Для… тьфу, утехи. Или чародейских эскре… Ну, этих, опытов.
— Не смотри на меня так.
— Молчу.
— Вполне вероятно, что именно чародей ее заказал. Либо чародейка. Цели могут быть различные. У чародея. Или чародейки. Возможно, я удивлю тебя, Ленда, но женщины неплохо забавляются в собственном обществе, не только когда кур ощипывают или, похрустывая печеньем и прихлебывая ликер, обмениваются сплетнями.
— Ты пялься не на меня, а на нее. Она красивее, да и голая. А я не деревенская гусыня, свое дело знаю. Ты не удивил меня, мэтр, самое большее — могу сказать, что ты многого не понимаешь. Женщина может залезть под перину с другой. Такое не часто, но случается. Однако не с трупом. Это уж больше по вашей части. Не обижайся, Дебрен, я говорю о мужиках вообще, а не о тебе лично.
— Благодарствую. Ну так как насчет преграды на пути к познанию истины? Думаешь, я могу…
— Нет. — Некоторое время стояла тишина. — А, плевать на Дюннэ и ее планы. Я не о ней. Унка вытерпела так много не для того, чтобы теперь ты своими пальцами, правда, деликатными… Не думай, мэтр, что я не заметила. Ты хорошо с ней обходишься, спасибо за это… Нет-нет. Я просто прошу. Приказывать тебе не могу.
— Чего уж там…
— Злишься, да? Ну, не бормочи себе под нос, скажи прямо. Я же не опущу тебе эту трупью ногу на шею, хоть бальзамы чертовски скользкие и легко могла бы отбрехаться…
— Ленда, я работаю. Шепчу заклинания. Тебе лучше б их не слышать, а то случайно в памяти останется, и ты когда-нибудь, не думая, повторишь. После водки, сквозь сон… И несчастье — тут как тут. Небольшая ошибка — и руки откажутся тебе подчиняться. О, кур-р…
— Что? — Девушка вздрогнула, забылась. Магун получил пяткой Унеборги по шее. Но не дрогнул. Кажется, даже ничего не почувствовал. — Прости, мазь виновата. Что случилось?
— Кажется, я уже понял, что за епитимию Сусвок на девушек накладывал.
Ленда вряд ли его слышала, и скорее всего не потому, что их разделяли бедра Унеборги.
— Вот ведь мерзавец! И почему Бог ему дверями церковными не приложил, как ты мне… Действительно, товар на первый взгляд не испорчен, снаружи ничего не видно. Но на радужную атмосферу в ложе ваши клиенты, пожалуй, рассчитывать не могли. А такие методы лечения… Ленда, у вас здесь есть медик? Свой, при борделе?
Она кивнула.
— Так вот: не ходи к нему. Во всяком случае, с женскими недугами. Знаешь, чем этот шарлатан от болей ее лечил? А впрочем, все равно не поймешь… Я тебе просто скажу: ребенка-то эта несчастная уже не родила б. Холера, я бы выпил. У тебя случайно нет при себе фляжечки?
— Пьяницей меня считаешь? — буркнула она.
— Не злись.
— Может, еще помурлыкать тебе малость? Вино, пение, а перед носом… Забавная картинка, а? Приятная у вас работенка, господа чароходцы…
— Не злословь. Ее законсервировали классически, но если ты думаешь, что большое удовольствие суставы себе заклинаниями размягчать и в трупьей заднице копаться…
— В… О Махрусовы мощи. Дебрен! Куда ты, холера, лапы суешь?!
— Захлопни клюв, княжна. Я уже заканчиваю. Надо было кое-что проверить.
— Ты — ненормальный, знаешь? Ни за что в жизни не дам себя уговорить заняться чародейством. Уж лучше в монастырь.
— Не обижайся, княжна, но ты уже старовата. В ведьмы идти. Не в монашенки. Разведи колени пошире, если не возражаешь. Разумеется, не свои…
— Ты уж лучше б помолчал, — проворчала она. — Может, я слишком стара, но если ты еще раз позволишь себе такие двусмысленности…
Она осеклась.
Дебрен попытался встать и с недоверием почувствовал, что его придерживают обе: мертвая Унеборга ногой, Ленда локтем.
— А ну сдвинься, Длинная! Любопытная система. Благодарю за науку, но я уже запомнила, где кто должен быть. Можешь отойти к стене.
Дебрен попробовал подняться еще раз. Мягко. Исходя из того, что Ленду просто могли парализовать неожиданность и страх. Предположение оказалось ошибочным. Его прижимали, теперь уже как следует, Ленда и изумительно стройные, но отнюдь не невесомые ноги Унеборги. Он почувствовал запах пота и странный, не то мягкий, не то жесткий нажим грудей.
— А вы, похоже, и верно… Ну, хорошего понемножку. Отойди, Ленда. Ты что, оглохла?
