Питер чувствовал себя несколько виновато. Ведь он нарушил те соглашения, которые заключил с Кеем и Бедивиром настоящий Ланселот. Между тем Кей получал под командование целый легион!
Все рассыпалось. Питеру не удалось разыскать Селли, он потерял Харлек, предал Кея и Бедивира, а теперь терял контроль над рвущимся на волю Ланселотом. Им овладело безотчетное желание броситься к Меровию, исповедоваться в своих неудачах и умолять короля подсказать, как быть! Но Питер не смог бы этого сделать, как не смог в свое время удрать из Сэндхерста и попросить совета у отца.
«Это Медраут. Это должен быть он.
Нет. Это не может быть Медраут… Мальчишка — не убийца из ИРА!» Питер стиснул зубы. Как он злился на себя! Гамлетовская нерешительность, будь она трижды проклята!
Кей продолжал болтать о затратах, продовольствии, фураже, количестве дротиков и стрел — как раз о том, что Питер всегда так ненавидел в военных делах. Он старался слушать внимательнее, но разум его работал в другом направлении. Питер пытался мыслить логически четко, как профессор.., профессор…
Ну вот, опять он не мог вспомнить фамилию человека из прошлой жизни. Она растаяла, словно предутренний сон. Питер со злости ударил себя по ноге. От этой встряски фамилия Уиллкс вспомнилась.
Кей запнулся. Все собравшиеся за столом, как один, повернули головы к Питеру, а у того покраснели уши.
— М-м-м. Блоха укусила, — смущенно объяснил он свое поведение.
«Мой разум должен работать, как один из „Макинтошей“ Уиллкса», — думал Питер, укореняя каждое слово в недрах собственного мозга, не давая ускользнуть. — Задача: как удалить А (Артуса) от Б (Бедивира) и К (Кея) так, чтобы предложение П (Питера) было высказано А наедине, дабы тот узнал, что он не должен доверять ни Б, ни К».
Кей наконец умолк, и Аргус распустил Совет. Все разошлись, кроме Бедивира и Кея. Эти прилипли к Артусу и Питеру, как репьи. Питер дважды пытался увести Артуса в сторону, дабы переговорить с ним наедине, но оба раза Кей вспоминал какие-то архиважные мелочи и вновь задавал королю вопросы или делал какие-то предложения. В тот миг, когда Питер предпринял вторую попытку, Артус внимательно рассматривал карту, а Кей скорчил Питеру гримасу, означавшую: «Нет, голубчик, ничего у тебя не выйдет, не останешься ты с Dux Bellorum с глазу на глаз, мы с братцем тебе этого не позволим!» Артуса, видимо, серьезно волновали перипетии будущего похода. В конце концов, расстроенный и озабоченный, Питер учтиво попрощался и отправился в свою комнату.
Задернув занавес, он самым внимательным образом перечел все свои записи. Покончив с чтением, он покачал головой, изумленный тем, сколько в «бортжурнале» оказалось повторов, топтания на месте. Постаравшись сосредоточиться, он снова засел за записки.
«Двадцать один день.
Разгадка головоломки состоит в том, что разгадки нет. Я не могу выкурить Селли из норы, ожидая, что она допустит промах.
Когда фехтуешь, старайся предвидеть атаку противника. Он будет скакать влево, вправо, и снова влево, и ты в конце концов не выдержишь, раскроешься, а он нанесет тебе удар в незащищенное место. Но нет, ты должен ждать, быть настороже, ибо когда он будет атаковать, он и сам раскроется. Сун-Цзы: «Неуязвимость в тебе, уязвимость — в противнике. Ловкие воины могут быть неуязвимы, но не могут заставить своих соперников стать уязвимыми».
Когда она решит нанести удар, она должна будет покинуть то место, где чувствует себя уверенно и станет уязвимой. Все как в фехтовании на саблях. Отступай, отступай, а когда она ударит, жди до последней секунды, парируй и наноси ответный удар.
Я найду ее тогда, когда она решит раскрыться.., а если не решит, я выиграю по очкам».
Питер отложил угольный карандаш, спрятал записи, а потом полночи просидел, стараясь мысленно проникнуть под маску Селли Корвин, забыв о тех мудрых советах, которые дал сам себе.
В конце концов перед рассветом он задремал в неудобной позе, проснулся и ударился головой о стену, от чего от стены отвалился здоровенный кусок штукатурки. Голове тоже досталось порядочно.
Питер прислушался — не разбудил ли он кого-нибудь по соседству этим грохотом.
Стук повторился, но тихий, робкий. Кто-то стучал в стену рядом с дверью.
