Однако в скудном свете лучины было видно, что в стойлах ухоженные лошади.
Радим понял, что очутился на господской конюшне. Проход соединял два строения, плотно прижатых друг к другу. Судя по тесноте, предназначался он исключительно для удобства холопов. Хозяева заходили туда и сюда через двор.
Осматривать конюшню не входило в планы скомороха. Он шел проверять корову. Но лишить себя возможности проверить путь ведьмы Радим не решился. Мало ли что она могла обронить по дороге или след какой оставить. Кроме того, надо выяснить, был ли кто на конюшне, когда случилось несчастье. Неужели и тут старуха прошла незамеченной?
Кони шумно дышали, их выпуклые глаза с интересом следили за движением неожиданного гостя, копыта время от времени опускались на утоптанную землю с глухим стуком. Ничего странного Радим не приметил. Конюшня как конюшня. Разве что большая очень. Здесь коней пятьдесят — не меньше.
Скоморох с детства мечтал о собственной лошади. Однажды ему повезло и накопленных дирхемов хватило, чтобы купить кобылку. Но Радим не успел толком с ней подружиться, как был вынужден расстаться. В Ростове он соблазнился игрой в зерн. И проиграл. Радим был ловким малым, но не настолько, чтобы справиться с бродячими чернецами. Эти шельмы вошли в доверие, угостили его добрым вином, потом завлекли в игру. Как водится, сначала везло Радиму, однако, когда ставки стали велики, он разом спустил практически все, что имел. Хорошо еще, одежда и личины остались при нем, у скомороха хватило воли остановиться. Позже он вспоминал это приключение как дурной сон.
Взгляд уперся в вывешенную на перекладину попону. Сперва Радим не понял, что так привлекло его внимание. Потом, оглядев узор, украшавший кусок полотна, он сообразил, что подобное изображение Ярилы он уже видел. Точно, это было зубастое солнышко с фибулы боярской дочки Любавы.
Гнедой коник, томящийся в загоне, был ее собственностью. Он грустно посмотрел на скомороха и начал жевать влажное сено из корыта. Связь боярской дочки с отравлениями была не очевидна, но многое говорило за то, что у нее вполне мог иметься мотив для убийства Параскевы. Поэтому Радим тщательно осмотрел попону, стойло, коня и наткнулся на седельные сумки, сваленные в углу. От возбуждения зачесались руки. Вот оно! Только бы сумки Любавы не оказались пусты!
Предчувствия не обманули скомороха. Сумки были полные. Только в них была сушеная трава. Радим вытряхнул все содержимое сумок на землю. Он обязательно хотел найти что-нибудь интересное. Он даже богов молил об этом. Усердие было вознаграждено — из одной сумки выпало несколько продолговатых трубочек. Радим аккуратно их поднял. Береста. Потянув, скоморох развернул берестяные лоскуты. Они были испещрены черточками. Грамоты. Это Радим понял сразу. Но вот прочитать их не смог. Скоморох этому делу обучен не был.
Грамоты Радим сунул за пазуху. Надо показать их боярыне.
Поскольку больше в сумках ничего не обнаружилось, Радим собрал рассыпанную по полу траву и вернул их на место. Коник недовольно фыркнул. Чтобы набить сумки так же плотно, как раньше, пришлось позаимствовать сено из его корыта.
Не успел Радим решить, куда направиться дальше, как в конюшню вошли трое стражников. По косицам скоморох сразу узнал Грима. Первым порывом было вжаться в стену или прикинуться лошадью. Пальцы словно сами собой погасили лучину. Скоморох задержал дыхание.
— Есть кте? — спросил, как рыгнул, Грим. — Вы-ходь!
Стражники светили факелами, поэтому Радим сообразил, что скоро его обнаружат. Лишние проблемы ему были не нужны.
— Я тут, господин! Что случилось?
— Кте?
— Скоморох. Человек доброй боярыни.
— А… — Грим не стал расспрашивать дальше, похоже, он узнал Радима. — Выходь и ступяй в терем! Всем велено быть в людьской!
— Слушаюсь, господин.
Радим двинулся к выходу. Когда он проходил между сторожами, Грим схватил его за плечо:
— Стояйт!
У скомороха сердце ушло в пятки.
— Гуди, проводи его. Смотри в обя!
Один из воинов кивнул и подтолкнул Радима к выходу. Что ж, ничего ужасного не произошло. Просто Грим не доверяет скомороху.
В сопровождении сторожа Радим пересек двор и вскоре стоял у входа в терем. Тут толпилось полдюжины дружинников, среди которых скоморох узнал Валуню. Прежде чем открыли дверь в людскую, Радим успел шепнуть ему:
— Увидишь боярыню-матушку, скажи, что я хочу ей слово молвить.
