньессы. Ради них, хотят они того или нет! Я никогда не жалел о том, что сделал. И теперь пришло время проверки. Победа будет означать, что все сделанное мной — правильно. Ну, увидим.
А потом над армией Стена Могре взошло солнце.
Глава двадцатая
При первых лучах солнца Бардас Лордан перешел к следующему этапу работы.
Всю ночь он растягивал высушенные на солнце сухожилия, пока те не начали распадаться на отдельные волокна. Потом принялся раскладывать волокна одинаковой длины в пучки и укладывать по размеру на лавку, чтобы они были под рукой, когда потребуются. Теперь оставалось только подготовить клей и очистить ребра.
Кость была скользкой от жира, поэтому он опустил каждую часть в кипящую воду, обращая особое внимание на внутренние поверхности. Затем положил их остывать и начал готовить клей.
Он сделал клей, смешав кровь со стружкой, вскипятив стружку и остатки сухожилий в воде, снимая пенку и помешивая. Запах стоял отвратительный.
Кровяным клеем Бардас смазал куски дерева и кости и отложил их на деревянные блоки. Пока они сохли, добавил сухожилия в волокна и смастерил деревянное устройство, чтобы сделать из кишок тетиву. Наконец растянул пропитанную водой стружку, которую планировал наложить сверху.
— Конечно, я с удовольствием помогу, — сказал Луха, — если это для войны. А что мне надо делать?
— Ничего особенного. Я бы не стал тебя беспокоить, просто привык, что у меня есть подмастерье. А сейчас помочь мне некому.
Луха улыбнулся.
— Я всегда хотел научиться делать что-нибудь своими руками. Мне не нравится книжная работа и войны. Я хочу делать вещи.
— Должно быть, это у нас в генах, — ответил Бардас ободряюще. — Значит, мы с тобой сделаем самый лучший лук на свете.
Улыбка Лухи стала еще шире. Как и у многих угрюмых и нелюдимых детей, у него была очень приятная улыбка.
— Папа будет доволен, — сказал он.
— Надо надеяться, — ответил Бардас.
Приблизительно в то же время, когда он закончил подготовку материала и собирался начинать мастерить лук, битва у леса Локс достигла апогея.
— Осторожность — для неудачников, — произнес Стен Могре. — С другой стороны, сегодняшний бой для нас очень важен, поэтому нам следует быть аккуратными.
Стояло ослепляющее жаркое безветренное утро. Солнце сверкало, отражаясь от поверхности моря так яростно, что на него невозможно было смотреть. Идеальное место для пехотного наступления. Внизу Могре увидел небольшую армию Горгаса, стоящую вдоль дороги. Она напоминала тонкую полоску металла, лежащую на наковальне и готовую принять любую форму.
— Тридцать золотых квотеров за голову Горгаса, — выкрикнул Могре. — Плюс двадцать, если она все еще прикреплена к телу и способна дышать. Остальные нам не нужны. Поэтому ни в чем себе не отказывайте. Держите строй и не расступайтесь. Это будет проще, чем раздавить жуков.
Он поставил три сотни в два ряда в центр, а оставшихся, разделив поровну, послал на фланги. Могре планировал расширить фланги, чтобы Горгас решил, что они хотят обойти его и атаковать город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50