На стене висела грамота в рамке.
– Это приз по математике, который он выиграл, – объяснила Леона, знобко обняв себя руками. – Кроме того, он получил пятьсот тысяч лир и тут же истратил их на книги. – Короткий кивок в сторону книжных полок. Джон подался вперед, пытаясь прочитать названия на корешках. Много математики, астрономии, справочник по экономике и зачитанный экземпляр «Отчета Римского клуба».
– Можно взглянуть? – попросил он.
– Да-да. Эту книгу он много читал, даже когда был еще младше. Не знаю, откуда она у него.
Джон раскрыл книгу. На каждой странице пометки на полях, отдельные фразы подчеркнуты разными цветами. Итальянский язык Джона был слишком скуден, чтобы понять содержание, но было видно, что Лоренцо уже несколько лет интересовался именно теми вопросами, с которыми он, Джон, лишь недавно столкнулся.
Вся книга была проработана с первой до последней страницы. Джон чувствовал себя опустошенным и печальным, как обманщик, который видит неотвратимость разоблачения. Произошла чудовищная ошибка. Судьба обозналась. Состояние унаследовал недостойный, неспособный воспользоваться им разумно.
Из книги выскользнула и упала на пол газетная вырезка. Джон поднял ее. На поблекшем снимке у доски, исписанной формулами и графиками, стоял мальчик лет тринадцати, держа в руках грамоту, которая теперь висела на стене в рамке, и смотрел в камеру настолько же серьезно, насколько и самоуверенно.
– Ах, так вот куда он ее засунул! – воскликнула Леона. – А я вся обыскалась. Спасибо.
Облик Лоренцо поразил Джона. Мало того, что он был так образован и умен, на снимке от него исходила уверенность в себе и решимость – свойства, о которых Джон всегда только мечтал. У него не было для этого подходящего слова. Может, суверенитет? Когда человек полностью владеет своей жизнью. Может, даже харизма?
Теперь он очень хорошо понимал, почему Вакки были так уверены в исполнении пророчества. Я только не понимаю, как они могли усмотреть истинного наследника во мне, горько думал он. Но по правде, они, может, и не усматривали ничего такого, просто у них не было выхода. В своем положении он казался себе полным идиотом. Мечтатель, как всегда говорила его мать, фантазер без цели и побуждений. И уж точно совсем не тот человек, который предполагался в прорицании. Он носил костюмы Лоренцо, ездил на машине Лоренцо, жил в его доме.
Леона открыла тяжелый секретер. Там стояла пишущая машинка, черная и маленькая, почти музейный предмет.
– Он подолгу печатал на ней. Конечно, он мечтал о компьютере, как все мальчики. Машинка досталась ему от деда. – Она погладила прибор ладонью.
– И что же он писал? – спросил Джон, скорее подчиняясь ее ожиданию этого вопроса. Сам бы он предпочел поскорее сбежать отсюда. Раствориться в воздухе. Провалиться сквозь землю.
– Да много чего. Как-нибудь я соберусь и просмотрю все его бумаги. Однажды он показывал мне пьесу. Не знаю, хороша ли она. Писал много писем, самым разным людям. И статьи в школьную газету.
– Статьи в школьную газету? – почему-то это вызвало его интерес.
– Одна была в последнем выпуске, погоди-ка… – Она просмотрела стопку тонких газетных тетрадок. – Вот.
Джон взял газету. Называлась она Ritirata. Туалет. Он просмотрел содержание. Основной материал выпуска назывался «Путь человечества в XXI век» Лоренцо Фонтанелли. Джон почувствовал, как его пульс заметался.
Это было невероятно. Статья действительно перечисляла и основательно анализировала проблемы, с которыми человечество столкнулось на пороге нового тысячелетия. И все это на десяти страницах.
– Можно, я сделаю себе копию? – спросил Джон с внезапно пересохшим ртом.
– Ты можешь взять газету. У меня есть еще несколько экземпляров. Прошу тебя, я буду рада.
– Спасибо, – хотел сказать Джон, но у него перехватило дыхание. Он долистал статью до конца и прочитал последний абзац. Потом растерянно перечитал его.
«Это целый комплекс проблем, и на первый взгляд все выглядит для нас весьма худо,
– заканчивал Лоренцо свою статью. –
Но я покажу, что за всем этим стоит всего лишь простой дефект в конструкции нашей цивилизации, в котором виноваты мы сами – и который поэтому сами же можем и устранить. Итак, не спешите с самоубийством, а лучше читайте следующий выпуск „Ritirata“!»