— Скажу, Радим, коли увижу. Только сумневаюсь, что выйдет она наружу. Нынче всем воевода велел на своих местах быть. Чего творится-то, а? Потравой люд изводят, изверги…
— Береги себя, Валуня. Не ешь что попало!
Гуди толкнул Радима в спину, и скоморох буквально вбежал в людскую. Клеть была плотно набита народом. Столько людей здесь еще не собиралось. Все столы и скамьи были заняты, пол тоже усеян сидящими и лежащими холопами. Похоже, сюда согнали всю дворню.
Место для скомороха нашлось не скоро. Он даже подумывал, не усесться ли прямо у двери. Однако какой-то седобородый старик махнул ему рукой:
— Эй, скоморох! Иди сюда! Мы подвинемся. Радим старика не знал, но приглашение принял.
Перешагивая через сидящих на полу, он медленно пробрался к скамье, на которой примостились пятеро холопов. Они двинулись в стороны, освобождая пространство для Радима. Скоморох не отличался тучностью, но на предложенное место втиснулся с трудом.
— Благодарю, люди добрые.
— Не стоит. Мы ж корысти ради тебя позвали. Может, повеселишь нас чем? Видели, как ты тут жару давал, по притолоке метался… Ух, хорош был!
— Нынче тесновато тут. Зашибу еще кого ненароком. Скажите мне лучше, не пропал ли кто из ваших этой ночью?
— Ну вот, мы его нас веселить позвали, а он хочет, чтоб мы его развлекали!
— Пропал, — подал голос молодой холоп, сидевший по правую руку от Радима. — Лунька пропал. Только он такой паршивец был, что никому не жалко.
— Это не такой — русоволосый, кучерявый, моего роста?
— Ну да, он самый. Ты что-то про него ведаешь?
— От вас хотел узнать. Он кому прислуживал?
— До Коляды Свириду, светлая ему память, после перешел к боярыне, — пояснил старик. — Дурной паренек Лунька. Все норовил хозяевам о нас плохое сказать. Чуть кто-то где-то промашку даст, тут же бежал ябедничать. А сам постоянно тягал кусок, который плохо лежит. Живот набивал только господской пищей.
— Ясно.
В голове Радима начала вырисовываться картина произошедшего. Некто хотел отравить Параскеву, для чего добавил яд в пищу. Холоп же опробовал кусочек и от того помер. Значит, убивец потраву здесь вкладывал, на кухне. И возможно, сейчас тут сидит, вместе со всеми.
— Пошто Лунька к боярыне перешел? Или кормит лучше?
— Тебе-то что за дело, скоморох? — подозрительно покосился на Радима старик.
— Так зовет боярыня к себе в услужение. Чтобы постоянно рядом был. Хочу знать, стоит ли оно того? Раз люди к ней уходят, может, госпожа она хорошая?
— Ты нас, холопьев, себе не ровняй, — тяжело вздохнул старик. — Мы люди подневольные. Нас не спрашивают, кого в хозяева хотим. Лунька — ушлый малый, но ежели б захотел, скажем, к воеводе попасть, ничего не вышло бы. Не пустил бы Свирид. Для боярыни же ему ничего не жалко. Вот и Луньку он ей отдал.
— А что, Свирид и боярыня друзья большие?
— Я тебе по секрету скажу — очень большие! Но в прошлом. Потом враждовали долго, а недавно снова помирились. По тому случаю даже придел к церкви вместе возвели.
— Хм. А боярин-воевода как на ту дружбу смотрел? Неужто нравилось ему, когда жена с неблагородным дружит?
— А тут тайна великая есть! — Старик перешел на шепот. — Связывает она всех троих крепче цепи железной.
— Знаешь ли ты ее?
— Может, знаю, а может, и нет… За такую болтовню и в прорубь недолго сыграть.
— Скажи мне на ушко, а я тебя денежкой побалую.
— Любопытный ты, скоморох! А сколько дашь?
— Сребреник.
— Годится. Давай!
— Не. Ты сначала тайну расскажи. Потом дам.
— Добро. Слушай.
Старик повернулся к самому уху скомороха и зашептал:
— Был я тогда еще молод. Совсем юн, прямо скажу. Умер наш старый ярл Регнвальд, и осталось у него два сына — Улеб и Эйлив. Наследовать отцу должен был старший. Но привел он в дом девушку из смердов и назвал ее женой. Возмутился тогда Эйлив, и была замятия. Недолго то усобье длилось. Улеб пропал в лесу, как на охоту поехал. Эйлив вернулся, выгнал жену брата в чем мать родила, господином в Ладоге стал. Свирид же управляющим сделался, хотя до того конюхом у Улеба служил.
