Есть в Европе множество настоящих старых замков, и какие-то из них, бывает, продаются, вы это знали? Естественно, придется вложить еще несколько миллионов, прежде чем они приобретут достойный вид, но это уже не проблема. Другой возможностью было бы приобретение футбольного клуба или чего-то в этом роде – вы еще пока не думали об этом? Тогда можно будет покупать и продавать за многие миллионы игроков и добиваться удовлетворения, все выше поднимаясь по турнирной таблице. Или начать формировать коллекцию – старинные картины, писанные маслом, например Ван Гог, Пикассо, Моне. Или ценные украшения. Антиквариат. Тут приключение – не только поиск и покупка, но и устройство подходящих сейфов, заключение страховых сделок и так далее, все это поможет вам держаться в тонусе. – Он замолк. – Нужны вам еще какие-нибудь подсказки?
Джон потирал переносицу. Он устал.
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– Чтобы привлечь ваше внимание к тому, что вы достаточно богаты, чтобы весь остаток жизни покупать какие-нибудь побрякушки. Но тем самым, – продолжал он, – вы только отдалитесь от предсказания Джакомо Фонтанелли.
– Вы звоните мне в полночь, чтобы сказать это?
– Раньше вас не было, а кто-то ведь должен вам это сказать.
– Для чего вся эта игра в прятки? Почему вы мне не скажете, кто вы?
Мгновение тишины.
– Поверьте мне, однажды вы поймете, что я не мог действовать иначе, – пообещал незнакомец. – При условии, что однажды мы встретимся, и я вам все объясню. Если нет, то вы всю жизнь будете задаваться вопросом, что же я мог вам сказать.
– Что все это значит?
– Ведь вы переезжаете, так? Я хочу, чтобы вы дали мне ваш будущий номер телефона.
Джон почувствовал, как трубка в его руке стала влажной. Сейчас у него была хорошая возможность отвязаться от незнакомца. Достаточно сказать ему неправильный номер. Очень просто.
– Вы должны знать еще одну вещь, Джон, – продолжал низкий голос из ниоткуда. – Я человек, который знает о вас больше, чем вы сами. Я знаю, в чем состоит ваша истинная задача, и знаю, как с нею справиться. Вы можете сейчас порвать со мной контакт, если абсолютно уверены, что вам ни о чем не придется меня спрашивать.
Больше он ничего не добавил. Наступила тишина, которая длилась бесконечно долго.
Джон смотрел в пустоту перед собой, ничего не видел и не знал, что ему делать. Конечно, это был просто ловкий прием, но… с другой стороны… Он ведь может в любой момент сменить номер телефона, если ему это осточертеет.
Он выдвинул ящик ночного столика. Первым ему под руку подвернулось письмо из колледжа Хопкинса, потом просительное письмо, в котором речь шла об исчезновении видов. Его он прихватил с собой, видимо, по недосмотру. Наконец он нашел и конверт с уведомлением от Телекома.
– Итак, – сказал он и откашлялся, чтобы вернуть себе голос, – мой новый номер – записывайте…
* * *
Эдуардо подбил его на следующий выход в море на яхте, и когда прибыл к назначенному времени на пристань Портесето, с ним была девушка.
– Константина Вольпе, – представил он ее, – мы вместе учились. Надеюсь, тебе не очень помешает, что я пригласил ее поехать с нами?
Джон уставился на Эдуардо, в ухмылке которого отчетливо читались своднические намерения, потом посмотрел на женщину. Она решительно заслуживала интереса. С трудом верилось, что Эдуардо водится с такими женщинами. С трудом верилось, что такие женщины изучают юриспруденцию вместо того, чтобы сразу стать богатыми и знаменитыми топ-моделями. У Константины были длинные черные волосы, которые морской ветер постоянно задувал ей на лицо с зелеными большими глазами и неправдоподобными губами. И фигура вполне подходила для того, чтобы отключить рассудок здорового мужчины. Джону пришлось откашляться, прежде чем он смог что-нибудь сказать, но и сказать он смог только беспомощное «Добро пожаловать на борт» да неуклюжее «Очень рад познакомиться».
И у всего экипажа глаза на лоб полезли. Стюард, сервируя шампанское для знакомства, не мог отвести от нее взгляда. Капитан лично покинул рубку, чтобы ее приветствовать.
