А во-вторых, Лейн знал, что каждый день в четыре часа из Филадельфии есть прямой рейс на Сент-Томас. И это его путь к свободе.
У Фаринхолта на него в общем-то ничего нет, по крайней мере, пока. Вместе с тем Лейн отдавал себе отчет в том, что Фаринхолт постарается перехватить его так или иначе, ибо у старика есть нюх и он чует: что-то здесь не так. Законных оснований задержать его нет, но у старика есть друзья, умеющие убеждать. По крайней мере, до Лейна доходили такие слухи.
А хуже всего то, что он и представления не имеет, зачем людям, которые дали ему полмиллиона, понадобилось, чтобы он убедил «Лоудстар» вложить деньги президента в «Пенн-мар». Быть может, акулы-ростовщики каким-то образом пронюхали о готовящейся сделке и придумали способ убрать его со сцены. Но это маловероятно — ведь таким образом им никак не достичь главной цели, то есть не вернуть денег. Более правдоподобным кажется другое предположение: у Фаринхолта нашелся враг, получивший возможность рассчитаться по старым долгам. А он, Лейн, просто пешка. Но почему все же та женщина так настаивала, что в «Пенн-мар» должны быть вложены именно президентские деньги? И еще — откуда этому гипотетическому врагу знать про готовящуюся сделку?
Пока он, в общем, бродит в потемках. Но две-то вещи ему известны точно. Первая — на Каймановых островах его ждет около четырехсот тысяч долларов. Вторая — Лейн хочет быть свободным человеком. А если он задержится в Вашингтоне, да еще будет втянут в какой-нибудь скандал, эта свобода окажется под большой угрозой. Или еще хуже: попадет в лапы друзей Фаринхолта до того, как этот самый скандал разразится.
После побега из Вашингтона Лейн восемь раз менял счета. На круг это обошлось ему в три тысячи долларов, но дело того стоило. Теперь-то уж деньги должны были стать чистыми. И все-таки — сейчас у него меньше четырехсот тысяч. Даже если он будет жить как нищий, этой суммы хватит не больше чем на десять лет отшельничества. Надо же быть таким дураком!
Лейн снова поднял взгляд на огромные пальмовые листья. Они напоминали ему уши слона, шевелящиеся на слабом ветру. Взад-вперед, взад-вперед. О Господи, до чего же он устал! Лейн вслушивался в шелест волн, набегающих на белый песок, лениво откатывающихся, шипя, назад, в открытое море. На мгновение он прикрыл глаза, но тут же встряхнулся. Ему нельзя спать. Мало ли кто захочет найти его.
Приподнявшись на локте, Лейн обежал долгим взглядом пустынный пляж. Ударивший в глаза луч света заставил его прищуриться. Ничего не видно, лишь катамаран покачивается где-то далеко от берега. Лейн прищурился сильнее, стараясь получше разглядеть посудину. Вроде бы там кто-то один, впрочем, на таком расстоянии точно не скажешь. Лейн вновь откинулся на спину. Засыпать нельзя. Нельзя засыпать. Это слишком опасно.
* * *
Феникс Грей незаметно скользил между пальм. Наконец он остановился прямо позади того места, где спал Питер Лейн. Грей обернулся, стараясь разглядеть вытащенный на берег в паре сотен ярдов отсюда катамаран. Так, хорошо. Ничего не видно.
Грей преследовал Лейна на всем пути из Доминиканской Республики до Антигуа, где наконец-то напал на его след. Теперь пришла пора действовать.
Трудно предполагать, что Лейн проснется — как-никак сорок восемь часов не спал, — однако Грей действовал четко и быстро. Он наклонился и нанес Лейну сильный удар в шею, который не убил, но парализовал его — как Фениксу и нужно.
