Не знаешь, что ли, как адмирала встречать полагается?
— Чего он так вопит? — заинтересовался помощник боцмана, маневрирующий багром у трапа.
Боцман только махнул волосатой ручищей. Его внимание было занято деревянной, окованной железом пищалкой, которую он прижимал к губам, и деревянным же, окованным железом арбалетом, который он ногой придавил к палубе. Палуба была скользкой, а короткая волна канала — предательской. Если просто положить оружие за фальшбортом, его можно было там не найти в случае нужды.
— Наверно, с перепугу, — вполголоса бросил моряк, придерживавший доску трапа с другой стороны. — Видишь, какие диковинные портки? Думаешь, почему они так наверху раздуты? Хорошо, что от подветренной подошли. Иначе, думается мне, он почествовал бы нас малоприятным ароматом…
— Тише.
Замолкли все с боцманом во главе. Боцман с явным облегчением засунул пищалку за пояс рядом с кордом и кнутом. Похоже, он немного лучше знал гензейский диалект, и ему вроде бы показалось, что все идет не совсем так, как надо. Остальные, прикусив языки, гораздо почтительнее взглянули на стоящего около мачты мужчину в зеленой одежде, расшитой серебром.
Модник в полосатом кафтане отпустил вант. Не глядя вниз на кипящее между корпусами море, он легко прошел по доске и спрыгнул на палубу галеры. Остановившись перед одетым в зеленое мужчиной, глянул на ведро у его ног.
— Капитан «Азами»… «Арами»… Черт бы побрал ваши илленские названия… Простишь, если окончание я пропущу?
— Нет!
— Не простишь? — Окаймленное короткой бородкой лицо немного вытянулось. — Ха. Такого-то я не ожидал. Предупреждали меня, что ваша посудина — плавучий гроб, а ее экипаж…
— Я не капитан «Арамизанополисанца». Лишь это я хотел сказать.
Темноволосый поправил огромный берет, украшенный еще большим пером, осмотрел палубу. Он стоял уверенно, запросто удерживая равновесие и положив левую руку на рукоять меча, а большой палец правой довольно нагловато засунув за пряжку пояса.
— Прекрасная встреча, ничего не скажешь. Боцман отсвистал мне сигнал, предназначенный для второго помощника шкипера мусоросборочной барки, капитан не соблаговолил выйти на палубу, а тот, кто соблаговолил, приветствует меня у трапа с ведром при ноге. Если вы, уважаемый, намеревались опрокинуть мне на голову ведро холодной воды, то напрасно беспокоились. Намек я понял.
— Мы скверно начали, адмирал… — слабо усмехнулся зеленый. Лицо у него тоже было зеленоватое.
— Что ж, так, может, мне вернуться на каравеллу, рискуя споткнуться на трапе и размазаться между бортами? Проделать уморительный пируэт и еще раз попытаться? Что скажете, господин боцман? Вижу, артистическая у вас душа и вы большой любитель дуть в свою дудку…
— Я Дебрен из Думайки, корабельный чародей. — На середине поклона, который должен был выглядеть весьма церемонным, хоть Дебрен и не подумал срывать с головы шапочку, зловредная волна канала напомнила о себе, и Дебрену пришлось придержать ускользающее от ноги ведро. — Рад вас видеть, господин… Простите, не узнаю, но я на императорском флоте недавно…
— Венсуэлли. — Темноволосый слегка наклонил голову. — Вице-адмирал флота Восточного океана Его Императорского Величества. Приветствую вас, мэтр Дебрен. Хотелось бы сказать, рад вас видеть, как и вы меня, но я здесь по служебным делам, и лгать под флагом Его Величества не намерен. И не говорите, — он жестом сдержал уже раскрывшего рот чародея, — не говорите, что болтающаяся на мачте тряпица не флаг Бикопулисса. Я, представьте себе, успел заметить. Времени у меня было достаточно, ибо в дрейф вы ложились без преувеличения четверть клепсидры. Ну, может, две шестых. Галера, курва твоя мать! — неожиданно заорал он. — Где этот обделавшийся плотогон, именующий себя капитаном?! Я так его по заду долбану, что он Анваш пролетит и в Волканию врежется!!
— Перестань шуметь, Венс, — загудел с борта каравеллы чей-то басовитый голос. — Лучше прикажи второй трап бросить, корабли ближе стянуть или еще чего-нибудь сделать. Я в канатоходцы не нанимался, по таким реечкам переходить не намерен. Мало того что она узкая, так еще и тоненькая. Запросто может подо мной переломиться.