Madame Constantino, повторял он; при этом он, как показалось Джону, больше обычного припадал на свой французский акцент.
«Прорицание» вышло в море и встало на якорь в устье бухты Портесето, в живописной близости к скалистому мысу, на котором гнездились чайки. На корме смонтировали трап для купания, водяную горку и трамплин, и день отдыха на море начался.
Каюта Джона была в самом носу судна, и путь оттуда был самый долгий. Поэтому, выйдя на купальную палубу, он не удивился, что Константина уже сидела на полотенце в миниатюрном черном бикини и втирала в кожу крем. Его скорее удивило, где пропадает Эдуардо.
– Не будете ли вы так любезны намазать мне спину? – попросила она, так вскинув взгляд, что он снова превратился в неловкого подростка-школьника.
– Да, конечно. – Его ли это голос? А, была не была. Он взял из ее рук тюбик и приступил к исполнению, размазывая ей по спине белую массу.
– Пожалуйста, и под бретельками тоже, – подала она голос и предложила: – Может, расстегнуть?
– Не надо, – поспешно заверил Джон. – Я справлюсь и так.
У него пресекалось дыхание, когда он скользящими руками заезжал ей под лифчик. Как далеко он может зайти по бокам, чтобы добраться до груди? И куда вообще запропастился этот Эдуардо? Солнце припекало, на лучистой белой палубе все плавилось, запах ее кожи смешивался с ароматом крема.
– Спасибо, – закончила она процедуру. – Теперь давайте я вас.
Джон был рад, что лежал на животе, когда она оглаживала его спину. Ему пришлось еще довольно долго оставаться на животе и после того, как она закончила втирать крем. К счастью, наконец-то появился Эдуардо и отвлек ее внимание.
Вначале они спустились к воде по трапу, медленно и осторожно, потому что вода была холодная. При погружении захватывало дух, но потом все было великолепно – плавать, чувствовать под собой глубину, бескрайнюю даль вокруг и огромный, сияющий корабль под боком.
Они скатывались по горке в воду, с визгом и воплями, как маленькие дети, а Эдуардо отважился прыгнуть вниз головой с трамплина.
Потом, усталые и остывшие, они лежали на жаркой купальной палубе на полотенцах. Корабль покачивался на волнах, и их убаюкало до блаженной дремы. Солнце согревало и пронизывало кожу. Все утратило свое значение – и огромное состояние, и пророчество, не осталось ничего, кроме этого дня, дрожащего зноя и криков чаек в бесконечной синеве.
– У нас на борту есть и водные лыжи, – встрепенулся Эдуардо. – Кто-нибудь хочет покататься на водных лыжах?
– Нет, спасибо, – сонно пролепетала Константина. – Обо мне не беспокойтесь.
– Я тоже нет, – проворчал Джон, который никогда в жизни не катался на водных лыжах и до этого мгновения даже никогда о них не думал.
– Вы сами не знаете, что теряете, – ответил Эдуардо и поднялся.
Его идея привела в движение всю команду и разогнала тишину и спокойствие. На воду спустили шлюпку, достали лыжи, закрепили фал, и вскоре лодка понеслась по волнам, а Эдуардо на лыжах вслед за ней.
– Значит, вы тоже адвокат? – спросил Джон, пытаясь начать беседу, раз уж они остались одни.
Константина отвела со лба волосы и улыбнулась.
– Чтобы быть точной, я работаю референтом в прокуратуре. Я подозреваю, что Эдуардо поддерживает со мной контакт ради информации из вражеского лагеря.
Это подозрение Джон не очень разделял, но ничего не сказал, потому что ничего умного не пришло ему в голову.
– Красивый корабль, – сказала Константина.
– Да, – кивнул Джон. – Это правда.
– И хорошо тут валяться, когда все море в твоем распоряжении.
– Да. – Он сам себе уже казался идиотом.
Как будто специально ему на выручку явился стюард с телефонной трубкой:
– Просят к телефону синьора Вакки.
Они вскочили, маша руками и крича, и шлюпка вскоре причалила. Эдуардо, казалось, уже знал, в чем дело, потому что взял трубку с самым безмятежным выражением лица.
– Pronto! – сказал он и некоторое время слушал. – И где он сейчас? Да. Понял. Нет, ничего не предпринимайте. Я приеду немедленно.