Глаза у Лейна тут же открылись и, чувствуя, как все его тело охватила непереносимая боль, он пронзительно вскрикнул. Грей грубо заткнул ему рот большим пористым мячиком, причем с такой силой, что у Лейна челюсть свернулась набок и боль стала еще острее. Сочувствия у Грея это не вызвало. Мячик надежно заглушал крики жертвы; главное же, от него в горле и легких не останется следов, как от обыкновенного тряпичного кляпа. Скорее всего, положим, когда дело будет сделано и от самих-то горла и легких ничего не останется, но лишняя предосторожность никогда не помешает. Все должно выглядеть совершенно натурально. Феникс вытащил из темно-голубого водонепроницаемого рюкзачка, который он прихватил с собой из катамарана, латексные перчатки, натянул их, нашарил в рюкзачке пластмассовый пакет, бережно извлек из него несколько клочков бумаги. Для начала он поднял правую руку Лейна и тщательно прижал в нескольких местах к бумаге его омертвевшие пальцы; потом проделал то же самое с левой рукой. Покончив с этим, Грей вернул бумагу в пакет, заклеил его и положил в рюкзак. Далее он снял перчатки, сунул их туда же, в рюкзак, и задернул на нем молнию.
Лейн отчаянно замотал головой — на большее он был не способен. Боль стала невыносимой.
Грей замер и посмотрел на Лейна.
— А я-то думал, ублюдок, ты уже коньки откинул. — Грей поджал губы и пнул распростертого на песке, беспомощного человека в затылок. Только для того, чтобы причинить боль.
Грей осмотрел пляж. Никого не видно. Он перекинул рюкзак через плечо и наклонился над Лейном.
— Ладно, старикан, тронулись. — Грей легко вскинул его на то же плечо, где болтался рюкзак.
Несколько минут спустя катамаран уже направлялся в открытое море. Питер Лейн в полубессознательном состоянии лежал на просмоленном дне посудины. Грей шарил взглядом по волнам в поисках какой-нибудь живности и вскоре преуспел. Увиденное порадовало его. Акульи плавники. Множество. Морским хищникам понадобилось меньше времени, чем он предполагал, чтобы собраться на запах рыбьей крови и мяса, куски которого он разбросал здесь перед тем, как причалить к берегу. Грей направил катамаран в эпицентр пиршества и ослабил большой парус.
Привлекая акул, Грей надрезал в нескольких местах кожу на руках и ногах Лейна — если коронер проявит чрезмерное усердие, эти надрезы вполне можно принять за следы акульих зубов. Вряд ли, конечно, в конце концов, это всего лишь Сен-Круа. Однако лучше принять все меры предосторожности. Из надрезов полилась кровь.
Феникс подложил парусину под голову Лейна и вытащил у него изо рта резиновый мяч. Лейн даже головой крутить больше не мог. Он в отчаянии смотрел на Грея.
— Поехали! — одним ударом Грей столкнул тело в воду. Оно повернулось лицом кверху, и акулы тут же устремились к нему. Грей специально сбросил свою жертву так, чтобы тело приняло именно это положение: ведь акулы не сразу наберутся храбрости и набросятся на человека. Если акулы не порвут Лейна на куски, коронер решит, что он просто утонул. А этого Грею не хотелось.
Впрочем, все в порядке, тревожиться не о чем. Акулы несколько раз ткнулись мордами в тело, а затем крупная голубая рыбина сомкнула челюсти на голове Лейна и начала бешено трясти ее. Другие быстро последовали ее примеру, и за считанные минуты беднягу разорвали на части. Грей огляделся. На поверхности осталась только окровавленная ладонь с двумя чудом сохранившимися пальцами.
Глава 25
Если на свете и существуют мужские заведения, то «Спаркс-стейк-хаус» был, безусловно, одним из них. От обязательной предобеденной выпивки возле крашеной деревянной стойки бара, где посетителей обслуживали исключительно мужчины-сицилийцы, до клетчатых скатертей на столиках и гигантских порций бифштекса с кровью — все заявляло о мужском начале. Сюда частенько захаживали спортивные знаменитости — все стены были украшены их автографами. Члены гильдии любителей ленча с тремя мартини приглашали сюда только самых важных своих деловых партнеров, чтобы произвести на них впечатление. Мафиози из «Коза ностра», самого крутого из тайных братств Нью-Йорка, тоже почитали это место, чуть не ползала занимали. Крестный отец скончался прямо у выхода из ресторана, с брюхом, набитым местными бифштексами, и с дюжиной пуль убийцы.
Это было одно из любимейших мест Фэлкона. Еда несравненная, богатый выбор вин лучших сортов, хозяин — старый приятель.
Фэлкон нарочно опоздал на полчаса, и когда шел через фойе, яркое солнце уже сменялось приятным полумраком. При мысли о том, что Кассандра Стоун не находила себе места эти последние полчаса, он улыбнулся.
