Толпа одобрительно загудела, и подписей у агитатора прибавилось. Мы тоже подписали. Он даже не обратил внимания, что у нас несколько другие паспорта, и почтительно пожал нам руки.
— Слушай, Марк, — шепотом спросил я у своего друга. — Это ты его нанял?
— Ничего подобного. Инициатива снизу.
— А-а. Это радует.
Город бурлил. Это был не единственный агитатор. Правда, призывали к разному: признать Эммануила, не признавать Эммануила, призвать Эммануила на царство, сражаться с ним до последней капли крови, выйти к нему навстречу с пальмовыми ветвями в руках, бежать в пустыню от соблазна. Самое интересное, что у всех находились сторонники
Мы купили свежие газеты: «Маарив» и «Хаарец» на иврите и «Вести» на русском. Там была та же бодяга. Кроме того, с недоумением сообщалось, что на Иордане происходят массовые крещения евреев. С чего бы это? Никто же не заставляет!
— В этом народе очень силен дух противоречия, — предположил я.
Тем временем мы вышли к Стене Плача. Здесь собралась самая большая толпа из встреченных нами в старом городе. Не протолкнуться.
— Что там происходит? — поинтересовался я у молодого израильского солдата, скучавшего рядом в обнимку с автоматом
— Новый пророк. Он здесь уже не первый день проповедует.
Мы заинтересовались и попытались пробиться к центру. Пророк был стар и обладал воистину ветхозаветной внешностью: белая борода, длинные белые волосы и горящий взгляд. Впечатление усиливали длинные белые одежды.
— Я видел Господа, истинного Господа, — вещал старик. — Я стоял с ним лицом к лицу. Эммануил — сын Сатаны и явился, чтобы соблазнить вас! Не слушайте его! Господь уже дважды отворачивался от Израиля, и храм дважды был разрушен. Осталась лишь эта стена, у которой вы молитесь и оплакиваете руины Иерусалима. Еще одно отступничество, и не останется ничего! Пламя, сошедшее с небес, затопит ваши земли и города. Опомнитесь! Доколе избранный народ будет поклоняться Ваалу? Доколе будет строить жертвенники кумирам, когда грядет истинный Господь?
— Кто ты? — с придыханием спросил кто-то из толпы. Я оглянулся и увидел еще одного вооруженного до зубов солдата, восхищенно взирающего на белобородого пророка.
— Я Илия. Господь послал меня к вам, ибо наступают последние времена!
И тут старик заметил нас. Он сразу осекся, замолчал и поднял худую узловатую руку, похожую на ветку старого дерева. Желтый старческий палец распрямился и указал на нас.
— Вот они, слуги Сатаны! У них на руках печати Антихриста! Убейте их!
Толпа угрожающе качнулась к нам, а Илия так жег нас взглядом, что мы не могли шевельнуться. Взгляд бессмертного. Любопытный израильский солдат снял с плеча автомат и медленно повернул его в нашу сторону.
— Надеюсь, он не разрядит его в такой толпе, — шепнул я Марку.
Тот пришел в себя и вытащил сотовый телефон.
— Хватай! Звони в полицию! — крикнул он, швыряя телефон мне, и встал в боевую стойку.
Я молниеносно набрал «100», но и толпа не теряла времени. Марк применил пару приемов из годзю-рю, и двое фанатиков оказались на земле с разбитыми физиономиями. Это несколько охладило толпу. Но надолго ли?
— Полиция? Стена Плача! Беспорядки! — орал я в трубку. — Готовится убийство! Мы — послы Господа Эммануила!
В следующее мгновение телефон выбили у меня из рук, и кто-то раздавил его сапогом. Марк дрался красиво, так, что мне оставалось только не подставляться под удары, но силы были неравны, к тому же дуло автомата здорово нервировало. Похоже, солдат только ждал момента, чтобы никого больше не задеть очередью, кроме нас, грешных. Но пока Марку удавалось все время кого-то держать между нами и автоматом.
Раздался вой сирен, и толпа расступилась.
— Что здесь происходит? — поинтересовался полицейский, выйдя из машины.
— Нас хотели убить. Вот подстрекатель! — Я указал на пророка, который, кажется, и не собирался бежать.
— А-а, — протянул офицер. — У нас свобода слова. При чем тут мирный проповедник?
— При чем тут свобода слова? Нас хотели убить, вам говорят! Мы — представители Господа Эммануила. Вы хотите международного скандала и войны с Великой Империей?
Полицейский явно этого не хотел.
— Арестуйте его! — приказал он своим подчиненным. Пророка пихнули в полицейскую машину. Мы с Марком вдохнули с облегчением.