– Какая жалость, – сказал он им, отдав трубку стюарду, – придется ехать во Флоренцию. Один из немногих случаев, да что там, единственный… с освобождением под залог и так далее… Я должен немедленно вмешаться.
– Как жалко уезжать! – воскликнула Константина. – Когда здесь так хорошо!..
– Нет, нет, вы, конечно, оставайтесь здесь, – поспешно ответил Эдуардо. – Меня отвезут в Портесето на шлюпке, это недалеко. Я только оденусь.
И он прошлепал мокрыми ступнями в салон, а Джон недоверчиво смотрел ему вслед. Все произошло слишком уж отрепетированно. Этот пройдоха…
– Все подстроено! – прошипел он Эдуардо.
Тот осклабился:
– Тс-с! Будь же гостеприимным хозяином!..
Шлюпка умчалась в сторону берега, и Джон смотрел ей вслед со странным ощущением в чреслах, будто они уже больше него знали о том, что произойдет.
Он снова сел на свое полотенце, избегая смотреть в сторону Константины. Она тоже села, оперлась на локоть, и ее налитые груди показались во всей своей красе.
– Жарковато здесь, на солнцепеке, вы не находите? – спросила она нежным голосом, который никак не мог принадлежать будущему прокурору.
– Да, – сказал он глухо. – Жарковато.
– Может, спустимся вниз?
– Если хотите…
В салоне было приятно прохладно и благодатно сумеречно после слепящего солнечного света.
– Может, покажете мне корабль? – попросила Константина.
– Да, с удовольствием. Что бы вы хотели увидеть? – спросил Джон, думая о рубке, машинном отделении или о камбузе.
Константина подняла на него свои большие глаза.
– Я бы хотела взглянуть, как выглядит ваша каюта.
Вон оно как. Джон только кивнул и пошел впереди. Его каюта. Его коллекция марок. Неужто его можно так запросто свести с кем угодно?
Они шли по длинному коридору, по коврам, под позолоченными светильниками. Все оплачено деньгами, которые делают его таким сексуально привлекательным.
Но, может, все это ему лишь почудилось? Мужчины ведь предрасположены в отношении женщины видеть то, что они хотят видеть, а?
– Это здесь, – сказал он и открыл дверь.
– С ума сойти, – ахнула она и огляделась, повернулась вокруг своей оси, чтобы полюбоваться обстановкой, драгоценными стенными шкафами, потолком, обтянутым кожей, искусным рассеянным освещением. – И круглая кровать! – Она опустилась на нее, на эту безумную, огромную кровать, похожую на лужайку для игр какого-нибудь арабского владыки, по-кошачьи изогнулась на шелковом покрывале, и у Джона отвисла челюсть.
Она замерла, подняла голову, зафиксировала его своим загадочным взглядом, потянулась руками за спину, расстегнула и сняла верхнюю часть купальника.
Джон неотрывно смотрел на нее. Каждая клетка его тела горела, прокаленная солнцем. Или от желания? Трудно различить. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз спал с женщиной? Много. Месяцы.
– Что… – начал он, облизнул губы, снова начал, пересохшим, еле слышным голосом: – Что вы делаете?..
Она не сводила с него пристального взгляда, потом упала навзничь, стянула свои трусики – через бедра, через колени, через лодыжки.
Джон чувствовал, как колотится его сердце, как бьется кровь – в жилах, в голове, в его мужских частях, и голос, который кричал ему, что все это сговор, сводничество, был едва слышен в гуле крови и стуке сердца. Она лежала, простершись, длинноногая, длинноволосая, нагая, желанная. К черту Эдуардо со всем его мухлежом. К черту! Все это шито белыми нитками, подстроено, обговорено. И как она прогнулась в спине, как кошка. И как он на нее смотрел. Как она пахла солнцем, морской солью, солнечным кремом. И как она блестела там, где раскрылись ее ноги…
К черту все сомнения и рассуждения, думал Джон, тоже стягивая с себя плавки.
13
Ему снилось, что его кровать покачивается, и когда он очнулся со слипшимися глазами, она продолжала покачиваться. Его большая, круглая кровать. Джон приподнялся и сообразил, что он все еще на корабле. И обнаженная рука рядом с ним, и черные волосы, которые расползлись по белым шелковым простыням, как щупальца осьминога, доказывали ему, что все это был вовсе не сон.