— А при чем тут Параскева?
— При том, что она невестою Улеба была. Да отверг он ее. Когда же Улеб исчез, брат в жены ее взял. Такая вот сказка.
— Заставляет задуматься.
— Сребреник давай.
— А нету пока. Да ты не волнуйся, мне обещали за выступления приплатить. Как дадут, я сразу к тебе.
— Коварен ты, скоморох! Я к тебе с открытой душой, а ты вона как…
— Не гневись. Вправду денежку отдам. Только вот сам получу.
Дверь в людскую распахнулась, внутрь вошел Грим, в сопровождении стражи.
— Скоморох! Выходи!
Радим съежился от окрика и даже не подумал встать.
— Скоморох!
Старик подтолкнул Радима:
— Вот он, господин! Иди же, зовут!
Радим нехотя повиновался. Он протиснулся сквозь ряды холопов и остановился перед Гримом. Тот ничего объяснять не стал. Вместо слов Радиму заломили руки за спину и поволокли наружу.
Глава 14
В риге снова было многолюдно. Те, кто вчера упились, уже протрезвели, другие вернулись из церкви от тела Яна Творимирыча, третьи, отлежав бока, потянулись в веселую компанию. Разговоры были у всех об одном — о неожиданных смертях в Ладоге. Про Сви-рида открыто говорили, что он был отравлен. Насчет боярина делали туманные предположения.
В отношении яств единодушия не было. Некоторые сторонились всякой еды, другие, наоборот, ели за обе щеки, смеясь над пугливыми товарищами. Бояре, сидящие за хозяйским столом, лакомились медом, намазывая его на хлеб. Ни к чему другому они не притрагивались. Эйлив был без жены, по правую руку от него сидел Остромир, по левую Симон. На лицах всех троих озабоченность. Им было не до веселья.
Гусляр заиграл ритмичную мелодию, и часть гостей пустилась в пляс. Подошвы застучали по выстланному дощатыми щитами полу. Шум усилился настолько, что вести всякие разговоры стало затруднительно. Эйлив недовольно поморщился. Он только что начал говорить с Симоном, а из-за танцев был вынужден замолчать. Однако останавливать гостей воевода не решился. В конце концов, для этого они сюда и собрались.
Грим подошел к воеводе и склонился к его уху. Эйлив кивнул, и воин быстро удалился. Вскоре он вернулся к хозяйскому столу в сопровождении Радима.
Когда, утомившись пляской, большая часть гостей вернулась на лавки, воевода дал знак гусляру прекратить играть. Музыка стихла, все замолчали и повернулись к хозяину пира. Тот поднялся со своего места и произнес речь:
— Гости дорогие! Мы собрались, чтобы весело отметить праздник. Но боги распорядились так, что радость нарушена смертью близких людей. Мы помним о них и скорбим. Однако нам жить дальше. А потому негоже, ежели встретим мы весну с грустными лицами и тусклым взором. Что за год выдастся, когда на Масленицу веселья нет?
Одобрительные выкрики гостей показывали, что речь воеводы нашла отклик у слушателей. Собственно, большинству из них дела до Яна Творимирыча и Свирида никакого не было. Жалели их, само собой, но горя не ощущали.
— Решил я подарить вам забаву великую. Такой еще не приходилось вам испытать. Вот есть тать пойманный, в скоморошьем кафтане в дом проникший. Хотел он наше добро прибрать, да добрые люди остановили. Что делать с ним?
Холодный пот прошиб Радима. Он завертелся, жесткая хватка сторожей усилилась.
— На осину его! — послышались выкрики. Воевода поднял руку, призывая к тишине:
— Тихо! Есть более хитрая забава. Давно ль вы охотились? Давно ли в руках рогатину держали? Что скажете, коли зверь поумнее многих будет?
— Неужто на скомороха будет охота? — раздался голос самого догадливого.
— Верно! Пустим его в лес, пусть прячется. Мы же выйдем по его следам. Кто зверя завалить сможет, внакладе не останется. Вот эта мошна тому свидетель!
Эйлив снял с пояса кошель и высыпал на стол горку серебра.
— Помилуй, господин воевода! — Радим попытался упасть в ноги боярину, но его удержали.
— Молчи, смерд! — грозно блеснул очами Эйлив. — Коли до восхода продержишься — все серебро твое, и дорога, куда пожелаешь, открыта.
Скоморох понял, что его судьба уже решена. Не так он желал умереть, ох, не так…
— Гости дорогие! Принимаете ли условия охоты?