Чья-то невидимая рука откинула занавес. Питер таращил глаза, он еще не вполне очнулся от дремоты. Сердце его похолодело, будто кто-то сжал его холодной рукой.
В комнату вошел.., бигфут, снежный человек, гуманоид семифутового роста, заросший шерстью с ног до головы. Питер медленно поднял сжатую в кулак руку — так, словно сжимал в ней боевой топор.
Моргнув, он увидел старого идиота, Мирддина, маразматика и шарлатана с бородой а-ля Уолт Уитмэн и глазами, мутными из-за катаракты. Питер ахнул, постарался усмирить бешено бьющееся сердце.
— Прости, что потревожил тебя, — сказал старикашка. — Но дело, видишь ли, безотлагательное. Найдется у тебя немного времени, принц Ланселот?
— Какого черта тебе надо, вонючий старый ублюдок? Мирддин промычал что-то нечленораздельное, зашаркал на месте, потеребил ворот рубахи.
— Скажи, — изрек он в виде преамбулы, — позволит ли новый поход на Харлек перейти, так сказать, на новую ступень?
«Матерь Божья! — изумился Питер. — Еще один треклятый масон!» — Уходи, Мирддин. Ступай прочь! Учти: если ты протянешь мне свою обезьянью лапу, чтобы я ее пожал, я тебе ее просто оторву, и все!
Друид промолчал, но не ушел. Выждав, сколько положено, он возобновил попытку втянуть Ланселота в разговор.
— Все защищаешь овец, а, сэр Ланселот?
— Это тебя я скормлю вонючим овцам, если ты не… — Питер запнулся. Он ведь с кем-то уже разговаривал про овец, был такой разговор, и притом сравнительно недавно. А точнее — три недели назад. Вспоминал, вспоминал — и вспомнил.
— Ты когда-нибудь читал три Евангелия — от Матфея, от Луки и от Иоанна?
Мирддин медленно улыбнулся.
— Только не говори, что ты забыл про старину Марка, ладно? — — Господи! Матерь Божья! Марк, неужели это правда ты? Старый волшебник облегченно вздохнул и опустился на колени.
— Хвала небесам — я нашел тебя, Питер.
— Господи, что случилось? Почему ты здесь? Где Селли? Она все еще там, в лаборатории?
— Гм-м-м, ты исчез надолго, а потом явился твой начальник… Купер.
— Полковник Купер?
— Он самый. Явился, и когда все узнал, решил свалить на Уиллкса.
— Угу. Куп никогда особо не жаловал ученых. Да и вообще всех, кто учился в университете.
— Ну, я и уговорил старину Уиллкса позволить мне отправиться следом за тобой. И, Питер.., я нашел ее!
— Ее? Селли? — Питер склонился вперед. Он с трудом удержался от того, чтобы схватить старика за плечи и не потрясти так, как трясут подозреваемых на допросах.
— Ну.., на самом деле я не знаю, в чье тело она вселилась, но я знаю, что она задумала.
Питер сжал кулаки, а Мирддин облизнул пересохшие губы. Глубоко вздохнув, он продолжал:
— Не забывай, это только мои предположения.., но они вполне обоснованные. Я почти уверен, что Селли собирается убить короля Артура во время предстоящего похода.
Питер недоверчиво смотрел на Мирддина.
— Почему ты так думаешь? Зачем ей…
— Питер, — прервал его Мирддин. — Мы.., вернее, Купер, выяснил что Селли получает приказы непосредственно из Белфаста. Приказ был, естественно, закодирован и частично сгорел. Она бросила бумагу в камин в своей комнате, но листок упал за решетку и сгорел не целиком. Текст расшифрован не окончательно — с ним еще копаются декодировщики, но кое-что Куперу удалось разобрать самолично. Этого вполне достаточно, чтобы понять: ее удар будет направлен на Артура — или на Артуса, как его тут называют.
— Артуса? Она собирается убить Артуса?
— Так было сказано в приказе. Уверен, ИРАшники привыкли исполнять приказы. Ты же знаешь, какие они.
Питер поскреб подбородок. Что-то было не так, что-то в словах старого волшебника вызывало у него недоверие.
— Но.., разве Артус… Артур не погиб так или иначе? Все древние предания говорят об этом. В сражении с Моргаузой и Мордредом. «Или история уже изменена? Быть может, на самом деле Артур не погиб тогда, а это я теперь думаю, что погиб, потому что Селли удалось что-то изменить?» Мирддин буркнул что-то неразборчивое, потянул себя за бороду.
— Гм. Ты прав. Он погиб. По крайней мере мне так помнится сейчас.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
— О том, что она уже ухитрилась изменить прошлое? Не исключено. Но для того, чтобы выполнить стоящую перед нами задачу, в такие дебри залезать не стоит.