Она проснулась оттого, что он привстал, и посмотрела на него своими бездонными зелеными глазами.
– Buongiorno, – пролепетала она заспанным голоском.
– Buongiorno, – скупо ответил Джон, все еще не придя в себя. Он повернулся на бок, взял телефон, лежавший на изголовье кровати, и набрал номер рубки. – Броссар, где мы? – спросил он.
– Все там же, где вчера встали на якорь, сэр, – ответил капитан. Почудилось Джону или действительно голос француза звучал отчетливо уважительнее, чем до этого?
«Это оттого, что я спал с Константиной», – промелькнуло в голове Джона. Она приподнялась на локте, и грудь ее опять предстала в наивыгоднейшем свете. От нее захватывало дух. Она вся была приглашение повторить волшебство вчерашнего вечера, зарыться в нее до полного растворения и изнеможения. Он мог это сделать. И почему бы нет? Здесь было его царство, здесь он был неограниченный владыка, здесь происходило то, чего хотел он.
– Броссар?
– Да, сэр?
Его язык еле повернулся, чтобы совершить предательство всех желаний его собственного тела.
– Возвращаемся в Портесето.
– Как вам будет угодно, сэр.
На лице Константины отразилось недоумение, почти боль, когда он положил трубку.
– Я тебе не нравлюсь? – тихо спросила она. Ее грудь слегка качнулась в сторону, отчего все тело Джона вожделенно содрогнулось. Ему пришлось отвернуться.
– Нравишься, – глухо сказал он. – Ты безумно сексуальная и волнуешь меня больше, чем любая другая женщина, которую я когда-либо видел. Проблема лишь в том, – продолжал он, снова повернувшись и глядя ей в глаза, – что я не люблю тебя.
Она подняла брови.
– Я не люблю тебя, – повторил он. – Нисколько. Вчера все было прекрасно, умопомрачительно, но сегодня утром я проснулся с чувством, что сделал что-то не то. А я не хочу просыпаться с таким чувством, тебе это понятно?
Константина натянула простыню себе на грудь и кивнула.
– Да. – Она изучающее смотрела ему в лицо. – Я не знала, что есть мужчины, для которых это важно.
Джон вздохнул:
– Я тоже обнаружил это только сегодня.
* * *
Переезд проходил без сучка и задоринки. Джону пришлось лишь уложить сумку со своими документами и бумагами, об остальном позаботились перевозчики. Он простился со всеми, выслушал несколько добрых напутствий патрона, сердечные пожелания от Альберто, не такие сердечные, но несомненно искренние – от Грегорио, а Эдуардо его и так сопровождал, чтобы организовать вечеринку в честь новоселья. По дороге он пообещал его как следует поколотить, если он еще раз устроит что-нибудь подобное с Константиной.
Вооруженные охранники с собаками тоже переехали в Портесето и учинили там тревогу среди персонала, занятого подготовкой к вечеринке. Архитекторша, ожидавшая его у входа, тоже нервничала из-за того, что сдавала ему готовый объект. Во время обхода виллы она так прижимала к себе свою папку с документами, будто в ней был стимулятор ее сердца.
Джон велел показать ему все, и все ему нравилось. Плавательный бассейн на нижнем этаже, из которого было видно море, сообщался через подвижную разделительную стенку с ванной-джакузи. Многочисленные комнаты для гостей были оформлены по-разному: одна в английском колониальном стиле, другая представляла собой композицию из современного итальянского дизайна, следующая являлась студией в дальневосточном стиле дзен. Кухня сверкала новейшими приборами из нержавеющей стали, из столовой не хотелось выходить, а салон с волшебным видом был как сновидение. Было почти слышно, как у архитекторши с каждым одобрительным кивком хозяина падал с сердца очередной камень.
После того как он поставил свою подпись на акте приема работ и архитекторша распрощалась, появился Джереми и сказал, что сейчас, если это не противоречит его планам на сегодня, он, Джереми, мог бы представить ему весь персонал виллы.
– Не противоречит, – кивнул Джон.
Джереми был настоящий английский дворецкий. Собственно, он был испанец – по паспорту он значился не Джереми, а Джавьер, – но поскольку он закончил Ivor Spencer International School for Butler Administrators, он был больше британцем, чем сам герцог Эдинбургский. Нашел его Эдуардо, и тот произвел на Джона такое впечатление, что ему было доверено набрать остальной персонал по своему усмотрению, ведь все равно им придется работать под его началом.