— Никто тебя не просит! — уже спокойней, но тоже криком, ответил Венсуэлли. — Останьтесь на «Ласточке», господа! И дамы тоже! Люванец, отдать линь, багры долой, отойдите на кабельтов от этой баржи. За полуостровом сцепимся, на более спокойной воде.
Немногочисленный, но явно толковый экипаж каравеллы мгновенно проделал маневр отхода. Дебрен, измученный тошнотой, не успел даже как следует рассмотреть забивающие палубу грузы. Прикрытые то ли парусным полотном, то ли старыми армейскими палатками, какие-то бесформенные, они не ассоциировались ни с чем, что ему довелось видеть на Междуморье. Но что делать, они были не на теплом, обычно спокойном Междуморье. Две недели назад вышли в Кариатику. Восточный океан, до недавних пор именовавшийся просто Океаном из-за отсутствия других. Вода здесь выглядела иначе, плавали другие корабли, поэтому и способы фрахтовки имели право различаться.
— Ну хорошо, господин чародей. — Наблюдение за удачным маневром привело вице-адмирала в лучшее настроение. — Веди к своему капитану. Он наверняка пьян. Я угадал?
— Никак нет, господин Венсуэлли, не угадали. Капитана волной за борт смыло. Дней шесть назад.
— Что? — Венсуэлли остановился, едва сделав шаг к кормовой надстройке. — Волной? Капитана? Шутите, мэтр? Какая же это должна была быть волна? Или капитан? Первый раз слышу. Корабельный мальчишка… бывает, пьяный матрос, кок… Ну, эти за борт частенько вываливаются, и неудивительно. Но капитан?!
Дебрен беспомощно пожал плечами.
— Ну ладно. А первый офицер где?
— Там же, где и капитан. Примерно.
Темные глаза адмирала несколько секунд внимательно рассматривали магуна.
— Я просто боюсь спрашивать о штурмане, — медленно проговорил Венсуэлли.
— И правильно делаете, что боитесь, господин адмирал. Хотя при том и напрасно, ибо «Арамизанополисанец» укомплектован не полностью, поэтому первый офицер одновременно был и штурманом. На одном окладе, что, пожалуй, и стало причиной наших неудач.
— А сколько окладов должен, по-вашему, получать придурок, вываливающийся на службе за борт?
Дебрен задумался. Частично над ответом, но в основном над тем, как бы выколдовать из доступных на борту продуктов средство против морской болезни.
— Вы, вероятно, правы, господин Венсуэлли. Но штурман так не думал. Он был сильно расстроен, потому что один или два оклада за полгода ему императорский флот задолжал.
— Не выгораживайте его, чародей… Один невыплаченный оклад ничуть не хуже и не лучше, чем два невыплаченных оклада, то есть ноль. Наука, объясняющая сей парадокс, называется математика. Вам, толкователям таинственных формул, это, возможно, и ни к чему, но у штурмана есть собачья обязанность арифметику знать. Ну так как там насчет штурманова расстройства?
— Зайдемте в каюту. Здесь ветер в ушах свистит.
Венсуэлли осмотрелся. Трое матросов укладывали трап вдоль борта, прикидываясь, будто не подслушивают. Остальные пятеро подслушивали, нисколько не притворяясь. Боцман, стоявший совсем рядом, поправлял один из узлов на своем кнуте, а рулевой исхитрился закрепить штурвал веревкой и подойти поближе.
— Ветер? Без ветра вы давным-давно бы от вони загнулись. Чем вы, хрен вас побери, галерников кормите? Ну ладно… Пошли на корму, Дебрен, не будем портить отдых этим добрым людям и прилежным трудягам. Дует со стороны кормы, так что, вероятно, некоторое время судно еще не перевернется. А если и перевернется, что тоже возможно, никто с палубы не свалится, потому что прилипнуть к этой посудине не искусство, минуту-другую, думаю, удержаться удастся, что ваши мудрецы и делают. Идем-ка, мэтр. Задувает то с той, то с этой стороны. А вдруг да и снизу подует, паруса на мачты затащит, как знать? Мэтр Дебрен, не забыли ли вы чего? Ведерко, например?
Капитанская каюта занимала заднюю часть кормовой надстройки. В передней, размером поменьше, обитали в лучшие времена немногочисленные офицеры. А после — портовые побирушки, мухи, недурно живущие за счет того, что побирушки оставляли после себя, а оставлять они далеко не ходили, самое большее — до соседней каюты, — пауки, питавшиеся мухами, ну и грызуны. Сейчас здесь поселились моллюски. У большинства окошек не было ни пленок, ни стекол. Было мокро, холодно и паршиво.