Габриэле, метрдотель с замашками диктатора, встретил Фэлкона у дверей. Они обменялись крепким рукопожатием, в ходе которого десятидолларовая купюра перекочевала из одной ладони в другую. После чего Габриэле слегка отступил назад и кивком указал в направлении стойки. При этом на лице его появилось странное выражение, но Фэлкон не придал этому значения.
— Свистни, как будешь готов, малыш, — сказал хозяин своим глубоким гортанным голосом.
— Спасибо, Поли. — Фэлкон улыбнулся старшему приятелю, вспоминая многочисленные вечеринки, которые он устраивал здесь в честь заключения особенно выгодных сделок, когда работал в банке Уинтропа. Да, славные были деньки. Похоже, теперь они возвращаются.
Фэлкон повернулся к стойке, полагая увидеть беспомощное существо, Кассандру Стоун, которой после тридцатиминутного пребывания среди шумных и бесцеремонных мужчин он покажется маяком в штормовую погоду. Его ждало горькое разочарование.
Кассандра сидела на высокой табуретке и, сосредоточившись на чем-то зажатом в ладони, широко улыбалась. Вокруг нее тесно сомкнулись четверо здоровяков, а их опоясывал другой, внешний, не столь плотный круг людей, не спускавших глаз с Кассандры и ее ближайших соседей. Вместе с публикой последние, наблюдая за происходящим и время от времени прикладываясь к бокалам, то стонали, то издавали победный клич. Бармены тоже были поглощены неким действом. Фэлкон, посмотрев в ту сторону, так и не понял, что происходит. Он оглянулся на Габриэле, но тот лишь пожал плечами.
Фэлкон направился к стойке, раздвинув сначала галерку, затем партер.
— Кассандра! — Он крепко стиснул ее руку.
— А, Эндрю, это вы, как поживаете?
— Прекрасно. Что это вы тут делаете?
— Играю, как видите. Фальшивый покер. — Она кивнула на свое ближайшее окружение.
При помощи серийных номеров на долларовых купюрах — восемь зеленых цифр на лицевой стороне, обрамленных прописными буквами, — игроки могли сделать чисто покерную комбинацию: две семерки, три четверки и так далее. Добавляя к ним наугад серийные номера на купюрах других игроков, которые те держали лицом вниз, набиравшиеся комбинации могли получиться весьма значительными, это зависело от общего количества участников игры. Игра идет по часовой стрелке до тех пор, пока кого-нибудь не «вызовут». Этот последний украдкой проверяет все купюры. Если в результате сложения всех серийных номеров всех игроков «вызванный» получает цифру, до которой торговался — допустим, десять восьмерок, — все деньги достаются ему и игра начинается заново. Если же нет, он кладет свою купюру на стойку, где она будет ждать победителя, а игра продолжается без него, с теми же купюрами. Фэлкон перевел взгляд вниз и увидел в руке Кассандры двадцатидолларовую банкноту. Такие же были у четверых мужчин. Так, так, выходит, она — игрок. И по приличным ставкам играет, даже если это фальшивый покер. Надо бы к этой женщине поближе приглядеться.
— Пошли. — Фэлкон мягко потянул ее за рукав.
— Но мы еще не закончили. — Однако Кассандра охотно соскользнула с табурета и последовала за Фэлконом.
Послышался недовольный ропот.
— Вы уж извините меня, ребята. — Кассандра небрежно помахала партнерам на прощание.
— Ну и как, сколько проиграла? — осведомился Фэлкон, отходя от стойки и направляясь в ресторанный зал.
— Выиграла три сотни. Я думала, что вы заставите меня ждать, и подготовилась соответствующим образом. Если ты женщина, к тебе всегда прилипнут мужчины — любители фальшивого покера. Ты им кажешься легкой добычей. Я начала с однодолларовых банкнот, с пятерок, пусть не сомневаются, что возьмут меня голыми руками. А потом игра пошла посерьезнее.
— И вам это нравится, не так ли?
— А как же иначе? — Кассандра извлекла из бумажника пачку банкнот и помахала у него перед носом.
Фэлкон посмотрел на нее и покачал головой.
— Серьезные игроки на наличные не играют, у них банковские карточки.
