Река была тягучей, густой, как кровь, цветом напоминала гематит. И ничего в ней не отражалось.
Мост узок и высок. Слишком легок и хрупок для дракона. Вот сейчас он поползет в реку, и от воды поднимутся горячие кровавые пары…
Нет, не полезет он в реку. Только этот тонкий мост соединяет его Город и это непонятное место неведомо на какой Стороне и в каком отражении, измерении или слое Города.
Как там говорил Владыка Мертвых? «До рассвета есть время»?
Значит, удержать мост до рассвета… А если обрушить? Игорь подошел поближе. Опоры были, увы, каменными. Саблей не возьмешь. Игорь взошел на мост. Камень. Литой камень – ни единого стыка или шва.
– Ну тут без вариантов, – уныло сказал он, садясь на корточки и глядя на мост. – На совесть. Так, скажем, на бесконечные века, – крякнул он. – Значит, будем драться так. Без военных хитростей.
Он остановился на мосту и стал смотреть туда, откуда приближалась туча пепла. И странное ощущение охватило его, похожее на щекотную дрожь перехода. И еще странно двоилась перспектива – казалось, будто мост не кончался на другом берегу. Игорь почти видел, как на Андреевых картинах, многомерные перспективы, слабые, призрачные, пересекающиеся. Он быстро обернулся. И сзади творилось то же самое. Друг на друга накладывались, переплетались, дрожали и шевелились различные слои Москвы. Игорь закусил губу. Надо смотреть вперед.
«А ведь он, подлец, явится не один. Шансов-то у меня никаких… Владыка Мертвых в проигрыше не останется – получит меня со всеми потрохами в любом случае…»
Анастасия. Катя.
«Да нет, черт возьми, я все равно буду драться. На мосту можно, можно задержать хоть целую армию. Но не в одиночку… Блин. Иван – Коровий сын тогда рукавицей кидался, а куда, и в кого, и чем я кидаться буду?»
Он поднес руку к горлу, чтобы чуть ослабить вдруг ставший тесным ворот. Ойкнул, уколовшись о фибулу. Инглоров листочек.
– Ну вот, – нервно хмыкнул Игорь. – Первая кровь. – Сунул кончик пальца в рот.
Грохочущее облако подползло ближе, в нем различались какие-то шипы, бугры, тускло поблескивали не то чешуи, не то щиты…
– Ах, поранился, злосчастный, – послышался сзади насмешливый голос. Игорь резко обернулся. Инглор улыбался во весь рот, показывая островатые для человека зубы. За ним маячило еще десятка два Стражей.
– Ты откуда взялся?
Инглор показал на фибулу:
– Ты звал.
«Стреляли», – так и вертелось на языке у Игоря.
– Так быстро?
– Я Страж и знаю переходы. Игорь вздохнул и рассмеялся:
– Очень вовремя. Николаша никогда не любил проигрывать – видишь, сколько с ним идет… всякого?
– Вижу, – просто ответил Инглор. – Бой за Город будет везде. Здесь твой Эйдолон, там, – он неопределенно дернул головой, – другие.
«И везде один Враг», – подумал Игорь. Судя по тому, как на мгновение сошлись брови Инглора, он подумал о том же.
– Ничего. Рог уже разбудил Артура, и Галахад с воинством Грааля выступил. Каменные богатыри в степи проснулись. Гэсэр воздел бунчук. Везде будет битва. У каждого своя. Ничего, выстоим.
– Ты уверен? – усомнился Игорь, глядя на облако, в котором уже ясно было видно железное войско, во главе которого передвигалась жуткая тварь с оловянными глазами – вся в железных шипах. Эйдолонище Поганое.
– Вот этот – мой, – указал на него Игорь. – Сойдетесь в бою – не убивай.
Инглор усмехнулся, забросив прядь волос за острое ухо.
– Постараюсь.
Его лучники уже рассыпались по набережной у моста, готовясь отстреливать нечисть. Наконечники стрел чуть заметно светились голубым. Дай бог…
Порыв раскаленного душного ветра ударил в лицо. Запах горячего железа. Крики.
– Ну пора.
Здесь над городом вставала алая заря новой прекрасной жизни. Она постоянно стояла над этим городом, но ни разу еще над ним так и не поднялось солнце. Время здесь было всегда только одно – наступала новая заря. Присмотревшись, Андрей понял, что небо больше всего напоминало задник декорации для какого-нибудь помпезного спектакля годов тридцатых – пятидесятых.
Оно действительно было ненастоящим. У Андрея мороз прошел по коже.