— Вижу, не только офицеров смыло, — Венсуэлли осторожно пощупал какой-то одинокий сундучок, на котором начинали робко прорастать водоросли, — мебель тоже. Где стол для карт? — Концом кнута он смел дремлющую на крышке улитку, положил берет, присел. — Не знаешь? Так я и думал. Но какие-нибудь карты у вас есть?
— Была. Западного Междуморья. Штурман ее как зеницу ока берег, потому что она древняя была, реликтовая. Еще при Старой Империи вычерченная.
— Шутишь, Дебрен? Присядь, не торчи как столб. Я предпочитаю шутить, когда собеседник сидит.
Дебрен беспомощно осмотрелся. Вздохнул, перевернул ведерко, сел, широко разведя колени.
— Сожалею, адмирал. Думаю, не выдам большого секрета, если скажу, что императорский флот на ладан дышит. Плавать не на чем, плавать некому, и не очень-то известно — куда. То есть, — поправился он, — до сих пор не было куда. Ибо теперь, как я узнаю с приятным удивлением, Его Императорское Величество вывел на океан новую эскадру.
— Флот, Дебрен, флот. Игра слов, понимаю, но буду благодарен, если соизволишь придерживаться официальной терминологии. Видишь ли, мэтр, в Бикопулиссе форма уже давно подмяла под себя содержание, а имперские чиновники видят не то, что есть в натуре, а лишь то, про что начертано, что так быть должно. Император Станорий в промежутках между триумфами собственноручно морской устав писал и ритуал установил. И там черным по белому написано, что адмирал ничем меньшим, нежели флот, командовать не может, а если случайно и покомандует, то жалованье ему за это не полагается, поскольку для такого крупного вельможи это было бы оскорбительным.
— Нежизненный, скажу я вам, устав. Не оскорбляя Станория, само собой, Великого.
— Нежизненный? Видно, ты бикопулиссцев не знаешь. Каждый второй Император получил от благодарного народа мраморный памятник, пользуясь этой самой нежизненностью. В блеске славы великого реформатора.
— Признаться, не понимаю.
— Ты — чародей? Нет, гляньте, господа, что деется! Первый, кто не размахивает у человека перед носом императорской непогрешимостью, не говоря уж о ведерке. О, вы, кажется, предстаете передо мной в другом свете, мэтр Дебрен. А что до Бикопулисса, то дело тут проще простого. Уже дед Станория публично заявил, что дела в государстве идут не ахти и многое надо исправлять. При этом виновны во всем, само собой, предшественники, творившие ошибки и извращения, пользуясь лунным календарем. И теперь стране требуются реформы, хороший хозяин и возрождение. Так и повелось, что каждый новый Император ни черта не будет стоить, если не реформирует чего-нибудь, да и видимого возрождения не продемонстрирует. Знаешь, Дебрен, сколько легионов было у Станория? Два! Восточный и Западный, с двумя вице-маршалами во главе, ибо единственным не вице, а маршалом, жалованье, к слову сказать, милостиво получавшим и отдававшим его беднякам, был сам Император. Да, два легиона плюс один флот и три отдельных эскадры, и хватало! Бикопулисские корабли делали на Междуморье что хотели, легионеры, как при Старом Императоре, стояли в Дектуране, на Ближнем Западе. Провинций было семнадцать, а когда один страдающий самомнением центурион-пограничник, видать, со скуки решил во славу Императора государство вдоль границ пехом обойти и тем самым попасть в «Книгу Гуписса», то в походе облысел, восьмерых потомков наработал и так ноги покорежил, что его в знак признания заслуг в кавалерию перевели. Вот какое государство было! Потом Станорий золоченые туфли откинул, и варвары Зулю отбили. С благословения тогдашнего Отца Отцов, кстати сказать. И что сделал наследник престола? Издал эдикт и из шестнадцати к тому времени уже провинций тут же восемнадцать сотворил. Швырк пером — и вот вам, добрые люди, получайте два новых субъекта Империи. С кучей прибыльных управлений, чем в провинциях довольны, и бандой уполномоченных Императора по вопросам внедрения, что двор и столицу радует. Потом, уже под конец жизни, наисветлейший Государь-Император армию реформировал. Из трех войсковых округов сделал четыре, что было незамедлительно объявлено величайшим деянием. Но тут же передумал и из четырех сделал два, так как эксперты подсчитали, что от этого боевая готовность возрастет, ну и солдаты с воистину удивления достойной скоростью вынесли бывшего Императора в кусочках на носилках из дворца. Думаю, нет нужды добавлять, что следующий Император, экс-десятник гоплитов, начал правление с пяти округов и повышения окладов для офицерских кадров. Так оно и пошло. Сегодня Бикопулисс уже не город и мир, как ранее, а город и немного дальше, чем с башни видно. Но провинций в нем сорок девять, а армий, отдельных легионов, флотов и эскадр столько, что генералы давно в организационных схемах запутались. Зато в табелях оплат разбираются как никто. Только и смотрят в руки один другому. Ни ломаного гроша не получишь из скарбниц сверх того, что тебе по штату положено. — Адмирал замолчал, вынул из-за пояса кинжал и, взяв за острие, принялся наблюдать за крысой, выставившей мордочку из какой-то дыры. Крыса поглядела ему в глаза, зыркнула на Дебрена, подумала малость, вылезла целиком и не спеша потопала вдоль стены.