16
Закончив телефонный разговор, Кристофоро Вакки держал аппарат на коленях, глядя в пространство и тихо улыбаясь.
Грегорио громко откашлялся, нарушив волшебство мгновения.
Патрон еле слышно вздохнул. Молодежь пока не чувствует те тонкие силы, которые работают за кулисами кажущейся объективной действительности, думал он.
– Ты удивлен? – спросил он своего сына.
– Еще бы. Я даже спрашиваю себя, понимаешь ли ты, что делаешь.
Патрон отставил телефон в сторону.
– Настало время предать всю эту историю огласке.
– Но мы так не договаривались.
– Может, я просто не в силах устоять перед искушением поиграть с судьбой, – сказал Кристофоро Вакки.
* * *
– Ничего! – сказал Марко. – Ее здесь нет.
Джон стоял посреди стопок бумаги, как полководец среди войск, оглядывая пустые полки и распахнутые дверцы шкафов.
– А мы ничего не проглядели?
Охранник вздохнул:
– Нет.
Леона после долгих уговоров неохотно уступила им и разрешила поискать в бумагах Лоренцо вторую часть статьи.
– Но я на это время уйду, – решила она.
Джон привлек Марко, который лучше него мог читать по-итальянски, и сообща они проделали уже второй систематический просмотр всего, что было на исписанных листках. Они нашли стихи и пьесу, о которой уже упоминалось, и еще несколько прозаических текстов, списки книг, которые Лоренцо брал в разных библиотеках, сочинения на религиозные темы, конспекты учебного материала по биологии и географии, все это лежало подряд без видимой системы. Две объемистые папки были заполнены математическими исследованиями, которые Джону говорили меньше, чем ничего.
В процессе поисков они то и дело натыкались на рукописи, явно задуманные для школьной газеты – собрание цитат из учителей, задиристая критика общественных отношений и правительственных мер, высказывания о правах человека и защите животных. Только второй части статьи так и не нашлось.
– Может, он уже передал ее в редакцию, – предположил Марко, сидя на полу, как усталый медведь, и явно не испытывая желания перерывать эту кучу бумаг в третий раз.
Джон кивнул.
– Но придется еще все убрать.
* * *
Редакция школьной газеты располагалась в подвале, крошечные окна светились под потолком, так что стены целиком отводились под стеллажи, забитые бумагами, книгами, раздутыми папками и пустыми бутылками из-под пива и колы. Стулья были такие же облезлые, как и столы, экран единственного компьютера дрожал, телефон годился только в музей, а принтер издавал скрипучие звуки. И все провоняло сигаретным дымом.
Неудивительно, что парень, которого им представили как главного редактора, был щуплый, нервозный очкарик с юркими пальцами, которые неотвязно то вертели сигарету, то писали какие-то заметки.
– Какая честь, какая честь, – приветствовал он их, освободив два стула от коробок с бумагами. – Пожалуйста, садитесь, синьор Фонтанелли; к сожалению, не могу устроить вас удобнее по скромным возможностям нашей газеты; не к тому будь сказано, что мы не стали бы возражать против маленького или не очень маленького пожертвования…
Джон сел. Марко предпочел остаться у двери на ногах, скрестив руки.
– Вы так подозрительно , я бы сказал, выразились по телефону – что, кстати, пробудило во мне любопытство, должен признаться. Насколько я понял, Лоренцо Фонтанелли был вашим кузеном, верно?
– Его отец кузен моего отца, – пояснил Джон. – Я не знаю, есть ли для этого родства определение.
– А, понимаю, понимаю. Да, мне тоже ничего не приходит в голову. Но как бы то ни было, вы сказали, что ищете что-то, написанное Лоренцо… – Он извлек из-под вороха газет, конвертов и пыльной спортивной шапочки диктофон. – Вам не помешает, если я запишу наш разговор на пленку? Эксклюзивное интервью с самым богатым человеком мира могло бы повысить тираж нашей хронически стоящей на грани банкротства газеты до жизнеспособной цифры, что, признаться честно, сейчас интересовало бы меня больше всего.
Джон помедлил.
– Не знаю, что вам сказать…
Юный газетчик уже вовсю нажимал на кнопки.