Дебрен, окаменев, не понимая, что происходит, напряг слух, помогая себе беззвучными заклинаниями. Ненадолго услышал чье-то слишком часто бьющееся сердце — не свое — и чье-то дыхание у дверей. Плач женщины за стенами, сухой голос Сусвока, звук ударов, крик.
И тут же голос Ленды:
— Зачем тебе самострел, Дюннэ? Что ты собираешься делать?
— Не бойся. С тобой — ничего. Отойди и не вмешивайся, тогда с тобой ничего не случится.
Магун уже понял. Почти все.
— Ты что там сунула в канавку, Дюннэ? Это не болт. Уж не хочешь ли ты…
— Отойди в сторону, дурная девка. Иначе я ему это в бедро всажу. Надо будет поправлять, а крюк я наверху оставила. Придется ему какое-то время от боли корчиться. Ты этого хочешь? А так я в голову попаду, он и не пикнет. Я зла не держу, господин Дебрен, если вы меня слышите. Просто вы видели слишком много. Сожалею, но умереть вам придется. Ну, давайте кончать. Считаю до трех и спускаю крючок. Последний раз говорю, отодвинься!
— Нет, Дюннэ, пожалуйста! Махрусе милосердный! Не стреляй! Он тебе ничего…
— Селедка, — быстро прошептал Дебрен, — чеснок, мальверсация. — И громче, гораздо громче крикнул: — Отпусти меня, слуга! А ты — на колени, мегера раскрашенная!
Подействовало, хоть и не вполне. Правда, Ленда отскочила за ложе, но у бордель-маман только чуть-чуть подкосились колени.
Самострел, направленный теперь магуну в грудь, она по-прежнему держала вполне уверенно.
— Раз. — Губы у нее явно дрожали, может, потому что кто-то недавно разбил их ударом кулака. — Раз…
— Серебряная пуля? Против меня? Ах ты бестолочь недоученная, за вампира меня берешь? Не знаешь, что человеческие раны после серебра на глазах затягиваются, потому что это металл чистый, боговозлюбленный? Я поправлюсь прежде, чем ты подохнешь. Хотя, кстати сказать, подыхать ты будешь долго. Я оскорблений не прощаю. А Ленде, невольнице моей, эликсиром отуманенной, приказываю взять тебя живьем.
Дюннэ кинула быстрый тревожный взгляд налево, на Ленду. Дебрен не стал рисковать. Он только надеялся, что недоученная, но разбирающаяся в людях бордель-маман не заметила удивления, мелькнувшего на лице девушки.
— Врешь, — неуверенно проговорила она. — Она… Я ее в кулаке держу. А в тебя попаду точно и быстро ножом дорежу. Серебро не серебро, а от дыры во лбу копыта откидывают.
— Да ты глупее, чем я думал. Правильно сделал Сусвок, что морду тебе набил. — Кроме губ, у нее еще был подбит глаз (к сожалению, левый — чтобы прицелиться как следует, он и не нужен), осталось немного поменьше волос и распухло ухо. — А если даже и попадешь, то что толку? Ленда держит тебя в кулаке крепче, чем ты ее. А обоих нас не застрелишь. Даже серебряной пулей.
— Хрен она держит, а не меня! Это? — Дюннэ указала на останки Унеборги. — Скажу, что не я, а она так подружку уделала. А может, и больше, чем просто подружку. Кто знает, чем они там вдвоем занимались, в комнате запершись? Уж конечно, ничем приличным, как мужчина с женщиной. Разврат распутный, тьфу! Сусвок знает, что ни та, ни другая с мужиками в постель идти не хотела, знает хорошо! Кому, думаете, он поверит? Этой сластолюбице, которая с другой такой же лижется, или мне, честно по-божьему любовью с мужчинами занимающейся, да еще и бордель ему содержащей?
Она победно осклабилась, показав немного прореженные честной работой зубы. Подняла самострел, уперла в плечо. Оружие было легкое, спортивное, даже если его заряжали болтом, не очень-то пригодное на войне против кольчуг. Но магун стоял близко, и кольчуги на нем не было.
— Хорошо, что ты до этого додумалась, — холодно усмехнулся он. — Потому что относительно некрофилии ты права: Сусвок не был бы уверен.
Что-то завибрировало в воздухе. Дебрен надеялся, что не от скрежета зубов девушки.
— Но есть кое-что значительно хуже, — добавил он. — За грешные похоти Сусвок избивает, раскаленные иглы в различные маловидимые места вбивает, однако не убивает. Другое дело, если его кто-то… Впрочем, пусть лучше Ленда закончит. Только покороче, я тороплюсь. Три слова, Ленда. Дюннэ поймет. И аккуратненько выметется отсюда за дверь.