— Кошку тут, случайно, не держите, мэтр?
— Была, да кто-то ее того, сожрал. То ли крысы, то ли экипаж.
Венсуэлли размахнулся, запустил кинжал. Острие врезалось в перегородку немного выше спины грызуна, проломило доску и исчезло вместе с остальной частью кинжала. Крыса пискнула и, отскочив на два фута, остановилась рядом с какой-то дырой — не той, через которую вошла, — проверила, не вытаскивает ли адмирал новый нож, и, успокоившись, продолжила обнюхивать доски палубы.
— Видишь ее? — ухмыльнулся Венсуэлли. — Прирожденный бикопулиссец. Старуха у нее над ухом косой размахивает, а она делает вид, будто ничего особенного не происходит. Остатки давнего пиршества потребляет и не желает принимать к сведению реальности. А так, из любопытства, чего она там вынюхивает? Кошачьи останки ищет?
— Червей. На корабле мало чего съестного осталось, так что крысы вначале на мышей перекинулись, а потом по дятловой моде на червей. Поэтому будьте любезны, не охотьтесь спорта ради на крыс. Другое дело, если для горшка… это мы, к сожалению, порой делаем, но если ради забавы, то уж лучше не надо. Они, понимаете, полезны.
— Прости, Дебрен, забыл я, что ты маг. Наверно, как многие из вас, предпочел бы об этих… как их… то ли дырах, то ли нишах элоко… гичных поговорить, да? Дескать, все живые существа образуют закрытые сообщества, пожирают друг друга в замкнутом цикле к общему благу?
— Нет, адмирал. Если уж говорить о дырах, то лучше о корабельных, которые здешние черви весьма успешно проделывают. Вероятно, в рамках закрытого сообщества с рыбами, к которым нас в конце концов отправят вместе с «Арамизанополисанцем». Галера прогнила, а теперь еще стала на сыр похожа. Я, конечно, не уверен, но думаю, что крысы, пожирая самых крупных червей, продлевают нам жизнь.
Венсуэлли встал, направился к двери. Однако передумал, подошел к стене, пнул, потом добавил еще раз, увеличил большую, размером с голову, дыру. Набрал горсть ракушек и потянулся за кинжалом, воткнувшимся в пол соседней каюты.
— Я б выпил, господин Дебрен. На чем только я не плавал, даже на волканском каяке, но на такой дряни еще ни разу. И как только такую лохань на море выпустили? Предупреждали меня, что эту штуку не вчера со стапелей спустили, но пусть меня черти заберут, если она не самая древняя галера известного нам мира. Искать ее надо не в реестрах флота, а в «Книге Гуписса». Наверно, я по морде кому-нибудь съезжу, если сейчас же не напьюсь. А, чародей?
— Я думаю… Капитан уже вряд ли будет против. Наверно, в сундуке что-нибудь держал.
Из-под тряпки, лежавшей перед порогом и приклеенной к палубе грязью, что объясняло факт ее наличия, Дебрен вынул вычурный плоский ключ. Ключ был магический, но большая часть магии выветрилась и едва-едва ощущалась. Может, поэтому замок поддался уже в самом начале единоборства со скрипящими защелками. А может, не уже, а лишь в самом начале.
— Ну, что мы тут имеем? — радостно поинтересовался Венсуэлли, рассматривая на свет стеклянный сосуд. — Бутыль вроде бы с острова Прикос, с самого юга Свободного Мира. Нет вин слаще, поверь, Дебрен. Интересно, которого года? Я, мэтр, в винах как мало кто… — Он фыркнул, брызнув красными каплями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Чего он так вопит? — заинтересовался помощник боцмана, маневрирующий багром у трапа.