Раздались довольные крики пьяных гостей. Все горели желанием тут же растерзать скомороха и получить вожделенную награду. Воинам Грима пришлось сдерживать толпу, заслонив скомороха широкоплечими телами.
— Пусть идет! — перекрикивая возбужденных гостей, приказал Эйлив. — Не троньте его, пока сигнала в рог не дам! Грим, веди его до опушки, там лыжки дай, чтоб в первом сумете не увяз, и пускай на все четыре стороны.
Грим кивнул и сделал знак своим людям. Радима потащили сквозь бурлящую массу купцов и посадских.
— Сейчас же, гости дорогие! Всех прошу во двор! Время пришло Морену запалить и песни спеть. Потерпите немного, дайте зверю хоть недалеко уйти!
Слова воеводы Радим слышал как сквозь стену. Шум вокруг нарастал, пелена ужаса поднималась тем больше, чем скоморох лучше осознавал свое положение. На миг он даже лишился дара речи и безвольно повис на руках сторожей. Отрезвляюще подействовал холодный ветер. Радим встрепенулся и расцепил зубы:
— Стойте! Я должен поговорить с боярыней.! Вам несдобровать, ежели она узнает, что вы меня не послушали!
Речь Радима не произвела на Грима и его воинов никакого впечатления. Они упорно тащили его прочь Из града.
За спиной раздались крики: «Гори, блины, гори, Масленица!» Заиграло зарево от подожженных соломенных чучел. Собравшаяся вокруг Радима толпа постепенно поредела. К тому времени, как скомороха довели до ворот, никого, кроме сторожей, не осталось.
Воля встретила Радима темнотой, с трудом разгоняемой смоляными факелами. Скоморох подумал, что, с одной стороны, это хорошо, ибо легче спрятаться, с другой — идти по лесу будет непросто. Грим скомандовал что-то на норманнском языке — подошел воин с широкими лыжами в руках.
— Здесь! — остановил сторожей Грим. — Надявая! Скоморох застыл перед лыжами, больше похожими на обломки досок.
— Бистро!
Пожалуй, сподручнее передвигаться в лаптях, чем с такой тягой на ногах.
— Постойте! — из темноты вынырнул Валуня. — Вот эти велено надеть!
Он подал Радиму другую пару лыж. Они были гладкими, широкими, со свежим оленьим камусом. Грим хоть и нахмурился, но возражать не стал.
— Благодарствую! — негромко произнес Радим, принимая лыжи.
— Боярыня прислала, — прошептал, склонившись к уху, Валуня. — Она пробует остановить забаву. Но уж больно гости жаждут крови. Раззадорил их воевода.
— Попробую продержаться до утра. — Взгляд Радима зацепился за рукоять «зуба-складенца», торчащего из-за пояса отрока. Оружие представляло из себя нож с обоюдоострым клинком на две трети длины и шестигранной рукоятью с отверстием. В дырку был продет кожаный шнур, завязанный кольцом и намотанный на железо. «Зуб» мог использоваться десятком различных способов, в зависимости от хвата и положения шнура.
— Передай боярыне вот это! — скоморох отвлек внимание на правую руку, полезшую за пазуху, а левой осторожно ухватил «зуб» и потянул к себе. Оружие покинуло пояс Валуни и тихо исчезло в складках одежды Радима. Из-за пазухи появились берестяные грамоты. — Я нашел их у боярской дочки в седельных сумах. Так и передай боярыне. У Любавы! Пусть прочтет!
— Эй! Бистро! — прикрикнул Грим. В неверном свете факелов он не заметил, как воин спрятал на груди несколько грамот.
Радим привязал лыжи сыромятными ремнями к ногам и поднялся в полный рост.
— Боги на моей стороне, — сказал он и ринулся в темноту леса.
Глава 15
В лесу было холодно и темно. Белояр — не ладень, зима только начала отступать, ледяные бастионы подтаяли, но не исчезли вовсе, стужа вольготно гуляла по просторам, будто днем не светило яркое солнышко. Густые еловые лапы заслоняли и без того темное небо. Если бы не белоснежный покров и яркий месяц, в лесу не было бы видно ни зги. Мощные стройные сосны сливались в единую темную стену. Радим мог бежать быстро, лыжи позволяли, но он не хотел сломать шею. В темноте было очень просто налететь на бурелом или неприметную елочку. То там, то сям вырисовывался густой кустарник. В него скоморох не совался.
Куда он направлялся? Радим вряд ли бы ответил на этот вопрос. Куда глаза глядели, туда и ноги летели. Для него было главным — оказаться как можно дальше от преследователей. Уверенности, что с восходом солнца погоня прекратится, у скомороха не было. Мало ли что обещал воевода. Какой-нибудь рьяный купчик запросто убьет Радима, а потом скажет, что сделал это ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Радим понял, что очутился на господской конюшне. Проход соединял два строения, плотно прижатых друг к другу. Судя по тесноте, предназначался он исключительно для удобства холопов. Хозяева заходили туда и сюда через двор.