— Селедка, — сказала Ленда с мутной усмешкой. — И чеснок, Дюннэ. А к тому еще… А к тому же еще и макре… мальверь… марель… А, черт, повсюду чужеземные слова понатыкали, словно собственных недостает. Злодейство, по-нашему. Это тебе о чем-нибудь говорит, старая труба? Вижу, говорит. И чего ж ты так хрипишь, как она? Труба, значит?
Дебрен хотел сказать, что хрипит не Дюннэ, хоть это было бы полуправдой, потому что и у нее волосы начали вставать дыбом. Но по сравнению с тем, что вибрировало в воздухе, это был пустяк. Воздух вдруг стал густым от пыли и электризации.
— На пол! — крикнул он. Слишком поздно: что-то чавкнуло, на мгновение потемнело — это вихрь жара сбил языки пламени с половины свечей, а остальные погасил. По каменному своду потолка разлилось бледное размазанное пятно свечения. Пахнуло магией и чем-то кислым, мерзопакостным.
— А-а-а! — взвыла Дюннэ. И нажала на спуск. Дебрен уже на коленях успел заметить, как Ленда переламывается от неожиданного удара, падает на ложе с такой силой, что у него стиснуло желудок, замерло сердце.
— Прекрати, хватит! Здесь же люди! Прекрати! — Только невозможность вздохнуть дала ему понять, что кричит он сам. Он, магун. Профессионал.
Дюннэ, втиснутая в угол с бесполезным самострелом в руке, лишь пищала, как крыса, прижатая башмаком.
Было жарко. Чудовищно жарко, правда, лишь мгновениями, словно кто-то подвижным языком огня проводил по лицу. Изумительные медно-рыжие волосы Унеборги поднялись дыбом, устремившись к пятну на потолке и потянув за собой голову умершей.
— Ленда?!
Молчание. Тишина и перепуганный топоток крысиных лапок где-то внутри стен.
— Княжна, с тобой… ничего?
Он получил пылью по глазам, стиснул веки. Его тут же ударило пламенем, ошпарило, он почувствовал запах подпаленных ресниц и бровей. Кто-то покрикивал наверху и ближе, в подвалах, однако все перекрывал вой Дюннэ.
— Кара Божья, кара Божья… Я только присматриваю… Махрусе милосердный, меня не надо… Не-е-ет!
Ленда стонала, задыхалась.
— Прекращай, мерзавец! — Дебрен ползал вокруг ложа на коленях, моргая слезящимися глазами и лихорадочно отыскивая нужное заклинание. «Первый Принцип, курсант Дебрен? Минимум усилий. Тогда зачем же ты сначала оглушил эту лягушку? Одной мыслью, с трех шагов? Ты должен был ее рассечь, юноша, только рассечь. Ей больно? Подожди, когда с тебя блокаду снимут, сопляк глупый, ты увидишь, что сделал со своим мозгом и что значит страдать. Ну, пошел, пока можешь. Обратись к мэтру аптекарю и скажи, какой ты номер выкинул. Курсант Трапенакис, поскольку ты скальпелем в стену угодил и инструмент сломал, перестань симулировать творческий запал и отведи коллегу. А вы — за дело, курсанты, за дело. Стоя и по-дурному скаля зубы, вы даже ярмарочными фокусниками не станете. Иди уж, Дебрен, иди. И на будущее не забывай о Первом Принципе».
Унеборга уже сидела на ложе, подобно кукле, которую потянули за прикрепленный к затылку шнурок. Платок сполз окончательно, обнажив груди. Прекрасные. Вся она была прекрасна, даже теперь. Ярость, вздымающаяся в Дебрене при каждом ударе сердца и откладываемая на потом, неожиданно вспыхнула во всю силу.
— Ты сам этого хотел, — крикнул он.
Труп, получивший резкий толчок силы, медленно кувыркнулся в воздухе. Дюннэ рванула лифчик, разорвала платье, обнажив ребра и увядшую грудь. Сорванным с шеи медальоном Махрусова кольца, который она держала обеими руками, заслонилась от дьявола. Магун начал скандировать заклинание, не обращая внимания на сворачивающиеся от жара паутинки, начавший тлеть платок и плавящиеся на глазах свечи. Он полз на коленях за ложе, к Ленде. Нарушая Первый Принцип. Впервые с тех пор, как покинул стены Академии.
— Что здесь так… — Кто-то резко остановился на пороге, словно получив обухом по голове. Кто-то в черном кафтане и с кольцом на груди, однако же задолжавший городскому суду Виеки гривну с гаком. Единственное, что было надето на советнике Сусвоке, это кафтан, подвернутый и заткнутый за пояс. Вероятно, советника оторвали от чего-то приятного. Дебрен не был уверен. Тень, которую он уловил краем глаза и которая выступала из тени владельца, как обрубок ветки из столба в комнате наверху, могла быть просто тенью инструмента. Чего-то, что советник стискивал в кулаке. Чего-то металлического.