– Интервью с Джоном Сальваторе Фонтанелли, вечером – куда же подевался календарь? Понятия не имею, какое сегодня число, седьмое июля, кажется. – Он поставил черную коробочку на край стола между ними. – Синьор Фонтанелли, вы дальний родственник нашего умершего соученика Лоренцо. Насколько я припоминаю сообщения из газет, если бы он не умер незадолго до назначенного судьбоносного дня, триллионное состояние унаследовал бы он – это верно?
– Да, – медленно ответил Джон, снова чувствуя какую-то растерянность. – Это верно.
– И тут вы обнаружили в его бумагах последний номер нашего знаменито-пресловутого журнала Ritirata, а в нем первую часть статьи Лоренцо Фонтанелли о проблемах человечества, как вы мне сказали по телефону. И вы пришли сюда в редакцию, потому что ищете вторую часть этой статьи, поскольку в ней он должен был предложить решение означенных проблем. Позвольте задать вам один вопрос, синьор, не ищете ли вы в литературном наследии вашего кузена Лоренцо идеи, подсказки для правильного использования вашего сказочного состояния?
Джон посмотрел на него. Этот парень держит ухо востро и не дремлет, если кто-то попался к нему на удочку. Он указал на диктофон:
– Выключите это.
Глаза за очками непонимающе моргали, как будто на редактора газеты напал приступ дебильности.
– Синьор, это не Бог весть какое большое дело, я лишь задам несколько вопросов, а вы… – Он заметил, как Марко шевельнулся, где-то на миллиметр или около того, и быстро схватил диктофон, чтобы выключить его. – Хорошо-хорошо.
– Итак, – спросил Джон, – что же с рукописью второй части?
– М-да. Это ставит меня в поистине трудное положение, – сказал парень, чье имя Джон снова забыл. Не то Антонио, не то Лукино. – Поскольку у меня ее нет.
Джон и Марко быстро переглянулись. Потом Джон медленно произнес:
– Если это вопрос денег, я, естественно, могу быть признателен за такую услугу не слишком маленьким пожертвованием.
– Да. Да, на это я надеюсь, но, видите ли, я опубликовал первую часть, не имея в руках второй, потому что Лоренцо свято обещал, что окончание у него почти готово и что он мне его незамедлительно пришлет. В таких вещах на него всегда можно было положиться, поэтому я ничего такого не подумал. Ну, что он откусит грушу с пчелами. Никто этого не ожидал. В любом случае, второй части у меня нет. В следующем номере мы вместо нее напечатали некролог.
– Он сказал, что вышлет? – удивился Джон. – Но ведь Лоренцо ходил в эту школу, так?
– Правильно, но он никогда не спускался сюда, в редакцию. Я думаю, он что-то имел против дыма, который нужен нам для работы. Мы с ним в основном говорили по телефону, иногда на школьном дворе, а свои рукописи он мне всегда высылал. Я думаю, это давало ему дополнительное ощущение, что он писатель.
– Сколько времени прошло с тех пор, как он должен был выслать рукопись?
– Хм-м, да, погодите, последний раз я говорил с ним дня за три-четыре до его смерти, итак, я бы сказал, с тех пор минуло два месяца, округленно. Скорее даже больше.
Джон нахмурился.
– Тогда это уже не может быть в пути.
– О, так нельзя сказать, для итальянской почты невозможного нет. Мой отец послал своей первой девушке любовное письмо, так она получила его после рождения своего ребенка, совсем от другого мужчины, естественно, за которого она успела за это время выйти замуж…
– Другими словами, – перебил его Джон, – второй части этой статьи, может, и вообще нет.
Они гнались за миражом.
Проворные руки раздавили сигарету в отпиленной баночке из-под пепси-колы и мигом потянулись за новой добычей.
– Я с удовольствием еще раз все обыщу. Сколько, вы сказали, вы хотите пожертвовать в успешном случае? Миллион долларов?
– Я не называл сумму, – сказал Джон и встал. – Но я не стану скупиться. – Он протянул ему свою визитную карточку: – На случай, если вы найдете.
Ему придется передать имя этого парня в секретариат, для пополнения списка отправителей, чьи письма, нераспечатанные, должны переправляться ему. Даже если никогда не придет ни одного.
* * *
Отсюда открывался вид на мокрые крыши дождливого Гамбурга, окаймленного мутным ржавым портом. Урсула Фален села на стул для посетителей, который Вилфрид ван Делфт расчистил для нее, и ждала, пока завотделом развлечений и современной жизни иллюстрированного журнала «Штерн» найдет, куда пристроить стопку книг и кассет, которые до этого лежали на стуле.