Кассандра откинула голову и засмеялась. Ох уж эти деятели с Уолл-стрит! Всегда найдут возможность подколоть.
Они дошли до места, где восседал хозяин.
— Эндрю, ты что, перед обедом не выпьешь? — Казалось, Габриэле немного обеспокоен.
— Да нет, Поли, мы просто поедим.
— Ну что ж. Сюда, пожалуйста. — Габриэле двинулся вперед, лавируя между столиками. — Слушай, — обернулся он через плечо, — ты же вроде когда звонил утром, говорил, что мне придется уделить ей внимание.
Фэлкон закашлялся, чтобы заглушить слова хозяина, но напрасно — Кассандра услышала его. Усаживаясь на стул, услужливо придвинутый ей Габриэле, она посмотрела на Фэлкона и выразительно подняла брови.
Габриэле пошел за официантом. Фэлкон посмотрел на Кассандру, готовый к вопросам о «Пенн-мар» или к упрекам за то, что нарочно заставил ее прождать полчаса. Но не последовало ни того, ни другого. Его просто угощали отличным обедом. В течение примерно часа они ели, пили, болтали о том, о сем — о новостях светской жизни, спорте, модах, о местах, где им случалось бывать. Да, эта женщина произвела на него впечатление. И немалое.
— Как насчет десерта, Кассандра? У них тут подают роскошный тирамису.
По знаку Габриэле к ним подошел официант и поспешно убрал со стола.
— Увы! — Кассандра глубоко вздохнула и перевела взгляд на официанта. — Черный кофе, пожалуйста.
— В таком случае мне тоже.
Официант кивнул и отошел.
— Ну что ж, Эндрю, пора отрабатывать обед. Задаром в «Файнэншиал кроникл» не кормят.
Фэлкон откинулся на мягкую спинку стула.
— Поехали. Теперь, когда я подзаправился немного, можно.
Кассандра пропустила эту реплику мимо ушей.
— Расскажите мне что-нибудь о себе. Что-нибудь, не связанное ни с «Пенн-мар», ни с делами, ни даже с Нью-Йорком.
— Это что же, вот так вы и извлекаете устрицу из раковины?
— А как же, это основа основ. Начинаем. Итак, расскажите мне что-нибудь. Какой-нибудь секрет, например, раскройте.
— Что-что? — Фэлкон усмехнулся и внимательно посмотрел на Кассандру. Она от него не отставала, пила ровно столько же, бокал в бокал.
— Вы кажетесь мне человеком, у которого наверняка есть секреты. Вот вы и откройте хотя бы один.
— С вами не соскучишься, это уж точно. — Фэлкон допил вино. — Ладно, допустим, у меня есть секреты — только допустим, я ничего не утверждаю, но допустим. Так с чего бы это я стал открывать их журналистке, с которой знаком без года неделю?
— А потому что вы мне доверяете. Скорее всего, среди ваших знакомых немного таких, кому можно довериться, а вам такой человек нужен. Я же вижу. А на меня вы действительно можете положиться. И вам будет лучше. Я это точно знаю. Верьте мне, — решительно закончила она.
— За какие-то двадцать минут вы выигрываете триста долларов в игре под названием «фальшивый покер». Вы — газетный репортер, рыщущий в поисках жареного для своей газеты. И я должен верить вам? Сомнительно как-то. Вот в Атлантик-Сити с вами, пожалуй, стоило бы отправиться. Но это все.
— А что, вы правы, — улыбнулась Кассандра. — У меня там совсем неплохо получается.
— Знаете что, давайте зайдем с другого конца. Это вы мне что-нибудь о себе расскажите.
Душу свою Фэлкон открывать не собирается, это Кассандре стало ясно.
— Ну что ж. Я родилась в Атланте тридцать четыре года назад. Училась на факультете журналистики университета Эмори, получала стипендию. В «Кроникл» работаю четыре года, перешла туда из «Миннеаполис стар трибюн», где проработала семь лет. Любимая команда — «Лос-Анджелес рейдерс», хотя под названием «Оукленд рейдерс» она мне нравилась больше. На бирже не играю, предпочитаю надежные вклады под фиксированный процент. Что скажете на все это?
