Вопли воинов, ржание коней, грохот разбивающихся в щепы колесниц слились в сплошной гул. Мы отражали атаки, одну за другой, антилльцы, не замечая жары и пыли, сражались с остервенелым отчаянием. В воздухе стоял удушливый запах крови, пота и смерти.
Измученный долгим путешествием, продолжительным сражением и кровавыми ранами, я бился из последних сил. Я не чувствовал в своем теле той песни молодецкой удали, той жажды боя и убийства, которая была во мне раньше. Я сражался бездумно и бессмысленно, нанося новый удар только потому, что так нужно. Я должен сражаться, как все остальные, потому что тот, кто перестанет это делать, будет тут же убит. Я ждал пробуждения демона смерти, надеясь, что в минуту, когда его носителю грозит смертельная опасность, он, как это произошло в последний раз, придет мне на помощь. Но внутри меня стояла оглушительная тишина, словно в пустом сосуде. Изнемогая от усталости, я продолжал машинально наносить и отражать удары, будто на тренировке у Гресса в добром Каершере.
Очередной антиллец занял место напротив меня. Мои глаза встретились с его холодным взглядом профессионального воина. Такие глаза мне приходилось видеть у гладиаторов, которых выставлял мне в противники хозяин антилльского цирка. Холодный и спокойный взгляд профессионала, выходящего на бой, чтобы победить или умереть. И я словно оказался на засыпанной желтым песком арене, ослепленный солнечным светом и оглушенный овациями зрителей.
— Убей! Убей! — скандировали трибуны.
И никогда не было ясно, к кому они обращаются, ко мне или к моему противнику. Каждый из нас мог принять это на свой счет.
Я был все тем же дикарем, полуодетым варваром, а против меня снова выступал хорошо вооруженный воин в доспехах и со щитом. Он ловко отражал им удары, так что мне никак не удавалось достать его. Антиллец уже тяжело дышал, и было видно, как трудно ему дается наша битва. Если бы не его доспехи, шлем и щит, он был бы уже мертв. Наконец я достал его, он пропустил удар, и Орну отсек ему кисть руки, в которой был его меч. Антиллец растерялся, оставшись безоружным, лицо его сморщилось от боли. И в этот момент мой Меч вошел ему под железный нагрудник. Когда он упал, я увидел перед собой спину другого антилльца и занес Меч для удара.
— Кармах! Сзади! — закричали ему. Он успел развернуться и отразить удар.
— Зло идет по земле Антиллы! — заорал мой противник и набросился на меня с неожиданной для такого юнца яростью. Губы его побелели, глаза налились кровью. Визжа и брызгая пеной, выступившей у него на губах, он ринулся на мой Меч. Орну сразу же нашел путь к его сердцу, и рухнувший на колени антиллец плевался кровью и проклинал меня. Его покрасневшее лицо, искаженное мучительной болью и яростью, казалось совсем юным.
Я успел вытащить Орну из тела антилльца, когда увидел, что колесница Икхи окружена. Змееголовый ловко орудовал своим широким, серповидным мечом, в то время как его возничий Ксиар пытался выправить колесницу, сцепившуюся с осью вражеской повозки. Я бросился им на помощь, но к тому времени, когда я достиг их, раненый Ксиар уже свалился с колесницы. Икха не смог подхватить вожжи, вынужденный отражать удары нападающих. Я попытался помочь ему, но кони, почуяв мою близость, встали на дыбы. Икха вывалился из колесницы, придавив собой собственного возничего. Лошади антилльцев понесли, увлекая за собой и пустую колесницу Икхи. Тот успел подняться и вступил в рукопашную. Я прикрывал его сзади, когда почувствовал резкий толчок слева и тут же острую боль, пронзившую мое бедро, раскатившуюся по телу. Я рухнул, как подкошенный, на чьи-то тела. Теплая густая кровь хлынула по ноге. Из бедра торчало копье, над которым на мгновение я увидел смуглую физиономию антилльца. Но в тот же миг антиллец исчез, а на его месте возник Миль.
«Что делаем здесь мы с Милем на этой чужой войне?» — с тоской подумал я.
Вокруг продолжали сражаться изможденные солдаты обеих армий. Белая пыль висела в воздухе над полем битвы. Миль склонился надо мной и обломил древко копья, торчавшее из моей ноги. В глазах у меня зарябило.
— Не шевелись! — прокричал Миль, подхватил меня под мышки и потащил назад к лагерю.