– Какое же это мучение… – вздохнул завотделом, человек лет пятидесяти пяти с редкими светло-рыжими волосами и неожиданно подтянутой – при такой сидячей работе – фигурой. – Интересно, кто первый придумал выражение «информационный поток»? Дальновидный был человек. Пророк, я бы сказал, ясновидец. – Наконец он сдался, сложил все поверх кучи, уже громоздившейся в углу, и вернулся за свой стол. – Что хорошего было в Америке? – спросил он, сложив широкие ладони вместе.
Урсула Фален взглянула на него озадаченно.
– Откуда вы знаете, что я была в Америке?
– О, я отслеживаю вашу работу с большим интересом. – Он улыбнулся, как маг, которому удался фокус. – Не говоря уже о том, что редактор, который давал вам задание хоть и работает в другом журнале, но зарплату ему переводят с того же счета, что и мне. Таков сегодняшний издательский мир. Дракон один, голов много.
Урсула медленно кивнула. Ей все еще трудно было разобраться в этом издательском конгломерате, да и не хотелось размышлять об этом.
– Это было весьма поучительно, – сказала она. – Я могу прислать вам экземпляр своей статьи, если хотите.
Ван Делфт поднял ладони, защищаясь:
– Только не это! Ради Бога, только статьи, которые я могу напечатать.
– Вот мы и подошли к теме, – подхватила Урсула. – Я натолкнулась на нечто такое, что может стать сенсационной историей. И я хотела бы расследовать это дело.
– В последний раз вы уверяли меня, что ваш абсолютный приоритет – закончить учебу.
– Я помню.
– Ну, хорошо. Я весь внимание.
Урсула рассказала ему о встрече в самолете, изменив несколько деталей, чтобы ее не спрашивали, что она делала в Нью-Йорке, который в истории автомобилестроения не играл никакой роли.
– Я думаю, – заключила она, – с чего бы им было меня дурачить? Ведь они не знали, кто я. С другой стороны, существование такого прорицания хоть как-то могло бы объяснить, почему семья адвокатов веками верно сберегала и умножала это немыслимое состояние и почему они в конце концов действительно передали его наследнику.
Ван Делфт принялся играть ножом для писем. Он всегда делал это, когда напряженно размышлял.
– А вы уверены, что это был брат Фонтанелли?
– Абсолютно.
Он развернул свое кресло назад и стал разглядывать годовой календарь на стене, испещренный записями, такими же разноцветными, как висящий выше детсадовский рисунок его внучки.
– Вы правы, это интересно, – признал он. – Но ясно ли вам, что история должна быть неуязвимой, чтобы мы смогли ее дать?
– Абсолютно, – кивнула Урсула. Двенадцать лет назад «Штерн» нарвался на поддельные дневники Гитлера, это было фиаско, от которого журнал не оправился и до сих пор.
– При том, что случайно подслушанный в самолете разговор, – сказал ван Делфт и проехал пальцами по лезвию ножа, – не совсем то, что я понимаю под надежным источником.
– Совершенно ясно. Первым делом я поеду во Флоренцию и взгляну на оригинал завещания. Если там будут указания на то, что в этой истории что-то есть, тогда я буду искать материалы о Джакомо Фонтанелли по другим источникам… – Она замолчала, потому что ван Делфт начал посмеиваться так, будто она ляпнула какую-то идиотскую глупость.
– Милое дитя, имеете ли вы представление о том, на какую крепость вы замахнулись? Это ведь не первая попытка. Семейство Вакки наглухо закрыто для журналистов, ни с чем подобным мне не приходилось сталкиваться. Список коллег, которые вернулись из Флоренции ни с чем, растянется на несколько страниц. Я думаю, вы скорее получите разрешение сфотографировать Майкла Джексона под душем, чем проникнете к документам Вакки.
– Правда? – удивилась Урсула.
– Правда. Американские газеты уже предлагали за это миллионы. Но Вакки и сами достаточно богаты. Абсолютно ничего нельзя поделать.
Теперь настала очередь Урсулы откидываться на спинку стула и улыбаться.