— А вы что здесь делаете? — обратился полицейский к солдату с автоматом. — Уличные беспорядки не касаются армии?
— Но я же не мог стрелять в толпу!
— Да, конечно, нам, как всегда, за все отдуваться, — проворчал страж порядка и сел в машину.
Толпа потеряла агрессивность и потихоньку начала расходиться, и тогда полицейские машины покинули площадь. Мы тоже направились к выходу, но вдруг раздались выстрелы. Лицо Марка исказилось от боли, и он медленно опустился на землю, Я бросился к нему. По брюкам ниже колена у него расплывалось здоровое красное пятно. Я оглянулся. На площади царила беспорядочная суета. Все куда-то бежали, причем, кажется, в совершенно случайных направлениях. Выстрелы повторились, но на этот раз вроде бы никто не пострадал, только усилилась паника.
— «Скорую помощь»! Вызовите кто-нибудь «Скорую помощь»! — крикнул я. Но, кажется, всем было наплевать.
— Ничего, — процедил сквозь зубы Марк. — Здесь недалеко телефоны. Иди!
— А как же ты?
— Ничего со мной не случится.
— Уже вызвали, — рядом с нами появился человек, пожалуй, больше похожий на араба, чем на еврея. Хотя черт их разберет!
«Скорая помощь» подъехала на удивление быстро, буквально через пару минут. Белый микроавтобус с красным могендовидом и надписью на иврите. Я помог погрузить Марка на носилки и в машину и сам сел рядом с ним.
Внутри оказалось многовато народа, человек пять. Зачем в «Скорой помощи» столько людей? Врач да шофер. Впрочем, Марку тут же оказали первую помощь и перевязали рану, что меня несколько успокоило.
Повернули налево. Видимо, к Мусорным воротам.
— В Западный Иерусалим? — спросил я.
— Да, там более современные больницы, — ответил один из санитаров.
Но ехали мы почему-то на юг.
— Нам, наверное, нужно еще раз налево, — осторожно предположил я.
— Не нужно, — жестко ответил мой сосед, и я почувствовал, как что-то твердое уперлось мне в бок. — Молчать. Пистолет заряжен.
Я растерянно посмотрел на Марка. «Врач» держал пистолет у его виска.
— Захир, — кивнул мой сосед молодому человеку арабского вида. — Давай.
Захир достал шприц и ампулы и очень ловко сделал укол Марку, при этом моего друга крепко держали за плечи еще двое арабов. Теперь я не сомневался в национальности наших захватчиков, хотя их намерения оставались туманными. Настала моя очередь. Мне тоже вкололи какую-то гадость, и я благополучно отрубился.
Я очнулся в каком-то темном помещении.
— Марк!
— Да, — тихо отозвался он.
— Как ты?
— Нормально. Наркотик, между прочим, еще и обезболивающее.
Я вздохнул.
— Надо было брать охрану.
— Ха! Задним умом умны даже суслики.
— Как думаешь, что им от нас нужно?
— Выкуп. Или вообще не от нас. Думаю, они знают, кто мы. Будут предъявлять какие-нибудь требования. К Госроду или к евреям. А может быть, и к нему, и к ним.
Не знаю, что здесь было на самом деле, нас не поставили в известность. Похоже, террористов вовсе не интересовало наше мнение по этому поводу.
Через несколько часов, точнее не скажу — часы у нас отобрали, в потолке открылся люк, и нам спустили корзину с едой, прямо скажем, не слишком роскошной. При свете мы смогли разглядеть нашу тюрьму. Скорее всего, это был подвал какого-то дома, но без обычного в таком месте хлама. Только стены, сложенные из крупных камней, что не особенно обнадеживало. Корзину подняли наверх, люк закрыли, и мы снова оказались во тьме.
— Марк, как ты думаешь, нас быстро освободят? Господь ведь нас не оставит?
— У него без нас дел полно. Когда дойдет сюда, может, и нас выпустит заодно. Вообще-то в таких местах заложники сидят месяцами. Если, конечно, их не убивают раньше. Эти ребята очень любят отрезать пленникам головы и выставлять на всеобщее обозрение. Восток!
— Марк, но большинство местных арабов — христиане!
— Ну и что? Ты действительно считаешь, что это имеет значение?
Я задумался.
— Вообще-то Торквемада тоже считал себя христианином…
— Вот именно.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Как что? Бежать!
— Отсюда? Ты думаешь, это возможно?
— Я уверен. Вот только приду немного в себя. Нога… Но с этим нельзя затягивать. Чем дольше мы здесь проторчим, тем будет труднее. Ослабнем. На таких харчах далеко не убежишь.
— Но как?