Питер, Артур должен выиграть эту кампанию. Если этого не произойдет, история изменится — и не в лучшую сторону.
— Значит.., ты думаешь, что Селли собирается совершить покушение на жизнь Артуса до того, как он изгонит ютов из Харлека?
Мирддин кивнул.
— Я в этом почти не сомневаюсь. Она должна поступить так! В противном случае ее путешествие сюда совершенно бессмысленно. После победы его убивать уже не нужно. Тем более что, как ты подчеркнул, он так или иначе скоро умрет.
Питер сам не знал, верить Марку или нет, что-то ему не нравилось, но что — он пока не понимал. Он решил продолжить беседу, а проанализировать потом.
— Когда она попытается это сделать? Мирддин пожал плечами.
— Можно только гадать. Видишь ли, мне, как верховному друиду, поступает масса информации, предназначенной, так сказать, для служебного пользования. Я знаю много такого, чего не знает даже сэр Ланселот.
Питер поморщился. Его уже в рыцари произвели!
— Принц, принц Ланселот. А вообще — не важно.
— Принц, — согласно кивнул Мирддин. — Вести о начале атаки могут дойти до меня скорее, чем до тебя. Если это будет именно так, я немедленно извещу тебя.
— Благодарю, — кивнул Питер. — А теперь мне нужно хотя бы немного вздремнуть, пока не задули в волынки и не ударили в цимбалы.
Он знаком попросил Мирддина удалиться. Тот понял намек и быстро ретировался. Через мгновение Питер остался наедине со своими мыслями. Наконец представилась возможность проанализировать случившееся и услышанное.
К тому времени, когда волынки и цимбалы возвестили о начале нового дня, он пришел к выводу: он никак не мог быть уверен, что беседовал с Марком Бланделлом. Вполне вероятно, что он провел содержательную беседу с самой Селли Корвин. От этой мысли Питера бросило в дрожь.
«Получается, что я вернулся к тому, с чего начал, — думал он. — Я должен терпеливо ожидать удара — неделю и чуть дольше до начала похода, а потом нужно приготовиться к тому, чтобы парировать и нанести контрудар».
Издав глубокий стон, Питер, совершенно не выспавшийся, поднялся с кровати и отправился муштровать своих воинов.
Глава 42
Корс Кант не слишком ловко сидел верхом на пони. Всякий раз, когда невысокая лошадка приближалась к скользкому склону или к ледяному осеннему ручью, бард судорожно вцеплялся в косматую гриву. Неделю после возвращения из Харлека у юноши ныла спина, а его снова усадили верхом на лошадь!
«В одном она права. Я не родился героем — это точно».
Он вздохнул. Ее — Анлодду — отправили с другим легионом по приказу Артуса. Что еще хуже — подружка племянника той рабыни, что прибирала в покоях Морга-узы, сказала, будто бы Артус проговорил со своей сводной сестрой почти весь день, и вроде бы она подслушала, что Анлодда сама попросила, чтобы ее отправили в поход отдельно от Корса Канта.
Бард ехал молча. Только изредка Dux Bellorum просил развлечь его песней или повествованием. «Наверное, гадает, — с горечью думал Корс Кант, — не брошусь ли я с первой попавшейся высокой скалы: ведь все песни, какие я выбираю нынче, звучат, словно вопли тысяч троянских жен».
За семь дней Корсу Канту ни разу не удалось поговорить с Анлоддой. Он знал, что сказать ей, но его гордыня не давала ему попросить прощения за то, что он повел себя так, как повел бы цивилизованный римлянин.
Анлодда же с ним не разговаривала — и на этот раз по-настоящему.
Только один-единственный раз они случайно встретились с Анлоддой, и она сказала: «Мы оба живем каждый в своем мире, Корс Кант, и, быть может, наши миры даже не граничат». А потом добавила самую жестокую фразу: «Возможно, нам стоит оставаться просто друзьями».
Через два дня после этой встречи Корс Кант позвал рабыню и отдал ей записку. «Я люблю тебя», — было там написано по-кимрски, и велел передать эту записку принцессе-вышивальщице. А потом.., потом рабыня не могла вспомнить, отдала ли записку Анлодде, а если отдала, что та сказала в ответ. Ответа не было, и Корс Кант стал просить, чтобы еду ему приносили в его комнату, если только Артус не настаивал на присутствии барда в триклинии.
Когда же после недельных приготовлений войско наконец выступило в поход, Анлодда даже не пожелала юноше удачи.