У Фэлкона в глазах заблестели веселые искорки. Эта дамочка за словом в карман не полезет. И язычок острый как бритва. «Ей следовало бы быть банкиром», — подумалось ему.
— Замужем?
— Была в молодости. Ничего из этого не вышло.
— Что, развелись?
— Ну да.
— Дети?
— Есть. Сын. — Кассандра повернулась в сторону бара.
— И сколько же ему?
— Сейчас должно быть восемнадцать.
— Извините. — Фэлкон отвел взгляд.
— За что, собственно?
— Вы сказали «должно быть», и я подумал, что он умер.
Кассандра немного помолчала.
— Нет, я отдала его приемным родителям. — Она пристально посмотрела на Фэлкона, словно пытаясь понять, не осуждает ли он ее, как многие из тех, кто узнавал этот маленький секрет. Но ничего подобного Кассандра не уловила.
Официант принес кофе, и, пока он расставлял блюдца, чашки и дымящийся кофейник, они молчали. Чувствуя, что его присутствие стесняет их, официант поспешно ретировался.
— Итак, вы хотите узнать кое-что обо мне? — нарушил затянувшееся молчание Фэлкон. Почему-то ему казалось, что о себе Кассандра рассказала чистую правду, хотя бы для того, чтобы установить между ними атмосферу доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
У Фаринхолта на него в общем-то ничего нет, по крайней мере, пока. Вместе с тем Лейн отдавал себе отчет в том, что Фаринхолт постарается перехватить его так или иначе, ибо у старика есть нюх и он чует: что-то здесь не так. Законных оснований задержать его нет, но у старика есть друзья, умеющие убеждать. По крайней мере, до Лейна доходили такие слухи.
А хуже всего то, что он и представления не имеет, зачем людям, которые дали ему полмиллиона, понадобилось, чтобы он убедил «Лоудстар» вложить деньги президента в «Пенн-мар». Быть может, акулы-ростовщики каким-то образом пронюхали о готовящейся сделке и придумали способ убрать его со сцены. Но это маловероятно — ведь таким образом им никак не достичь главной цели, то есть не вернуть денег. Более правдоподобным кажется другое предположение: у Фаринхолта нашелся враг, получивший возможность рассчитаться по старым долгам. А он, Лейн, просто пешка. Но почему все же та женщина так настаивала, что в «Пенн-мар» должны быть вложены именно президентские деньги? И еще — откуда этому гипотетическому врагу знать про готовящуюся сделку?
Пока он, в общем, бродит в потемках. Но две-то вещи ему известны точно. Первая — на Каймановых островах его ждет около четырехсот тысяч долларов. Вторая — Лейн хочет быть свободным человеком. А если он задержится в Вашингтоне, да еще будет втянут в какой-нибудь скандал, эта свобода окажется под большой угрозой. Или еще хуже: попадет в лапы друзей Фаринхолта до того, как этот самый скандал разразится.
После побега из Вашингтона Лейн восемь раз менял счета. На круг это обошлось ему в три тысячи долларов, но дело того стоило. Теперь-то уж деньги должны были стать чистыми. И все-таки — сейчас у него меньше четырехсот тысяч. Даже если он будет жить как нищий, этой суммы хватит не больше чем на десять лет отшельничества. Надо же быть таким дураком!
Лейн снова поднял взгляд на огромные пальмовые листья. Они напоминали ему уши слона, шевелящиеся на слабом ветру. Взад-вперед, взад-вперед. О Господи, до чего же он устал! Лейн вслушивался в шелест волн, набегающих на белый песок, лениво откатывающихся, шипя, назад, в открытое море. На мгновение он прикрыл глаза, но тут же встряхнулся. Ему нельзя спать. Мало ли кто захочет найти его.
Приподнявшись на локте, Лейн обежал долгим взглядом пустынный пляж. Ударивший в глаза луч света заставил его прищуриться. Ничего не видно, лишь катамаран покачивается где-то далеко от берега. Лейн прищурился сильнее, стараясь получше разглядеть посудину. Вроде бы там кто-то один, впрочем, на таком расстоянии точно не скажешь. Лейн вновь откинулся на спину. Засыпать нельзя. Нельзя засыпать. Это слишком опасно.