Боцман только махнул волосатой ручищей. Его внимание было занято деревянной, окованной железом пищалкой, которую он прижимал к губам, и деревянным же, окованным железом арбалетом, который он ногой придавил к палубе. Палуба была скользкой, а короткая волна канала — предательской. Если просто положить оружие за фальшбортом, его можно было там не найти в случае нужды.
— Наверно, с перепугу, — вполголоса бросил моряк, придерживавший доску трапа с другой стороны. — Видишь, какие диковинные портки? Думаешь, почему они так наверху раздуты? Хорошо, что от подветренной подошли. Иначе, думается мне, он почествовал бы нас малоприятным ароматом…
— Тише.
Замолкли все с боцманом во главе. Боцман с явным облегчением засунул пищалку за пояс рядом с кордом и кнутом. Похоже, он немного лучше знал гензейский диалект, и ему вроде бы показалось, что все идет не совсем так, как надо. Остальные, прикусив языки, гораздо почтительнее взглянули на стоящего около мачты мужчину в зеленой одежде, расшитой серебром.
Модник в полосатом кафтане отпустил вант. Не глядя вниз на кипящее между корпусами море, он легко прошел по доске и спрыгнул на палубу галеры. Остановившись перед одетым в зеленое мужчиной, глянул на ведро у его ног.
— Капитан «Азами»… «Арами»… Черт бы побрал ваши илленские названия… Простишь, если окончание я пропущу?
— Нет!
— Не простишь? — Окаймленное короткой бородкой лицо немного вытянулось. — Ха. Такого-то я не ожидал. Предупреждали меня, что ваша посудина — плавучий гроб, а ее экипаж…
— Я не капитан «Арамизанополисанца». Лишь это я хотел сказать.
Темноволосый поправил огромный берет, украшенный еще большим пером, осмотрел палубу. Он стоял уверенно, запросто удерживая равновесие и положив левую руку на рукоять меча, а большой палец правой довольно нагловато засунув за пряжку пояса.
— Прекрасная встреча, ничего не скажешь. Боцман отсвистал мне сигнал, предназначенный для второго помощника шкипера мусоросборочной барки, капитан не соблаговолил выйти на палубу, а тот, кто соблаговолил, приветствует меня у трапа с ведром при ноге. Если вы, уважаемый, намеревались опрокинуть мне на голову ведро холодной воды, то напрасно беспокоились. Намек я понял.
— Мы скверно начали, адмирал… — слабо усмехнулся зеленый. Лицо у него тоже было зеленоватое.
— Что ж, так, может, мне вернуться на каравеллу, рискуя споткнуться на трапе и размазаться между бортами? Проделать уморительный пируэт и еще раз попытаться? Что скажете, господин боцман? Вижу, артистическая у вас душа и вы большой любитель дуть в свою дудку…
— Я Дебрен из Думайки, корабельный чародей. — На середине поклона, который должен был выглядеть весьма церемонным, хоть Дебрен и не подумал срывать с головы шапочку, зловредная волна канала напомнила о себе, и Дебрену пришлось придержать ускользающее от ноги ведро. — Рад вас видеть, господин… Простите, не узнаю, но я на императорском флоте недавно…
— Венсуэлли. — Темноволосый слегка наклонил голову. — Вице-адмирал флота Восточного океана Его Императорского Величества. Приветствую вас, мэтр Дебрен. Хотелось бы сказать, рад вас видеть, как и вы меня, но я здесь по служебным делам, и лгать под флагом Его Величества не намерен. И не говорите, — он жестом сдержал уже раскрывшего рот чародея, — не говорите, что болтающаяся на мачте тряпица не флаг Бикопулисса. Я, представьте себе, успел заметить. Времени у меня было достаточно, ибо в дрейф вы ложились без преувеличения четверть клепсидры. Ну, может, две шестых. Галера, курва твоя мать! — неожиданно заорал он. — Где этот обделавшийся плотогон, именующий себя капитаном?! Я так его по заду долбану, что он Анваш пролетит и в Волканию врежется!!
— Перестань шуметь, Венс, — загудел с борта каравеллы чей-то басовитый голос. — Лучше прикажи второй трап бросить, корабли ближе стянуть или еще чего-нибудь сделать. Я в канатоходцы не нанимался, по таким реечкам переходить не намерен. Мало того что она узкая, так еще и тоненькая. Запросто может подо мной переломиться.