Я отчаянно сжал рукоять Орну, боясь потерять его. Миль полз между дерущимися и тащил меня за собой. Кто-то упал на меня, залив мне лицо кровью. Еще один убитый придавил мне ногу. Миль столкнул с меня трупы. Боль в бедре стала настолько нестерпимой, что я потерял сознание.
Очнулся я уже глубокой ночью при неровном свете луны. По тишине, прерываемой лишь стонами, я понял, что бой закончен, а по запаху крови и лекарств догадался, что нахожусь в лазарете. Я лежал на голой земле, а вокруг меня находились еще десятка три раненых гадирцев. Я снял с ноги повязку и рассмотрел свою рану. Истерзанный клок мышц пульсировал, будто живой, но крови уже не было.
Заметив, что я очнулся, ко мне подошел лекарь. Он внимательно осмотрел мою рану и проворчал:
— Очухался? Ну и живуч ты, Бешеный Пес. Другой бы давно сдох от потери крови. Тебя полумертвого приволок в лагерь Миль. Хотели похоронить с убитыми, но Икха не велел. Сказал, что ты можешь еще прийти в себя. А я-то еще спорил, что мне виднее. Ну, вот, надо же, ты и вправду очухался. Может, объяснишь мне, что у тебя за хитрость?
Я, конечно, подозревал о причинах такого необычного явления, но не стал просвещать лекаря относительно моих знаний.
— Где мой Меч? — спросил я.
— Этот только и знает, что о своем мече думать. Да там он валяется. Никто его не тронул, кому нужно это неподъемное, устаревшее оружие? Ничего с ним не станется. Ложись, тебе еще рано вставать.
Я не послушал его и поднялся. Нога болела. Преодолевая боль, я побрел к месту сражения, с любопытством наблюдая, как свисает из раны кусок плоти. Какой-то раб по приказу лекаря показал мне место, где лежал мой Меч.
— Ну, что, Орну, вдоволь было крови? — спросил я у Черной Головы на навершии рукояти.
Голова ухмыльнулась и удовлетворенно гукнула, не пожелав даже открыть глаза.
Прибежал Икха, возмущенно зашипел:
— Почему ты не принял облик чудовища? Почему мои воины должны были сражаться, когда ты мог один справиться со всеми врагами? Я нанимал тебя не для того, чтобы ты размахивал мечом, как простой солдат!
— Мы победили, что тебе еще надо? — устало пробормотал я, рана все же забирала у меня много сил.
— А ты знаешь, сколько моих людей полегло в этой битве? — спросил Икха.
Я не стал пояснять ему, что не принял облик Зверя только потому, что не смог. Оказывается, я теперь не могу сделать это по своему желанию. Это было для меня сюрпризом и весьма озадачило меня. Я знал по рассказам Гвидиона, что Бренн порой, когда битва заходила в тупик и ему угрожала смертельная опасность, перевоплощался в Зверя. Может, я просто не умею это делать? Гвидион наверняка знает, что для этого нужно.
Икха все еще стоял подле меня, продолжая раздраженно шипеть. Я прервал его грозным окриком:
— Надеюсь, ты нанимал меня не для того, чтобы после битвы, когда уже нет врага, разозлить меня своим шипением до такой степени, что я не смогу сдержать Зверя и начну выпускать кишки твоим солдатам?
Икха мгновенно переменился в лице, испуганно оглянулся, словно ища защиты, и заискивающе пробормотал:
— Что ты, что ты. Не сердись, это я так просто спросил. Просто так, честное слово. А… ну… может быть, тебя заинтересуют антилльские пленные? Их достаточно много и с ними можно делать все, что заблагорассудится. Сколько человек тебе нужно?
Теперь испугался я сам и страстно замотал головой.
— Нет! Нет, мне никто не нужен! — выкрикнул я и бросился прочь от Икхи, как от лукавого искусителя.
Оставшись один, я настороженно прислушивался к себе. Не соблазнился ли Зверь возможностью поразвлечься с живой плотью? Я знал, что Бренну довольно часто приводили пленников с этой целью. Это я слышал уже не от Гвидиона, а от поэннинских воинов, которые по пьяни, да и то шепотом, передавали друг другу леденящие душу истории о странном времяпрепровождении их вождя. Если Зверь не пожелал явиться по моему желанию, когда он действительно был нужен, то, может, он захочет вернуться к прежним своим развлечениям? Я содрогнулся, наверное, впервые осознав, что со мной может произойти. Я не хотел превратиться в безумного убийцу, потрошителя человеческой плоти, пожирающего людей живьем. Мне стало так страшно, что я едва подавил крик ужаса. О боги, кто я теперь, что я теперь, что будет со мной? Не лучше ли немедленно… Я не дал себе подумать об этом, опасаясь, что тот, кто во мне, быть может, слышит все мои мысли и успеет помешать мне. Я выхватил Меч, но понял, что не смогу это сделать с помощью Орну, он длиннее моей руки. Что ж, я знаю другой способ: кинжал. Говорят, так умирают плененные Туата де Дананн. Проклятье! Хватает же у них силы духа. Как они только делают это?