— Они не слишком опытные тюремщики, — Марк перешел на шепот. — Они не отобрали у меня ботинки.
— Ну и?
— Увидишь. Еду из корзины будешь забирать ты, а я уберусь, пожалуй, подальше от этой дыры и от света, чтобы они поменьше меня видели. Спросят — скажешь, что мне плохо. Они не рискнут спуститься. А рискнут — им же хуже.
Дня через три Марку стало лучше, и он занялся осуществлением своего плана. Когда я забирал из корзины воду и хлеб, при тусклом свете, льющемся из люка, я заметил, что у ботинок Марка оторваны подошвы. Разобравшись с едой, я подполз к моему другу.
— Слушай, зачем ты испортил себе обувь? Ты так собираешься идти по пустыне?
— В пустыню надо сначала выйти. В ботинках, невинный ты человек, есть одна маленькая деталь, как раз между подошвой и стелькой. Вот! — Он дал мне потрогать нечто явно металлическое, — А заточить ее здесь нетрудно. Кругом камни. Ты когда-нибудь играл в дартс?
— Вообще-то да… Ты что, собираешься убить охранника?
— Не чистоплюйствуй! Они убьют нас не задумываясь. Это война.
Еще несколько дней ушло на изготовление заточек. За это время Марк потихоньку начал ходить и наконец объявил, что он в форме.
— Как ты думаешь, у них много народу наверху, когда они спускают нам еду?
— Да вроде тихо. — Помолчав, я сказал: — Ты хоть понимаешь, что такое идти босиком по раскаленному песку?
— Ходил по снегу — пройду и по песку. Ладно, время дороже. Главное — не промахнуться.
Все было готово, когда люк вновь открылся и корзина поползла вниз. Ее спускал человек, сидевший на корточках на краю люка. Его было хорошо видно, нашего тюремщика, ярко освещенного полуденным светом. А вот он нас скрытых в полутьме подвала, я думаю, видел неважно Марк прицелился и запустил заточку. Человек наверху даже не успев застонать, начал медленно падать лицом вниз прямо в люк. Я бросился было к стене, но Марк удержал меня за руку.
— Недалеко, — шепнул он.
Грузное тело упало прямо у нас перед носом.
— А вот теперь подальше, — Марк толкнул меня во тьму и потащил за собой мертвеца. И вовремя. Почти тотчас наверху появился еще один араб и наугад выпустил по нас автоматную очередь. Несколько пуль прошили тело первого тюремщика, которым успел закрыться Марк, но моего приятеля, похоже, не задело. Мы затихли. Верхний тюремщик, видимо, поверил в нашу смерть и наклонился над люком. Этого оказалось достаточно. Марк сделал молниеносное движение — и второй террорист упал вниз вслед за первым с заточкой в горле.
Мы прислушались. Было тихо.
— Кажется, пока все, — прошептал Марк. — Ну что, будем выбираться.
Он деловито вытащил заточки из глаза первого трупа и из горла второго и аккуратно вытер их о традиционные белые одежды арабов. Я отвернулся.
— Еще пригодятся. А ты смотри сюда. И для тебя будет работа.
Он разоружил охранников. У одного вынул пистолет и отдал мне, у второго забрал автомат.
— Автомат — это хорошо, — прокомментировал он. — Хотя то, что были выстрелы, — это плохо. Полезай ко мне на плечи. Ты легче. Достанешь до люка?
Я залез, но до люка оставалось по крайней мере полметра. Я не мог дотянуться: — Нет, Марк, никак.
— Видно что-нибудь в комнате? Может быть, можно использовать веревку? У нас же есть веревка от корзины. Есть на что набросить?
— Не знаю. Почти ничего не видно, только стены. Марк, отсюда не выбраться! Они все продумали!
— Не нервничай. Слезай.
Я спрыгнул на пол.
— А эти на что? — Марк указал взглядом на мертвецов, потом наклонился и положил их один на другого. — Так выше. — Он бесцеремонно встал на трупы. — Теперь полезай. Дотянешься. Только возьми веревку, скинешь мне.
Я залез и дотянулся.
— Хорошо, упитанный араб попался, — прокомментировал Марк, и я понял по голосу, что ему больно.
— Как твоя нога, Марк?
— Болтай поменьше. Потом разберемся.
Я подтянулся на руках и оказался наверху. Комната была пуста. Я кинул Марку веревку, и он поднялся вслед за мной. Сквозь небольшое окно была видна пыльная и безлюдная улица арабской деревушки. Мы щурились от яркого дневного света.
— Сюда! — сказал Марк и открыл окно. Мы спрыгнули на землю. — Быстрей! Мы и так потеряли много времени.