Корс Кант пел королю об отчаянии Пенелопы, которая столько лет ждала возвращения Улисса из Трои, он пел о смерти Ориона на руках у его возлюбленной — богини Артемиды. Он пел о Персефоне, съевшей шесть зернышек граната в подземном царстве, что означало, что она будет разлучена со своей матерью Деметрой шесть месяцев в году. Он пел о том, как сокрушался Эней, когда пала Троя.
И конечно же, он пел об Орфее (дважды) — греческом арфисте, который так и не вывел тень своей возлюбленной, Эвридики, из царства мертвых. В последний миг Орфей обернулся, чего ему делать было не дозволено, и увидел, как Эвридику отрывают от него и швыряют в бездны Гадеса; где ей суждено было навеки остаться тенью.
«Так ли сильно я тоскую, как он? — гадал Корс Кант. — Возможно ли сравнить мою тоску, мое отчаяние, с тоской и отчаянием Орфея?» Сходство поразило барда. У него даже мурашки по спине побежали.
Пони взбрыкнул, и Корс Кант очнулся посреди песни. Оказывается, он ехал, пел и играл на арфе с закрытыми глазами, забыв о том, что его окружает целый легион. А теперь, очнувшись, чуть было не свалился с лошади.
По щеке его бежала слеза. Никто не заметил паузы. Бард продолжил песню.
Корс Кант ехал рядом с Артусом. Неподалеку ехал славный король Меровий, а также ухмыляющийся король Лири. Ухмылялся он постоянно — так, будто бы знал какую-то, непонятную другим, шутку. В противном случае оставалось предположить, что он все время пьян.
Ланселот ехал во главе своего легиона, как и Кей с Бедивиром.
Увы, так вышло — а может быть, то было следствием еще одной просьбы — Анлодда оказалась в легионе Ланселота. Кошмарные образы заполоняли разум Корса Канта — ужасные греческие картины, посвященные богу Эросу, и повсюду ему мнились обнаженные Ланселот и Анлодда.
«Я не могу больше держать это в себе, — думал бард. — Я должен с кем-то поговорить». Он подумал о Меровий.
«Нет, он не годится. Если бы мне нужно было исповедоваться в грехах, я бы незамедлительно остановил свой выбор на нем. Но все гораздо глубже… Что между нами? Любовь, неверность? — Корс Кант покачал головой и направил своего пони к королю Лири. — Мне нужен настоящий отец, а не святой».
Беда была в том, что Лири мог быть самым настоящим отцом Анлодды. Однако юноша решил, что это не так уж плохо. По крайней мере Лири не будет говорить так отвлеченно и загадочно, как Меровий. Счастье Анлодды для ее отца значило не меньше, чем для ее возлюбленного.
Корс Кант шумно выдохнул и приготовился начать с королем какой-нибудь умный разговор, дабы затем задать тяготившие его вопросы. Но Лири заговорил первым.
— Она не римлянка, ты же понимаешь.
— Что? Кто?
— Кто? А о ком мы только что говорили? Анлодда, твоя легкомысленная болтушка.
Корс Кант так и застыл, открыв рот. Он не мог припомнить, чтобы за прошедшую неделю они с Лири разговаривали об Анлодде. Снова король своими воспоминаниями опережал время.
— Она не римлянка, и нечего тебе пытаться перекрасить ее.
— Как это? Я разве ее перекрашиваю в римлянку?
— А как же! Ты же ждешь, что она станет повиноваться августовым законам о браке. А она не способна поступать так, как хочешь ты, она не давала тебе клятву быть с тобой до смертного одра.
Корс Кант выгнул шею, заглянул королю Лири в глаза.
— Дело не в этом! То есть.., нет, дело в этом, но это не главное. — Он запнулся. Лири терпеливо ждал продолжения. Король ехал верхом на высоком боевом коне, наверняка хорошо обученном. В седле старик держался с такой царственностью и изяществом, что по сравнению с ним Корс Кант на своем пони чувствовал себя неуклюжим ребенком.
— Государь, я боюсь того, что она любит только мои романтичные песни и те тайны, которым я обучен и продолжаю обучаться. Она любит мысль о любви, но не меня самого. Когда я предложил ей… Государь, прошу простить меня, если вы и вправду ее отец… Но как-то раз мы с ней остались наедине в покоях принцессы Гвинифры… Принцессы в тот час там, конечно, не было.., и свет звезд озарял Анлодду подобно тысяче свечей.., она стояла в одной тоненькой кемизе.., но ничего не произошло.
