А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он ощутил на языке вкус земли и железа. В рот попала сухая травинка. Зазвучали голоca. Над головой — купол неба цвета расплавленного олова. Он почувствовал, как к нему прикоснулись чьи-то руки. Раздались крики. Желудок Дьюранда взбунтовался, его вырвало. Качнулся горизонт с деревьями, похожими на чёрные гнилые зубы.
Дьюранд почувствовал, как его поднимают на руки и кладут на плечи, и вцепился пальцами в собственную кольчугу. Что-то горячее текло по щеке. Он повернул голову и увидел лицо девушки, глаза которой были полны боли. Он хотел дотронуться до её волос которыми играл лёгкий ветерок. Она потянулась, и её белые руки что-то повязали ему на шею. Нёсшие его мужчины опустились на колени. Взгляд Дьюранда скользнул по груди девушки, поясу, украшенному драгоценными камнями, шёлковым туфелькам.
Дьюранд почувствовал её дыхание, и губы девушки прижались к его лбу в поцелуе.
Когда он пришёл в себя в следующий раз, то обнаружил, что лежит в ванне. К потолку комнаты были подвешены многочисленные латунные лампады, в которых горело ароматическое масло, распространяя запах благовоний. На поверхности воды плавали лепестки роз, колыхавшиеся на маленьких волнах, которые поднимало его дыхание и биение сердца. Жар и горячая вода, видимо, должны были облегчить страдания, причиняемые ранами. В голове пульсировал ком сплошной боли, страшно ныла грудь. Дьюранд воззрился на стену, украшенную гобеленом, на котором была изображена девушка в белой сорочке. Девушка держала в руках охапку соломы, в которой устроился зайчик. Это была не простая солома, а сухие ячменные колосья, полные зёрен. Казалось, что зайчик смотрел из колосьев на Дьюранда с пониманием.
Дьюранд пытался собраться с мыслями. Он стоял в белом зале Боуэрского замка. У заставленных яствами столов выстроились ряды рыцарей в сверкающих кольчугах. С потолка свешивались огромные масляные светильники из чистого серебра, от которых исходил приятный аромат горящего благовонного масла.
Дьюранд переступил с ноги на ногу. Перед ним был стол для почётных гостей, установленный на возвышении. Рядом ним стояли девушки из свиты Властительницы и несколько рыцарей из богатых родов, проявивших себя на турнире. Девушки улыбались ему, и он не осмелился оставить их улыбки без ответа.
Казалось, все чего-то ждали. Наконец Властительница, стоявшая во главе стола, воздела руки, и залу наполнили звуки её голоса:
— О Всемилостивая Матерь, Владычица Небесная, трепеща, мы возносим тебе благодарственную молитву. Этим вечером мы молим Тебя о том, чтобы мы пребывали в сердце Твоём, куда бы мы ни направили стопы свои, в какие бы земли под луной не занесла нас судьба. Мы помним о Твоей жертве и благодарим Тебя за жизнь, что Ты даришь и будешь дарить ныне и присно и во веки веков.
Люди стояли в молчании.
— Дева Весны. Рождённая на свет и не ведающая смерти. Святейшая Сестра. Дева Весны и Урожая, в этот вечер мы возносим Тебе хвалу за Твой крик, разорвавший мрак ночи. Мы, вынашивающие и рожающие детей, славим Тебя за то, что Ты приняла на себя бремя созидания. В память о Тебе мы обязуемся следовать Твоему примеру.
— Да будет так, — хором произнесли все.
После того как стихло эхо и повисло молчание, Властительница медленно кивнула. К столу по очереди, один за другим, стали подходить рыцари от каждого отряда, сражавшегося на турнире. Каждый воин кланялся Властительнице и благодарил за гостеприимство и удачу, которая ни на мгновение не оставляла отряд. Когда эта церемония подошла к концу, со всех сторон в зал хлынули люди — бледные стражи с крепостных стен. Дьюранд никогда прежде не мог подумать, что у людей может быть такая белая кожа. Каждый из стражей нёс в руках супницу с похлёбкой.
Деревянные скамьи застонали под весом опустившихся на них гостей. Перед каждым гостем стражи поставили по тарелке. Дьюранд вздрогнул, увидев, как через его плечо потянулись две белоснежные руки с длинными пальцами, в которых, казалось, не осталось ни единой капли крови, водрузив прямо перед его носом тарелку, украшенную изящной росписью. Расставив блюда, стражники отступили к стенам.
Властительница и её свита, сидевшие за столом на возвышении, пили вино. Никто, кроме них, не прикоснулся ни к еде ни к питью. Дьюранд и представить себе не мог, кому в зале могла прийти в голову мысль о еде.