Город был неузнаваем – только какие-то точки, участочки его оставались прежними, знакомыми. Город, подвергнутый Генеральной Реконструкции, – он видел в свое время на выставках эти планы неоднократно. Город, полный статуй с властно указующими перстами, с торжественными отрешенно-мудрыми улыбками древних богов или с сурово нахмуренными бровями, сжатыми кулаками, выдвинутыми челюстями. Они высматривали всевидящим карающим оком тайных и явных врагов. Статуи, которые некогда были и в его Москве, которые стояли там и поныне и которые могли бы там стоять, свершись Генеральная Реконструкция. Он узнавал их, и волосы шевелились у него на голове. Статуи были везде – от мальчиков-пионеров и девушек-спортсменок до разнокалиберных клонов вождей и героев. Город был оккупирован бронзовым и чугунным воинством.
И над всем царила огромная Вавилонская Башня Дворца Советов, на вершине которого стоял Вождь, и ничто не могло укрыться от взора его.
Андрей отпрянул от окна, боясь, что их увидят.
Академик медленно приблизился к витрине.
– Мое пальто, – прошептал он. Наклонился, чтобы посмотреть на следы от пуль. – Не видно, – прошептал он. – Заштопали? Зачем?
Лидия Васильевна стояла, крепко держа дочерей за руки, словно боялась, что они сейчас набедокурят. Она не двигалась с места.
– Возьми документ! – почти истерически приказала она. – Мне страшно здесь. Очень страшно. Давай скорее заберем его и уйдем.
– Да, Лидочка, да. Ты права.
Академик протянул руку к витрине, и она, на удивление, открылась сама. Он постоял в нерешительности.
– Это же все из моего кабинета, – прошептал он. – Так хочется потрогать…
– Нет! – Лидия Васильевна отпустила дочерей и чуть ли не подбежала к нему.
– Да нет, я не трону, – кротко ответил академик и взял какие-то пожелтевшие бланки с выцветшими печатями. На одной еще видно было слово «секретно». – Вот она, моя проклятая подпись.
– Что это? – полюбопытствовала было Светка, но мать дернула ее за руку. Та надулась.
– Это то, из-за чего мы вот такие, – покачал головой академик. – Подпись о неразглашении. Исследование по существованию сопутствующего мира. Так ничего мы и не успели. А потом меня просто… отстранили.
– Давайте рвите! – резко, нервно скомандовал Андрей, глядя на бронзового революционного солдата за окном. Солдат был суров, угловат и предостерегающе вечно снимал винтовку с плеча. Нет, все же эти статуи положительно были не просто статуями. Иногда они явно двигались. Андрей зябко передернул плечами – не хотел бы он попасть сюда в такой момент.
– Ой, – вдруг послышался Светкин тихий вскрик, а затем – тонкий звон разбитого стекла.
– Я же велела тебе ничего не трогать! – закричала Лидия Васильевна.
– Я не нарочно! – заплакала Светка, глядя на разбитую старинную лампу на зеленой стеклянной ножке и с молочно-белым абажуром-«грибком». – Я просто хотела посмотреть! Это же наша лампа!
За окном почудилось какое-то движение. Андрей бросился к окну – солдат медленно поворачивал голову к нему. Его неподвижный взгляд застыл прямо на лице Андрея, и тот попятился. Но затем солдат снова стал поворачивать голову. «Не видит». От сердца отлегло.
– Рвите же! – прошипел он.
Академик послушно растерзал бланки на мелкие клочки. Желтоватыми хлопьями бумага осыпалась на гранитные полированные плиты. Какое-то мгновение они лежали, подобно вянущим лепесткам чайной розы, и вдруг начали сползаться. Все, застыв, смотрели на то, как бумага снова собралась воедино. Андрей едва успел на нее наступить. Все медленно подняли взгляды – на несчастную Светку, которая разрыдалась и закрыла лицо руками.
– Огня, – прошептал Андрей.
Фомин дрожащими руками пошарил по карманам, вытащил спички.
– Не горит, – почти плача, сказал он. – Не горит здесь огонь!
Снаружи слышались какие-то непонятные шумы и отдаленные звуки бравурной музыки, словно где-то шагала демонстрация.
Андрей закусил губу. Зажмурился. И тут вспомнил слова Ли – «Чистый Пламень». И ведь Владыка Мертвых тоже говорил – Чистый Пламень.
– Черт! – наконец выругался он. – Есть одно место. Оно даже здесь должно быть, в этом мертвом городе! Бежим!
– Что? Зачем?
– Вечный огонь, – через плечо бросил Андрей, таща за руки Вику и Светку.
Солдат продолжал медленно поворачиваться. Винтовка уже была у него в руках. Откуда-то слева слышалась мерная металлическая поступь, маршевая музыка стала громче.
– Он нас не видит, – шепотом сказал Андрей, таща мимо солдата сестер. Академик и Лидия Васильевна подбежали, тяжело дыша.
