На полдороге неожиданно заработало злосчастное полуторадукатовое заклинание. Только теперь Дебрену пришло в голову, что скорее всего именно оно вызвало тошноту. От удивления он споткнулся обо что-то, лежавшее сразу за порогом. Крепко ударил палец и с трудом удержал равновесие.
— Можешь подойти к камину и обогреть задницу, — услышал он сухой голос.
Для корчмы комната была невелика, но «Розовый кролик», пожалуй, никогда и не предназначался под корчму. Два поддерживающих потолок столба, казалось, занимали половину заставленного столами помещения и гораздо больше годились для какого-нибудь солидного военного сооружения, однако это было решение вполне сознательное и продуманное. Строивший здание плотник скорее всего сам, без помощи резчика, убрал с чрезвычайно массивных стволов излишек древесины, придав подпорам формы человеческого тела. Формы не были прикрыты ничем, скорее наоборот. Правый столб изображал грудастую бабу, левый, у которого дровосек, следуя заказу, не срубил одну крупную ветвь, — уставившегося на нее мужчину. У плотника, как у всякого плотника, была немного тяжеловатая рука, поэтому трудно была сказать, уставился ли глуповато усмехающийся субъект на другой столб или же на ветку. Декор дополняли несколько глубоких стенных ниш, покрытых цветными фресками, изображающими мужчин и женщин. Множество мужчин и женщин и еще большее количество разнообразнейших поз и сочетаний.
— Не пялься, — проворчал голос, и что-то не очень деликатно толкнуло его в спину. — Здесь за разглядывание платить надо. Эти свинства включены в цену жратвы и напитков. Можешь отвернуться, мужичок.
Еще некоторое время он насыщал руки теплом пылающего в камине огня, а глаза — изображениями купающихся селянок. Потом медленно развернулся на босой пятке и поздравил себя за сдержанность.
Женщина была явно великовата для того, чтобы можно было нанести ей серьезный удар локтем, даже здоровым. Последнее время встречалось много таких рослых, достающих головой до потолка молодых людей. Чародеи в унисон с владыками объясняли это ростом благосостояния, жрецы — божьей милостью, а циники — военными успехами дракленцев лет пятнадцать-двадцать назад. Конечно, юноши были повыше девушек, и такие, как эта, почти в сажень ростом девица, встречались редко. Может, она и не была выше Дебрена, но то, что не ниже, — это уж точно. Причем без башмаков. Кроме того, хоть на вид худощавая, но тем не менее имевшая, что показать по сравнению с более «домашними» дамами, она вытянулась не только вверх. Ни полотняная рубаха выше колен, ни накинутая на ночную сорочку кожаная туника, модная у завзятых вояк, не могли укрыть от мира могучие лодыжки и округлые бицепсы. Она, несомненно, была сильна.
И красива — на свой манер.
В руке она достаточно небрежно держала не меч, как он думал, а взятый из камина вертел.
— Для начала хочу тебе напомнить, что видимость бывает обманчива, — сказала она, смело глядя ему в лицо.
Кроме огня в камине, около дверей горели еще две смолистые щепки, но света они давали немного, и он не мог определить цвет ее глаз. Волосы были темные, наверняка унаследованные от какого-то дракленского участника набегов и недостаточно быстроногой матери. Однако и их цвет он тоже не мог угадать. Видел только, что они влажные, хоть под дождь она с крыльца не спускалась, а навес над крыльцом так-то уж сильно не протекал.
— Я сознательно говорю «напомнить», потому что теперь вижу, что никакой ты не мужичок. Повидал мир.
— Повидал. — Он предпочитал ждать и слушать, нежели говорить. Хрипловатый, несущий запах водки голос женщины — теперь он видел, что она молода, — ему нравился, хотя она наверняка работала здесь не певицей.
— Это хорошо. Путешествия обогащают воображение и приучают к покладистости. Человек бывалый никогда не подумает: «Плевать мне на соплячку, она ж пьяная, прыгну, за космы схвачу, не успеет оглянуться, а если вырываться начнет, то в наказание еще и оттрахаю как следует». Человек бывалый знает, что пьяная баба с грязным вертелом может оказаться опаснее волколака, потому как сама не знает, куда ударит.
— Ты не настолько пьяна, княжна. — Он послал ей легкую улыбку, хоть выигранное в кости заклинание подвело его. Ни капли вина, сто процентов примесей в подвергнутом анализу напитке; в задницу с такими тестами. Да если подумать, сколько такой дряни она в себя влила, то это уже не шуточки! — И прыгать на тебя я не собираюсь. Независимо от того, как твердо ты стоишь на ногах.