– Интересно, – сказала она. – Вчера я говорила по телефону с Кристофоро Вакки и изложила ему мою просьбу. И он пригласил меня приехать. В следующий вторник. Он даже встретит меня на вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Это приз по математике, который он выиграл, – объяснила Леона, знобко обняв себя руками. – Кроме того, он получил пятьсот тысяч лир и тут же истратил их на книги. – Короткий кивок в сторону книжных полок. Джон подался вперед, пытаясь прочитать названия на корешках. Много математики, астрономии, справочник по экономике и зачитанный экземпляр «Отчета Римского клуба».
– Можно взглянуть? – попросил он.
– Да-да. Эту книгу он много читал, даже когда был еще младше. Не знаю, откуда она у него.
Джон раскрыл книгу. На каждой странице пометки на полях, отдельные фразы подчеркнуты разными цветами. Итальянский язык Джона был слишком скуден, чтобы понять содержание, но было видно, что Лоренцо уже несколько лет интересовался именно теми вопросами, с которыми он, Джон, лишь недавно столкнулся.
Вся книга была проработана с первой до последней страницы. Джон чувствовал себя опустошенным и печальным, как обманщик, который видит неотвратимость разоблачения. Произошла чудовищная ошибка. Судьба обозналась. Состояние унаследовал недостойный, неспособный воспользоваться им разумно.
Из книги выскользнула и упала на пол газетная вырезка. Джон поднял ее. На поблекшем снимке у доски, исписанной формулами и графиками, стоял мальчик лет тринадцати, держа в руках грамоту, которая теперь висела на стене в рамке, и смотрел в камеру настолько же серьезно, насколько и самоуверенно.
– Ах, так вот куда он ее засунул! – воскликнула Леона. – А я вся обыскалась. Спасибо.
Облик Лоренцо поразил Джона. Мало того, что он был так образован и умен, на снимке от него исходила уверенность в себе и решимость – свойства, о которых Джон всегда только мечтал. У него не было для этого подходящего слова. Может, суверенитет? Когда человек полностью владеет своей жизнью. Может, даже харизма?
Теперь он очень хорошо понимал, почему Вакки были так уверены в исполнении пророчества. Я только не понимаю, как они могли усмотреть истинного наследника во мне, горько думал он. Но по правде, они, может, и не усматривали ничего такого, просто у них не было выхода. В своем положении он казался себе полным идиотом. Мечтатель, как всегда говорила его мать, фантазер без цели и побуждений. И уж точно совсем не тот человек, который предполагался в прорицании. Он носил костюмы Лоренцо, ездил на машине Лоренцо, жил в его доме.
Леона открыла тяжелый секретер. Там стояла пишущая машинка, черная и маленькая, почти музейный предмет.
– Он подолгу печатал на ней. Конечно, он мечтал о компьютере, как все мальчики. Машинка досталась ему от деда. – Она погладила прибор ладонью.
– И что же он писал? – спросил Джон, скорее подчиняясь ее ожиданию этого вопроса. Сам бы он предпочел поскорее сбежать отсюда. Раствориться в воздухе. Провалиться сквозь землю.
– Да много чего. Как-нибудь я соберусь и просмотрю все его бумаги. Однажды он показывал мне пьесу. Не знаю, хороша ли она. Писал много писем, самым разным людям. И статьи в школьную газету.
– Статьи в школьную газету? – почему-то это вызвало его интерес.
– Одна была в последнем выпуске, погоди-ка… – Она просмотрела стопку тонких газетных тетрадок. – Вот.
Джон взял газету. Называлась она Ritirata. Туалет. Он просмотрел содержание. Основной материал выпуска назывался «Путь человечества в XXI век» Лоренцо Фонтанелли. Джон почувствовал, как его пульс заметался.
Это было невероятно. Статья действительно перечисляла и основательно анализировала проблемы, с которыми человечество столкнулось на пороге нового тысячелетия. И все это на десяти страницах.
– Можно, я сделаю себе копию? – спросил Джон с внезапно пересохшим ртом.
– Ты можешь взять газету. У меня есть еще несколько экземпляров. Прошу тебя, я буду рада.
– Спасибо, – хотел сказать Джон, но у него перехватило дыхание. Он долистал статью до конца и прочитал последний абзац. Потом растерянно перечитал его.
«Это целый комплекс проблем, и на первый взгляд все выглядит для нас весьма худо,
– заканчивал Лоренцо свою статью. –
Но я покажу, что за всем этим стоит всего лишь простой дефект в конструкции нашей цивилизации, в котором виноваты мы сами – и который поэтому сами же можем и устранить. Итак, не спешите с самоубийством, а лучше читайте следующий выпуск „Ritirata“!»