– Даже и не знаю этого дома, – признался академик. – Какие страшные лики!
Андрей посмотрел. На стене бывшего Института марксизма-ленинизма виднелись три лика основоположников, три барельефа, подавляющих и могучих. И тут вдруг каменный барельефный Маркс открыл каменные очи, и из них ударили два красных луча. Андрей едва успел отпихнуть девушек в сторону и выдернуть из-под лучей академика.
Затем открыл глаза Энгельс.
Потом Вождь.
– Вот они, – пророкотал гулкий бас. И солдат медленно стал поворачиваться к ним.
– Бежим! – заорал Андрей и ринулся к центру, к Кремлю.
Вожди на постаментах указывали на них перстами, спортсмены и солдаты, студенты и рабочие гулко соскакивали с пьедесталов и каким-то чудовищно-замедленным зомбическим бегом пускались за ними, и над всем городом висел гулкий вопль:
– Вот они!
Из-за угла навстречу появились статуи. Сзади блокировали выход те, что гнались от дома с ликами.
– Все, – вдруг рассмеялся Андрей. – Их я так не положу. Они железные. Как Феликс!
– Спокойно, – вдруг сказал, озираясь по сторонам, академик. – Кажется, я знаю.
Подворотен тут уже не осталось. Вместо них между домами зияли высокие арки, и в одну из них и нырнул Фомин. Потом, оглядевшись, бросился к одному из подъездов и толкнул дверь.
– В подвал. За мной.
– Думаете, отсидимся? – запыхавшись, проговорил Андрей.
– Нет, Андрюша, – вдруг чуть ли не лукаво проговорил Фомин. – Мы поедем на метро! Я же Строитель! Рядовые памятники об этом входе не могут знать ну никак. Нерядовые, вероятно, тоже. Вперед! Если все, как я думаю, скоро мы будем у Кремля.
Они вывалились прямо в самое скопище статуй. Но статуи были немного другими – они и двигались быстрее, и были куда веселее с виду, чем те, что стражей стояли возле ликов.
– «Площадь Революции», что ли? – изумился Андрей.
Статуи о чем-то переговаривались, гулко и красиво, как актеры в старых фильмах.
– Дай посмотреть! – приставала колхозница к парню с книгой. – Ну не жабься! В кои веки еще «Камасутру» почитаю!
– Да что тут читать, одни картинки!
– А в них самый смак, – хихикал шахтер. – Да она уж десятый раз смотрит!
– Ага, – обиделась колхозница. – Кобели бронзовые! Вот придет опять кто-нибудь да другое название на его книжке напишет, и уж никогда больше ничего и не посмотришь!
Статуи, переговариваясь, строились, словно собирались куда-то маршировать. Андрей улыбнулся. Эти выглядели почти по-человечески, даже ростом и статью превосходили живых совсем ненамного. Две одинаковые молодые женщины в купальниках и махровых простынях возились с одинаковыми младенцами. Один хватал мать за прядку волос, другой сунул палец в рот и пускал пузыри.
Андрей тихо подобрался к парню с книгой.
– А вы куда? – прошептал он.
Парень удивленно обернулся:
– Живой?
– Тихо.
– Да ничего, наши живых любят, с вами интересно. Слушай, а напиши мне новое название? Что-нибудь такое, культовое. – Андрей чуть не присвистнул от этого словечка – откуда парню из тридцатых годов прошлого века такое знать? – Чтобы пробирало! Нового почитать хочется!
– Хорошо. Только скажи – что творится?
Парень смущенно пожал плечами:
– Понимаешь, сегодня демонстрация у нас перед Мавзолеем Вождя. Ну приходится. Чтобы он был жив и вечно жил. Мы всегда так ходим первого мая, двадцать второго апреля, седьмого ноября и накануне Ночи Ночей.
– Послушай, – прошептал по-заговорщически Андрей, – я тебе напишу. Аж многотомник в одном томе напишу. Только проведите нас до Вечного огня.
«Вот сейчас скажет, что нет тут Вечного огня…»
Юноша помолчал, покачал головой, нахмурившись.
– Ладно. Постараемся. Но мы не можем свернуть с пути, мы должны идти к Мавзолею. Так что как поравняемся с оградой сада – сами бегите.
– Хорошо! – обрадовался Андрей. – Давай книжку!
На бронзовой обложке кто-то написал фломастером «Камасутра». Ради интереса Андрей заглянул. Точно, она. С картинками.
– Эй, студент! Ты что тянешь, строиться пора!
– Сейчас! Ну пиши давай.
«Что бы придумать… А, все равно». Андрей вытащил из кармана ключи и нацарапал: «Стругацкие А. и Б. Полное собрание сочинений».