Что-то зловеще сверкнуло. Может, глаза, может, липкий от жира прут вертела.
— Ты уже второй раз меня так называешь, — сказала она слишком спокойным тоном. — Если назовешь в третий, не сообщив причины, то у тебя могут быть большие неприятности. Я, видишь ли, могу парня мечом пополам рассечь. Правда, не вдоль, а поперек, но этого тоже вполне достаточно, как по-твоему?
— Прости, княж… — Он прикусил язык. Девушка даже не пошевелилась. — Такая манера разговаривать, от нее трудно отвыкать. В ней нет ничего общего с насмешкой и намеком на низкое положение, но ты вправе почувствовать себя обиженной, так что еще раз прошу прощения. — Он переждал. — Не прими же то, что я сейчас скажу, за обиду, но в руке у тебя не меч, а всего лишь…
— Представь себе, я знаю, — раздраженно прервала она. — И учти, что вертелом я с таким же успехом отправлю тебя в могилу, если ты не начнешь говорить толком. Так чего ты ищешь, Дебрен из Думайки? Честно, без выкрутасов.
Ушибленный дверью нос работал все лучше. Совершенно ясно: или блокада была временной, или купеческое заклинание как-то наложилось на предыдущее. Он отлично чувствовал не столько запах женского тела, сколько его отсутствие. В соединении с сильным запахом самого дешевого серого мыла, мяты и немного — аромата ветчины это могло означать лишь одно: девушка только что после купания. Смесь из мятных выжимок, приправленная пеплом из камина, считалась отличным средством для мытья головы. К тому же отгоняла летучих мышей, которые, как известно, большие любители вцепляться человеку в волосы.
— В основном книги, — сказал он не совсем уверенно, пытаясь узнать о темноволосой что-нибудь еще, кроме того, что она чрезмерно чистоплотна и боится летучих мышей.
— Что? — Несколько мгновений она была настолько удивлена, что забыла о злости. — Ты сказал — книги?
Он утвердительно кивнул.
— Понимаешь, вода в Пренде, пожалуй, грязнее, чем утверждают власти. Иначе чем объяснить, что ты так поглупел? Это, — она ткнула вертелом в столбобабу, — это похоже на библиотеку? Ты вообще-то знаешь, что такое библиотека?
— Я слышал, у вас тут есть несколько книг. Не так много, как в библиотеке, но зато ценных. Моих.
Она сделала шаг вперед. Теперь она вполне могла продырявить его вертелом, но ей просто нужно было больше света. Во всяком случае, она оказалась ближе, и запах, исходивший от нее, сделался явственнее. Водка, выпитая примерно час назад. И другая, свежая, только что из кувшина.
— Твои книги? Так кто же ты такой, голодранец, чтобы говорить о своих книгах? Поэт, возвращающийся с пьянки? Сборщик податей, на которого разбойник Енощик напал? Лоточник — из тех, которые Священное Писание с картинками продают простофилям? Нет, вернемся назад. В набожных простофилях недостатка нет, самый глупейший на такой торговле так-то бы уж не обеднял. Так кто же ты таков, Дебрен?
Лучше б она замолчала. Смесь запахов из ее рта — теперь, когда чары заработали в полную силу, Дебрен проникал гораздо глубже, — слишком уж воздействовала на органы чувств, приглушая остальное. Но не поэтому он сказал:
— Я магун.
Вначале она так побледнела, что он заметил это, несмотря на скверное освещение. Потом покраснела. Кажется. Теоретически это могло быть посинение, а то и трупная зелень. Вертел по-прежнему был нацелен в глинобитный пол перед правой, отведенной назад ногой. Однако Дебрен не обольщался. С того момента, как он случайно отхватил дверью по лбу, он ни разу не был так близок к смерти.
— Чароходец, — проговорила она сухо, сквозь зубы, до конца не решив, то ли выговорить это слово, то ли презрительно сплюнуть. Молчание длилось, и Дебрен успел определить то, что было приглушено ужином с большим количеством лука, самогона и копченой рыбы. — Исследователь магии и сочинитель новых заклинаний. Нет, вы только взгляните… Какая честь для наших убогих порогов. Мало того что чародей, так еще и магун.
— Не таких уж и убогих. — Он присел на облицовку камина, принялся массировать покрытую грязью ногу. — Чуть было палец не сломал. Неужто Пренд так высоко разливается?
Она не ткнула его четырехгранным прутом, кривым и тупым, но достаточно убийственным, чтобы вылезти через спину и даже через позвоночник. Он был почти уверен, что не ткнет. Почти.
