- Не за что. - Мальчик держал саквояж таким образом, чтобы Гарду было
удобнее сложить в него записные книжки. - Странно, что вообще хоть что-то
осталось. В этих местах полно мелких воришек. Особенно летом. Я думаю, все
дело в парке.
Мальчик повел рукой, и Гарднер увидел очертания парка на фоне неба.
- Где я? - спросил он, и на мгновение ему показалось, что мальчик
сейчас ответит: "А где вы думаете, вы находитесь?"
- В Аркадия-Бич. - Мальчик смотрел на него полуизумленно,
полуиспуганно. - Вы, наверное, вчера здорово поддали, мистер.
- Вчера, сегодня и всегда, и там они, и тут, - продекламировал
Гарднер, с удивлением прислушиваясь к звукам собственного голоса, - лишь
ты заснешь, как со двора в дом призраки придут.
Мальчик удивленно взглянул на Гарда... и вдруг прочитал куплет,
который Гарду еще не доводилось слышать:
Я лучше не дождусь утра, по лестнице спущусь,
как и другая детвора, я призраков боюсь.
Гарднер улыбнулся... но улыбка сменилась вдруг гримасой боли:
- Откуда ты знаешь эту считалочку, парень?
- От мамы. Она рассказывала ее, когда я был совсем маленьким.
- Мне тоже рассказывала о призраках мама, - сказал Гарднер, - но я
никогда не слышал этой части.
Мальчик пожал плечами, как будто утратив всякий интерес к разговору.
- Мама знала много всяких стишков.
Он отряхнул Гарднера сзади:
- Как вы себя чувствуете?
- Парень, - с чувством заявил Гарднер, пользуясь словами Эда Вандерса
и Тули Капферберга, я чувствую себя, как игрушка-самоделка.
- Вы выглядите так, будто пьете без перерыва уже давно.
- Да? И откуда же тебе это известно?
- От мамы. Она после пьянки всегда выглядела так, будто призраки
долго мяли и трепали ее.
- Она пила?
- Да. Погибла в автомобильной катастрофе.
Мальчик всем своим видом показывал, что больше не настроен говорить
об этом: он смотрел в небо, как бы разыскивая там что-то. Гарднер тоже
поднял глаза. В небе кружила чайка. Он переводил взгляд с чайки на
мальчика, испытывая при этом странное чувство. Все происходящее было как
бы пророчеством. Мальчик знал считалочку про вымышленных призраков.
Сколько детей в мире знают ее? И кто, как этот мальчик, сочетает в себе
два момента:
а) знает считалочку и б) потерял мать из-за пьянства?
Порывшись в кармане, мальчик достал старый рыболовный крючок.
Счастливы молодые, - подумал Гард и улыбнулся.
- Вы, наверное, праздновали Четвертое?
- Праздновал... что?
- Четвертое июля, конечно!
Двадцать шестое июня было... он попытался произвести обратный отсчет
дням. Боже правый! Восемь дней выпали из жизни! Что он мог натворить за
это время? А может... Может, он кого-нибудь ударил? Кого же? Он не знает.
Лучше поскорее найти телефон, позвонить Бобби и покончить со всем этим,
пока он не начал вспоминать.
- Мистер, где вы так поцарапали лицо?
- Это шрам. Заработал, когда катался на коньках.
- Вы могли остаться без глаза.
- Да, могло быть хуже. Ты не знаешь, где здесь есть телефон-автомат?
Мальчик указал рукой куда-то вдаль - там виднелись невысокие
постройки. Черт, до них было не меньше мили. Песок, песок, песок... Как в
пустыне. Гарднер помедлил немного, собираясь с мыслями. Что же эти
постройки напоминают?
- Так это, кажется, Альгамбра?
- Да, именно она.
- Спасибо, - сказал Гард и тронулся с места.
- Мистер?..
Он обернулся.
- А разве вы не заберете этот последний блокнот? - Мальчик указал на
третью записную книжку, смытую прибоем. - Его можно просушить.
Гарднер отрицательно покачал головой.
- Парень, - сказал он, - я не в состоянии просушить даже себя.
- Вы уверены, что я не могу вам чем-нибудь помочь?
Гарднер, улыбаясь, вновь покачал головой.
- Береги себя, ладно? Осторожней в море.
- Знаю. Мама всегда так говорила, пока... ну вы уже знаете...
- Да. Как тебя зовут?
- Джек. А вас?
- Гард.
- Счастливого Четвертого июля, Гард!
- Счастливого Четвертого июля, Джек. И берегись призраков.
