Арктический холод сковал ее, когда существо овладело ею. Его холодный конец врывался в тепло ее тела. Против воли она почувствовала, что начинает реагировать, и даже когда она пыталась освободиться, то чувствовала, что ее тело начинает предательски колебаться в такт движениям ее противника. Перед глазами вспыхнули ослепительные белые огни, и когда толчки прекратились, она почувствовала холод излившегося в нее семени. Она открыла глаза и увидела отвратительное лицо, маячащее перед ней. Она с ненавистью взглянула в его глаза.
— Зачем? — простонала она.
— Увидишь, — прошептала тварь глухим голосом, леденящим, как осенний ветер. — Все хорошо. И назови мне его Энди.
— Энди или Энни? — спросила она, неуверенная в его словах. Она смотрела, как он исчезает, постепенно расплываясь в воздухе, стекая как вода. Он растворился.
Она, казалось, погружается в вихрь густого тумана, падая вниз, все ниже и ниже, и когда она была уже там, свернувшись в своей постели, сквозь темноту прорвался голос Мартина. Она продолжала лежать, свернувшись, закрыв глаза и притворяясь спящей, пока к ней не вернулось самообладание. Холод в ее теле постепенно превращался в легкое оцепенение и затем исчез вместе с воспоминаниями о кошмаре перед пробуждением.
«Все в порядке, — думала она, — я цела и невредима в своей постели».
— Здесь кое-что, что ты должна увидеть.
— Угу, — сонно пробормотала она в ответ.
— Нет, действительно пора вставать. У нас сегодня чертовски прекрасное утро, нельзя спать в такое время. Давай поднимайся с кровати и получи хорошую дозу солнечного света.
— Марта, я устала.
— Устала, моя глупышка! — сказал он, устремляясь к кровати. — Поднимайся наконец! Кроме того, приготовь завтрак и накорми изголодавшуюся семью. — Он несколько раз энергично встряхнул матрац и вновь подбежал к окну. — Жизнь становится лучше для нас, Энни. — Он выглянул в окно и смотрел, как улицы наполняются людьми и суетой. До последнего времени улицы были пустынны, словно в городе призраков. Город пробуждался от длительной спячки. — Мне кажется, что сегодня день, когда у нас будут новости и мы сможем начать жить со свежими силами.
Энни выскользнула из постели и облачилась в домашний халат и доживающие свой век, потерявшие рант комнатные туфли.
Марти говорил так и в другие дни, но в душе слабо верил в это. Но в это утро он искренне ощущал радостное великое чувство, щекотавшее его изнутри. Да, он мог это чувствовать, он знал, что наконец получит новости, которых так ждали и он и его семья. Это должна была быть новость о том, что он снова сможет работать. Он со своей всемогущей степенью магистра психологии не мог устроиться даже посудомоем, не говоря уже о месте профессора в университете Онтарио. Он прошел путь через множество складов, работу на фабриках, но все это было временно. Он страшился там получить постоянную однообразную работу и быть вынужденным заниматься ею. Такого рода работы разъедают и истощают думающий мозг, и скоро он застывает, становясь бездумной машиной.
Если его внутреннее чувство не обманывало, то скоро он сможет отбросить эту жизнь, по крайней мере, на время. Марти ждал ответа на его заявку на место профессора в Мемориальном университете на Ньюфаундленде. Прошло три недели с тех пор, как он послал запрос через своего давнего друга Джона Госса. Он сам читал там лекции и сказал Мартину, что не стоит беспокоиться, так как он имел там кое-какое влияние.
Прошли три долгие недели, он уже начал тревожиться. Марти надеялся, что Джон позвонит ему сегодня.
— Два яйца или три? — из кухни послышался голос, более бодрый и веселый, чем раньше. Может быть, погода влияет на настроение людей? Он не был убежден в этом. Марти знал, что если в нем возникало немного радости, то это отражалось и на Энни.
«Разум возвращается к человечеству», — пробормотал он, хотя рядом не было никого, кто мог бы его услышать.
— Давай четыре, — весело закричал он. Он хотел, чтобы это утро было счастливым, им совершенно не нужны были ссоры и споры по пустякам.
— Я чувствую себя сегодня как поросенок.
— Хрю-хрю, маленькая свинка. Разбуди своих детишек.
— Хрю-хрю, — напевал он, достаточно громко, чтобы Энни могла слышать.
Он постучал острыми костяшками пальцев в одну из деревянных дверей в холле.
— Поднимайся и свети.