Успел ли я уже привыкнуть к ощущению бессмертия, или самоубийство, во все времена считающееся некой особой смертью, вызывало во мне страх, или, быть может, я оказался просто трусом, понять я не мог. Сколько раз я шел на бой вслед за своим вождем, без тени сомнения, готовый отдать за него жизнь. Я отлично помню, что не испытывал тогда страха. Ведя в бой даков, я боялся не справиться с ролью вождя, боялся проиграть битву, погубить волков, но никогда не было во мне страха перед смертью. Что же случилось теперь? Откуда эти сомнения, малодушие? Или умереть смертному гораздо легче, чем обреченному на вечную жизнь?
Позорный и гнусный страх смерти вызвал во мне невероятный стыд. Там, за гранью бытия, мог стоять невидимый мне Бренн и смеяться над моей трусостью. Невидимый и свободный, он был теперь избавлен от власти преследующего меня кошмара. Так и я сделаю этот шаг навстречу свободе. Я нащупал артерию и резанул изо всех сил. Мгновенная боль, похожая на ожог, охватила шею. Я зажал липкую и горячую рану ладонью, перед глазами все плыло, но сознание еще держалось за реальность. .
Реальность так и не отпустила меня. Я корчился на земле, меня бил озноб, но вскоре прекратилось и это. Я лежал, смотрел в затянутое тучами небо и пытался осознать: я бессмертен, и даже сам не могу убить себя. Неужели никакая казнь не способна лишить меня жизни? Интересно, каким образом мне удастся выжить, если мне отрубят голову? Может быть, она вырастет заново? Или отрубленную голову можно приставить, и она прирастет? Собственно говоря, это вполне можно было проверить, но мне почему-то не захотелось. Вот если бы бессмертным был кто-нибудь другой, тогда, возможно, я бы и посмотрел.
Глава 6
Кийя, враг мой
Трапециевидный силуэт Храма Инкал уже давно маячил на горизонте, но прошло немало времени, прежде чем мы достигли его подножия. Теперь он возвышался над нами, заслоняя небо, вызывая трепет даже в черствых сердцах гадирцев.
Было в этой постройке что-то возвышенное и настолько величественное, что мы замерли на несколько мгновений в нерешительности. Я уже бывал раньше перед этим сооружением, когда в давнюю свою жизнь в качестве телохранителя Гелионы сопровождал ее в Храм Инкал. Тогда я еще не мог даже осознать всей его грандиозности и великолепия. Я воспринимал все, что превосходило мое понимание как некое божественное или магическое проявление. Теперь я понимал, что Храм этот построен людьми, его каменные плиты были идеально подогнаны без щелей и сколов, а поверхности четырех граней отполированы до блеска.
Антилльцы столпились перед входом в Храм, их было мало. Они не смогли бы даже окружить постройку. Наш отряд превосходил их численностью раза в три. После предыдущего сражения с антилльцами мы потеряли половину бойцов, и Икха даже хотел вернуться, но потом все же решил продолжать путь малыми силами, чтобы выполнить приказ Кассана. Но теперь, увидев малочисленность антилльских защитников, Икха был не только обрадован, но и удивлен. С их стороны было бы безрассудством попытаться вступить с нами в битву.
— Они вроде собрались с нами драться, — лениво зевнул Миль, разглядывая антилльцев.
— Какого демона притащился сюда ты, Миль, король неведомого племени, и приволок своих людей в эту проклятую землю? — спросил я стоящего со мной плечом к плечу богатыря.
— Нетрудно ответить, — ухмыльнулся Миль. — Только в битве можно почувствовать себя настоящим мужчиной, добыть себе славу, заслужить хвалу!
— А много ли славы можно стяжать, сражаясь против жалкой кучки людишек, сжавшихся от страха перед многочисленным противником?
Миль рассмеялся:
— Бешеный Пес, что я слышу?! Тебе стыдно убивать слабых?
— Нет, Миль. Но все реже в этой земле мне слышатся хвалебные песни.