– Тебе понравится! Читай на здоровье!
– Э, а мне? – вдруг закричала девушка с книжкой. – Что за дискриминация по половому признаку? Чай, не при царском режиме!
– И нам! – отозвались еще несколько девушек и парней.
Андрей лихорадочно соображал: «Ну точно, здесь ведь парные статуи! И даже не парные, а четверные! Что бы им дать поинтереснее?»
– Ага… тебе: «И. Ефремов. „Час Быка“. И „Таис Афинскую“ тоже почитай, после „Камасутры“ пойдет! А… тебе „К. Симонов. Живые и мертвые“, и стихи его тоже… А тебе давай-ка я „Фейнмановские лекции по физике“ выдам. Идет?
– Строиться! Опоздаем! – зычно скомандовал пограничник. Бронзовый пес с блестящим носом громко гавкнул. – Нагорит же!
– Эти со мной, – сказал студент, пряча в карман книжку, на которой торопливые штрихи складывались в название «Властелин Колец». – А то почитать не дам!
Пограничник только вздохнул.
Весь этот день был какой-то нескончаемый, отвратный и тупой. Время тянулось нестерпимо долго, как что-то липкое и желеобразное. Кэт ходила как во сне, автоматически делала домашние дела, на звонки не отвечала, к компьютеру не подходила. Когда делать было нечего, просто садилась и смотрела в точку. Нилакарна прятался от света и от нее тоже. С ней он больше не говорил, как будто был обычным котом. Может, он и выбрал котовую жизнь? Если это будет такой жизнью, то лучше бы он стал человеком и умер. Да. По крайней мере, у него было бы несколько часов счастья.
Близилась ночь Хеллоуина. Ночь Дикой Охоты. Ночь «Икс». Но Кэт было сейчас наплевать на грядущую битву, на атаку Эйдолона. На все. Бойцов хватит и без них с Нилакарной. А свою битву они проиграли.
Кэт вышла на кухню. Нилакарна лежал на стуле, положив голову на лапы. Она подошла, села на пол возле кота.
– Нилакарна… может, ты не будешь превращаться в человека? – жалко всхлипнула Кэт.
«Ты так хочешь?»
Кэт медленно покачала головой.
– Ты знаешь, чего я хочу. Чтобы ты жил. А иначе ты умрешь. И я тоже…
Кот сидел молча.
– Нилакарна. Я не буду тебе врать. Будет так, как ты решишь сам. Это твоя жизнь и твоя судьба. Тебе решать, в каком обличье ты встретишься с Рактакшей. Но если ты умрешь, я тоже. Тут выбор уже мой. – Кэт протянула руку и погладила кота между ушей. Тот чуть заметно вздрогнул. Вздохнул и опустил голову.
«Я долго был котом. Я уже привык…»
– Нилакарна, – хрипло проговорила она, – я отпускаю тебя.
И вышла из кухни, тихо закрыв за собой дверь.
Часов в пять вечера она легла и уснула тяжелым, черным сном без сновидений.
Проснулась, словно от толчка. Будто кто-то встряхнул ее за плечо. Ощущение было знакомым – так она обычно чувствовала пристальный кошачий взгляд.
– Что… кто?
На нее сердито смотрела Марфа Ивановна. Кэт села, протерла глаза. Голова была на удивление свежей, и сердце бешено колотилось. Она бросила взгляд на часы. Полночь.
– Нилакарна? – тихо позвала она, уже понимая, что ответа не будет. Марфа Ивановна вскочила на диван, тихо потянула ее за рукав. Кэт вскочила. – Что, Марфа Ивановна? Он ушел, да?
Матрона сердито мяукнула басом. Побежала на кухню и требовательно царапнула дверной косяк.
Пусто. Конечно, пусто. Нилакарна ушел. Теперь он будет жить где-то еще, далеко. Но, по крайней мере, она будет знать, что он жив. Далеко-далеко, но жив. Кэт вздохнула. И тут увидела на столе листочек бумаги. С внезапным предчувствием схватила его.
Странный почерк, вязь, похожая на брахми, одну из древнейших разновидностей индийского слогового письма, – но на русском. Кэт села, не в силах стоять на ватных ногах.
«Царевна моя, прощай».
Коты не могут писать.
– Индракумара… – прошептала Кэт, уставившись на картинку на стене. – Что же ты наделал…
Марфа Ивановна тронула ее лапой за колено. На ее матерой усатой морде рисовалось неудовольствие. Она еще раз требовательно мявкнула.
– Где он? – Кэт вскочила. – Ты знаешь! Ты обязательно знаешь!
Она лихорадочно забегала, одеваясь, заскочила в ванную умыться, вылетела через минуту, схватила ключи и кошелек.
– Идем! Идем скорее!