16
Закончив телефонный разговор, Кристофоро Вакки держал аппарат на коленях, глядя в пространство и тихо улыбаясь.
Грегорио громко откашлялся, нарушив волшебство мгновения.
Патрон еле слышно вздохнул. Молодежь пока не чувствует те тонкие силы, которые работают за кулисами кажущейся объективной действительности, думал он.
– Ты удивлен? – спросил он своего сына.
– Еще бы. Я даже спрашиваю себя, понимаешь ли ты, что делаешь.
Патрон отставил телефон в сторону.
– Настало время предать всю эту историю огласке.
– Но мы так не договаривались.
– Может, я просто не в силах устоять перед искушением поиграть с судьбой, – сказал Кристофоро Вакки.
* * *
– Ничего! – сказал Марко. – Ее здесь нет.
Джон стоял посреди стопок бумаги, как полководец среди войск, оглядывая пустые полки и распахнутые дверцы шкафов.
– А мы ничего не проглядели?
Охранник вздохнул:
– Нет.
Леона после долгих уговоров неохотно уступила им и разрешила поискать в бумагах Лоренцо вторую часть статьи.
– Но я на это время уйду, – решила она.
Джон привлек Марко, который лучше него мог читать по-итальянски, и сообща они проделали уже второй систематический просмотр всего, что было на исписанных листках. Они нашли стихи и пьесу, о которой уже упоминалось, и еще несколько прозаических текстов, списки книг, которые Лоренцо брал в разных библиотеках, сочинения на религиозные темы, конспекты учебного материала по биологии и географии, все это лежало подряд без видимой системы. Две объемистые папки были заполнены математическими исследованиями, которые Джону говорили меньше, чем ничего.
В процессе поисков они то и дело натыкались на рукописи, явно задуманные для школьной газеты – собрание цитат из учителей, задиристая критика общественных отношений и правительственных мер, высказывания о правах человека и защите животных. Только второй части статьи так и не нашлось.
– Может, он уже передал ее в редакцию, – предположил Марко, сидя на полу, как усталый медведь, и явно не испытывая желания перерывать эту кучу бумаг в третий раз.
Джон кивнул.
– Но придется еще все убрать.
* * *
Редакция школьной газеты располагалась в подвале, крошечные окна светились под потолком, так что стены целиком отводились под стеллажи, забитые бумагами, книгами, раздутыми папками и пустыми бутылками из-под пива и колы. Стулья были такие же облезлые, как и столы, экран единственного компьютера дрожал, телефон годился только в музей, а принтер издавал скрипучие звуки. И все провоняло сигаретным дымом.
Неудивительно, что парень, которого им представили как главного редактора, был щуплый, нервозный очкарик с юркими пальцами, которые неотвязно то вертели сигарету, то писали какие-то заметки.
– Какая честь, какая честь, – приветствовал он их, освободив два стула от коробок с бумагами. – Пожалуйста, садитесь, синьор Фонтанелли; к сожалению, не могу устроить вас удобнее по скромным возможностям нашей газеты; не к тому будь сказано, что мы не стали бы возражать против маленького или не очень маленького пожертвования…
Джон сел. Марко предпочел остаться у двери на ногах, скрестив руки.
– Вы так подозрительно , я бы сказал, выразились по телефону – что, кстати, пробудило во мне любопытство, должен признаться. Насколько я понял, Лоренцо Фонтанелли был вашим кузеном, верно?
– Его отец кузен моего отца, – пояснил Джон. – Я не знаю, есть ли для этого родства определение.
– А, понимаю, понимаю. Да, мне тоже ничего не приходит в голову. Но как бы то ни было, вы сказали, что ищете что-то, написанное Лоренцо… – Он извлек из-под вороха газет, конвертов и пыльной спортивной шапочки диктофон. – Вам не помешает, если я запишу наш разговор на пленку? Эксклюзивное интервью с самым богатым человеком мира могло бы повысить тираж нашей хронически стоящей на грани банкротства газеты до жизнеспособной цифры, что, признаться честно, сейчас интересовало бы меня больше всего.
Джон помедлил.
– Не знаю, что вам сказать…
Юный газетчик уже вовсю нажимал на кнопки.