А тут.., этот грязный зверюга Лан.., принц Ланселот.., он ведь ей ничего не мог предложить, кроме животной похоти, какой предается, бывает, с супругой Dux Bellorum (думаю, тебе это уже известно, государь), она сбрасывает кемизу и совершает безнравственные деяния, делает все, о чем он ее просит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Все рассыпалось. Питеру не удалось разыскать Селли, он потерял Харлек, предал Кея и Бедивира, а теперь терял контроль над рвущимся на волю Ланселотом. Им овладело безотчетное желание броситься к Меровию, исповедоваться в своих неудачах и умолять короля подсказать, как быть! Но Питер не смог бы этого сделать, как не смог в свое время удрать из Сэндхерста и попросить совета у отца.
«Это Медраут. Это должен быть он.
Нет. Это не может быть Медраут… Мальчишка — не убийца из ИРА!» Питер стиснул зубы. Как он злился на себя! Гамлетовская нерешительность, будь она трижды проклята!
Кей продолжал болтать о затратах, продовольствии, фураже, количестве дротиков и стрел — как раз о том, что Питер всегда так ненавидел в военных делах. Он старался слушать внимательнее, но разум его работал в другом направлении. Питер пытался мыслить логически четко, как профессор.., профессор…
Ну вот, опять он не мог вспомнить фамилию человека из прошлой жизни. Она растаяла, словно предутренний сон. Питер со злости ударил себя по ноге. От этой встряски фамилия Уиллкс вспомнилась.
Кей запнулся. Все собравшиеся за столом, как один, повернули головы к Питеру, а у того покраснели уши.
— М-м-м. Блоха укусила, — смущенно объяснил он свое поведение.
«Мой разум должен работать, как один из „Макинтошей“ Уиллкса», — думал Питер, укореняя каждое слово в недрах собственного мозга, не давая ускользнуть. — Задача: как удалить А (Артуса) от Б (Бедивира) и К (Кея) так, чтобы предложение П (Питера) было высказано А наедине, дабы тот узнал, что он не должен доверять ни Б, ни К».
Кей наконец умолк, и Аргус распустил Совет. Все разошлись, кроме Бедивира и Кея. Эти прилипли к Артусу и Питеру, как репьи. Питер дважды пытался увести Артуса в сторону, дабы переговорить с ним наедине, но оба раза Кей вспоминал какие-то архиважные мелочи и вновь задавал королю вопросы или делал какие-то предложения. В тот миг, когда Питер предпринял вторую попытку, Артус внимательно рассматривал карту, а Кей скорчил Питеру гримасу, означавшую: «Нет, голубчик, ничего у тебя не выйдет, не останешься ты с Dux Bellorum с глазу на глаз, мы с братцем тебе этого не позволим!» Артуса, видимо, серьезно волновали перипетии будущего похода. В конце концов, расстроенный и озабоченный, Питер учтиво попрощался и отправился в свою комнату.
Задернув занавес, он самым внимательным образом перечел все свои записи. Покончив с чтением, он покачал головой, изумленный тем, сколько в «бортжурнале» оказалось повторов, топтания на месте. Постаравшись сосредоточиться, он снова засел за записки.
«Двадцать один день.
Разгадка головоломки состоит в том, что разгадки нет. Я не могу выкурить Селли из норы, ожидая, что она допустит промах.
Когда фехтуешь, старайся предвидеть атаку противника. Он будет скакать влево, вправо, и снова влево, и ты в конце концов не выдержишь, раскроешься, а он нанесет тебе удар в незащищенное место. Но нет, ты должен ждать, быть настороже, ибо когда он будет атаковать, он и сам раскроется. Сун-Цзы: «Неуязвимость в тебе, уязвимость — в противнике. Ловкие воины могут быть неуязвимы, но не могут заставить своих соперников стать уязвимыми».
Когда она решит нанести удар, она должна будет покинуть то место, где чувствует себя уверенно и станет уязвимой. Все как в фехтовании на саблях. Отступай, отступай, а когда она ударит, жди до последней секунды, парируй и наноси ответный удар.
Я найду ее тогда, когда она решит раскрыться.., а если не решит, я выиграю по очкам».
Питер отложил угольный карандаш, спрятал записи, а потом полночи просидел, стараясь мысленно проникнуть под маску Селли Корвин, забыв о тех мудрых советах, которые дал сам себе.
В конце концов перед рассветом он задремал в неудобной позе, проснулся и ударился головой о стену, от чего от стены отвалился здоровенный кусок штукатурки. Голове тоже досталось порядочно.
Питер прислушался — не разбудил ли он кого-нибудь по соседству этим грохотом.
Стук повторился, но тихий, робкий. Кто-то стучал в стену рядом с дверью.
Чья-то невидимая рука откинула занавес. Питер таращил глаза, он еще не вполне очнулся от дремоты. Сердце его похолодело, будто кто-то сжал его холодной рукой.