Совершив короткий прыжок через холл к другой двери и пару раз постучав, он открыл ее. Сложив руку рупором, Марти запел во всю силу своих легких.
— Мартин! — он услышал голос из кухни. — Перестань! Вокруг нас люди, с которыми тоже надо считаться. Если наверху начнут стучать, с потолка будет падать штукатурка.
— Уверен в этом. Но они наверняка уехали на уик-энд, как и всегда.
Действительно, из тех, с кем надо считаться, остались только люди в одном из магазинчиков внизу. Но будь он проклят, если он даст им покой. Они определенно не выказывали своей предупредительности к нему, открываясь около шести каждое утро и начиная хлопать чем попало. Он не мог понять, зачем они должны открываться так рано каждое утро. Только два-три местных жителя заглядывали к ним часов в девять за дозой кофеина «разбуди меня» и утренней газетой. Несомненно, столь малое число посетителей не давало оснований открываться в такую рань.
Он снова запел, пытаясь превзойти самого себя. «Мы должны считаться с другими, да? Так вот же!» Его голос сорвался после очередной трели.
— Папа!
— Что?
— Что ты делаешь? — сонно спросил мальчик. — Сегодня же суббота!
— Меня это не волнует. — Он схватил конец одеяла и, как фокусник, сдергивающий салфетку со стола, легко стянул его с кровати.
— О, папа, — проговорил мальчик жалобно-плаксивым голосом, — почему я должен подниматься так рано, если ты позволяешь Джейн все еще спать?
— Вовсе нет. — Мартин направился к двери и внезапно обернулся. — Я хочу, чтобы ты пошел и разбудил свою сестру. А потом торопитесь завтракать. И не забудьте умыться.
Мальчик лениво слез с кровати и побрел в комнату сестры. Он был недоволен отцом. Он не любил по утрам делать зарядку — у него не было лишнего веса, который он хотел бы сбросить. Кроме того, он играл в футбол с друзьями, и там были все упражнения, которые были ему нужны. Это было больше, чем когда-либо делал его отец. Мальчик тихонько подошел к комнате сестры.
— Ты не спишь, Джейн? — он слышал, как она ворочается в кровати.
— Что тебе нужно, Шен?
— Папа просил разбудить тебя, — проговорил он зевая. — Он хочет, чтобы мы пошли умываться. Кажется, мы будем сегодня завтракать.
Обычно они не вставали так рано в субботу и ели первый раз во время раннего ланча.
— Что за ужасающий шум слышался только что из твоей комнаты?
Мальчик услышал, как сестра встала с постели, шаркая ногами по полу. Она ходила смешно, как дети в кино, которое он смотрел, с капитаном Кирком. Он мечтал, чтобы она была похожа на них и могла бы парить в воздухе и рисовать изящные картинки.
— Это был папа, он пел как один из этих швейцарцев.
Джейн вышла из комнаты, уже одетая в свитер и джинсы. Когда-нибудь она их снимает? Шен не был уверен. Это была как бы ее вторая кожа. Ее светлые вьющиеся волосы были взъерошены, а лицо выглядело так, словно она проспала тысячу лет.
— Черт! Я ненавижу просыпаться в такую рань по выходным. Почему, интересно, они решили поднять нас так рано?
— Я не знаю. — Шен пошел за Джейн в ванную комнату. У них было две ванные в доме. Одна для женщин, другая для мужчин. Они не должны были выстраиваться в очередь, как в некоторых телефильмах.
— Может, родители хотят пойти в гости или еще что.
Теплая вода текла по лицу Шена, капая на его суперменскую пижаму...
— Не будь глупым, маленькая обезьяна. — Джейн держала полотенце перед собой, опасаясь неизбежной мести Шена. — Куда мама с папой пойдут в такой час? Они никогда не ходили в гости по субботам.
Стараясь казаться спокойным, Шен наполнил холодной водой кружку. Это была война, и не было правил во время боя. Он увидел, как Джейн выглядывает из-за полотенца, поднес кружку ко рту и, быстро махнув рукой, выплеснул воду ей на макушку.
Громкий детский смех донесся до кухни.
— Эй, дети, хватит там, — Мартин поднес к губам кружку с горячим чаем, обжигающим горло. — Сделай же наконец что-нибудь со своими детьми.
— С моими детьми, — возмутилась Энни. — Кажется, ты хочешь сказать, что это только моя работа. Можно подумать, что ты ничего не делал и я была в полном одиночестве.