Джон познакомился со всеми. Густав, французский повар, обладал заразительно хорошим настроением; София, экономка, происходила из Неаполя и до сих пор работала только в высокородных домах, это она подчеркнула; Франциска, горничная, бледное миниатюрное создание, едва осмеливалась поднять на него глаза, а улыбнуться рисковала не дольше, чем на одну секунду;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Джон потирал переносицу. Он устал.
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– Чтобы привлечь ваше внимание к тому, что вы достаточно богаты, чтобы весь остаток жизни покупать какие-нибудь побрякушки. Но тем самым, – продолжал он, – вы только отдалитесь от предсказания Джакомо Фонтанелли.
– Вы звоните мне в полночь, чтобы сказать это?
– Раньше вас не было, а кто-то ведь должен вам это сказать.
– Для чего вся эта игра в прятки? Почему вы мне не скажете, кто вы?
Мгновение тишины.
– Поверьте мне, однажды вы поймете, что я не мог действовать иначе, – пообещал незнакомец. – При условии, что однажды мы встретимся, и я вам все объясню. Если нет, то вы всю жизнь будете задаваться вопросом, что же я мог вам сказать.
– Что все это значит?
– Ведь вы переезжаете, так? Я хочу, чтобы вы дали мне ваш будущий номер телефона.
Джон почувствовал, как трубка в его руке стала влажной. Сейчас у него была хорошая возможность отвязаться от незнакомца. Достаточно сказать ему неправильный номер. Очень просто.
– Вы должны знать еще одну вещь, Джон, – продолжал низкий голос из ниоткуда. – Я человек, который знает о вас больше, чем вы сами. Я знаю, в чем состоит ваша истинная задача, и знаю, как с нею справиться. Вы можете сейчас порвать со мной контакт, если абсолютно уверены, что вам ни о чем не придется меня спрашивать.
Больше он ничего не добавил. Наступила тишина, которая длилась бесконечно долго.
Джон смотрел в пустоту перед собой, ничего не видел и не знал, что ему делать. Конечно, это был просто ловкий прием, но… с другой стороны… Он ведь может в любой момент сменить номер телефона, если ему это осточертеет.
Он выдвинул ящик ночного столика. Первым ему под руку подвернулось письмо из колледжа Хопкинса, потом просительное письмо, в котором речь шла об исчезновении видов. Его он прихватил с собой, видимо, по недосмотру. Наконец он нашел и конверт с уведомлением от Телекома.
– Итак, – сказал он и откашлялся, чтобы вернуть себе голос, – мой новый номер – записывайте…
* * *
Эдуардо подбил его на следующий выход в море на яхте, и когда прибыл к назначенному времени на пристань Портесето, с ним была девушка.
– Константина Вольпе, – представил он ее, – мы вместе учились. Надеюсь, тебе не очень помешает, что я пригласил ее поехать с нами?
Джон уставился на Эдуардо, в ухмылке которого отчетливо читались своднические намерения, потом посмотрел на женщину. Она решительно заслуживала интереса. С трудом верилось, что Эдуардо водится с такими женщинами. С трудом верилось, что такие женщины изучают юриспруденцию вместо того, чтобы сразу стать богатыми и знаменитыми топ-моделями. У Константины были длинные черные волосы, которые морской ветер постоянно задувал ей на лицо с зелеными большими глазами и неправдоподобными губами. И фигура вполне подходила для того, чтобы отключить рассудок здорового мужчины. Джону пришлось откашляться, прежде чем он смог что-нибудь сказать, но и сказать он смог только беспомощное «Добро пожаловать на борт» да неуклюжее «Очень рад познакомиться».
И у всего экипажа глаза на лоб полезли. Стюард, сервируя шампанское для знакомства, не мог отвести от нее взгляда. Капитан лично покинул рубку, чтобы ее приветствовать.
Madame Constantino, повторял он; при этом он, как показалось Джону, больше обычного припадал на свой французский акцент.
«Прорицание» вышло в море и встало на якорь в устье бухты Портесето, в живописной близости к скалистому мысу, на котором гнездились чайки. На корме смонтировали трап для купания, водяную горку и трамплин, и день отдыха на море начался.