В комнату вошел.., бигфут, снежный человек, гуманоид семифутового роста, заросший шерстью с ног до головы. Питер медленно поднял сжатую в кулак руку — так, словно сжимал в ней боевой топор.
Моргнув, он увидел старого идиота, Мирддина, маразматика и шарлатана с бородой а-ля Уолт Уитмэн и глазами, мутными из-за катаракты. Питер ахнул, постарался усмирить бешено бьющееся сердце.
— Прости, что потревожил тебя, — сказал старикашка. — Но дело, видишь ли, безотлагательное. Найдется у тебя немного времени, принц Ланселот?
— Какого черта тебе надо, вонючий старый ублюдок? Мирддин промычал что-то нечленораздельное, зашаркал на месте, потеребил ворот рубахи.
— Скажи, — изрек он в виде преамбулы, — позволит ли новый поход на Харлек перейти, так сказать, на новую ступень?
«Матерь Божья! — изумился Питер. — Еще один треклятый масон!» — Уходи, Мирддин. Ступай прочь! Учти: если ты протянешь мне свою обезьянью лапу, чтобы я ее пожал, я тебе ее просто оторву, и все!
Друид промолчал, но не ушел. Выждав, сколько положено, он возобновил попытку втянуть Ланселота в разговор.
— Все защищаешь овец, а, сэр Ланселот?
— Это тебя я скормлю вонючим овцам, если ты не… — Питер запнулся. Он ведь с кем-то уже разговаривал про овец, был такой разговор, и притом сравнительно недавно. А точнее — три недели назад. Вспоминал, вспоминал — и вспомнил.
— Ты когда-нибудь читал три Евангелия — от Матфея, от Луки и от Иоанна?
Мирддин медленно улыбнулся.
— Только не говори, что ты забыл про старину Марка, ладно? — — Господи! Матерь Божья! Марк, неужели это правда ты? Старый волшебник облегченно вздохнул и опустился на колени.
— Хвала небесам — я нашел тебя, Питер.
— Господи, что случилось? Почему ты здесь? Где Селли? Она все еще там, в лаборатории?
— Гм-м-м, ты исчез надолго, а потом явился твой начальник… Купер.
— Полковник Купер?
— Он самый. Явился, и когда все узнал, решил свалить на Уиллкса.
— Угу. Куп никогда особо не жаловал ученых. Да и вообще всех, кто учился в университете.
— Ну, я и уговорил старину Уиллкса позволить мне отправиться следом за тобой. И, Питер.., я нашел ее!
— Ее? Селли? — Питер склонился вперед. Он с трудом удержался от того, чтобы схватить старика за плечи и не потрясти так, как трясут подозреваемых на допросах.
— Ну.., на самом деле я не знаю, в чье тело она вселилась, но я знаю, что она задумала.
Питер сжал кулаки, а Мирддин облизнул пересохшие губы. Глубоко вздохнув, он продолжал:
— Не забывай, это только мои предположения.., но они вполне обоснованные. Я почти уверен, что Селли собирается убить короля Артура во время предстоящего похода.
Питер недоверчиво смотрел на Мирддина.
— Почему ты так думаешь? Зачем ей…
— Питер, — прервал его Мирддин. — Мы.., вернее, Купер, выяснил что Селли получает приказы непосредственно из Белфаста. Приказ был, естественно, закодирован и частично сгорел. Она бросила бумагу в камин в своей комнате, но листок упал за решетку и сгорел не целиком. Текст расшифрован не окончательно — с ним еще копаются декодировщики, но кое-что Куперу удалось разобрать самолично. Этого вполне достаточно, чтобы понять: ее удар будет направлен на Артура — или на Артуса, как его тут называют.
— Артуса? Она собирается убить Артуса?
— Так было сказано в приказе. Уверен, ИРАшники привыкли исполнять приказы. Ты же знаешь, какие они.
Питер поскреб подбородок. Что-то было не так, что-то в словах старого волшебника вызывало у него недоверие.
— Но.., разве Артус… Артур не погиб так или иначе? Все древние предания говорят об этом. В сражении с Моргаузой и Мордредом. «Или история уже изменена? Быть может, на самом деле Артур не погиб тогда, а это я теперь думаю, что погиб, потому что Селли удалось что-то изменить?» Мирддин буркнул что-то неразборчивое, потянул себя за бороду.
— Гм. Ты прав. Он погиб. По крайней мере мне так помнится сейчас.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
— О том, что она уже ухитрилась изменить прошлое? Не исключено. Но для того, чтобы выполнить стоящую перед нами задачу, в такие дебри залезать не стоит.