Дьюранд не притронулся ни к хлебу, ни к похлёбке. За супом последовали пироги, фаршированные утиным, куриным, гусиным мясом и телятиной, подали птиц, запечённых вместе с приправами, и мясо, сваренное в молоке. Голова Дьюранда раскалывалась, ребра ныли, словно по ним били молотом. Одно блюдо сменяло другое, но ему оставалось только сглатывать слюну.
Дьюранд уставился на стоявший перед ним серебряный кубок, сверкающий в блеске светильников. Не в силах сдержать себя, он, протянув руку, взял кубок. Вино, источавшее аромат пряностей, коснулось губ. В запястье вцепилась чья-то рука.
Повернувшись, Дьюранд увидел худощавое лицо Морина Монервейского и пристальный взгляд, который устремил на него лорд. Морин и не думал ослабить хватку:
— Не пей.
— Владыка Небесный, — вздохнул Дьюранд. Оглядевшись, он обнаружил, что сидящие в зале рыцари не притронулись ни к одному из сотен блюд, принесённых в зал из замковых кухонь. Дьюранд осторожно поставил бокал на стол.
Неожиданно Властительница поднялась со своего места и обратилась к собравшимся:
— Наш пир подходит к концу, равно как и долгое бодрствование без сна, в котором, не сомкнув глаз, пребывали вы, храбрые воины. Знайте же, что в эту ночь мир находится под защитой Великой Матери. Ни одна живая тварь под луной не осмелиться причинить вред другой твари. Ягнёнок может спать, устроившись под боком у леопарда, а зайцу ни к чему страшиться клыков волка. Вам не потребуется выставлять дозорных и часовых. В эту ночь вся земля во всех пределах может спать спокойно. А теперь ступайте с миром.
Люди в зале, пробормотав молитву Владычице Небесной, встали с мест. Каждый отряд по очереди подходил к Властительнице, чтобы перед уходом поблагодарить её за доброту и гостеприимство. Ламорик, так и не снявший шлема, низко поклонился. Морин же, наоборот, держал спину прямо, ограничившись коротким кивком. Кассонель, как и Ламорик, склонился перед Властительницей в поклоне. Барон выглядел вполне здоровым, и лишь хромота свидетельствовала о недавнем падении с лошади. Дьюранд встал и спустился с возвышения, чувствуя себя призраком.
— Дьюранд? — раздался голос Гермунда. — Он здесь, я нашёл его!
Берхард устремился к ним. Энергично работая локтями, он пробивался сквозь толпу выходящих из залы людей.
— Держи — одноглазый рыцарь протянул Дьюранду меч рукоятью вперёд. — После боя крестьяне просто развернулись и ушли. Они так и не сказали ни слова, будто воды в рот набрали. Вот я твой меч и подобрал. Конзар решил, что, если ты выкарабкаешься, меч тебе пригодится.
Гермунд осторожно похлопал Дьюранда по плечу.
— Если бы ты стоял на шаг дальше… даже на полшага, — покачал головой Берхард. — Твоя башка разлетелась бы, как тыква. Он тебя, в основном, рукоятью приложил. Признаюсь как на духу, когда он стал опускать меч, я так за тебя перепугался, что закрыл свой единственный здоровый глаз.
Дьюранд потрогал лоб.
— Представить не могу, как человек с закрытыми глазами может поразить кого-то копьём, ладно, пусть даже обломком копья, — продолжил Берхард. — Но Оуэн утверждает, что удар пришёлся прямо сюда.
Берхард протянул руку и ткнул двумя пальцами Дьюранду в грудь, отчего тут же заныло сломанное ребро.
Дьюранд поморщился, и Берхард тут же убрал руку.
— Дьюранд? — с беспокойством произнёс Гермунд.
Берхард, напустив на себя серьёзность, кивнул головой:
— Тебя крепко приложили по голове. Кое-что ты мог и забыть. Такое бывает. Помнишь, что было до, а потом бац — и ты на полу.
— Давай выведем его отсюда, — скальд дёрнул Берхарда за рукав.
Грудь болела. Ребра сдавливало что-то твёрдое. Они прошли через внутренний двор, погруженный в тишину и ночную прохладу, и направились к замковым воротам.
— Ты победил, Дьюранд, — молвил Берхард. — Никто тебя не смеет ни в чем винить.
— Сэр Берхард, — произнёс Гермунд. — Я уверен, что как только у него в голове проясниться, с ним все будет в порядке. Я позабочусь об этом.
Берхард кивнул, собираясь оставить их:
— Знаешь, Дьюранд, на турнирах и не такое случается. Твой друг знал об этом, — развернувшись, одноглазый рыцарь направился в сторону шатров.