Тело Унеборги, покачивая грудями и слегка подскакивая, прильнуло ягодицами к своду. Свечение, сочившееся из камней, изменило цвет, покраснело. Дебрен скандировал заклинание, задрав голову и глядя на дрожащую карикатуру человеческого лица. Оно расплывалось, изламывалось на неровностях, но не настолько, чтобы скрыть россыпь щербинок, чернь и бешенство глаз, блеск слюны. Что-то несколько раз капнуло на дымящийся платок, зашипело. У Дюннэ перехватило дыхание, и она умолкла.
— Безбожные свиньи, — прохрипел Сусвок, хватая висящий на поясе кинжал и попутно непроизвольно освобождая полу кафтана, чтобы прикрыть наготу. — Под моей крышей… Я вас… Что ты вытворяешь с этой трухой, скотина? Чтоб ты ослеп!
— Убей! — пискнула Дюннэ. — Скорее, пока он ничего не сказал. Перережь ему глотку.
Дебрен выругался. Мысленно. Вслух не мог — он заканчивал заклинание. И оглядываться ему тоже было нельзя. Не сейчас.
Небольшой смерч пронесся по подвальчику. Опрыскал чем-то липким, ударил огнем. Яркое, как молния, пламя пронзило Унеборгу, вошло между ягодицами, выплеснулось через рот и ноздри. Глаза, которых Дебрен до того ни разу не видел и больше уже видеть не мог, полыхнули бронзой из-под накрашенных ресниц и лопнули. Левый взорвался с отвратительным шмяком, правый растекся по лбу, впитался в кроваво-красные волосы. Остатки силы угодили в ножку ложа, ту, что была ближе к магуну. Он непроизвольно отклонился. Ножка с треском подломилась.
Кинжал, ворча, промчался мимо него. Ложе осело, задымилось. Потолок рассеивал тысячи липких капель. Унеборга металась, как на телеге, мчащейся по невероятно неровному булыжнику. Дебрен стиснул зубы и рукой скользнул к изголовью, где увязло острие кинжала. После того, как его топили в Пренде плотогоны, после прендского рака, трех дней холода и, главное, последнего заклинания он чувствовал себя слабым, как ребенок. Ему необходимо было оружие. И удача.
Из-за пыли в глазах он сначала промахнулся, вдобавок оставшееся без ножки ложе покачнулось, попробовало его сбросить. Краем глаза он уловил над собой сгусток тьмы. Запустил гангарин. Правой рукой из-под левого бедра, так что тот рикошетом прошелся по ребрам, достиг черепа. Сусвок рубанул огромными щипцами, несколько капель крови, смешанной с мочой, прыснули с их зубчатых челюстей, попали Дебрену в лицо. Инструмент, нацеленный в руку магуна, ударил в рукоять кинжала, вместо кости переломил глубоко засевший клинок.
Гангарин прошел мимо. Возможно, виной тому был наклон ложа. Сусвок, обойдя ногу чародея, полетел куда-то вправо, на тело Ленды. Дебрен, получивший по другой ступне, отчаянно раскинул руки крестом. Ему казалось, что подвал накренился на четверть оборота и то, что было полом, стало стеной. И явно стремилось превратиться в потолок. Он падал.
А с другой стороны падала мама Дюннэ с занесенным над взлохмаченной головой ножом. Дебрен не мог ее удержать, слишком сильно запутался в направлениях. Скорее, скорее обратить вспять это чер…
Хруст. Отвратительнейший хруст шейных позвонков пятидесятилетней женщины, на шею которой свалилась та, что, будучи в два раза моложе, при всей своей чудесной фигуре была и в два раза тяжелее. Свалилась тем, что было у нее наиболее весомым. Бедрами. С высоты не менее двенадцати футов.
Только тело профессиональной танцовщицы могло проделать такой кульбит за время полета, длившегося долю мгновения. От магии аж фурчало, но Дебрен все равно никогда потом не мог разделить действовавшие на труп силы и понять, что, собственно, произошло.
Он понимал, что реверс подействовал. Просто все происходило быстрее, чем он предполагал, а заклинание, которое следовало нейтрализовать, оказалось, по-видимому, совсем слабеньким. По Сусвоку оно сплыло, как вода по маслу. Он мог раскроить Дебрену череп, времени у него на это хватало. Вскочил он первым, его бедра не были прижаты двумя женскими трупами.
Однако вместо того, чтобы сразу броситься на магуна, он взвыл, как волк. Дебрен недоверчиво глядел на свод потолка и неожиданно ставшее резким красное, покрытое оспинами лицо. И на щели трещин, разбегающихся то ли по камням, то ли по этому лицу.
— Что ты с ним сделал, подлюга?! Яйца тебе отрежу! Нет, выдерну! Кусок за куском! — Сусвок саданул пытающегося сесть Дебрена по носу, повалил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Не смотри на меня так.