Марфа Ивановна быстро побежала по лестнице вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Мост узок и высок. Слишком легок и хрупок для дракона. Вот сейчас он поползет в реку, и от воды поднимутся горячие кровавые пары…
Нет, не полезет он в реку. Только этот тонкий мост соединяет его Город и это непонятное место неведомо на какой Стороне и в каком отражении, измерении или слое Города.
Как там говорил Владыка Мертвых? «До рассвета есть время»?
Значит, удержать мост до рассвета… А если обрушить? Игорь подошел поближе. Опоры были, увы, каменными. Саблей не возьмешь. Игорь взошел на мост. Камень. Литой камень – ни единого стыка или шва.
– Ну тут без вариантов, – уныло сказал он, садясь на корточки и глядя на мост. – На совесть. Так, скажем, на бесконечные века, – крякнул он. – Значит, будем драться так. Без военных хитростей.
Он остановился на мосту и стал смотреть туда, откуда приближалась туча пепла. И странное ощущение охватило его, похожее на щекотную дрожь перехода. И еще странно двоилась перспектива – казалось, будто мост не кончался на другом берегу. Игорь почти видел, как на Андреевых картинах, многомерные перспективы, слабые, призрачные, пересекающиеся. Он быстро обернулся. И сзади творилось то же самое. Друг на друга накладывались, переплетались, дрожали и шевелились различные слои Москвы. Игорь закусил губу. Надо смотреть вперед.
«А ведь он, подлец, явится не один. Шансов-то у меня никаких… Владыка Мертвых в проигрыше не останется – получит меня со всеми потрохами в любом случае…»
Анастасия. Катя.
«Да нет, черт возьми, я все равно буду драться. На мосту можно, можно задержать хоть целую армию. Но не в одиночку… Блин. Иван – Коровий сын тогда рукавицей кидался, а куда, и в кого, и чем я кидаться буду?»
Он поднес руку к горлу, чтобы чуть ослабить вдруг ставший тесным ворот. Ойкнул, уколовшись о фибулу. Инглоров листочек.
– Ну вот, – нервно хмыкнул Игорь. – Первая кровь. – Сунул кончик пальца в рот.
Грохочущее облако подползло ближе, в нем различались какие-то шипы, бугры, тускло поблескивали не то чешуи, не то щиты…
– Ах, поранился, злосчастный, – послышался сзади насмешливый голос. Игорь резко обернулся. Инглор улыбался во весь рот, показывая островатые для человека зубы. За ним маячило еще десятка два Стражей.
– Ты откуда взялся?
Инглор показал на фибулу:
– Ты звал.
«Стреляли», – так и вертелось на языке у Игоря.
– Так быстро?
– Я Страж и знаю переходы. Игорь вздохнул и рассмеялся:
– Очень вовремя. Николаша никогда не любил проигрывать – видишь, сколько с ним идет… всякого?
– Вижу, – просто ответил Инглор. – Бой за Город будет везде. Здесь твой Эйдолон, там, – он неопределенно дернул головой, – другие.
«И везде один Враг», – подумал Игорь. Судя по тому, как на мгновение сошлись брови Инглора, он подумал о том же.
– Ничего. Рог уже разбудил Артура, и Галахад с воинством Грааля выступил. Каменные богатыри в степи проснулись. Гэсэр воздел бунчук. Везде будет битва. У каждого своя. Ничего, выстоим.
– Ты уверен? – усомнился Игорь, глядя на облако, в котором уже ясно было видно железное войско, во главе которого передвигалась жуткая тварь с оловянными глазами – вся в железных шипах. Эйдолонище Поганое.
– Вот этот – мой, – указал на него Игорь. – Сойдетесь в бою – не убивай.
Инглор усмехнулся, забросив прядь волос за острое ухо.
– Постараюсь.
Его лучники уже рассыпались по набережной у моста, готовясь отстреливать нечисть. Наконечники стрел чуть заметно светились голубым. Дай бог…
Порыв раскаленного душного ветра ударил в лицо. Запах горячего железа. Крики.
– Ну пора.
Здесь над городом вставала алая заря новой прекрасной жизни. Она постоянно стояла над этим городом, но ни разу еще над ним так и не поднялось солнце. Время здесь было всегда только одно – наступала новая заря. Присмотревшись, Андрей понял, что небо больше всего напоминало задник декорации для какого-нибудь помпезного спектакля годов тридцатых – пятидесятых.
Оно действительно было ненастоящим. У Андрея мороз прошел по коже.