- Приходящих со двора, - мальчик кивнул и грустно посмотрел вслед
Гарду, как будто знал что-то очень важное и печальное.
Гарднер шел к Альгамбре, а она все не приближалась... Голова гудела
от боли; сердце, казалось, выскочит сейчас из груди.
Помедленнее, или ты заработаешь сердечный приступ. Или инфаркт. Или и
то, и другое.
Он несколько замедлил шаг... Боже, какой абсурд! Он планирует, что
сделает через пятнадцать минут, а ведь простейший, элементарнейший приступ
- и все будет кончено! Нужно постараться успокоиться.
Гарднер вновь пошел вперед, а пульсирующая боль в висках постепенно
становилась звенящими в голове строками считалочки:
Вчера, сегодня и всегда,
И там они, и тут -
Лишь ты уснешь как со двора
В дом призраки придут.
И нам не охнуть, не вздохнуть,
Не бросить, не начать -
Поскольку призраки уже
В дверь начали стучать.
Он остановился. Что значит весь этот бред про призраков?
Вместо ответа в глубине его сознания родился голос, который гулко
прошептал: Бобби в беде.
Гарднер пошел, сначала медленно... потом все быстрее. Он почти бежал.
Как и другая детвора, - думал он, - я призраков боюсь.
Он взбежал по гранитной лестнице, ведущей к отелю, зажимая рукой нос,
из которого вдруг снова хлынула кровь.

Гарднер пробыл в холле отеля не более одиннадцати секунд, но этого
вполне хватило, чтобы клерк увидел, что он разут. Клерк кивнул швейцару, и
тот, не обращая внимания на протестующие вопли Гарда, выволок его на
улицу.
Они должны были пропустить меня, даже если на мне нет ботинок, -
негодовал Гард. - Черт побери, я должен обуться!
Увидев себя в зеркале двери, он остался крайне недоволен своим видом.
Он явно не вписывался в окружающий мир, где мужчины были джентльменами, а
женщины - красавицами. Он же напоминал нищего.
Гард спросил у прохожего, где здесь ближайший телефон-автомат. Ему
указали на бензоколонку. Проклиная все на свете, он направился к ней, а в
голове у него все стучали незатейливые рифмы. Вчера, сегодня и всегда, и
там они, и тут - лишь ты уснешь, как со двора в дом призраки придут.
Он вспомнил, что рассказывала о призраках его мать. Он не мог
вспомнить точно ее слова, но у него с детства осталась убежденность, что
призраки огромного роста, приходят, когда всходит луна, и прячутся в
ночных тенях. А разве ему, долго не засыпавшему, в детстве не мерещились
эти призраки, вырастающие из ночных теней?
Гарднер бессознательно поежился.
Он подошел к колонке. Автомат стоял прямо перед ней. Гарднер вошел в
кабину, снял трубку и набрал ноль. Голос робота попросил его назвать номер
кредитной кар-точки или повторить набор нуля, чтобы связаться с
оператором. Гарднер вновь набрал ноль.
- Привет, с праздником, это Элейн, - прозвучал веселый голосок. - Чем
могу помочь?
- Привет, Элейн! Я хотел бы, чтобы вы соединили меня с одним
абонентом, сказав ему, что это звонит Джим Гарднер. Нет, погодите, не так.
Скажите ей просто, что звонит Гард.
Он назвал номер и стал ждать. В небе сияло солнце. На горизонте плыли
облака.
Я собираюсь разбудить тебя, Бобби... - думал он. - Собираюсь
разбудить, но это только сегодня. Больше этого не повторится. Я обещаю
тебе это.
- Ваш абонент не отвечает, - раздался голос оператора. - Может,
попытаемся еще раз позвонить попозже?
- Да, возможно. Вы очень милы.
- Спасибо, Гард.
Он убрал трубку от уха. На мгновение ему показалось, что ее голос
похож на голос Бобби...
Элейн. Элейн. Не Бобби. Но...
Она назвала его Гард. На свете только Бобби называла...
Но ты же сам попросил ее сказать, что это звонит Гард!
Что ж. Вполне приемлемое объяснение.
Бобби в беде.
Почему ты так решил? Бобби сказала бы, что тебе мерещится невесть
что. Ее телефон не отвечает? Да она просто могла уехать куда-нибудь на
праздники, вот и все.
Да. Конечно. Она вполне могла уехать, например, к своей милой
сестричке.
Но ему никак не удавалось отогнать от себя эту назойливую мысль:
Бобби в беде.
Интуиция превратилась в уверенность. И чепуха это или нет, он должен
убедиться сам.