— Молчу.
— Вполне вероятно, что именно чародей ее заказал. Либо чародейка. Цели могут быть различные. У чародея. Или чародейки. Возможно, я удивлю тебя, Ленда, но женщины неплохо забавляются в собственном обществе, не только когда кур ощипывают или, похрустывая печеньем и прихлебывая ликер, обмениваются сплетнями.
— Ты пялься не на меня, а на нее. Она красивее, да и голая. А я не деревенская гусыня, свое дело знаю. Ты не удивил меня, мэтр, самое большее — могу сказать, что ты многого не понимаешь. Женщина может залезть под перину с другой. Такое не часто, но случается. Однако не с трупом. Это уж больше по вашей части. Не обижайся, Дебрен, я говорю о мужиках вообще, а не о тебе лично.
— Благодарствую. Ну так как насчет преграды на пути к познанию истины? Думаешь, я могу…
— Нет. — Некоторое время стояла тишина. — А, плевать на Дюннэ и ее планы. Я не о ней. Унка вытерпела так много не для того, чтобы теперь ты своими пальцами, правда, деликатными… Не думай, мэтр, что я не заметила. Ты хорошо с ней обходишься, спасибо за это… Нет-нет. Я просто прошу. Приказывать тебе не могу.
— Чего уж там…
— Злишься, да? Ну, не бормочи себе под нос, скажи прямо. Я же не опущу тебе эту трупью ногу на шею, хоть бальзамы чертовски скользкие и легко могла бы отбрехаться…
— Ленда, я работаю. Шепчу заклинания. Тебе лучше б их не слышать, а то случайно в памяти останется, и ты когда-нибудь, не думая, повторишь. После водки, сквозь сон… И несчастье — тут как тут. Небольшая ошибка — и руки откажутся тебе подчиняться. О, кур-р…
— Что? — Девушка вздрогнула, забылась. Магун получил пяткой Унеборги по шее. Но не дрогнул. Кажется, даже ничего не почувствовал. — Прости, мазь виновата. Что случилось?
— Кажется, я уже понял, что за епитимию Сусвок на девушек накладывал.
Ленда вряд ли его слышала, и скорее всего не потому, что их разделяли бедра Унеборги.
— Вот ведь мерзавец! И почему Бог ему дверями церковными не приложил, как ты мне… Действительно, товар на первый взгляд не испорчен, снаружи ничего не видно. Но на радужную атмосферу в ложе ваши клиенты, пожалуй, рассчитывать не могли. А такие методы лечения… Ленда, у вас здесь есть медик? Свой, при борделе?
Она кивнула.
— Так вот: не ходи к нему. Во всяком случае, с женскими недугами. Знаешь, чем этот шарлатан от болей ее лечил? А впрочем, все равно не поймешь… Я тебе просто скажу: ребенка-то эта несчастная уже не родила б. Холера, я бы выпил. У тебя случайно нет при себе фляжечки?
— Пьяницей меня считаешь? — буркнула она.
— Не злись.
— Может, еще помурлыкать тебе малость? Вино, пение, а перед носом… Забавная картинка, а? Приятная у вас работенка, господа чароходцы…
— Не злословь. Ее законсервировали классически, но если ты думаешь, что большое удовольствие суставы себе заклинаниями размягчать и в трупьей заднице копаться…
— В… О Махрусовы мощи. Дебрен! Куда ты, холера, лапы суешь?!
— Захлопни клюв, княжна. Я уже заканчиваю. Надо было кое-что проверить.
— Ты — ненормальный, знаешь? Ни за что в жизни не дам себя уговорить заняться чародейством. Уж лучше в монастырь.
— Не обижайся, княжна, но ты уже старовата. В ведьмы идти. Не в монашенки. Разведи колени пошире, если не возражаешь. Разумеется, не свои…
— Ты уж лучше б помолчал, — проворчала она. — Может, я слишком стара, но если ты еще раз позволишь себе такие двусмысленности…
Она осеклась.
Дебрен попытался встать и с недоверием почувствовал, что его придерживают обе: мертвая Унеборга ногой, Ленда локтем.
— А ну сдвинься, Длинная! Любопытная система. Благодарю за науку, но я уже запомнила, где кто должен быть. Можешь отойти к стене.
Дебрен попробовал подняться еще раз. Мягко. Исходя из того, что Ленду просто могли парализовать неожиданность и страх. Предположение оказалось ошибочным. Его прижимали, теперь уже как следует, Ленда и изумительно стройные, но отнюдь не невесомые ноги Унеборги. Он почувствовал запах пота и странный, не то мягкий, не то жесткий нажим грудей.
— А вы, похоже, и верно… Ну, хорошего понемножку. Отойди, Ленда. Ты что, оглохла?