Дьюранд почувствовал на себе взгляд скальда:
— Расскажи мне о бое, — попросил он.
— Ты победил.
Дьюранд принялся копаться в памяти, окутанной пеленой мрака, с ужасом думая о том, какие образы предстанут перед его глазами, если пелена спадёт.
— Я победил.
— Что ты помнишь?
— Помню удар. Помню, как на меня опускался клинок, — Дьюранд нахмурился. Память была пуста.
— Ага. От удара ты, видать, потерял сознание, глаза, по крайней мере, у тебя были закрыты. Но ты выставил вперёд обломок копья, словно это был кол. Керлак рванулся вперёд и налетел на острие. Удивляюсь как ты себя не пропорол другим концом.
— Черт, — прошептал Дьюранд.
Гермунд кивнул и тихим голосом продолжил.
— Несколько мгновений вы так и стояли. А потом Керлак выронил меч.
Дьюранд, покачав головой, нащупал пальцами угловатую ссадину на груди. Именно в это место упирался обломанный край копья. Ссадина пульсировала, будто второе сердце.
— Он умер ещё до наступления сумерек, — вздохнул скальд.
— Владыка Небесный, — пробормотал Дьюранд.
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне надо подумать, — качнул рукой Дьюранд и в одиночестве побрёл по тропинке, ведущей в поле, по которой совсем недавно ступала Властительница со свитой. Как странно. Если бы не Гесперанд, Ламорик с отрядом сразу же отправился бы на маленький турнир к Морину. Отец Ламорика мог бы не торопиться с похоронами Альвен и дождаться прибытия сына. Сын Оссерика мог погибнуть в море, и тогда Грейвенхольм достался бы Дьюранду. Дьюранд вспомнил, как стоял в карауле в Ферангоре. Произошла целая куча событий, которой лучше было бы не приключаться.
Он вовсе не собирался сражаться на турнире. Он должен был подавать запасные копья Гутреду и возиться со снаряжением. Он познакомился со славным малым, но не прошло дня — и он убил его.
Перед ним раскинулось истоптанное ристалище, и Дьюранд ступил на траву, примятую там, где стояли трибуны. Со стороны казалось, что поле взрыто не копытами боевых коней, а вспахано крестьянскими плугами.
В гордом одиночестве он преклонил колено. На плечи давил тяжкий груз усталости. Ребра болели. Он стоял примерно в том месте, где пал Керлак. Дьюранд вспомнил о предупреждении отца: странствующий рыцарь вечно рискует погубить свою бессмертную душу.
Дьюранд заморгал и тяжело вздохнул. Берхард прав: в случившемся нет его вины. Каждый рыцарь, выходящий на ристалище, знает, что на карту поставлена его жизнь.
У леса он заметил угловатый силуэт колодезного ворота. Дьюранд решил, что ему надо освежиться. Плеснуть в лицо холодной воды — что может быть лучше. Вскоре его пальцы прикоснулись к холодной каменной кладке колодца. Ведра у края колодца не было, лишь верёвка свешивалась вниз. Дьюранд глянул вниз и увидел, как в глубине на поверхности воды отражается серебристый диск луны. Его собственная чёрная тень по форме напоминала замочную скважину.
Он повернул ворот и отражение луны, покрывшись рябью, поплыло ему навстречу. Дьюранд извлёк бадью из колодца и опрокинул её на себя. Потоки ледяной воды обрушились на лицо и грудь.
— Тебя зовут Дьюранд? — раздался женский голос.
Он — в Гесперанде, удивляться здесь нечему. В любой момент могло произойти самое невероятное. Дьюранд обернулся. С него ручьями лилась вода.
В дюжине шагов от него на лугу стояла Дева Реки, её кожа была белой в свете луны. Она казалось совсем маленькой, зелёная вуаль подчёркивала бледность её лица. Лёгкий ветерок играл плащом, свешивающимся за её плечами. Дьюранд был не в силах отвести взгляда.
— Я… я должна была предвидеть, — она опустила взгляд, и Дьюранд увидел, как погас огонёк в её глазах. — Боюсь, я не ожидала…
Дьюранд вдруг понял, что перед ним вовсе не его Дева Реки.
— Прости, — прошептала Властительница Боуэра.
Дьюранд был не в силах ни оторвать от неё глаз, ни произнести что-нибудь в ответ. Он просто смотрел на неё.
— Я увидела, в тебе что-то есть, — тихо произнесла она. — Я не думала, что это… Я не желала…
Она была прекрасна и очень печальна. Он поднял руку. Её щека была холодна как снег, но все же он почувствовал тепло, запустив пальцы в её волосы. Властительница казалась совсем юной и очень хрупкой.