Город был неузнаваем – только какие-то точки, участочки его оставались прежними, знакомыми. Город, подвергнутый Генеральной Реконструкции, – он видел в свое время на выставках эти планы неоднократно. Город, полный статуй с властно указующими перстами, с торжественными отрешенно-мудрыми улыбками древних богов или с сурово нахмуренными бровями, сжатыми кулаками, выдвинутыми челюстями. Они высматривали всевидящим карающим оком тайных и явных врагов. Статуи, которые некогда были и в его Москве, которые стояли там и поныне и которые могли бы там стоять, свершись Генеральная Реконструкция. Он узнавал их, и волосы шевелились у него на голове. Статуи были везде – от мальчиков-пионеров и девушек-спортсменок до разнокалиберных клонов вождей и героев. Город был оккупирован бронзовым и чугунным воинством.
И над всем царила огромная Вавилонская Башня Дворца Советов, на вершине которого стоял Вождь, и ничто не могло укрыться от взора его.
Андрей отпрянул от окна, боясь, что их увидят.
Академик медленно приблизился к витрине.
– Мое пальто, – прошептал он. Наклонился, чтобы посмотреть на следы от пуль. – Не видно, – прошептал он. – Заштопали? Зачем?
Лидия Васильевна стояла, крепко держа дочерей за руки, словно боялась, что они сейчас набедокурят. Она не двигалась с места.
– Возьми документ! – почти истерически приказала она. – Мне страшно здесь. Очень страшно. Давай скорее заберем его и уйдем.
– Да, Лидочка, да. Ты права.
Академик протянул руку к витрине, и она, на удивление, открылась сама. Он постоял в нерешительности.
– Это же все из моего кабинета, – прошептал он. – Так хочется потрогать…
– Нет! – Лидия Васильевна отпустила дочерей и чуть ли не подбежала к нему.
– Да нет, я не трону, – кротко ответил академик и взял какие-то пожелтевшие бланки с выцветшими печатями. На одной еще видно было слово «секретно». – Вот она, моя проклятая подпись.
– Что это? – полюбопытствовала было Светка, но мать дернула ее за руку. Та надулась.
– Это то, из-за чего мы вот такие, – покачал головой академик. – Подпись о неразглашении. Исследование по существованию сопутствующего мира. Так ничего мы и не успели. А потом меня просто… отстранили.
– Давайте рвите! – резко, нервно скомандовал Андрей, глядя на бронзового революционного солдата за окном. Солдат был суров, угловат и предостерегающе вечно снимал винтовку с плеча. Нет, все же эти статуи положительно были не просто статуями. Иногда они явно двигались. Андрей зябко передернул плечами – не хотел бы он попасть сюда в такой момент.
– Ой, – вдруг послышался Светкин тихий вскрик, а затем – тонкий звон разбитого стекла.
– Я же велела тебе ничего не трогать! – закричала Лидия Васильевна.
– Я не нарочно! – заплакала Светка, глядя на разбитую старинную лампу на зеленой стеклянной ножке и с молочно-белым абажуром-«грибком». – Я просто хотела посмотреть! Это же наша лампа!
За окном почудилось какое-то движение. Андрей бросился к окну – солдат медленно поворачивал голову к нему. Его неподвижный взгляд застыл прямо на лице Андрея, и тот попятился. Но затем солдат снова стал поворачивать голову. «Не видит». От сердца отлегло.
– Рвите же! – прошипел он.
Академик послушно растерзал бланки на мелкие клочки. Желтоватыми хлопьями бумага осыпалась на гранитные полированные плиты. Какое-то мгновение они лежали, подобно вянущим лепесткам чайной розы, и вдруг начали сползаться. Все, застыв, смотрели на то, как бумага снова собралась воедино. Андрей едва успел на нее наступить. Все медленно подняли взгляды – на несчастную Светку, которая разрыдалась и закрыла лицо руками.
– Огня, – прошептал Андрей.
Фомин дрожащими руками пошарил по карманам, вытащил спички.
– Не горит, – почти плача, сказал он. – Не горит здесь огонь!
Снаружи слышались какие-то непонятные шумы и отдаленные звуки бравурной музыки, словно где-то шагала демонстрация.
Андрей закусил губу. Зажмурился. И тут вспомнил слова Ли – «Чистый Пламень». И ведь Владыка Мертвых тоже говорил – Чистый Пламень.
– Черт! – наконец выругался он. – Есть одно место. Оно даже здесь должно быть, в этом мертвом городе! Бежим!
– Что? Зачем?
– Вечный огонь, – через плечо бросил Андрей, таща за руки Вику и Светку.
Солдат продолжал медленно поворачиваться. Винтовка уже была у него в руках. Откуда-то слева слышалась мерная металлическая поступь, маршевая музыка стала громче.
– Он нас не видит, – шепотом сказал Андрей, таща мимо солдата сестер. Академик и Лидия Васильевна подбежали, тяжело дыша.