Мартин скорчил такую гримасу, словно на него вылили целый чан кислоты. Ужаснейшее лицо в мире. Энни была уверена, что с таким лицом он мог бы быть главным номером в каком-нибудь цирке, гастролирующем на континенте.
— Или это был тот высокий черный незнакомец, скрывающийся в тени?
— Сколько ему было заплачено?
Энни держала над головой железную сковородку, изображая гнев, когда Шен и Джейн вошли в кухню. Взглянув на них, Энни заметила брызги воды на их одежде. Собравшись бранить их, она краем глаза увидела Мартина и улыбнулась. Он показывал детям чудовищное лицо. Это была одна из гримас, припасенных специально для детей. Особая гримаса. Так он изображал ее, когда она была недовольна или рассержена. Она не могла удержаться от смеха. Может, Мартин и был не прав, говоря, что сегодня будет великий день, но она знала, что огонек теплоты, исходивший от него, сделает этот день счастливым. Бог знал, в чем они нуждались. И вдобавок ко всему ярко светило солнце.
— Что вы там делали, разбойники? — спросил Мартин строгим голосом.
— Шен брызгал в меня водой.
— Она первая начала.
— Не важно, кто начал первым, — оборвала Энни. — Вы уже достаточно большие, чтобы понять, что так делать нельзя. Только маленькие дети так себя ведут.
Она вдруг почувствовала, как несколько капель попали ей на лицо. Виновник этого сидел, разглядывая что-то на потолке и тихонько насвистывая.
— А это самый большой ребенок из всех, — она опустила сковороду, задержав ее над головой Мартина.
— Кто, я?
Энни заметила, как его рука потянулась к стакану с водой. Схватив его, прежде чем он успел до него дотянуться, она уронила стакан на пол.
— Смотри, что наделала, — Мартин поднял палец и повернулся к детям. — Вы заставляете вашу мать ронять все вокруг. Если вы не исправитесь, ваша мать снова устроит бурю. Вы хотите этого?
Шен посмотрел на Джейн. Их взгляды встретились, и в их глазах заблестели искорки радости. Они сели на свои места друг против друга, их лица светились счастьем. Они оба были рады, что проснулись так рано.
Энни мыла посуду, Мартин вытирал ее, а дети уже почти доели завтрак, когда зазвонил телефон, Мартин положил тарелку и, вытерев руки, пошел к телефону.
— Я говорю тебе, Энни, это наверняка звонит его милость.
После очередного звонка он поднял трубку.
— Алло.
Энни грустно посмотрела на мужа. Он так надеялся получить место профессора с тех пор, как Джон Госс сказал ему об этом. Она подумала, что ему действительно слишком трудно получить работу.
Энни с детьми прислушивались к разговору Мартина. Казалось, Джон раздавал свои очередные обещания. Было слышно, как Мартин что-то бурчал в трубку, согласно кивая, но на его лице не было и тени улыбки. Джон всегда правдоподобно рассуждал, когда они встречались. Мартин говорил, что с тех пор как он его знает, он был единственным из их группы, кто никогда не имел затруднений с работой. Обычно он говорил много, строил массу планов, которые, правда, не мог полностью осуществить. Некоторое время назад Джон убедил Мартина послать свою заявку и сказал, что он может быть почти уверен в этом месте. Он сказал, что Мартин — единственный человек, который, он был убежден, мог занять это место. Он заверил, что проблем не возникнет, поскольку он был там дружен со всеми.
— Хорошо, Джон, скоро увидимся.
Энни была удивлена, что звонил действительно Джон.
Повесив трубку, Мартин вошел в кухню.
— Как там, Марта, хорошо или плохо?
— Не знаю, Энни, — ответил он, задумчиво потирая подбородок, — но я думаю, мы едем на Ньюфаундленд.
— Ты получил место? — спросила она недоверчиво.
— Еще не совсем, — Мартин старался сохранить контроль над собой, пытаясь вести себя как обычно спокойно и выдержанно. Он должен был иметь достойный вид перед детьми. — Джон скоро приедет сюда, и все будет железно.
Черт побери! В такой день он мог и не сдерживаться. Он радостно, по-детски закричал «ура!» и, подхватив Энни, поцеловал ее в кончик носа.
— Мы будем жить там счастливо и богато.
Энни хихикнула и, повернув голову, спросила:
— Как Джон?
Мартин поставил ее на пол. Он был полон энергии, его лицо светилось от счастья.
— Ну, может, и не как Джон, но мы тоже закинем кое-какие удочки.