Каюта Джона была в самом носу судна, и путь оттуда был самый долгий. Поэтому, выйдя на купальную палубу, он не удивился, что Константина уже сидела на полотенце в миниатюрном черном бикини и втирала в кожу крем. Его скорее удивило, где пропадает Эдуардо.
– Не будете ли вы так любезны намазать мне спину? – попросила она, так вскинув взгляд, что он снова превратился в неловкого подростка-школьника.
– Да, конечно. – Его ли это голос? А, была не была. Он взял из ее рук тюбик и приступил к исполнению, размазывая ей по спине белую массу.
– Пожалуйста, и под бретельками тоже, – подала она голос и предложила: – Может, расстегнуть?
– Не надо, – поспешно заверил Джон. – Я справлюсь и так.
У него пресекалось дыхание, когда он скользящими руками заезжал ей под лифчик. Как далеко он может зайти по бокам, чтобы добраться до груди? И куда вообще запропастился этот Эдуардо? Солнце припекало, на лучистой белой палубе все плавилось, запах ее кожи смешивался с ароматом крема.
– Спасибо, – закончила она процедуру. – Теперь давайте я вас.
Джон был рад, что лежал на животе, когда она оглаживала его спину. Ему пришлось еще довольно долго оставаться на животе и после того, как она закончила втирать крем. К счастью, наконец-то появился Эдуардо и отвлек ее внимание.
Вначале они спустились к воде по трапу, медленно и осторожно, потому что вода была холодная. При погружении захватывало дух, но потом все было великолепно – плавать, чувствовать под собой глубину, бескрайнюю даль вокруг и огромный, сияющий корабль под боком.
Они скатывались по горке в воду, с визгом и воплями, как маленькие дети, а Эдуардо отважился прыгнуть вниз головой с трамплина.
Потом, усталые и остывшие, они лежали на жаркой купальной палубе на полотенцах. Корабль покачивался на волнах, и их убаюкало до блаженной дремы. Солнце согревало и пронизывало кожу. Все утратило свое значение – и огромное состояние, и пророчество, не осталось ничего, кроме этого дня, дрожащего зноя и криков чаек в бесконечной синеве.
– У нас на борту есть и водные лыжи, – встрепенулся Эдуардо. – Кто-нибудь хочет покататься на водных лыжах?
– Нет, спасибо, – сонно пролепетала Константина. – Обо мне не беспокойтесь.
– Я тоже нет, – проворчал Джон, который никогда в жизни не катался на водных лыжах и до этого мгновения даже никогда о них не думал.
– Вы сами не знаете, что теряете, – ответил Эдуардо и поднялся.
Его идея привела в движение всю команду и разогнала тишину и спокойствие. На воду спустили шлюпку, достали лыжи, закрепили фал, и вскоре лодка понеслась по волнам, а Эдуардо на лыжах вслед за ней.
– Значит, вы тоже адвокат? – спросил Джон, пытаясь начать беседу, раз уж они остались одни.
Константина отвела со лба волосы и улыбнулась.
– Чтобы быть точной, я работаю референтом в прокуратуре. Я подозреваю, что Эдуардо поддерживает со мной контакт ради информации из вражеского лагеря.
Это подозрение Джон не очень разделял, но ничего не сказал, потому что ничего умного не пришло ему в голову.
– Красивый корабль, – сказала Константина.
– Да, – кивнул Джон. – Это правда.
– И хорошо тут валяться, когда все море в твоем распоряжении.
– Да. – Он сам себе уже казался идиотом.
Как будто специально ему на выручку явился стюард с телефонной трубкой:
– Просят к телефону синьора Вакки.
Они вскочили, маша руками и крича, и шлюпка вскоре причалила. Эдуардо, казалось, уже знал, в чем дело, потому что взял трубку с самым безмятежным выражением лица.
– Pronto! – сказал он и некоторое время слушал. – И где он сейчас? Да. Понял. Нет, ничего не предпринимайте. Я приеду немедленно.
– Какая жалость, – сказал он им, отдав трубку стюарду, – придется ехать во Флоренцию. Один из немногих случаев, да что там, единственный… с освобождением под залог и так далее… Я должен немедленно вмешаться.
– Как жалко уезжать! – воскликнула Константина. – Когда здесь так хорошо!..
– Нет, нет, вы, конечно, оставайтесь здесь, – поспешно ответил Эдуардо. – Меня отвезут в Портесето на шлюпке, это недалеко. Я только оденусь.