– Интервью с Джоном Сальваторе Фонтанелли, вечером – куда же подевался календарь? Понятия не имею, какое сегодня число, седьмое июля, кажется. – Он поставил черную коробочку на край стола между ними. – Синьор Фонтанелли, вы дальний родственник нашего умершего соученика Лоренцо. Насколько я припоминаю сообщения из газет, если бы он не умер незадолго до назначенного судьбоносного дня, триллионное состояние унаследовал бы он – это верно?
– Да, – медленно ответил Джон, снова чувствуя какую-то растерянность. – Это верно.
– И тут вы обнаружили в его бумагах последний номер нашего знаменито-пресловутого журнала Ritirata, а в нем первую часть статьи Лоренцо Фонтанелли о проблемах человечества, как вы мне сказали по телефону. И вы пришли сюда в редакцию, потому что ищете вторую часть этой статьи, поскольку в ней он должен был предложить решение означенных проблем. Позвольте задать вам один вопрос, синьор, не ищете ли вы в литературном наследии вашего кузена Лоренцо идеи, подсказки для правильного использования вашего сказочного состояния?
Джон посмотрел на него. Этот парень держит ухо востро и не дремлет, если кто-то попался к нему на удочку. Он указал на диктофон:
– Выключите это.
Глаза за очками непонимающе моргали, как будто на редактора газеты напал приступ дебильности.
– Синьор, это не Бог весть какое большое дело, я лишь задам несколько вопросов, а вы… – Он заметил, как Марко шевельнулся, где-то на миллиметр или около того, и быстро схватил диктофон, чтобы выключить его. – Хорошо-хорошо.
– Итак, – спросил Джон, – что же с рукописью второй части?
– М-да. Это ставит меня в поистине трудное положение, – сказал парень, чье имя Джон снова забыл. Не то Антонио, не то Лукино. – Поскольку у меня ее нет.
Джон и Марко быстро переглянулись. Потом Джон медленно произнес:
– Если это вопрос денег, я, естественно, могу быть признателен за такую услугу не слишком маленьким пожертвованием.
– Да. Да, на это я надеюсь, но, видите ли, я опубликовал первую часть, не имея в руках второй, потому что Лоренцо свято обещал, что окончание у него почти готово и что он мне его незамедлительно пришлет. В таких вещах на него всегда можно было положиться, поэтому я ничего такого не подумал. Ну, что он откусит грушу с пчелами. Никто этого не ожидал. В любом случае, второй части у меня нет. В следующем номере мы вместо нее напечатали некролог.
– Он сказал, что вышлет? – удивился Джон. – Но ведь Лоренцо ходил в эту школу, так?
– Правильно, но он никогда не спускался сюда, в редакцию. Я думаю, он что-то имел против дыма, который нужен нам для работы. Мы с ним в основном говорили по телефону, иногда на школьном дворе, а свои рукописи он мне всегда высылал. Я думаю, это давало ему дополнительное ощущение, что он писатель.
– Сколько времени прошло с тех пор, как он должен был выслать рукопись?
– Хм-м, да, погодите, последний раз я говорил с ним дня за три-четыре до его смерти, итак, я бы сказал, с тех пор минуло два месяца, округленно. Скорее даже больше.
Джон нахмурился.
– Тогда это уже не может быть в пути.
– О, так нельзя сказать, для итальянской почты невозможного нет. Мой отец послал своей первой девушке любовное письмо, так она получила его после рождения своего ребенка, совсем от другого мужчины, естественно, за которого она успела за это время выйти замуж…
– Другими словами, – перебил его Джон, – второй части этой статьи, может, и вообще нет.
Они гнались за миражом.
Проворные руки раздавили сигарету в отпиленной баночке из-под пепси-колы и мигом потянулись за новой добычей.
– Я с удовольствием еще раз все обыщу. Сколько, вы сказали, вы хотите пожертвовать в успешном случае? Миллион долларов?
– Я не называл сумму, – сказал Джон и встал. – Но я не стану скупиться. – Он протянул ему свою визитную карточку: – На случай, если вы найдете.
Ему придется передать имя этого парня в секретариат, для пополнения списка отправителей, чьи письма, нераспечатанные, должны переправляться ему. Даже если никогда не придет ни одного.
* * *
Отсюда открывался вид на мокрые крыши дождливого Гамбурга, окаймленного мутным ржавым портом. Урсула Фален села на стул для посетителей, который Вилфрид ван Делфт расчистил для нее, и ждала, пока завотделом развлечений и современной жизни иллюстрированного журнала «Штерн» найдет, куда пристроить стопку книг и кассет, которые до этого лежали на стуле.