Дебрен, окаменев, не понимая, что происходит, напряг слух, помогая себе беззвучными заклинаниями. Ненадолго услышал чье-то слишком часто бьющееся сердце — не свое — и чье-то дыхание у дверей. Плач женщины за стенами, сухой голос Сусвока, звук ударов, крик.
И тут же голос Ленды:
— Зачем тебе самострел, Дюннэ? Что ты собираешься делать?
— Не бойся. С тобой — ничего. Отойди и не вмешивайся, тогда с тобой ничего не случится.
Магун уже понял. Почти все.
— Ты что там сунула в канавку, Дюннэ? Это не болт. Уж не хочешь ли ты…
— Отойди в сторону, дурная девка. Иначе я ему это в бедро всажу. Надо будет поправлять, а крюк я наверху оставила. Придется ему какое-то время от боли корчиться. Ты этого хочешь? А так я в голову попаду, он и не пикнет. Я зла не держу, господин Дебрен, если вы меня слышите. Просто вы видели слишком много. Сожалею, но умереть вам придется. Ну, давайте кончать. Считаю до трех и спускаю крючок. Последний раз говорю, отодвинься!
— Нет, Дюннэ, пожалуйста! Махрусе милосердный! Не стреляй! Он тебе ничего…
— Селедка, — быстро прошептал Дебрен, — чеснок, мальверсация. — И громче, гораздо громче крикнул: — Отпусти меня, слуга! А ты — на колени, мегера раскрашенная!
Подействовало, хоть и не вполне. Правда, Ленда отскочила за ложе, но у бордель-маман только чуть-чуть подкосились колени.
Самострел, направленный теперь магуну в грудь, она по-прежнему держала вполне уверенно.
— Раз. — Губы у нее явно дрожали, может, потому что кто-то недавно разбил их ударом кулака. — Раз…
— Серебряная пуля? Против меня? Ах ты бестолочь недоученная, за вампира меня берешь? Не знаешь, что человеческие раны после серебра на глазах затягиваются, потому что это металл чистый, боговозлюбленный? Я поправлюсь прежде, чем ты подохнешь. Хотя, кстати сказать, подыхать ты будешь долго. Я оскорблений не прощаю. А Ленде, невольнице моей, эликсиром отуманенной, приказываю взять тебя живьем.
Дюннэ кинула быстрый тревожный взгляд налево, на Ленду. Дебрен не стал рисковать. Он только надеялся, что недоученная, но разбирающаяся в людях бордель-маман не заметила удивления, мелькнувшего на лице девушки.
— Врешь, — неуверенно проговорила она. — Она… Я ее в кулаке держу. А в тебя попаду точно и быстро ножом дорежу. Серебро не серебро, а от дыры во лбу копыта откидывают.
— Да ты глупее, чем я думал. Правильно сделал Сусвок, что морду тебе набил. — Кроме губ, у нее еще был подбит глаз (к сожалению, левый — чтобы прицелиться как следует, он и не нужен), осталось немного поменьше волос и распухло ухо. — А если даже и попадешь, то что толку? Ленда держит тебя в кулаке крепче, чем ты ее. А обоих нас не застрелишь. Даже серебряной пулей.
— Хрен она держит, а не меня! Это? — Дюннэ указала на останки Унеборги. — Скажу, что не я, а она так подружку уделала. А может, и больше, чем просто подружку. Кто знает, чем они там вдвоем занимались, в комнате запершись? Уж конечно, ничем приличным, как мужчина с женщиной. Разврат распутный, тьфу! Сусвок знает, что ни та, ни другая с мужиками в постель идти не хотела, знает хорошо! Кому, думаете, он поверит? Этой сластолюбице, которая с другой такой же лижется, или мне, честно по-божьему любовью с мужчинами занимающейся, да еще и бордель ему содержащей?
Она победно осклабилась, показав немного прореженные честной работой зубы. Подняла самострел, уперла в плечо. Оружие было легкое, спортивное, даже если его заряжали болтом, не очень-то пригодное на войне против кольчуг. Но магун стоял близко, и кольчуги на нем не было.
— Хорошо, что ты до этого додумалась, — холодно усмехнулся он. — Потому что относительно некрофилии ты права: Сусвок не был бы уверен.
Что-то завибрировало в воздухе. Дебрен надеялся, что не от скрежета зубов девушки.
— Но есть кое-что значительно хуже, — добавил он. — За грешные похоти Сусвок избивает, раскаленные иглы в различные маловидимые места вбивает, однако не убивает. Другое дело, если его кто-то… Впрочем, пусть лучше Ленда закончит. Только покороче, я тороплюсь. Три слова, Ленда. Дюннэ поймет. И аккуратненько выметется отсюда за дверь.