— Никто тебя не просит! — уже спокойней, но тоже криком, ответил Венсуэлли. — Останьтесь на «Ласточке», господа! И дамы тоже! Люванец, отдать линь, багры долой, отойдите на кабельтов от этой баржи. За полуостровом сцепимся, на более спокойной воде.
Немногочисленный, но явно толковый экипаж каравеллы мгновенно проделал маневр отхода. Дебрен, измученный тошнотой, не успел даже как следует рассмотреть забивающие палубу грузы. Прикрытые то ли парусным полотном, то ли старыми армейскими палатками, какие-то бесформенные, они не ассоциировались ни с чем, что ему довелось видеть на Междуморье. Но что делать, они были не на теплом, обычно спокойном Междуморье. Две недели назад вышли в Кариатику. Восточный океан, до недавних пор именовавшийся просто Океаном из-за отсутствия других. Вода здесь выглядела иначе, плавали другие корабли, поэтому и способы фрахтовки имели право различаться.
— Ну хорошо, господин чародей. — Наблюдение за удачным маневром привело вице-адмирала в лучшее настроение. — Веди к своему капитану. Он наверняка пьян. Я угадал?
— Никак нет, господин Венсуэлли, не угадали. Капитана волной за борт смыло. Дней шесть назад.
— Что? — Венсуэлли остановился, едва сделав шаг к кормовой надстройке. — Волной? Капитана? Шутите, мэтр? Какая же это должна была быть волна? Или капитан? Первый раз слышу. Корабельный мальчишка… бывает, пьяный матрос, кок… Ну, эти за борт частенько вываливаются, и неудивительно. Но капитан?!
Дебрен беспомощно пожал плечами.
— Ну ладно. А первый офицер где?
— Там же, где и капитан. Примерно.
Темные глаза адмирала несколько секунд внимательно рассматривали магуна.
— Я просто боюсь спрашивать о штурмане, — медленно проговорил Венсуэлли.
— И правильно делаете, что боитесь, господин адмирал. Хотя при том и напрасно, ибо «Арамизанополисанец» укомплектован не полностью, поэтому первый офицер одновременно был и штурманом. На одном окладе, что, пожалуй, и стало причиной наших неудач.
— А сколько окладов должен, по-вашему, получать придурок, вываливающийся на службе за борт?
Дебрен задумался. Частично над ответом, но в основном над тем, как бы выколдовать из доступных на борту продуктов средство против морской болезни.
— Вы, вероятно, правы, господин Венсуэлли. Но штурман так не думал. Он был сильно расстроен, потому что один или два оклада за полгода ему императорский флот задолжал.
— Не выгораживайте его, чародей… Один невыплаченный оклад ничуть не хуже и не лучше, чем два невыплаченных оклада, то есть ноль. Наука, объясняющая сей парадокс, называется математика. Вам, толкователям таинственных формул, это, возможно, и ни к чему, но у штурмана есть собачья обязанность арифметику знать. Ну так как там насчет штурманова расстройства?
— Зайдемте в каюту. Здесь ветер в ушах свистит.
Венсуэлли осмотрелся. Трое матросов укладывали трап вдоль борта, прикидываясь, будто не подслушивают. Остальные пятеро подслушивали, нисколько не притворяясь. Боцман, стоявший совсем рядом, поправлял один из узлов на своем кнуте, а рулевой исхитрился закрепить штурвал веревкой и подойти поближе.
— Ветер? Без ветра вы давным-давно бы от вони загнулись. Чем вы, хрен вас побери, галерников кормите? Ну ладно… Пошли на корму, Дебрен, не будем портить отдых этим добрым людям и прилежным трудягам. Дует со стороны кормы, так что, вероятно, некоторое время судно еще не перевернется. А если и перевернется, что тоже возможно, никто с палубы не свалится, потому что прилипнуть к этой посудине не искусство, минуту-другую, думаю, удержаться удастся, что ваши мудрецы и делают. Идем-ка, мэтр. Задувает то с той, то с этой стороны. А вдруг да и снизу подует, паруса на мачты затащит, как знать? Мэтр Дебрен, не забыли ли вы чего? Ведерко, например?
Капитанская каюта занимала заднюю часть кормовой надстройки. В передней, размером поменьше, обитали в лучшие времена немногочисленные офицеры. А после — портовые побирушки, мухи, недурно живущие за счет того, что побирушки оставляли после себя, а оставлять они далеко не ходили, самое большее — до соседней каюты, — пауки, питавшиеся мухами, ну и грызуны. Сейчас здесь поселились моллюски. У большинства окошек не было ни пленок, ни стекол. Было мокро, холодно и паршиво.