– Даже и не знаю этого дома, – признался академик. – Какие страшные лики!
Андрей посмотрел. На стене бывшего Института марксизма-ленинизма виднелись три лика основоположников, три барельефа, подавляющих и могучих. И тут вдруг каменный барельефный Маркс открыл каменные очи, и из них ударили два красных луча. Андрей едва успел отпихнуть девушек в сторону и выдернуть из-под лучей академика.
Затем открыл глаза Энгельс.
Потом Вождь.
– Вот они, – пророкотал гулкий бас. И солдат медленно стал поворачиваться к ним.
– Бежим! – заорал Андрей и ринулся к центру, к Кремлю.
Вожди на постаментах указывали на них перстами, спортсмены и солдаты, студенты и рабочие гулко соскакивали с пьедесталов и каким-то чудовищно-замедленным зомбическим бегом пускались за ними, и над всем городом висел гулкий вопль:
– Вот они!
Из-за угла навстречу появились статуи. Сзади блокировали выход те, что гнались от дома с ликами.
– Все, – вдруг рассмеялся Андрей. – Их я так не положу. Они железные. Как Феликс!
– Спокойно, – вдруг сказал, озираясь по сторонам, академик. – Кажется, я знаю.
Подворотен тут уже не осталось. Вместо них между домами зияли высокие арки, и в одну из них и нырнул Фомин. Потом, оглядевшись, бросился к одному из подъездов и толкнул дверь.
– В подвал. За мной.
– Думаете, отсидимся? – запыхавшись, проговорил Андрей.
– Нет, Андрюша, – вдруг чуть ли не лукаво проговорил Фомин. – Мы поедем на метро! Я же Строитель! Рядовые памятники об этом входе не могут знать ну никак. Нерядовые, вероятно, тоже. Вперед! Если все, как я думаю, скоро мы будем у Кремля.
Они вывалились прямо в самое скопище статуй. Но статуи были немного другими – они и двигались быстрее, и были куда веселее с виду, чем те, что стражей стояли возле ликов.
– «Площадь Революции», что ли? – изумился Андрей.
Статуи о чем-то переговаривались, гулко и красиво, как актеры в старых фильмах.
– Дай посмотреть! – приставала колхозница к парню с книгой. – Ну не жабься! В кои веки еще «Камасутру» почитаю!
– Да что тут читать, одни картинки!
– А в них самый смак, – хихикал шахтер. – Да она уж десятый раз смотрит!
– Ага, – обиделась колхозница. – Кобели бронзовые! Вот придет опять кто-нибудь да другое название на его книжке напишет, и уж никогда больше ничего и не посмотришь!
Статуи, переговариваясь, строились, словно собирались куда-то маршировать. Андрей улыбнулся. Эти выглядели почти по-человечески, даже ростом и статью превосходили живых совсем ненамного. Две одинаковые молодые женщины в купальниках и махровых простынях возились с одинаковыми младенцами. Один хватал мать за прядку волос, другой сунул палец в рот и пускал пузыри.
Андрей тихо подобрался к парню с книгой.
– А вы куда? – прошептал он.
Парень удивленно обернулся:
– Живой?
– Тихо.
– Да ничего, наши живых любят, с вами интересно. Слушай, а напиши мне новое название? Что-нибудь такое, культовое. – Андрей чуть не присвистнул от этого словечка – откуда парню из тридцатых годов прошлого века такое знать? – Чтобы пробирало! Нового почитать хочется!
– Хорошо. Только скажи – что творится?
Парень смущенно пожал плечами:
– Понимаешь, сегодня демонстрация у нас перед Мавзолеем Вождя. Ну приходится. Чтобы он был жив и вечно жил. Мы всегда так ходим первого мая, двадцать второго апреля, седьмого ноября и накануне Ночи Ночей.
– Послушай, – прошептал по-заговорщически Андрей, – я тебе напишу. Аж многотомник в одном томе напишу. Только проведите нас до Вечного огня.
«Вот сейчас скажет, что нет тут Вечного огня…»
Юноша помолчал, покачал головой, нахмурившись.
– Ладно. Постараемся. Но мы не можем свернуть с пути, мы должны идти к Мавзолею. Так что как поравняемся с оградой сада – сами бегите.
– Хорошо! – обрадовался Андрей. – Давай книжку!
На бронзовой обложке кто-то написал фломастером «Камасутра». Ради интереса Андрей заглянул. Точно, она. С картинками.
– Эй, студент! Ты что тянешь, строиться пора!
– Сейчас! Ну пиши давай.
«Что бы придумать… А, все равно». Андрей вытащил из кармана ключи и нацарапал: «Стругацкие А. и Б. Полное собрание сочинений».
– Тебе понравится! Читай на здоровье!