* * *
Феникс Грей незаметно скользил между пальм. Наконец он остановился прямо позади того места, где спал Питер Лейн. Грей обернулся, стараясь разглядеть вытащенный на берег в паре сотен ярдов отсюда катамаран. Так, хорошо. Ничего не видно.
Грей преследовал Лейна на всем пути из Доминиканской Республики до Антигуа, где наконец-то напал на его след. Теперь пришла пора действовать.
Трудно предполагать, что Лейн проснется — как-никак сорок восемь часов не спал, — однако Грей действовал четко и быстро. Он наклонился и нанес Лейну сильный удар в шею, который не убил, но парализовал его — как Фениксу и нужно.
Глаза у Лейна тут же открылись и, чувствуя, как все его тело охватила непереносимая боль, он пронзительно вскрикнул. Грей грубо заткнул ему рот большим пористым мячиком, причем с такой силой, что у Лейна челюсть свернулась набок и боль стала еще острее. Сочувствия у Грея это не вызвало. Мячик надежно заглушал крики жертвы; главное же, от него в горле и легких не останется следов, как от обыкновенного тряпичного кляпа. Скорее всего, положим, когда дело будет сделано и от самих-то горла и легких ничего не останется, но лишняя предосторожность никогда не помешает. Все должно выглядеть совершенно натурально. Феникс вытащил из темно-голубого водонепроницаемого рюкзачка, который он прихватил с собой из катамарана, латексные перчатки, натянул их, нашарил в рюкзачке пластмассовый пакет, бережно извлек из него несколько клочков бумаги. Для начала он поднял правую руку Лейна и тщательно прижал в нескольких местах к бумаге его омертвевшие пальцы; потом проделал то же самое с левой рукой. Покончив с этим, Грей вернул бумагу в пакет, заклеил его и положил в рюкзак. Далее он снял перчатки, сунул их туда же, в рюкзак, и задернул на нем молнию.
Лейн отчаянно замотал головой — на большее он был не способен. Боль стала невыносимой.
Грей замер и посмотрел на Лейна.
— А я-то думал, ублюдок, ты уже коньки откинул. — Грей поджал губы и пнул распростертого на песке, беспомощного человека в затылок. Только для того, чтобы причинить боль.
Грей осмотрел пляж. Никого не видно. Он перекинул рюкзак через плечо и наклонился над Лейном.
— Ладно, старикан, тронулись. — Грей легко вскинул его на то же плечо, где болтался рюкзак.
Несколько минут спустя катамаран уже направлялся в открытое море. Питер Лейн в полубессознательном состоянии лежал на просмоленном дне посудины. Грей шарил взглядом по волнам в поисках какой-нибудь живности и вскоре преуспел. Увиденное порадовало его. Акульи плавники. Множество. Морским хищникам понадобилось меньше времени, чем он предполагал, чтобы собраться на запах рыбьей крови и мяса, куски которого он разбросал здесь перед тем, как причалить к берегу. Грей направил катамаран в эпицентр пиршества и ослабил большой парус.
Привлекая акул, Грей надрезал в нескольких местах кожу на руках и ногах Лейна — если коронер проявит чрезмерное усердие, эти надрезы вполне можно принять за следы акульих зубов. Вряд ли, конечно, в конце концов, это всего лишь Сен-Круа. Однако лучше принять все меры предосторожности. Из надрезов полилась кровь.
Феникс подложил парусину под голову Лейна и вытащил у него изо рта резиновый мяч. Лейн даже головой крутить больше не мог. Он в отчаянии смотрел на Грея.
— Поехали! — одним ударом Грей столкнул тело в воду. Оно повернулось лицом кверху, и акулы тут же устремились к нему. Грей специально сбросил свою жертву так, чтобы тело приняло именно это положение: ведь акулы не сразу наберутся храбрости и набросятся на человека. Если акулы не порвут Лейна на куски, коронер решит, что он просто утонул. А этого Грею не хотелось.
Впрочем, все в порядке, тревожиться не о чем. Акулы несколько раз ткнулись мордами в тело, а затем крупная голубая рыбина сомкнула челюсти на голове Лейна и начала бешено трясти ее. Другие быстро последовали ее примеру, и за считанные минуты беднягу разорвали на части. Грей огляделся. На поверхности осталась только окровавленная ладонь с двумя чудом сохранившимися пальцами.