И он прошлепал мокрыми ступнями в салон, а Джон недоверчиво смотрел ему вслед. Все произошло слишком уж отрепетированно. Этот пройдоха…
– Все подстроено! – прошипел он Эдуардо.
Тот осклабился:
– Тс-с! Будь же гостеприимным хозяином!..
Шлюпка умчалась в сторону берега, и Джон смотрел ей вслед со странным ощущением в чреслах, будто они уже больше него знали о том, что произойдет.
Он снова сел на свое полотенце, избегая смотреть в сторону Константины. Она тоже села, оперлась на локоть, и ее налитые груди показались во всей своей красе.
– Жарковато здесь, на солнцепеке, вы не находите? – спросила она нежным голосом, который никак не мог принадлежать будущему прокурору.
– Да, – сказал он глухо. – Жарковато.
– Может, спустимся вниз?
– Если хотите…
В салоне было приятно прохладно и благодатно сумеречно после слепящего солнечного света.
– Может, покажете мне корабль? – попросила Константина.
– Да, с удовольствием. Что бы вы хотели увидеть? – спросил Джон, думая о рубке, машинном отделении или о камбузе.
Константина подняла на него свои большие глаза.
– Я бы хотела взглянуть, как выглядит ваша каюта.
Вон оно как. Джон только кивнул и пошел впереди. Его каюта. Его коллекция марок. Неужто его можно так запросто свести с кем угодно?
Они шли по длинному коридору, по коврам, под позолоченными светильниками. Все оплачено деньгами, которые делают его таким сексуально привлекательным.
Но, может, все это ему лишь почудилось? Мужчины ведь предрасположены в отношении женщины видеть то, что они хотят видеть, а?
– Это здесь, – сказал он и открыл дверь.
– С ума сойти, – ахнула она и огляделась, повернулась вокруг своей оси, чтобы полюбоваться обстановкой, драгоценными стенными шкафами, потолком, обтянутым кожей, искусным рассеянным освещением. – И круглая кровать! – Она опустилась на нее, на эту безумную, огромную кровать, похожую на лужайку для игр какого-нибудь арабского владыки, по-кошачьи изогнулась на шелковом покрывале, и у Джона отвисла челюсть.
Она замерла, подняла голову, зафиксировала его своим загадочным взглядом, потянулась руками за спину, расстегнула и сняла верхнюю часть купальника.
Джон неотрывно смотрел на нее. Каждая клетка его тела горела, прокаленная солнцем. Или от желания? Трудно различить. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз спал с женщиной? Много. Месяцы.
– Что… – начал он, облизнул губы, снова начал, пересохшим, еле слышным голосом: – Что вы делаете?..
Она не сводила с него пристального взгляда, потом упала навзничь, стянула свои трусики – через бедра, через колени, через лодыжки.
Джон чувствовал, как колотится его сердце, как бьется кровь – в жилах, в голове, в его мужских частях, и голос, который кричал ему, что все это сговор, сводничество, был едва слышен в гуле крови и стуке сердца. Она лежала, простершись, длинноногая, длинноволосая, нагая, желанная. К черту Эдуардо со всем его мухлежом. К черту! Все это шито белыми нитками, подстроено, обговорено. И как она прогнулась в спине, как кошка. И как он на нее смотрел. Как она пахла солнцем, морской солью, солнечным кремом. И как она блестела там, где раскрылись ее ноги…
К черту все сомнения и рассуждения, думал Джон, тоже стягивая с себя плавки.
13
Ему снилось, что его кровать покачивается, и когда он очнулся со слипшимися глазами, она продолжала покачиваться. Его большая, круглая кровать. Джон приподнялся и сообразил, что он все еще на корабле. И обнаженная рука рядом с ним, и черные волосы, которые расползлись по белым шелковым простыням, как щупальца осьминога, доказывали ему, что все это был вовсе не сон.
Она проснулась оттого, что он привстал, и посмотрела на него своими бездонными зелеными глазами.
– Buongiorno, – пролепетала она заспанным голоском.
– Buongiorno, – скупо ответил Джон, все еще не придя в себя. Он повернулся на бок, взял телефон, лежавший на изголовье кровати, и набрал номер рубки. – Броссар, где мы? – спросил он.
– Все там же, где вчера встали на якорь, сэр, – ответил капитан. Почудилось Джону или действительно голос француза звучал отчетливо уважительнее, чем до этого?