Питер, Артур должен выиграть эту кампанию. Если этого не произойдет, история изменится — и не в лучшую сторону.
— Значит.., ты думаешь, что Селли собирается совершить покушение на жизнь Артуса до того, как он изгонит ютов из Харлека?
Мирддин кивнул.
— Я в этом почти не сомневаюсь. Она должна поступить так! В противном случае ее путешествие сюда совершенно бессмысленно. После победы его убивать уже не нужно. Тем более что, как ты подчеркнул, он так или иначе скоро умрет.
Питер сам не знал, верить Марку или нет, что-то ему не нравилось, но что — он пока не понимал. Он решил продолжить беседу, а проанализировать потом.
— Когда она попытается это сделать? Мирддин пожал плечами.
— Можно только гадать. Видишь ли, мне, как верховному друиду, поступает масса информации, предназначенной, так сказать, для служебного пользования. Я знаю много такого, чего не знает даже сэр Ланселот.
Питер поморщился. Его уже в рыцари произвели!
— Принц, принц Ланселот. А вообще — не важно.
— Принц, — согласно кивнул Мирддин. — Вести о начале атаки могут дойти до меня скорее, чем до тебя. Если это будет именно так, я немедленно извещу тебя.
— Благодарю, — кивнул Питер. — А теперь мне нужно хотя бы немного вздремнуть, пока не задули в волынки и не ударили в цимбалы.
Он знаком попросил Мирддина удалиться. Тот понял намек и быстро ретировался. Через мгновение Питер остался наедине со своими мыслями. Наконец представилась возможность проанализировать случившееся и услышанное.
К тому времени, когда волынки и цимбалы возвестили о начале нового дня, он пришел к выводу: он никак не мог быть уверен, что беседовал с Марком Бланделлом. Вполне вероятно, что он провел содержательную беседу с самой Селли Корвин. От этой мысли Питера бросило в дрожь.
«Получается, что я вернулся к тому, с чего начал, — думал он. — Я должен терпеливо ожидать удара — неделю и чуть дольше до начала похода, а потом нужно приготовиться к тому, чтобы парировать и нанести контрудар».
Издав глубокий стон, Питер, совершенно не выспавшийся, поднялся с кровати и отправился муштровать своих воинов.
Глава 42
Корс Кант не слишком ловко сидел верхом на пони. Всякий раз, когда невысокая лошадка приближалась к скользкому склону или к ледяному осеннему ручью, бард судорожно вцеплялся в косматую гриву. Неделю после возвращения из Харлека у юноши ныла спина, а его снова усадили верхом на лошадь!
«В одном она права. Я не родился героем — это точно».
Он вздохнул. Ее — Анлодду — отправили с другим легионом по приказу Артуса. Что еще хуже — подружка племянника той рабыни, что прибирала в покоях Морга-узы, сказала, будто бы Артус проговорил со своей сводной сестрой почти весь день, и вроде бы она подслушала, что Анлодда сама попросила, чтобы ее отправили в поход отдельно от Корса Канта.
Бард ехал молча. Только изредка Dux Bellorum просил развлечь его песней или повествованием. «Наверное, гадает, — с горечью думал Корс Кант, — не брошусь ли я с первой попавшейся высокой скалы: ведь все песни, какие я выбираю нынче, звучат, словно вопли тысяч троянских жен».
За семь дней Корсу Канту ни разу не удалось поговорить с Анлоддой. Он знал, что сказать ей, но его гордыня не давала ему попросить прощения за то, что он повел себя так, как повел бы цивилизованный римлянин.
Анлодда же с ним не разговаривала — и на этот раз по-настоящему.
Только один-единственный раз они случайно встретились с Анлоддой, и она сказала: «Мы оба живем каждый в своем мире, Корс Кант, и, быть может, наши миры даже не граничат». А потом добавила самую жестокую фразу: «Возможно, нам стоит оставаться просто друзьями».
Через два дня после этой встречи Корс Кант позвал рабыню и отдал ей записку. «Я люблю тебя», — было там написано по-кимрски, и велел передать эту записку принцессе-вышивальщице. А потом.., потом рабыня не могла вспомнить, отдала ли записку Анлодде, а если отдала, что та сказала в ответ. Ответа не было, и Корс Кант стал просить, чтобы еду ему приносили в его комнату, если только Артус не настаивал на присутствии барда в триклинии.
Когда же после недельных приготовлений войско наконец выступило в поход, Анлодда даже не пожелала юноше удачи.