– Какое же это мучение… – вздохнул завотделом, человек лет пятидесяти пяти с редкими светло-рыжими волосами и неожиданно подтянутой – при такой сидячей работе – фигурой. – Интересно, кто первый придумал выражение «информационный поток»? Дальновидный был человек. Пророк, я бы сказал, ясновидец. – Наконец он сдался, сложил все поверх кучи, уже громоздившейся в углу, и вернулся за свой стол. – Что хорошего было в Америке? – спросил он, сложив широкие ладони вместе.
Урсула Фален взглянула на него озадаченно.
– Откуда вы знаете, что я была в Америке?
– О, я отслеживаю вашу работу с большим интересом. – Он улыбнулся, как маг, которому удался фокус. – Не говоря уже о том, что редактор, который давал вам задание хоть и работает в другом журнале, но зарплату ему переводят с того же счета, что и мне. Таков сегодняшний издательский мир. Дракон один, голов много.
Урсула медленно кивнула. Ей все еще трудно было разобраться в этом издательском конгломерате, да и не хотелось размышлять об этом.
– Это было весьма поучительно, – сказала она. – Я могу прислать вам экземпляр своей статьи, если хотите.
Ван Делфт поднял ладони, защищаясь:
– Только не это! Ради Бога, только статьи, которые я могу напечатать.
– Вот мы и подошли к теме, – подхватила Урсула. – Я натолкнулась на нечто такое, что может стать сенсационной историей. И я хотела бы расследовать это дело.
– В последний раз вы уверяли меня, что ваш абсолютный приоритет – закончить учебу.
– Я помню.
– Ну, хорошо. Я весь внимание.
Урсула рассказала ему о встрече в самолете, изменив несколько деталей, чтобы ее не спрашивали, что она делала в Нью-Йорке, который в истории автомобилестроения не играл никакой роли.
– Я думаю, – заключила она, – с чего бы им было меня дурачить? Ведь они не знали, кто я. С другой стороны, существование такого прорицания хоть как-то могло бы объяснить, почему семья адвокатов веками верно сберегала и умножала это немыслимое состояние и почему они в конце концов действительно передали его наследнику.
Ван Делфт принялся играть ножом для писем. Он всегда делал это, когда напряженно размышлял.
– А вы уверены, что это был брат Фонтанелли?
– Абсолютно.
Он развернул свое кресло назад и стал разглядывать годовой календарь на стене, испещренный записями, такими же разноцветными, как висящий выше детсадовский рисунок его внучки.
– Вы правы, это интересно, – признал он. – Но ясно ли вам, что история должна быть неуязвимой, чтобы мы смогли ее дать?
– Абсолютно, – кивнула Урсула. Двенадцать лет назад «Штерн» нарвался на поддельные дневники Гитлера, это было фиаско, от которого журнал не оправился и до сих пор.
– При том, что случайно подслушанный в самолете разговор, – сказал ван Делфт и проехал пальцами по лезвию ножа, – не совсем то, что я понимаю под надежным источником.
– Совершенно ясно. Первым делом я поеду во Флоренцию и взгляну на оригинал завещания. Если там будут указания на то, что в этой истории что-то есть, тогда я буду искать материалы о Джакомо Фонтанелли по другим источникам… – Она замолчала, потому что ван Делфт начал посмеиваться так, будто она ляпнула какую-то идиотскую глупость.
– Милое дитя, имеете ли вы представление о том, на какую крепость вы замахнулись? Это ведь не первая попытка. Семейство Вакки наглухо закрыто для журналистов, ни с чем подобным мне не приходилось сталкиваться. Список коллег, которые вернулись из Флоренции ни с чем, растянется на несколько страниц. Я думаю, вы скорее получите разрешение сфотографировать Майкла Джексона под душем, чем проникнете к документам Вакки.
– Правда? – удивилась Урсула.
– Правда. Американские газеты уже предлагали за это миллионы. Но Вакки и сами достаточно богаты. Абсолютно ничего нельзя поделать.
Теперь настала очередь Урсулы откидываться на спинку стула и улыбаться.
– Интересно, – сказала она. – Вчера я говорила по телефону с Кристофоро Вакки и изложила ему мою просьбу. И он пригласил меня приехать. В следующий вторник. Он даже встретит меня на вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80