— Ты не о порог споткнулся, господин чернокнижник. — Ее голос успокоился, охладел. — Это доска, раньше висевшая на колотушке. С надписью «Не работает, пока не скажу. Идите куда-нито еще. МД». «МД» значит «мама Дюннэ». Надо же, такой ученый господин, а двух фраз прочитать не сумел. А может, прочитанного не смог понять.
— Я пытался. Однако там темно, как в…
— Вижу, что пытался, многоуважаемый господин. У вас чернильное пятно на лбу, что-то вроде буквы «о», впрочем, возможно, это шишка. Вы переломили доску своей ученой башкой. Думаю, она жизнь вам спасла. Если б какой-нибудь гвоздь попался, не говоря уж о колотушке…
— Ты всегда так посетителей принимаешь… княжна?
Он рискнул — и не просчитался. Кончик вертела дернулся только на дюйм — и тут же замер.
— Один к одному — вылитый мэтр магии, — проговорила она сквозь зубы. — Бесстыжий и наглый. Хоть и в драных портках и вонючей накидке. Сразу видно, кто таков. Его просят: не лезь. А он лезет. Просят: следи за словами, а он не следит. Истинный чародей, ни убавить, ни прибавить.
— А ты, похоже, не любишь чародеев, княжна, — слегка усмехнулся он.
— Вычитали это в моих мыслях, господин Дебрен?
— Я не читаю мыслей. Эти трудно и непорядочно. А в данном случае совершенно излишне, княжна, — добавил он.
— Поосторожней, — буркнула она. — Я видывала магов на войне. И нормальных, которые всякие разные полезные боевые заклинания выкрикивали, и магунов, сканировавших магию неприятеля и предупреждавших, чего можно ожидать, и задиравших носы, советуя командирам. Все они погибали точно также, как простые смертные. Только иногда сильно удивлялись, что меч пробил их чарозащиту. Принцип «Бог троицу любит» не отменен пока что. Как мужичок ты лимит не исчерпал, но как мэтр магии… уже да. Попробуй объяснить это или быстренько выколдуй себе оружие.
— Слишком я стар привычки менять. — Он не спеша скинул кожаную накидку, бросил в угол, подставил обнаженную спину теплу огня. — У меня зуб на зуб не попадает.
— Я жду, уважаемый.
— Я тоже жду, крошка. Когда же ты назовешь себя. Или хотя бы намекнешь на свою профессию, положение… Не знаю, как к тебе обращаться. Так что на всякий случай беру повыше.
— Для начала перестань ехидничать, — буркнула она. — Встречались мне такие, которые посмеивались над моим ростом. И у них тоже зуб на зуб не попадал. Из-за отсутствия таковых.
— Не шути. Вопреки распространенному мнению не каждый из нас — наглый хам. Поэтому у меня к тебе просьба, прекрасная дама. Окажи мне услугу и присядь на табурет, вместо того чтобы думать, как бы поудачнее запустить им в меня. Потому что, понимаешь ли, вежливость требует, чтобы я стоял, если дама стоит. А я ног под собой не чую.
Она нерешительно придвинула табурет ногой.
— Я не прекрасная дама. И не сестрица. Чтобы упредить. Не лягушка, не уточка, не сердечко, сладкая дырочка, хозяюшка, красотка… — Она осеклась, видя хорошо отработанную искусственную серьезность на лице Дебрена. Уселась с размаху так, что табурет ойкнул. — Я Ленда Брангго, с двойным «г». Но не называй меня так.
— Не буду. Благодарю, Ленда.
Они некоторое время посидели молча. Рядышком. Между их босыми ногами поместилась бы еще одна, но не больше. Далековато для хорошего пинка, но для укола — в самый раз.
— Придвинься ближе к огню, — тихо сказал он. — Я же вижу, как тебе холодно.
— И что ты еще видишь, уважаемый? — не пошевелилась она.
— Не называй меня так. Вполне достаточно будет: Дебрен. Я же вижу, что ты примчалась прямо из бадьи. Даже не обтерлась как следует, и тебе холодно. В основном потому, что… — Он осекся.
— Не стесняйся, Дебрен. Мне ужасно интересно знать, сколько истины в том, что говорят о магунах. Что они такие… проницательные.
— У тебя температура, — осторожно улыбнулся он. — Ничего страшного, просто… Ну, ты ведь женщина. Знаешь, о чем я.