«Это оттого, что я спал с Константиной», – промелькнуло в голове Джона. Она приподнялась на локте, и грудь ее опять предстала в наивыгоднейшем свете. От нее захватывало дух. Она вся была приглашение повторить волшебство вчерашнего вечера, зарыться в нее до полного растворения и изнеможения. Он мог это сделать. И почему бы нет? Здесь было его царство, здесь он был неограниченный владыка, здесь происходило то, чего хотел он.
– Броссар?
– Да, сэр?
Его язык еле повернулся, чтобы совершить предательство всех желаний его собственного тела.
– Возвращаемся в Портесето.
– Как вам будет угодно, сэр.
На лице Константины отразилось недоумение, почти боль, когда он положил трубку.
– Я тебе не нравлюсь? – тихо спросила она. Ее грудь слегка качнулась в сторону, отчего все тело Джона вожделенно содрогнулось. Ему пришлось отвернуться.
– Нравишься, – глухо сказал он. – Ты безумно сексуальная и волнуешь меня больше, чем любая другая женщина, которую я когда-либо видел. Проблема лишь в том, – продолжал он, снова повернувшись и глядя ей в глаза, – что я не люблю тебя.
Она подняла брови.
– Я не люблю тебя, – повторил он. – Нисколько. Вчера все было прекрасно, умопомрачительно, но сегодня утром я проснулся с чувством, что сделал что-то не то. А я не хочу просыпаться с таким чувством, тебе это понятно?
Константина натянула простыню себе на грудь и кивнула.
– Да. – Она изучающее смотрела ему в лицо. – Я не знала, что есть мужчины, для которых это важно.
Джон вздохнул:
– Я тоже обнаружил это только сегодня.
* * *
Переезд проходил без сучка и задоринки. Джону пришлось лишь уложить сумку со своими документами и бумагами, об остальном позаботились перевозчики. Он простился со всеми, выслушал несколько добрых напутствий патрона, сердечные пожелания от Альберто, не такие сердечные, но несомненно искренние – от Грегорио, а Эдуардо его и так сопровождал, чтобы организовать вечеринку в честь новоселья. По дороге он пообещал его как следует поколотить, если он еще раз устроит что-нибудь подобное с Константиной.
Вооруженные охранники с собаками тоже переехали в Портесето и учинили там тревогу среди персонала, занятого подготовкой к вечеринке. Архитекторша, ожидавшая его у входа, тоже нервничала из-за того, что сдавала ему готовый объект. Во время обхода виллы она так прижимала к себе свою папку с документами, будто в ней был стимулятор ее сердца.
Джон велел показать ему все, и все ему нравилось. Плавательный бассейн на нижнем этаже, из которого было видно море, сообщался через подвижную разделительную стенку с ванной-джакузи. Многочисленные комнаты для гостей были оформлены по-разному: одна в английском колониальном стиле, другая представляла собой композицию из современного итальянского дизайна, следующая являлась студией в дальневосточном стиле дзен. Кухня сверкала новейшими приборами из нержавеющей стали, из столовой не хотелось выходить, а салон с волшебным видом был как сновидение. Было почти слышно, как у архитекторши с каждым одобрительным кивком хозяина падал с сердца очередной камень.
После того как он поставил свою подпись на акте приема работ и архитекторша распрощалась, появился Джереми и сказал, что сейчас, если это не противоречит его планам на сегодня, он, Джереми, мог бы представить ему весь персонал виллы.
– Не противоречит, – кивнул Джон.
Джереми был настоящий английский дворецкий. Собственно, он был испанец – по паспорту он значился не Джереми, а Джавьер, – но поскольку он закончил Ivor Spencer International School for Butler Administrators, он был больше британцем, чем сам герцог Эдинбургский. Нашел его Эдуардо, и тот произвел на Джона такое впечатление, что ему было доверено набрать остальной персонал по своему усмотрению, ведь все равно им придется работать под его началом.
Джон познакомился со всеми. Густав, французский повар, обладал заразительно хорошим настроением; София, экономка, происходила из Неаполя и до сих пор работала только в высокородных домах, это она подчеркнула; Франциска, горничная, бледное миниатюрное создание, едва осмеливалась поднять на него глаза, а улыбнуться рисковала не дольше, чем на одну секунду;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80