— Селедка, — сказала Ленда с мутной усмешкой. — И чеснок, Дюннэ. А к тому еще… А к тому же еще и макре… мальверь… марель… А, черт, повсюду чужеземные слова понатыкали, словно собственных недостает. Злодейство, по-нашему. Это тебе о чем-нибудь говорит, старая труба? Вижу, говорит. И чего ж ты так хрипишь, как она? Труба, значит?
Дебрен хотел сказать, что хрипит не Дюннэ, хоть это было бы полуправдой, потому что и у нее волосы начали вставать дыбом. Но по сравнению с тем, что вибрировало в воздухе, это был пустяк. Воздух вдруг стал густым от пыли и электризации.
— На пол! — крикнул он. Слишком поздно: что-то чавкнуло, на мгновение потемнело — это вихрь жара сбил языки пламени с половины свечей, а остальные погасил. По каменному своду потолка разлилось бледное размазанное пятно свечения. Пахнуло магией и чем-то кислым, мерзопакостным.
— А-а-а! — взвыла Дюннэ. И нажала на спуск. Дебрен уже на коленях успел заметить, как Ленда переламывается от неожиданного удара, падает на ложе с такой силой, что у него стиснуло желудок, замерло сердце.
— Прекрати, хватит! Здесь же люди! Прекрати! — Только невозможность вздохнуть дала ему понять, что кричит он сам. Он, магун. Профессионал.
Дюннэ, втиснутая в угол с бесполезным самострелом в руке, лишь пищала, как крыса, прижатая башмаком.
Было жарко. Чудовищно жарко, правда, лишь мгновениями, словно кто-то подвижным языком огня проводил по лицу. Изумительные медно-рыжие волосы Унеборги поднялись дыбом, устремившись к пятну на потолке и потянув за собой голову умершей.
— Ленда?!
Молчание. Тишина и перепуганный топоток крысиных лапок где-то внутри стен.
— Княжна, с тобой… ничего?
Он получил пылью по глазам, стиснул веки. Его тут же ударило пламенем, ошпарило, он почувствовал запах подпаленных ресниц и бровей. Кто-то покрикивал наверху и ближе, в подвалах, однако все перекрывал вой Дюннэ.
— Кара Божья, кара Божья… Я только присматриваю… Махрусе милосердный, меня не надо… Не-е-ет!
Ленда стонала, задыхалась.
— Прекращай, мерзавец! — Дебрен ползал вокруг ложа на коленях, моргая слезящимися глазами и лихорадочно отыскивая нужное заклинание. «Первый Принцип, курсант Дебрен? Минимум усилий. Тогда зачем же ты сначала оглушил эту лягушку? Одной мыслью, с трех шагов? Ты должен был ее рассечь, юноша, только рассечь. Ей больно? Подожди, когда с тебя блокаду снимут, сопляк глупый, ты увидишь, что сделал со своим мозгом и что значит страдать. Ну, пошел, пока можешь. Обратись к мэтру аптекарю и скажи, какой ты номер выкинул. Курсант Трапенакис, поскольку ты скальпелем в стену угодил и инструмент сломал, перестань симулировать творческий запал и отведи коллегу. А вы — за дело, курсанты, за дело. Стоя и по-дурному скаля зубы, вы даже ярмарочными фокусниками не станете. Иди уж, Дебрен, иди. И на будущее не забывай о Первом Принципе».
Унеборга уже сидела на ложе, подобно кукле, которую потянули за прикрепленный к затылку шнурок. Платок сполз окончательно, обнажив груди. Прекрасные. Вся она была прекрасна, даже теперь. Ярость, вздымающаяся в Дебрене при каждом ударе сердца и откладываемая на потом, неожиданно вспыхнула во всю силу.
— Ты сам этого хотел, — крикнул он.
Труп, получивший резкий толчок силы, медленно кувыркнулся в воздухе. Дюннэ рванула лифчик, разорвала платье, обнажив ребра и увядшую грудь. Сорванным с шеи медальоном Махрусова кольца, который она держала обеими руками, заслонилась от дьявола. Магун начал скандировать заклинание, не обращая внимания на сворачивающиеся от жара паутинки, начавший тлеть платок и плавящиеся на глазах свечи. Он полз на коленях за ложе, к Ленде. Нарушая Первый Принцип. Впервые с тех пор, как покинул стены Академии.
— Что здесь так… — Кто-то резко остановился на пороге, словно получив обухом по голове. Кто-то в черном кафтане и с кольцом на груди, однако же задолжавший городскому суду Виеки гривну с гаком. Единственное, что было надето на советнике Сусвоке, это кафтан, подвернутый и заткнутый за пояс. Вероятно, советника оторвали от чего-то приятного. Дебрен не был уверен. Тень, которую он уловил краем глаза и которая выступала из тени владельца, как обрубок ветки из столба в комнате наверху, могла быть просто тенью инструмента. Чего-то, что советник стискивал в кулаке. Чего-то металлического.