Она приникла к Дьюранду, глядя прямо ему в глаза.
— Дьюранд… — она положила руки ему на плечи, и они, слившись в поцелуе, опустились на землю.
Он чувствовал её нежную кожу, её тонкие руки скользили по его телу, словно крылья голубки. Дьюранд задыхался. Её дыхание щекотало губы и нос, и вместе с тем, он чувствовал, как где-то в лесу несутся вперёд призраки давно сгинувших рыцарей. Казалось, на него снова обрушился поток ледяной воды из колодца. Земля содрогалась под копытами призрачных коней. Он ослеп. Он потерял способность думать.
Не отрываясь от губ девушки, он на ощупь схватил её юбки и рванул их вверх, обнажив ей ноги. Её руки коснулись пояса Дьюранда, стянули с него куртку и тунику. Он почувствовал, как холодные пальцы скользнули по животу, развязали тесёмку на штанах. Дьюранд потерял самообладание. Встав на колени, стянул с неё сорочку. Властительница лежала перед ним на земле, прекрасная в своей наготе. Он поцеловал её, нежно дотронулся до груди. Она потянулась, ища его губ. Осторожно он опустился на неё, и ноги девушки сплелись за его спиной. Её пятки прижались к его икрам.
Когда он, наконец, утомлённый перекатился на спину, она последовала за ним, прижавшись к его груди. Дьюранд глядел на небо, а она играла с локоном его чёрных, как смоль, волос. Постепенно движение её рук замедлилось и сошло на нет.
Она вздохнула, Дьюранд ощутил на щеке её дыхание. Неожиданно он почувствовал, как девушка напряглась словно зверёк.
— Царица Небесная, только в такие моменты все возвращается на круги своя, — девушка приподнялась. Её лицо скрывала тень.
— Возвращается? — переспросил Дьюранд.
— Все эти годы. Столько людей, и все ради этого момента. Сейчас я их вижу. Я вижу их всех.
— Я не…
— Они сражались здесь, — она обернулась, непроизвольно прикрыв грудь руками. — Мой муж. Бедный Сейвин. Отзвуки. Думаю, это именно то, чего я хотела. Я могла все остановить и повернуть вспять. Но я этого не сделала. Я эхо, вернувшееся к жизни.
Она воззрилась на Дьюранда, словно увидела его в первый раз.
— Ты не очень похож на Сейвина. Он был жестоким. А Керлак! Бедный мальчик. Эоркан был совсем другим. Он не заслуживал…
Она увидела, как Дьюранд дёрнулся. Он подумал о Керлаке и о словах, срывавшихся с уст сухоликих в терновнике.
Девушка оглянулась на ристалище:
— Дева Весны скорбела не об усохших полях и увядших цветах. В те времена жили двое мужчин. Два лучших друга. Когда на землю опустилась ночь, Ильсандер и Бруна сошлись на поле, покрытом иссохшей травой. Она заигрывала с обоими и не смогла вовремя остановиться. Два лучших друга схватились в битве за право стать мужем Девы Весны. Их армии бились от рассвета до заката среди серых лугов. Когда красное, как кровь, Око Небес коснулось горизонта, Ильсандер пал от руки своего друга.
Бруна Широкоплечий.
Образы, которые Дьюранд так хотел навсегда изгнать из памяти. Булькающие голоса сухоликих в терновнике, девочка, глотающая гадюк… Ильсандер и Бруна. Сухоликие, прикоснувшись к Дьюранду, почувствовали, что в его жилах течёт кровь Бруны. Одного из этих мерзких существ звали Ильсандер. Как раз об этом говорил Гермунд.
— Прослышав о гибели Ильсандера, Дева Весны закричала. Именно об этом крике и сохранилась память з легендах, — девушка склонилась над Дьюрандом.
— Кто ты? — прошептал он, страшась услышать ответ.
— История повторилась. Мой супруг… герцог… он был, как Ильсандер, — вздохнула Властительница. — Как же молода я была. Если бы я сказала Сейвину, что надежды нет, можно было избежать ссоры. Во что же мы превратились? Бедный Эоркан. Улыбками, что я раздавала направо и налево, я навлекла проклятье на всех нас.
Она кинула на Дьюранда взгляд, полный боли. Властительница казалась сейчас такой беззащитной. Дьюранд не мог поверить своим ушам. Неужели эта хрупкая девушка, совсем дитя, стала причиной того, что целое герцогство оказалось вырванным из полотна мироздания?
Властительница, протянув руку, дотронулась до кровоподтёка на его груди.
— Впрочем, страдаю не только я. Долг тяжким бременем лежит на мне, но я продолжаю жить. И только в такие моменты я начинаю понимать, что зажилась в этом проклятом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53