— Вижу, не только офицеров смыло, — Венсуэлли осторожно пощупал какой-то одинокий сундучок, на котором начинали робко прорастать водоросли, — мебель тоже. Где стол для карт? — Концом кнута он смел дремлющую на крышке улитку, положил берет, присел. — Не знаешь? Так я и думал. Но какие-нибудь карты у вас есть?
— Была. Западного Междуморья. Штурман ее как зеницу ока берег, потому что она древняя была, реликтовая. Еще при Старой Империи вычерченная.
— Шутишь, Дебрен? Присядь, не торчи как столб. Я предпочитаю шутить, когда собеседник сидит.
Дебрен беспомощно осмотрелся. Вздохнул, перевернул ведерко, сел, широко разведя колени.
— Сожалею, адмирал. Думаю, не выдам большого секрета, если скажу, что императорский флот на ладан дышит. Плавать не на чем, плавать некому, и не очень-то известно — куда. То есть, — поправился он, — до сих пор не было куда. Ибо теперь, как я узнаю с приятным удивлением, Его Императорское Величество вывел на океан новую эскадру.
— Флот, Дебрен, флот. Игра слов, понимаю, но буду благодарен, если соизволишь придерживаться официальной терминологии. Видишь ли, мэтр, в Бикопулиссе форма уже давно подмяла под себя содержание, а имперские чиновники видят не то, что есть в натуре, а лишь то, про что начертано, что так быть должно. Император Станорий в промежутках между триумфами собственноручно морской устав писал и ритуал установил. И там черным по белому написано, что адмирал ничем меньшим, нежели флот, командовать не может, а если случайно и покомандует, то жалованье ему за это не полагается, поскольку для такого крупного вельможи это было бы оскорбительным.
— Нежизненный, скажу я вам, устав. Не оскорбляя Станория, само собой, Великого.
— Нежизненный? Видно, ты бикопулиссцев не знаешь. Каждый второй Император получил от благодарного народа мраморный памятник, пользуясь этой самой нежизненностью. В блеске славы великого реформатора.
— Признаться, не понимаю.
— Ты — чародей? Нет, гляньте, господа, что деется! Первый, кто не размахивает у человека перед носом императорской непогрешимостью, не говоря уж о ведерке. О, вы, кажется, предстаете передо мной в другом свете, мэтр Дебрен. А что до Бикопулисса, то дело тут проще простого. Уже дед Станория публично заявил, что дела в государстве идут не ахти и многое надо исправлять. При этом виновны во всем, само собой, предшественники, творившие ошибки и извращения, пользуясь лунным календарем. И теперь стране требуются реформы, хороший хозяин и возрождение. Так и повелось, что каждый новый Император ни черта не будет стоить, если не реформирует чего-нибудь, да и видимого возрождения не продемонстрирует. Знаешь, Дебрен, сколько легионов было у Станория? Два! Восточный и Западный, с двумя вице-маршалами во главе, ибо единственным не вице, а маршалом, жалованье, к слову сказать, милостиво получавшим и отдававшим его беднякам, был сам Император. Да, два легиона плюс один флот и три отдельных эскадры, и хватало! Бикопулисские корабли делали на Междуморье что хотели, легионеры, как при Старом Императоре, стояли в Дектуране, на Ближнем Западе. Провинций было семнадцать, а когда один страдающий самомнением центурион-пограничник, видать, со скуки решил во славу Императора государство вдоль границ пехом обойти и тем самым попасть в «Книгу Гуписса», то в походе облысел, восьмерых потомков наработал и так ноги покорежил, что его в знак признания заслуг в кавалерию перевели. Вот какое государство было! Потом Станорий золоченые туфли откинул, и варвары Зулю отбили. С благословения тогдашнего Отца Отцов, кстати сказать. И что сделал наследник престола? Издал эдикт и из шестнадцати к тому времени уже провинций тут же восемнадцать сотворил. Швырк пером — и вот вам, добрые люди, получайте два новых субъекта Империи. С кучей прибыльных управлений, чем в провинциях довольны, и бандой уполномоченных Императора по вопросам внедрения, что двор и столицу радует. Потом, уже под конец жизни, наисветлейший Государь-Император армию реформировал. Из трех войсковых округов сделал четыре, что было незамедлительно объявлено величайшим деянием. Но тут же передумал и из четырех сделал два, так как эксперты подсчитали, что от этого боевая готовность возрастет, ну и солдаты с воистину удивления достойной скоростью вынесли бывшего Императора в кусочках на носилках из дворца. Думаю, нет нужды добавлять, что следующий Император, экс-десятник гоплитов, начал правление с пяти округов и повышения окладов для офицерских кадров. Так оно и пошло. Сегодня Бикопулисс уже не город и мир, как ранее, а город и немного дальше, чем с башни видно. Но провинций в нем сорок девять, а армий, отдельных легионов, флотов и эскадр столько, что генералы давно в организационных схемах запутались. Зато в табелях оплат разбираются как никто. Только и смотрят в руки один другому. Ни ломаного гроша не получишь из скарбниц сверх того, что тебе по штату положено. — Адмирал замолчал, вынул из-за пояса кинжал и, взяв за острие, принялся наблюдать за крысой, выставившей мордочку из какой-то дыры. Крыса поглядела ему в глаза, зыркнула на Дебрена, подумала малость, вылезла целиком и не спеша потопала вдоль стены.