- Наверное, призраки утащили ее, - вслух сказал он и затем рассмеялся
- сухим, коротким смешком. Он сходит с ума - значит, все идет как надо.

7. ГАРДНЕР ПРИБЫВАЕТ
Шшшшшшшшшшшш...
Вот он наконец и добрался!
Было семь часов утра, когда Гард наконец прибыл к домику Бобби - или,
как называли это место старожилы, - берлоге старого Гаррика. Он
остановился перед калиткой, чтобы перевести дыхание. Без обуви, без денег
- нелегко же было попасть сюда! Вот и почтовый ящик, и дверца его, как
всегда, приоткрыта. Бобби и Джо Паульсон, почтальон, всегда оставляют ее
приоткрытой, чтобы Питеру было удобнее открывать и закрывать его лапой.
Вот асфальтированная стоянка. Пикап на месте, зачехленный на случай дождя.
А вот и сам дом. Сквозь шторы из далекого окна пробивался свет. Здесь
Бобби любит читать, свернувшись калачиком в кресле.
Кажется, все в порядке, кроме одной детали. Пять лет назад - даже три
года - Питер сразу учуял бы любого пришедшего сюда и облаял. Но Питер
постарел. Да и не он один.
Отсюда жилище Бобби напоминало пасторальную картинку из вестерна. От
него веяло миром и спокойствием - тем, чего так не хватало в последние
годы самому Гарду. Дом человека, живущего в мире с самим собой. Дом умной,
достойной счастья женщины. Такой дом простоит века.
И в то же время что-то было не так.
Он стоял у калитки, как пришелец из темноты,
(но я не пришелец, я - друг, ее друг, друг Бобби... разве не так?)
и внезапно в нем возникло дикое, необъяснимое желание: исчезнуть
отсюда. Просто удрать. Потому что он внезапно понял, что если войдет в
дом, то проблемы Бобби станут его проблемами.
(Призраки, Гард, здесь призраки!)
Он вздрогнул.
(вчера, сегодня и всегда, и там они, и тут, лишь ты заснешь - и к
Бобби в дом все призраки придут, и я не знаю, как спасти)
Хватит!
(ее от этих лап, поскольку у меня запой и сам я глуп и слаб)
Он облизнул губы, пытаясь убедить себя, что они пересохли.
Беги отсюда, Гард! Здесь кровь даже на луне!
Где-то глубоко в груди шевелился страх, но он должен убедиться, что с
Бобби, его единственным настоящим другом, все в порядке. Внешне все здесь
выглядело мило и спокойно, но что-то, что пугает его... оно затаилось там,
внутри. Затаилось и ждет. Что-то опасное, страшное, демоническое...
(призраки)
Но что бы там ни пряталось, там была и Бобби. Он не может, пройдя
такой длинный и тяжелый путь, струсить и убежать в последнюю минуту.
Поэтому Гарднер, отбросив сомнения, открыл калитку и ступил на дорожку,
ведущую к дому. Под ногами поскрипывал гравий.
Внезапно входная дверь слегка приоткрылась. Его сердце замерло в
груди, и он подумал: Это один из них, один из призраков, он собирается
выйти, схватить меня и съесть.
При этой мысли у него едва не подкосились ноги.
Силуэт в дверном проеме был тонким, слишком тонким для Бобби, которая
всегда имела крепкую округлую фигуру. Но голос... здесь было невозможно
ошибиться: это говорила Бобби Андерсон, и Гард слегка расслабился, потому
что в ее голосе было больше страха, чем только что в самом Гарде.
- Кто это? Кто здесь?
- Это Гард, Бобби.
Наступила долгая пауза. Потом послышались осторожные шаги.
- Это действительно ты, Гард? - в голосе звучало изумление.
- Да. - И, идя к двери, он задал вопрос, который намеревался задать
после своего неудачного самоубийства:
- Бобби, с тобой все в порядке?
Узнав ее голос, Гард все еще не мог отчетливо рассмотреть ее: солнце
било прямо в газа. Он удивился, почему не появляется Питер.
- У меня все хорошо, - сказала Бобби, как будто она всегда выглядела
такой болезненно истощенной, как будто в ее голове всегда звучал страх,
когда кто-нибудь стучал к ней в дверь.
Она медленно спускалась по ступенькам. Только теперь Гарднер смог
хорошо рассмотреть ее. И это зрелище до глубины души потрясло его.
Бобби улыбалась ему, радуясь его приезду. Джинсы болтались на ней,
как и рубашка; на лице были следы грязи; глаза запали; волосы поседели и
поредели; кожа пожелтела и истончилась. Вместо аккуратной прически на
голове громоздилось нечто напоминающее воронье гнездо. Змейка на ее
джинсах была полурасстегнута. От нее дурно пахло и... словом, это была она
и не она.