Осматривать конюшню не входило в планы скомороха. Он шел проверять корову. Но лишить себя возможности проверить путь ведьмы Радим не решился. Мало ли что она могла обронить по дороге или след какой оставить. Кроме того, надо выяснить, был ли кто на конюшне, когда случилось несчастье. Неужели и тут старуха прошла незамеченной?
Кони шумно дышали, их выпуклые глаза с интересом следили за движением неожиданного гостя, копыта время от времени опускались на утоптанную землю с глухим стуком. Ничего странного Радим не приметил. Конюшня как конюшня. Разве что большая очень. Здесь коней пятьдесят — не меньше.
Скоморох с детства мечтал о собственной лошади. Однажды ему повезло и накопленных дирхемов хватило, чтобы купить кобылку. Но Радим не успел толком с ней подружиться, как был вынужден расстаться. В Ростове он соблазнился игрой в зерн. И проиграл. Радим был ловким малым, но не настолько, чтобы справиться с бродячими чернецами. Эти шельмы вошли в доверие, угостили его добрым вином, потом завлекли в игру. Как водится, сначала везло Радиму, однако, когда ставки стали велики, он разом спустил практически все, что имел. Хорошо еще, одежда и личины остались при нем, у скомороха хватило воли остановиться. Позже он вспоминал это приключение как дурной сон.
Взгляд уперся в вывешенную на перекладину попону. Сперва Радим не понял, что так привлекло его внимание. Потом, оглядев узор, украшавший кусок полотна, он сообразил, что подобное изображение Ярилы он уже видел. Точно, это было зубастое солнышко с фибулы боярской дочки Любавы.
Гнедой коник, томящийся в загоне, был ее собственностью. Он грустно посмотрел на скомороха и начал жевать влажное сено из корыта. Связь боярской дочки с отравлениями была не очевидна, но многое говорило за то, что у нее вполне мог иметься мотив для убийства Параскевы. Поэтому Радим тщательно осмотрел попону, стойло, коня и наткнулся на седельные сумки, сваленные в углу. От возбуждения зачесались руки. Вот оно! Только бы сумки Любавы не оказались пусты!
Предчувствия не обманули скомороха. Сумки были полные. Только в них была сушеная трава. Радим вытряхнул все содержимое сумок на землю. Он обязательно хотел найти что-нибудь интересное. Он даже богов молил об этом. Усердие было вознаграждено — из одной сумки выпало несколько продолговатых трубочек. Радим аккуратно их поднял. Береста. Потянув, скоморох развернул берестяные лоскуты. Они были испещрены черточками. Грамоты. Это Радим понял сразу. Но вот прочитать их не смог. Скоморох этому делу обучен не был.
Грамоты Радим сунул за пазуху. Надо показать их боярыне.
Поскольку больше в сумках ничего не обнаружилось, Радим собрал рассыпанную по полу траву и вернул их на место. Коник недовольно фыркнул. Чтобы набить сумки так же плотно, как раньше, пришлось позаимствовать сено из его корыта.
Не успел Радим решить, куда направиться дальше, как в конюшню вошли трое стражников. По косицам скоморох сразу узнал Грима. Первым порывом было вжаться в стену или прикинуться лошадью. Пальцы словно сами собой погасили лучину. Скоморох задержал дыхание.
— Есть кте? — спросил, как рыгнул, Грим. — Вы-ходь!
Стражники светили факелами, поэтому Радим сообразил, что скоро его обнаружат. Лишние проблемы ему были не нужны.
— Я тут, господин! Что случилось?
— Кте?
— Скоморох. Человек доброй боярыни.
— А… — Грим не стал расспрашивать дальше, похоже, он узнал Радима. — Выходь и ступяй в терем! Всем велено быть в людьской!
— Слушаюсь, господин.
Радим двинулся к выходу. Когда он проходил между сторожами, Грим схватил его за плечо:
— Стояйт!
У скомороха сердце ушло в пятки.
— Гуди, проводи его. Смотри в обя!
Один из воинов кивнул и подтолкнул Радима к выходу. Что ж, ничего ужасного не произошло. Просто Грим не доверяет скомороху.
В сопровождении сторожа Радим пересек двор и вскоре стоял у входа в терем. Тут толпилось полдюжины дружинников, среди которых скоморох узнал Валуню. Прежде чем открыли дверь в людскую, Радим успел шепнуть ему:
— Увидишь боярыню-матушку, скажи, что я хочу ей слово молвить.