— И тем не менее ты, как и все другие будешь сейчас сражаться, — уверенно заявил Миль.
Я кивнул, мне ли спорить с бывшим королем Иберии. В этот момент Икха закричал, призывая антилльцев сдаться и обещая помилование. Ответом послужила тишина. Звякнуло оружие, антилльцы выставили копья. Икха лишь пожал плечами. Обращаясь к нам, он сказал:
— Насколько мне известно, в этом Храме куча ценностей, постарайтесь не разрушить ничего. Но главной нашей добычей должна стать царица Антиллы. Только живая! Лучше ее упустить, чем убить. Гелиона нужна нам живой и невредимой. Всем ясно?
Мне, так даже очень. Живой, только живой! Иначе как я смогу воплотить свои планы мести?
Икха продолжил свою речь:
— Эта схватка может решить исход всей войны! Когда царица Антиллы окажется в плену, ее царство падет, словно обезглавленное животное. Итак, вы, мои герои, сейчас поставите последнюю точку в многолетней борьбе Гадира за свои земли. Перед нами всего несколько отчаявшихся антилльцев. Убьем их! Вперед!
Гадирцы двинулись к Храму, в нас полетели копья. Я поймал одно рукой (уроки Гресса не прошли даром), под восторженные крики змееголовых метнул его обратно в антилльцев.
Мы сшиблись. Две силы, призванные решить окончательный исход войны. Да он уже давно был очевиден! Гадир преобладал силой и численностью, последняя схватка будет роковой для Антиллы.
Антилльцы сражались с остервенением, за их спиной находилась последняя святыня Антиллы. Зажатые между змееголовыми и стеной Храма, они в меньшем числе сражались тем более героически и продержались значительно дольше, чем можно было предположить.
Даже я, в общем, совершенно равнодушный к исходу воины, почувствовал восхищение стойкостью этого маленького отряда. Все уже залитые кровью, они еще держались, отчаянно отбиваясь от врага. Постепенно антилльцы сдавали свой позиций, но даже когда их осталось чуть больше десятка, они все еще продолжали сражаться, и никто из них не сложил оружие. Они не обращали внимания на постоянные призывы Икхи и его посулы сохранить им жизнь и даже наградить.
Несмотря на свое превосходство в численности, гадирцы никак не могли сломить защиту Храма. Земля давно превратилась в кровавое месиво. Солнце клонилось к закату, мы сражались уже целый день, но антилльцы по-прежнему держались так же стойко, как в начале сражения.
Упорство антилльцев начало раздражать меня. Лишь несколько человек отделяли меня от исполнения моей мести, от Гелионы. Я был в нескольких шагах от нее и все же не мог ее достичь, потому что полтора десятка ее телохранителей продолжали остервенело биться.
Очередной противник занес надо мной удар. Его бычья лоснящаяся шея напряглась, рот исказился в ужасной гримасе, белки глаз сверкнули. Передо мной был Друз, мой бывший командир. Он узнал меня и на мгновение замешкался, на его лице отразилось небывалое удивление.
— Откуда ты взялся, Блеидд?! — воскликнул он.
Я ответил ударом Меча. Друз был мне также ненавистен, как Гелиона. Он был так же виноват в смерти Мораны, как вся Антилла. Все, все они должны поплатиться за причиненное ей зло.
Когда нам наконец удалось смять это отчаянное сопротивление и был убит последний антиллец, мы разочарованно убедились, что узкий проход в Храм замурован. Мы не смогли понять, были ли это каменные двери, открываемые каким-то механизмом, или вход действительно замуровали плитой. Гадирцы были так измотаны битвой, что Икхе пришлось отложить дальнейшие попытки прорваться в Храм до утра. Потери гадирцев оказались колоссальными: четыре десятка убитых и многие ранены. Каждый антиллец, погибая, унес с собой жизнь не одного врага.
Рассматривая трупы антилльцев, сложенные рядами в храмовом дворе, Икха сказал мне:
— Нам еще не приходилось встречать в антилльцах такого отчаянного отпора, такой преданности. Эти солдаты заслуживают достойного погребения. Мы не бросим их на съедение стервятникам, а похороним вместе с нашими убитыми товарищами. Перед нами лучшие антилльские воины. Жаль, что все они мертвы и ни один не встал под наши знамена.
Я заметил ему:
— Смотри, все они — рабы!
— Не может быть, — изумился Икха. — С чего ты взял?
— Знаки царских телохранителей, — показал я, — на некоторых форма дворцовой стражи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49