Внезапно в памяти Гарднера всплыло фото Карен Карпентер, сделанное
перед смертью от болезни, диагноз которой звучал как "нервная анорексия".
На фотографии была изображена женщина уже мертвая, но все еще живая,
женщина с оскаленными в улыбке зубами и сверкающими глазами. Именно так
выглядела сейчас Бобби.
По-видимому, она потеряла не более двадцати фунтов - если бы она
потеряла больше, то не смогла бы просто стоять на ногах, - но Гарду
вначале показалось, что вес ее уменьшился фунтов на тридцать, не меньше.
- Отлично! - восклицал этот грязный, вонючий, оборванный скелет,
который, по-видимому, и был Бобби, во всяком случае, судя по голосу. - Как
я рада видеть тебя, дружище!
- Бобби... Бобби... Боже, что...
Бобби протягивала Гарду руку для рукопожатия. Рука ее дрожала, и
Гарднер заметил, какая она худая, хрупкая и беспомощная, рука Бобби
Андерсон.
- О, я о многом расскажу... много работы было сделано, - проквакала
Бобби дрожащим голоском. - Многое сделано, еще больше нужно сделать но я
стараюсь, стараюсь, ты сам это увидишь...
- Бобби, что...
- Отлично, у меня все отлично, - повторила Бобби и качнулась,
наполовину бессознательно, упав Гарднеру в объятия. Она попыталась сказать
что-нибудь еще, но из ее горла вырвался только хрип, и она потеряла
сознание.
Подхватив ее на руки, Гарднер еще раз удивился, какой легкой она
стала. Да, она явно похудела на тридцать фунтов. Он сознался себе, что
потрясен и унижен: Это была вовсе не Бобби. Это был он сам. Он сам после
запоя.
С Бобби на руках он вошел в дом.

8. ПЕРЕМЕНЫ
Он положил Бобби на кушетку и быстро направился к телефону. Ей срочно
нужен врач. Ее состояние напоминало помешательство, хотя Бобби Андерсон
была последним человеком в мире, о ком можно было бы подумать, что он
сойдет с ума.
Бобби что-то прошептала с кушетки. Сперва Гарднер не разобрал, что
именно: голос Бобби напоминал тихое бульканье.
- Что, Бобби?
- Не звони никому, - повторила Бобби. На этот раз она немного
повысила голос, хотя это, казалось, совсем обессилило ее. Только глаза
сверкали, как голубые бриллианты или сапфиры.
- Не звони... Гард, никому!
Она в изнеможении откинулась на кушетку. Гарднер повесил трубку и
подошел к ней, весьма встревоженный. Бобби нуждалась в докторе, это было
очевидно, и Гарднер намеревался пригласить его... но слова Бобби
показались ему сейчас более важными.
- Я останусь с тобой, - дотронулся он до ее руки, - если тебя это
беспокоит. Но все же тебе нужно...
Андерсон покачала головой в немом отказе:
- Просто поспать... - прошептала она. - Спать... и утром поесть. Но
главное - спать. Дня три... или четыре...
Гарднер, глядя на нее, вновь испытал потрясение. Он попытался
совместить то, что она сказала, с тем, как она выглядела.
- Что же с тобой произошло? - Он знал, что Бобби любила и умела
готовить, и ее мечта о завтраке - нет, это никак не вязалось с его
прежними представлении о Бобби Андерсон.
- Ничего, - сказала Бобби. - Ерунда.
Глаза ее закрылись. Из уголка рта потянулась ниточка слюны, но она
втянула ее назад. Гарднер посмотрел на выражение ее лица, и оно ему не
понравилось... даже немного испугало. Это было выражение Анны. Старое и
нудное. Но когда Бобби вновь открыла глаза, это выражение исчезло. Перед
ним лежала Бобби Андерсон... и она нуждалась в помощи.
- Я собираюсь позвонить твоему врачу, - вставая, сказал Гарднер. - Ты
выглядишь больной, Боб...
Бобби протянула руку и тронула его за плечо в то самое время, когда
он попытался набрать номер. Она проделала это с необъяснимой силой. Он
оглянулся и увидел, что взгляд ее стал ясный и разумный, как всегда.
- Если ты позвонишь кому-нибудь, - отчетливо сказала она, - мы
перестанем быть друзьями, Гард. Любой твой звонок оборвет все нити,
связывающие нас. Ты никогда не переступишь порог моего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35