Быстрей! Только куда? Фиг разберешься в этих каменных лабиринтах! В конце улицы показались люди, и Марк не задумываясь дал по ним автоматную очередь. Среди них была женщина. Я видел сползший с седой головы черный платок и глиняный кувшин, выскользнувший у нее из рук и разбившийся о камни. Вода расплескалась и смешалась с кровью и песком.
Еще несколько арабов появились из-за утла. Эти, по-моему, были вооружены, но у Марка реакция оказалась быстрее. Раздалась автоматная очередь, и мы устремились дальше.
— Все! — крикнул Марк. — Теперь это только лишняя тяжесть, — и отбросил автомат. Затем быстро освободился от своих полуразвалившихся ботинок. — Только мешают!
— Возьми! — шепнул я и пихнул ему пистолет. — Я все равно промахнусь.
— Ладно! Быстрее!
Мы выбежали из деревни. Перед нами простиралась пустыня — песок и камни, больше ничего. Не оглядываясь, мы бросились вперед. Только у голых желтых скал, что торчали на горизонте, когда мы выскочили из деревни, мы позволили себе передохнуть, упав на землю. Погони не было, и дальше мы двинулись медленнее.
Было около полудня, и солнце палило беспощадно.
— Слушай, Марк, — устало спросил я. — Как ты думаешь, сколько нас продержали?
— Даже если предположить, что мы долго валялись под кайфом, никак не больше двух недель.
— Ты хочешь сказать, что это апрель? Градусов тридцать.
— Скажи спасибо, что не сорок. Здесь такой климат. Пустыня все-таки.
Мы решили идти на запад, точнее — на северо-запад. Даже если это пустыня Негев, в этом направлении мы должны были выйти к границе или к морю, а море — это поселения. Но не было ни моря, ни дорог, ни поселений.
Ночью стало холодно, чертовски холодно, а нам нечем было разжечь огонь. К тому же Марк в кровь сбил себе ноги.
— Слушай, ты сможешь завтра идти? — спросил его я.
— Идти надо сейчас. По пустыне ходят ночью.
Но надолго его не хватило. Раны на ногах кровоточили, и мы вынуждены были остановиться.
— Может быть, с тобой поделиться ботинками? — произнес я. — Будем носить по очереди.
— У тебя какой размер?
— Сорок второй.
— А у меня сорок пятый. Так что помалкивай.
Уже на следующий день мы в полной мере ощутили прелесть пустыни. У нас не было воды, а жара и не думала спадать.
— Почему ты не захватил воды, Марк? — занудствовал я. — Ты же старый солдат. Ты же знаешь, что такое пустыня.
— Сначала было не во что, а потом некогда, — мрачно ответил он.
Третий день подарил нам новое развлечение. Кажется, это называется хамсин. Стало еще жарче. Поднялись пыль и песок, повисшие в воздухе густым туманом. Стало трудно дышать. Солнце превратилось в четкий стальной диск, но, вот странно, это нисколько не сказалось на интенсивности его излучения.
— Марк! Ну ладно дороги, города. Но куда делась граница? Я просто мечтаю об этих двух рядах колючей проволоки с минами посередине!
Марк только простонал в ответ. Он уже не мог идти. Рана на его ноге открылась и кровоточила. Это в дополнение к изуродованным ступням! Последние несколько часов я практически тащил его на себе, и мы двигались все медленнее. От жажды и палящего солнца у меня кружилась голова. Но Марк сдал все-таки раньше. К вечеру он уже не мог передвигаться, даже опираясь мне на плечи. Некоторое время я пытался нести его на руках, но он, сволочь, весил никак не меньше восьмидесяти килограммов, и к наступлению ночи я опустил его на землю, сам без сил упал рядом на песок и не смог подняться.
Нас освещала огромная кособокая луна, заметали пыль и песок. Прохладный песок. Могила для живых. Язык двигался во рту как наждак, и нечем было смочить потрескавшиеся губы. Я зарылся лицом в песок.
Не знаю, сколько я пролежал так без движения. Вдруг сквозь полусон-полубред я услышал приглушенные голоса:
— У них Знаки, Map Афрем. Может быть, лучше оставить их здесь?
— Нет. Тогда они точно погибнут.
— Они уже погибли.
— Не говори так. Ты отнимаешь у меня надежду. Ты, конечно, много достойнее меня, и потому тебе нечего страшиться. Мне же, человеку грешному, нерадивому и немощному совестью, не след считать этих несчастных хуже себя.
— Но, Map Афрем!
— Что, Михей?
— Они — апостолы Сатаны!
— Я вижу. Но только если мы спасем тела, у нас появится надежда спасти души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73