— Скажу, Радим, коли увижу. Только сумневаюсь, что выйдет она наружу. Нынче всем воевода велел на своих местах быть. Чего творится-то, а? Потравой люд изводят, изверги…
— Береги себя, Валуня. Не ешь что попало!
Гуди толкнул Радима в спину, и скоморох буквально вбежал в людскую. Клеть была плотно набита народом. Столько людей здесь еще не собиралось. Все столы и скамьи были заняты, пол тоже усеян сидящими и лежащими холопами. Похоже, сюда согнали всю дворню.
Место для скомороха нашлось не скоро. Он даже подумывал, не усесться ли прямо у двери. Однако какой-то седобородый старик махнул ему рукой:
— Эй, скоморох! Иди сюда! Мы подвинемся. Радим старика не знал, но приглашение принял.
Перешагивая через сидящих на полу, он медленно пробрался к скамье, на которой примостились пятеро холопов. Они двинулись в стороны, освобождая пространство для Радима. Скоморох не отличался тучностью, но на предложенное место втиснулся с трудом.
— Благодарю, люди добрые.
— Не стоит. Мы ж корысти ради тебя позвали. Может, повеселишь нас чем? Видели, как ты тут жару давал, по притолоке метался… Ух, хорош был!
— Нынче тесновато тут. Зашибу еще кого ненароком. Скажите мне лучше, не пропал ли кто из ваших этой ночью?
— Ну вот, мы его нас веселить позвали, а он хочет, чтоб мы его развлекали!
— Пропал, — подал голос молодой холоп, сидевший по правую руку от Радима. — Лунька пропал. Только он такой паршивец был, что никому не жалко.
— Это не такой — русоволосый, кучерявый, моего роста?
— Ну да, он самый. Ты что-то про него ведаешь?
— От вас хотел узнать. Он кому прислуживал?
— До Коляды Свириду, светлая ему память, после перешел к боярыне, — пояснил старик. — Дурной паренек Лунька. Все норовил хозяевам о нас плохое сказать. Чуть кто-то где-то промашку даст, тут же бежал ябедничать. А сам постоянно тягал кусок, который плохо лежит. Живот набивал только господской пищей.
— Ясно.
В голове Радима начала вырисовываться картина произошедшего. Некто хотел отравить Параскеву, для чего добавил яд в пищу. Холоп же опробовал кусочек и от того помер. Значит, убивец потраву здесь вкладывал, на кухне. И возможно, сейчас тут сидит, вместе со всеми.
— Пошто Лунька к боярыне перешел? Или кормит лучше?
— Тебе-то что за дело, скоморох? — подозрительно покосился на Радима старик.
— Так зовет боярыня к себе в услужение. Чтобы постоянно рядом был. Хочу знать, стоит ли оно того? Раз люди к ней уходят, может, госпожа она хорошая?
— Ты нас, холопьев, себе не ровняй, — тяжело вздохнул старик. — Мы люди подневольные. Нас не спрашивают, кого в хозяева хотим. Лунька — ушлый малый, но ежели б захотел, скажем, к воеводе попасть, ничего не вышло бы. Не пустил бы Свирид. Для боярыни же ему ничего не жалко. Вот и Луньку он ей отдал.
— А что, Свирид и боярыня друзья большие?
— Я тебе по секрету скажу — очень большие! Но в прошлом. Потом враждовали долго, а недавно снова помирились. По тому случаю даже придел к церкви вместе возвели.
— Хм. А боярин-воевода как на ту дружбу смотрел? Неужто нравилось ему, когда жена с неблагородным дружит?
— А тут тайна великая есть! — Старик перешел на шепот. — Связывает она всех троих крепче цепи железной.
— Знаешь ли ты ее?
— Может, знаю, а может, и нет… За такую болтовню и в прорубь недолго сыграть.
— Скажи мне на ушко, а я тебя денежкой побалую.
— Любопытный ты, скоморох! А сколько дашь?
— Сребреник.
— Годится. Давай!
— Не. Ты сначала тайну расскажи. Потом дам.
— Добро. Слушай.
Старик повернулся к самому уху скомороха и зашептал:
— Был я тогда еще молод. Совсем юн, прямо скажу. Умер наш старый ярл Регнвальд, и осталось у него два сына — Улеб и Эйлив. Наследовать отцу должен был старший. Но привел он в дом девушку из смердов и назвал ее женой. Возмутился тогда Эйлив, и была замятия. Недолго то усобье длилось. Улеб пропал в лесу, как на охоту поехал. Эйлив вернулся, выгнал жену брата в чем мать родила, господином в Ладоге стал. Свирид же управляющим сделался, хотя до того конюхом у Улеба служил.