Тело Унеборги, покачивая грудями и слегка подскакивая, прильнуло ягодицами к своду. Свечение, сочившееся из камней, изменило цвет, покраснело. Дебрен скандировал заклинание, задрав голову и глядя на дрожащую карикатуру человеческого лица. Оно расплывалось, изламывалось на неровностях, но не настолько, чтобы скрыть россыпь щербинок, чернь и бешенство глаз, блеск слюны. Что-то несколько раз капнуло на дымящийся платок, зашипело. У Дюннэ перехватило дыхание, и она умолкла.
— Безбожные свиньи, — прохрипел Сусвок, хватая висящий на поясе кинжал и попутно непроизвольно освобождая полу кафтана, чтобы прикрыть наготу. — Под моей крышей… Я вас… Что ты вытворяешь с этой трухой, скотина? Чтоб ты ослеп!
— Убей! — пискнула Дюннэ. — Скорее, пока он ничего не сказал. Перережь ему глотку.
Дебрен выругался. Мысленно. Вслух не мог — он заканчивал заклинание. И оглядываться ему тоже было нельзя. Не сейчас.
Небольшой смерч пронесся по подвальчику. Опрыскал чем-то липким, ударил огнем. Яркое, как молния, пламя пронзило Унеборгу, вошло между ягодицами, выплеснулось через рот и ноздри. Глаза, которых Дебрен до того ни разу не видел и больше уже видеть не мог, полыхнули бронзой из-под накрашенных ресниц и лопнули. Левый взорвался с отвратительным шмяком, правый растекся по лбу, впитался в кроваво-красные волосы. Остатки силы угодили в ножку ложа, ту, что была ближе к магуну. Он непроизвольно отклонился. Ножка с треском подломилась.
Кинжал, ворча, промчался мимо него. Ложе осело, задымилось. Потолок рассеивал тысячи липких капель. Унеборга металась, как на телеге, мчащейся по невероятно неровному булыжнику. Дебрен стиснул зубы и рукой скользнул к изголовью, где увязло острие кинжала. После того, как его топили в Пренде плотогоны, после прендского рака, трех дней холода и, главное, последнего заклинания он чувствовал себя слабым, как ребенок. Ему необходимо было оружие. И удача.
Из-за пыли в глазах он сначала промахнулся, вдобавок оставшееся без ножки ложе покачнулось, попробовало его сбросить. Краем глаза он уловил над собой сгусток тьмы. Запустил гангарин. Правой рукой из-под левого бедра, так что тот рикошетом прошелся по ребрам, достиг черепа. Сусвок рубанул огромными щипцами, несколько капель крови, смешанной с мочой, прыснули с их зубчатых челюстей, попали Дебрену в лицо. Инструмент, нацеленный в руку магуна, ударил в рукоять кинжала, вместо кости переломил глубоко засевший клинок.
Гангарин прошел мимо. Возможно, виной тому был наклон ложа. Сусвок, обойдя ногу чародея, полетел куда-то вправо, на тело Ленды. Дебрен, получивший по другой ступне, отчаянно раскинул руки крестом. Ему казалось, что подвал накренился на четверть оборота и то, что было полом, стало стеной. И явно стремилось превратиться в потолок. Он падал.
А с другой стороны падала мама Дюннэ с занесенным над взлохмаченной головой ножом. Дебрен не мог ее удержать, слишком сильно запутался в направлениях. Скорее, скорее обратить вспять это чер…
Хруст. Отвратительнейший хруст шейных позвонков пятидесятилетней женщины, на шею которой свалилась та, что, будучи в два раза моложе, при всей своей чудесной фигуре была и в два раза тяжелее. Свалилась тем, что было у нее наиболее весомым. Бедрами. С высоты не менее двенадцати футов.
Только тело профессиональной танцовщицы могло проделать такой кульбит за время полета, длившегося долю мгновения. От магии аж фурчало, но Дебрен все равно никогда потом не мог разделить действовавшие на труп силы и понять, что, собственно, произошло.
Он понимал, что реверс подействовал. Просто все происходило быстрее, чем он предполагал, а заклинание, которое следовало нейтрализовать, оказалось, по-видимому, совсем слабеньким. По Сусвоку оно сплыло, как вода по маслу. Он мог раскроить Дебрену череп, времени у него на это хватало. Вскочил он первым, его бедра не были прижаты двумя женскими трупами.
Однако вместо того, чтобы сразу броситься на магуна, он взвыл, как волк. Дебрен недоверчиво глядел на свод потолка и неожиданно ставшее резким красное, покрытое оспинами лицо. И на щели трещин, разбегающихся то ли по камням, то ли по этому лицу.
— Что ты с ним сделал, подлюга?! Яйца тебе отрежу! Нет, выдерну! Кусок за куском! — Сусвок саданул пытающегося сесть Дебрена по носу, повалил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39