— Кошку тут, случайно, не держите, мэтр?
— Была, да кто-то ее того, сожрал. То ли крысы, то ли экипаж.
Венсуэлли размахнулся, запустил кинжал. Острие врезалось в перегородку немного выше спины грызуна, проломило доску и исчезло вместе с остальной частью кинжала. Крыса пискнула и, отскочив на два фута, остановилась рядом с какой-то дырой — не той, через которую вошла, — проверила, не вытаскивает ли адмирал новый нож, и, успокоившись, продолжила обнюхивать доски палубы.
— Видишь ее? — ухмыльнулся Венсуэлли. — Прирожденный бикопулиссец. Старуха у нее над ухом косой размахивает, а она делает вид, будто ничего особенного не происходит. Остатки давнего пиршества потребляет и не желает принимать к сведению реальности. А так, из любопытства, чего она там вынюхивает? Кошачьи останки ищет?
— Червей. На корабле мало чего съестного осталось, так что крысы вначале на мышей перекинулись, а потом по дятловой моде на червей. Поэтому будьте любезны, не охотьтесь спорта ради на крыс. Другое дело, если для горшка… это мы, к сожалению, порой делаем, но если ради забавы, то уж лучше не надо. Они, понимаете, полезны.
— Прости, Дебрен, забыл я, что ты маг. Наверно, как многие из вас, предпочел бы об этих… как их… то ли дырах, то ли нишах элоко… гичных поговорить, да? Дескать, все живые существа образуют закрытые сообщества, пожирают друг друга в замкнутом цикле к общему благу?
— Нет, адмирал. Если уж говорить о дырах, то лучше о корабельных, которые здешние черви весьма успешно проделывают. Вероятно, в рамках закрытого сообщества с рыбами, к которым нас в конце концов отправят вместе с «Арамизанополисанцем». Галера прогнила, а теперь еще стала на сыр похожа. Я, конечно, не уверен, но думаю, что крысы, пожирая самых крупных червей, продлевают нам жизнь.
Венсуэлли встал, направился к двери. Однако передумал, подошел к стене, пнул, потом добавил еще раз, увеличил большую, размером с голову, дыру. Набрал горсть ракушек и потянулся за кинжалом, воткнувшимся в пол соседней каюты.
— Я б выпил, господин Дебрен. На чем только я не плавал, даже на волканском каяке, но на такой дряни еще ни разу. И как только такую лохань на море выпустили? Предупреждали меня, что эту штуку не вчера со стапелей спустили, но пусть меня черти заберут, если она не самая древняя галера известного нам мира. Искать ее надо не в реестрах флота, а в «Книге Гуписса». Наверно, я по морде кому-нибудь съезжу, если сейчас же не напьюсь. А, чародей?
— Я думаю… Капитан уже вряд ли будет против. Наверно, в сундуке что-нибудь держал.
Из-под тряпки, лежавшей перед порогом и приклеенной к палубе грязью, что объясняло факт ее наличия, Дебрен вынул вычурный плоский ключ. Ключ был магический, но большая часть магии выветрилась и едва-едва ощущалась. Может, поэтому замок поддался уже в самом начале единоборства со скрипящими защелками. А может, не уже, а лишь в самом начале.
— Ну, что мы тут имеем? — радостно поинтересовался Венсуэлли, рассматривая на свет стеклянный сосуд. — Бутыль вроде бы с острова Прикос, с самого юга Свободного Мира. Нет вин слаще, поверь, Дебрен. Интересно, которого года? Я, мэтр, в винах как мало кто… — Он фыркнул, брызнув красными каплями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39