— А при чем тут Параскева?
— При том, что она невестою Улеба была. Да отверг он ее. Когда же Улеб исчез, брат в жены ее взял. Такая вот сказка.
— Заставляет задуматься.
— Сребреник давай.
— А нету пока. Да ты не волнуйся, мне обещали за выступления приплатить. Как дадут, я сразу к тебе.
— Коварен ты, скоморох! Я к тебе с открытой душой, а ты вона как…
— Не гневись. Вправду денежку отдам. Только вот сам получу.
Дверь в людскую распахнулась, внутрь вошел Грим, в сопровождении стражи.
— Скоморох! Выходи!
Радим съежился от окрика и даже не подумал встать.
— Скоморох!
Старик подтолкнул Радима:
— Вот он, господин! Иди же, зовут!
Радим нехотя повиновался. Он протиснулся сквозь ряды холопов и остановился перед Гримом. Тот ничего объяснять не стал. Вместо слов Радиму заломили руки за спину и поволокли наружу.
Глава 14
В риге снова было многолюдно. Те, кто вчера упились, уже протрезвели, другие вернулись из церкви от тела Яна Творимирыча, третьи, отлежав бока, потянулись в веселую компанию. Разговоры были у всех об одном — о неожиданных смертях в Ладоге. Про Сви-рида открыто говорили, что он был отравлен. Насчет боярина делали туманные предположения.
В отношении яств единодушия не было. Некоторые сторонились всякой еды, другие, наоборот, ели за обе щеки, смеясь над пугливыми товарищами. Бояре, сидящие за хозяйским столом, лакомились медом, намазывая его на хлеб. Ни к чему другому они не притрагивались. Эйлив был без жены, по правую руку от него сидел Остромир, по левую Симон. На лицах всех троих озабоченность. Им было не до веселья.
Гусляр заиграл ритмичную мелодию, и часть гостей пустилась в пляс. Подошвы застучали по выстланному дощатыми щитами полу. Шум усилился настолько, что вести всякие разговоры стало затруднительно. Эйлив недовольно поморщился. Он только что начал говорить с Симоном, а из-за танцев был вынужден замолчать. Однако останавливать гостей воевода не решился. В конце концов, для этого они сюда и собрались.
Грим подошел к воеводе и склонился к его уху. Эйлив кивнул, и воин быстро удалился. Вскоре он вернулся к хозяйскому столу в сопровождении Радима.
Когда, утомившись пляской, большая часть гостей вернулась на лавки, воевода дал знак гусляру прекратить играть. Музыка стихла, все замолчали и повернулись к хозяину пира. Тот поднялся со своего места и произнес речь:
— Гости дорогие! Мы собрались, чтобы весело отметить праздник. Но боги распорядились так, что радость нарушена смертью близких людей. Мы помним о них и скорбим. Однако нам жить дальше. А потому негоже, ежели встретим мы весну с грустными лицами и тусклым взором. Что за год выдастся, когда на Масленицу веселья нет?
Одобрительные выкрики гостей показывали, что речь воеводы нашла отклик у слушателей. Собственно, большинству из них дела до Яна Творимирыча и Свирида никакого не было. Жалели их, само собой, но горя не ощущали.
— Решил я подарить вам забаву великую. Такой еще не приходилось вам испытать. Вот есть тать пойманный, в скоморошьем кафтане в дом проникший. Хотел он наше добро прибрать, да добрые люди остановили. Что делать с ним?
Холодный пот прошиб Радима. Он завертелся, жесткая хватка сторожей усилилась.
— На осину его! — послышались выкрики. Воевода поднял руку, призывая к тишине:
— Тихо! Есть более хитрая забава. Давно ль вы охотились? Давно ли в руках рогатину держали? Что скажете, коли зверь поумнее многих будет?
— Неужто на скомороха будет охота? — раздался голос самого догадливого.
— Верно! Пустим его в лес, пусть прячется. Мы же выйдем по его следам. Кто зверя завалить сможет, внакладе не останется. Вот эта мошна тому свидетель!
Эйлив снял с пояса кошель и высыпал на стол горку серебра.
— Помилуй, господин воевода! — Радим попытался упасть в ноги боярину, но его удержали.
— Молчи, смерд! — грозно блеснул очами Эйлив. — Коли до восхода продержишься — все серебро твое, и дорога, куда пожелаешь, открыта.
Скоморох понял, что его судьба уже решена. Не так он желал умереть, ох, не так…
— Гости дорогие! Принимаете ли условия охоты?
Раздались довольные крики пьяных гостей. Все горели желанием тут же растерзать скомороха и получить вожделенную награду. Воинам Грима пришлось сдерживать толпу, заслонив скомороха широкоплечими телами.