– Э, а мне? – вдруг закричала девушка с книжкой. – Что за дискриминация по половому признаку? Чай, не при царском режиме!
– И нам! – отозвались еще несколько девушек и парней.
Андрей лихорадочно соображал: «Ну точно, здесь ведь парные статуи! И даже не парные, а четверные! Что бы им дать поинтереснее?»
– Ага… тебе: «И. Ефремов. „Час Быка“. И „Таис Афинскую“ тоже почитай, после „Камасутры“ пойдет! А… тебе „К. Симонов. Живые и мертвые“, и стихи его тоже… А тебе давай-ка я „Фейнмановские лекции по физике“ выдам. Идет?
– Строиться! Опоздаем! – зычно скомандовал пограничник. Бронзовый пес с блестящим носом громко гавкнул. – Нагорит же!
– Эти со мной, – сказал студент, пряча в карман книжку, на которой торопливые штрихи складывались в название «Властелин Колец». – А то почитать не дам!
Пограничник только вздохнул.
Весь этот день был какой-то нескончаемый, отвратный и тупой. Время тянулось нестерпимо долго, как что-то липкое и желеобразное. Кэт ходила как во сне, автоматически делала домашние дела, на звонки не отвечала, к компьютеру не подходила. Когда делать было нечего, просто садилась и смотрела в точку. Нилакарна прятался от света и от нее тоже. С ней он больше не говорил, как будто был обычным котом. Может, он и выбрал котовую жизнь? Если это будет такой жизнью, то лучше бы он стал человеком и умер. Да. По крайней мере, у него было бы несколько часов счастья.
Близилась ночь Хеллоуина. Ночь Дикой Охоты. Ночь «Икс». Но Кэт было сейчас наплевать на грядущую битву, на атаку Эйдолона. На все. Бойцов хватит и без них с Нилакарной. А свою битву они проиграли.
Кэт вышла на кухню. Нилакарна лежал на стуле, положив голову на лапы. Она подошла, села на пол возле кота.
– Нилакарна… может, ты не будешь превращаться в человека? – жалко всхлипнула Кэт.
«Ты так хочешь?»
Кэт медленно покачала головой.
– Ты знаешь, чего я хочу. Чтобы ты жил. А иначе ты умрешь. И я тоже…
Кот сидел молча.
– Нилакарна. Я не буду тебе врать. Будет так, как ты решишь сам. Это твоя жизнь и твоя судьба. Тебе решать, в каком обличье ты встретишься с Рактакшей. Но если ты умрешь, я тоже. Тут выбор уже мой. – Кэт протянула руку и погладила кота между ушей. Тот чуть заметно вздрогнул. Вздохнул и опустил голову.
«Я долго был котом. Я уже привык…»
– Нилакарна, – хрипло проговорила она, – я отпускаю тебя.
И вышла из кухни, тихо закрыв за собой дверь.
Часов в пять вечера она легла и уснула тяжелым, черным сном без сновидений.
Проснулась, словно от толчка. Будто кто-то встряхнул ее за плечо. Ощущение было знакомым – так она обычно чувствовала пристальный кошачий взгляд.
– Что… кто?
На нее сердито смотрела Марфа Ивановна. Кэт села, протерла глаза. Голова была на удивление свежей, и сердце бешено колотилось. Она бросила взгляд на часы. Полночь.
– Нилакарна? – тихо позвала она, уже понимая, что ответа не будет. Марфа Ивановна вскочила на диван, тихо потянула ее за рукав. Кэт вскочила. – Что, Марфа Ивановна? Он ушел, да?
Матрона сердито мяукнула басом. Побежала на кухню и требовательно царапнула дверной косяк.
Пусто. Конечно, пусто. Нилакарна ушел. Теперь он будет жить где-то еще, далеко. Но, по крайней мере, она будет знать, что он жив. Далеко-далеко, но жив. Кэт вздохнула. И тут увидела на столе листочек бумаги. С внезапным предчувствием схватила его.
Странный почерк, вязь, похожая на брахми, одну из древнейших разновидностей индийского слогового письма, – но на русском. Кэт села, не в силах стоять на ватных ногах.
«Царевна моя, прощай».
Коты не могут писать.
– Индракумара… – прошептала Кэт, уставившись на картинку на стене. – Что же ты наделал…
Марфа Ивановна тронула ее лапой за колено. На ее матерой усатой морде рисовалось неудовольствие. Она еще раз требовательно мявкнула.
– Где он? – Кэт вскочила. – Ты знаешь! Ты обязательно знаешь!
Она лихорадочно забегала, одеваясь, заскочила в ванную умыться, вылетела через минуту, схватила ключи и кошелек.
– Идем! Идем скорее!
Марфа Ивановна быстро побежала по лестнице вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51