— А что делать со школой?
Джейн первая сообразила, что они собираются переезжать. До этого Джейн и Шен сидели молча, пытаясь понять, что происходит. У Джейн было много друзей в классе, и она не хотела покидать их. И как могут родители собираться в дорогу, когда осталось так мало времени до конца учебного года?
— Не беспокойся об этом, — сказал ей отец. — Мы быстро устроим вас в новую школу.
Он не видел больших проблем в том, что касалось учебы. Они были замечательными детьми; Джейн — одна из лучших в классе, Шен выглядел старше своих лет. Они были способны быстро адаптироваться и были достаточно молоды, чтобы переезд мог травмировать их всерьез.
Задумавшийся о чем-то Шен сидел, уставившись в остатки завтрака в своей тарелке. Он играл с яичным желтком, растекшимся по дну тарелки, рисуя фигурки. Это было, как когда-то в детском саду, когда он рисовал пальцем. Закончив одну фигурку, он начал рисовать другую. Они были похожи на буквы, неровные и корявые. Скоро он вывел слово «Кэнди». Секунду подумав, он зачеркнул букву "К". Никто не обратил внимания, когда он встал из-за стола и ушел в свою комнату.
— Джейн, ты сможешь, как и раньше, поддерживать отношения со своими друзьями. — Энни знала, что Джейн будет трудно понять, почему она должна покидать своих друзей. Они всегда придерживались мнения, что друзья и семья — две самые важные вещи на свете.
— Все, что для этого нужно, это лист бумаги, карандаш и почтовая марка. И, Джейн, подумай о новых друзьях, которых ты встретишь.
Мать была права. Скоро ей будет тринадцать, а значит, она станет почти взрослой, И она должна поступать как взрослая. К тому же волнение предстоящей поездки возбуждало ее, и скоро она почувствовала, что не может дождаться начала сборов. О большинстве друзей она не жалела, кроме Пегги Кент. Да, Пегги — единственная, о ком она действительно будет грустить. Она хотела быть уверенной, что ей будет известен ее новый адрес перед отъездом.
— Ты видишь, дорогая, что все это не так уж плохо.
Джейн взглянула на мать и покраснела. Она не должна была так долго упрямиться. Она чувствовала себя виноватой, что не согласилась сразу. Поездка обещала быть приятной. Джейн не любила своего учителя. Ей было интересно пойти в новую школу. Может быть, там она не будет ходить в любимчиках.
— Да, мам, я знаю, — покорно сказала она.
Энни положила руку ей на голову и погладила волосы. Она была рада, что Джейн поняла, иначе ей пришлось бы приложить усилия, чтобы поездка прошла без проблем. Теперь оставался только Шен. Она смотрела на его пустой стул.
— Почему бы тебе не убедить Шена в том, что поездка — вещь не такая уж плохая?
— Хорошо, мам.
Энни посмотрела, как дочь вышла из кухни, и услышала, как она побежала в холл. И откуда дети берут столько энергии? За что она была благодарна детям, так это за то, что они были дружны между собой. Они не воевали за исключительность. Они могли говорить между собой обо всем, что их волновало, лучше, чем она и Мартин.
— Все будет хорошо.
Обернувшись, Энни увидела Мартина, убиравшего последние тарелки.
— С детьми больше не будет проблем.
— Ты думаешь, дети воспримут это?
— Лучше не будем гадать наперед, — сказал Мартин. — Но после всего, что было, я уже не хочу этим заниматься.
— У тебя все будет хорошо?
— Я знаю, что да, — ответил он тихо. — И не волнуйся за детей, им это понравится.
— Надеюсь.
Они сели рядом на старую коричневую софу, и каждый задумался о чем-то своем. Если были какие-то сомнения, то их необходимо было устранить до прибытия Джона. Они сидели в полной тишине, прерываемой лишь их собственным дыханием и отдельными звуками городского шума. Не было слышно даже шумящих детей. Они были погружены в себя.
— Что ты делаешь, Шен? — спросила Джейн, войдя в комнату.
— Ничего, просто думаю.
— О чем?
— О том, почему мы вдруг собираемся уезжать, — он взглянул на сестру большими карими глазами. — Я не хочу ехать туда, мне даже страшно думать об этом.
Джейн села рядом с братом на пол. Шен расставил на ковре свои красивые игрушки. Хотя он уже давно вырос из них, но иногда все же снова доставал их. Это случалось, когда он чувствовал себя не очень хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20