— Пусть идет! — перекрикивая возбужденных гостей, приказал Эйлив. — Не троньте его, пока сигнала в рог не дам! Грим, веди его до опушки, там лыжки дай, чтоб в первом сумете не увяз, и пускай на все четыре стороны.
Грим кивнул и сделал знак своим людям. Радима потащили сквозь бурлящую массу купцов и посадских.
— Сейчас же, гости дорогие! Всех прошу во двор! Время пришло Морену запалить и песни спеть. Потерпите немного, дайте зверю хоть недалеко уйти!
Слова воеводы Радим слышал как сквозь стену. Шум вокруг нарастал, пелена ужаса поднималась тем больше, чем скоморох лучше осознавал свое положение. На миг он даже лишился дара речи и безвольно повис на руках сторожей. Отрезвляюще подействовал холодный ветер. Радим встрепенулся и расцепил зубы:
— Стойте! Я должен поговорить с боярыней.! Вам несдобровать, ежели она узнает, что вы меня не послушали!
Речь Радима не произвела на Грима и его воинов никакого впечатления. Они упорно тащили его прочь Из града.
За спиной раздались крики: «Гори, блины, гори, Масленица!» Заиграло зарево от подожженных соломенных чучел. Собравшаяся вокруг Радима толпа постепенно поредела. К тому времени, как скомороха довели до ворот, никого, кроме сторожей, не осталось.
Воля встретила Радима темнотой, с трудом разгоняемой смоляными факелами. Скоморох подумал, что, с одной стороны, это хорошо, ибо легче спрятаться, с другой — идти по лесу будет непросто. Грим скомандовал что-то на норманнском языке — подошел воин с широкими лыжами в руках.
— Здесь! — остановил сторожей Грим. — Надявая! Скоморох застыл перед лыжами, больше похожими на обломки досок.
— Бистро!
Пожалуй, сподручнее передвигаться в лаптях, чем с такой тягой на ногах.
— Постойте! — из темноты вынырнул Валуня. — Вот эти велено надеть!
Он подал Радиму другую пару лыж. Они были гладкими, широкими, со свежим оленьим камусом. Грим хоть и нахмурился, но возражать не стал.
— Благодарствую! — негромко произнес Радим, принимая лыжи.
— Боярыня прислала, — прошептал, склонившись к уху, Валуня. — Она пробует остановить забаву. Но уж больно гости жаждут крови. Раззадорил их воевода.
— Попробую продержаться до утра. — Взгляд Радима зацепился за рукоять «зуба-складенца», торчащего из-за пояса отрока. Оружие представляло из себя нож с обоюдоострым клинком на две трети длины и шестигранной рукоятью с отверстием. В дырку был продет кожаный шнур, завязанный кольцом и намотанный на железо. «Зуб» мог использоваться десятком различных способов, в зависимости от хвата и положения шнура.
— Передай боярыне вот это! — скоморох отвлек внимание на правую руку, полезшую за пазуху, а левой осторожно ухватил «зуб» и потянул к себе. Оружие покинуло пояс Валуни и тихо исчезло в складках одежды Радима. Из-за пазухи появились берестяные грамоты. — Я нашел их у боярской дочки в седельных сумах. Так и передай боярыне. У Любавы! Пусть прочтет!
— Эй! Бистро! — прикрикнул Грим. В неверном свете факелов он не заметил, как воин спрятал на груди несколько грамот.
Радим привязал лыжи сыромятными ремнями к ногам и поднялся в полный рост.
— Боги на моей стороне, — сказал он и ринулся в темноту леса.
Глава 15
В лесу было холодно и темно. Белояр — не ладень, зима только начала отступать, ледяные бастионы подтаяли, но не исчезли вовсе, стужа вольготно гуляла по просторам, будто днем не светило яркое солнышко. Густые еловые лапы заслоняли и без того темное небо. Если бы не белоснежный покров и яркий месяц, в лесу не было бы видно ни зги. Мощные стройные сосны сливались в единую темную стену. Радим мог бежать быстро, лыжи позволяли, но он не хотел сломать шею. В темноте было очень просто налететь на бурелом или неприметную елочку. То там, то сям вырисовывался густой кустарник. В него скоморох не совался.
Куда он направлялся? Радим вряд ли бы ответил на этот вопрос. Куда глаза глядели, туда и ноги летели. Для него было главным — оказаться как можно дальше от преследователей. Уверенности, что с восходом солнца погоня прекратится, у скомороха не было. Мало ли что обещал воевода. Какой-нибудь рьяный купчик запросто убьет Радима, а потом скажет, что сделал это ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32