Корс Кант пел королю об отчаянии Пенелопы, которая столько лет ждала возвращения Улисса из Трои, он пел о смерти Ориона на руках у его возлюбленной — богини Артемиды. Он пел о Персефоне, съевшей шесть зернышек граната в подземном царстве, что означало, что она будет разлучена со своей матерью Деметрой шесть месяцев в году. Он пел о том, как сокрушался Эней, когда пала Троя.
И конечно же, он пел об Орфее (дважды) — греческом арфисте, который так и не вывел тень своей возлюбленной, Эвридики, из царства мертвых. В последний миг Орфей обернулся, чего ему делать было не дозволено, и увидел, как Эвридику отрывают от него и швыряют в бездны Гадеса; где ей суждено было навеки остаться тенью.
«Так ли сильно я тоскую, как он? — гадал Корс Кант. — Возможно ли сравнить мою тоску, мое отчаяние, с тоской и отчаянием Орфея?» Сходство поразило барда. У него даже мурашки по спине побежали.
Пони взбрыкнул, и Корс Кант очнулся посреди песни. Оказывается, он ехал, пел и играл на арфе с закрытыми глазами, забыв о том, что его окружает целый легион. А теперь, очнувшись, чуть было не свалился с лошади.
По щеке его бежала слеза. Никто не заметил паузы. Бард продолжил песню.
Корс Кант ехал рядом с Артусом. Неподалеку ехал славный король Меровий, а также ухмыляющийся король Лири. Ухмылялся он постоянно — так, будто бы знал какую-то, непонятную другим, шутку. В противном случае оставалось предположить, что он все время пьян.
Ланселот ехал во главе своего легиона, как и Кей с Бедивиром.
Увы, так вышло — а может быть, то было следствием еще одной просьбы — Анлодда оказалась в легионе Ланселота. Кошмарные образы заполоняли разум Корса Канта — ужасные греческие картины, посвященные богу Эросу, и повсюду ему мнились обнаженные Ланселот и Анлодда.
«Я не могу больше держать это в себе, — думал бард. — Я должен с кем-то поговорить». Он подумал о Меровий.
«Нет, он не годится. Если бы мне нужно было исповедоваться в грехах, я бы незамедлительно остановил свой выбор на нем. Но все гораздо глубже… Что между нами? Любовь, неверность? — Корс Кант покачал головой и направил своего пони к королю Лири. — Мне нужен настоящий отец, а не святой».
Беда была в том, что Лири мог быть самым настоящим отцом Анлодды. Однако юноша решил, что это не так уж плохо. По крайней мере Лири не будет говорить так отвлеченно и загадочно, как Меровий. Счастье Анлодды для ее отца значило не меньше, чем для ее возлюбленного.
Корс Кант шумно выдохнул и приготовился начать с королем какой-нибудь умный разговор, дабы затем задать тяготившие его вопросы. Но Лири заговорил первым.
— Она не римлянка, ты же понимаешь.
— Что? Кто?
— Кто? А о ком мы только что говорили? Анлодда, твоя легкомысленная болтушка.
Корс Кант так и застыл, открыв рот. Он не мог припомнить, чтобы за прошедшую неделю они с Лири разговаривали об Анлодде. Снова король своими воспоминаниями опережал время.
— Она не римлянка, и нечего тебе пытаться перекрасить ее.
— Как это? Я разве ее перекрашиваю в римлянку?
— А как же! Ты же ждешь, что она станет повиноваться августовым законам о браке. А она не способна поступать так, как хочешь ты, она не давала тебе клятву быть с тобой до смертного одра.
Корс Кант выгнул шею, заглянул королю Лири в глаза.
— Дело не в этом! То есть.., нет, дело в этом, но это не главное. — Он запнулся. Лири терпеливо ждал продолжения. Король ехал верхом на высоком боевом коне, наверняка хорошо обученном. В седле старик держался с такой царственностью и изяществом, что по сравнению с ним Корс Кант на своем пони чувствовал себя неуклюжим ребенком.
— Государь, я боюсь того, что она любит только мои романтичные песни и те тайны, которым я обучен и продолжаю обучаться. Она любит мысль о любви, но не меня самого. Когда я предложил ей… Государь, прошу простить меня, если вы и вправду ее отец… Но как-то раз мы с ней остались наедине в покоях принцессы Гвинифры… Принцессы в тот час там, конечно, не было.., и свет звезд озарял Анлодду подобно тысяче свечей.., она стояла в одной тоненькой кемизе.., но ничего не произошло.
А тут.., этот грязный зверюга Лан.., принц Ланселот.., он ведь ей ничего не мог предложить, кроме животной похоти, какой предается, бывает, с супругой Dux Bellorum (думаю, тебе это уже известно, государь), она сбрасывает кемизу и совершает безнравственные деяния, делает все, о чем он ее просит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40