— Представь себе, знаю. — Она, кажется, не обиделась. — Я ненавижу это и всегда злюсь, когда это случается. Легко заметить. Я готова лопнуть от злости, как подумаю, что папочка не захотел как следует постараться и не родил сына. Вам-то хорошо. — Она уперлась вертелом в табурет, закинула ногу на ногу, слегка наклонилась, потянулась рукой к ступне. — Холерная Дюннэ, кругом занозы… Не бойся, Дебрен, это уже к концу идет. Еще одна ночь, а потом месяц покоя. Злость у меня на исходе, ничего плохого я тебе не сделаю… Разумеется, если ты пришел сюда с добрыми намерениями.
— С добрыми. Я не медик, но немного в этом разбираюсь. Если позволишь…
— Обойдется. Ногти у меня длинные, да и глаза неплохие. Вытащу сама…
— Я не о занозах, — сказал он, хотя таращился-то именно на сильно приоткрытую ногу девушки. — У тебя что-то болит, Ленда. Какая-то плохо заживающая рана… Немного гноится, видимо… Водка с травами хороша на плохо заживающие раны, но…
Она застыла, наклонив голову, угрюмо поглядывая из-под смолисто-черной челки. Потом спросила глухим голосом:
— Кто ты такой? Кто тебя прислал?
— Я уже сказал, я магун, никто меня не присылал. Я вообще не шел в Виеку. Мы должны были ночью под стенами проплыть.
— На юг, на Желтые Поля? — Она недобро прищурилась. — И далеко? Не до самого же устья Пренда?
— Именно до устья, а потом — за море. Я получил работу на галере. Не языческой, не смотри так. Генза все еще держит у Мрачного моря несколько колоний. В истоках реки у меня захромал конь, вот я и пересел к сплавщикам леса. Это быстрее и дешевле, хоть ретман не скрывал, что не совсем легально. Кажется, у вас здесь введено эмбарго на сплав леса.
— Я от политики сторонюсь. — Она говорила медленно, внимательно глядя на него. — Бордели должны быть вне политики, не считаешь? Но с другой стороны… За контрабандистов ратуша платит. Почему бы мне не донести на тебя?
— Потому что ты добрая девушка. Да и я тоже вне политики. А на плоту плыл, чтобы получить работу и на хлеб заработать, потому что как тебе, так и мне наша работа не особенно по душе и хлеб сладким не покажется. И наконец: я магун. Это означает, что моя дружба оправдывает себя гораздо лучше, чем неприязнь.
— До первых петухов еще есть немного времени, — глянула она на висящую над прилавком клепсидру. — Ратуша заперта, спешить некуда. Продолжай, Дебрен.
— История короткая и прозаичная: плотогоны взяли плату за проезд, а потом решили, что этого мало. Поэтому ночью напали на меня спящего, веревку с камнем на шею накинули и в воду спихнули. Имущество мое поплыло на юг по реке, а я догоняю его пешком. Третий день.
— И много было? Ты богатый господинчик?
— Одежда, волшебная палочка, несколько грошей серебром. Ну и книги. В основном речь о них.
— Догадываюсь, ты не мчишься так яро за «Королевной и семью бесстыжими краснолюдами» Флинтуса или чем-то подобным. — Она снова принялась вытаскивать занозы из ноги. — Каков хозяин, таковы и книги. Твои наверняка о чарах. А значит, немало стоят.
— Похоже, ты разбираешься в литературе. Только той профессиональной, которую мама Дюннэ в порядке профусовершенствования вам читает, или так, в общем?
— В общем. А что касается твоего напрямую не высказанного вопроса: нет, я не тружусь здесь в классической для длинноногих девок роли. Длинноваты, понимаешь, у меня ноги-то, только клиентов отпугивать. Официально я — привратница. В этом я разбираюсь, как ты, вероятно, заметил. — Дебрен перестал растирать послюнявленным пальцем шишку, а может, букву «о» на лбу и неискренне улыбнулся. — Видишь ли, здесь есть отсталые горожане, девушек не уважают. Любят начать трах-тарараханье с нескольких тычков и тем и кончить, а это товар портит и цену сбивает.
— Просвещенный Восток нашел нужный рецепт, — заметил Дебрен. — Хороший вышибала с толстой палкой творит чудеса.
— И здесь так было, пока Церковь не вмешалась. Когда появился новый епископ, года три тому, так сразу же заявил, что надобно божий порядок блюсти и с моральным разложением он в два счета покончит. Ну и запретил парней в борделях держать, поскольку-де мужская проституция — сатанинский вымысел, и бороться с ним надо крепче, чем с язычеством. Я думаю, он пересолил, потому что ежели парням нравится в мужской компании водку хлестать, драться и мечами размахивать там, куда баб не допускают, так они, наверно, и в постели неплохо друг с дружкой управляются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39