Глава 25
Если на свете и существуют мужские заведения, то «Спаркс-стейк-хаус» был, безусловно, одним из них. От обязательной предобеденной выпивки возле крашеной деревянной стойки бара, где посетителей обслуживали исключительно мужчины-сицилийцы, до клетчатых скатертей на столиках и гигантских порций бифштекса с кровью — все заявляло о мужском начале. Сюда частенько захаживали спортивные знаменитости — все стены были украшены их автографами. Члены гильдии любителей ленча с тремя мартини приглашали сюда только самых важных своих деловых партнеров, чтобы произвести на них впечатление. Мафиози из «Коза ностра», самого крутого из тайных братств Нью-Йорка, тоже почитали это место, чуть не ползала занимали. Крестный отец скончался прямо у выхода из ресторана, с брюхом, набитым местными бифштексами, и с дюжиной пуль убийцы.
Это было одно из любимейших мест Фэлкона. Еда несравненная, богатый выбор вин лучших сортов, хозяин — старый приятель.
Фэлкон нарочно опоздал на полчаса, и когда шел через фойе, яркое солнце уже сменялось приятным полумраком. При мысли о том, что Кассандра Стоун не находила себе места эти последние полчаса, он улыбнулся.
Габриэле, метрдотель с замашками диктатора, встретил Фэлкона у дверей. Они обменялись крепким рукопожатием, в ходе которого десятидолларовая купюра перекочевала из одной ладони в другую. После чего Габриэле слегка отступил назад и кивком указал в направлении стойки. При этом на лице его появилось странное выражение, но Фэлкон не придал этому значения.
— Свистни, как будешь готов, малыш, — сказал хозяин своим глубоким гортанным голосом.
— Спасибо, Поли. — Фэлкон улыбнулся старшему приятелю, вспоминая многочисленные вечеринки, которые он устраивал здесь в честь заключения особенно выгодных сделок, когда работал в банке Уинтропа. Да, славные были деньки. Похоже, теперь они возвращаются.
Фэлкон повернулся к стойке, полагая увидеть беспомощное существо, Кассандру Стоун, которой после тридцатиминутного пребывания среди шумных и бесцеремонных мужчин он покажется маяком в штормовую погоду. Его ждало горькое разочарование.
Кассандра сидела на высокой табуретке и, сосредоточившись на чем-то зажатом в ладони, широко улыбалась. Вокруг нее тесно сомкнулись четверо здоровяков, а их опоясывал другой, внешний, не столь плотный круг людей, не спускавших глаз с Кассандры и ее ближайших соседей. Вместе с публикой последние, наблюдая за происходящим и время от времени прикладываясь к бокалам, то стонали, то издавали победный клич. Бармены тоже были поглощены неким действом. Фэлкон, посмотрев в ту сторону, так и не понял, что происходит. Он оглянулся на Габриэле, но тот лишь пожал плечами.
Фэлкон направился к стойке, раздвинув сначала галерку, затем партер.
— Кассандра! — Он крепко стиснул ее руку.
— А, Эндрю, это вы, как поживаете?
— Прекрасно. Что это вы тут делаете?
— Играю, как видите. Фальшивый покер. — Она кивнула на свое ближайшее окружение.
При помощи серийных номеров на долларовых купюрах — восемь зеленых цифр на лицевой стороне, обрамленных прописными буквами, — игроки могли сделать чисто покерную комбинацию: две семерки, три четверки и так далее. Добавляя к ним наугад серийные номера на купюрах других игроков, которые те держали лицом вниз, набиравшиеся комбинации могли получиться весьма значительными, это зависело от общего количества участников игры. Игра идет по часовой стрелке до тех пор, пока кого-нибудь не «вызовут». Этот последний украдкой проверяет все купюры. Если в результате сложения всех серийных номеров всех игроков «вызванный» получает цифру, до которой торговался — допустим, десять восьмерок, — все деньги достаются ему и игра начинается заново. Если же нет, он кладет свою купюру на стойку, где она будет ждать победителя, а игра продолжается без него, с теми же купюрами. Фэлкон перевел взгляд вниз и увидел в руке Кассандры двадцатидолларовую банкноту. Такие же были у четверых мужчин. Так, так, выходит, она — игрок. И по приличным ставкам играет, даже если это фальшивый покер. Надо бы к этой женщине поближе приглядеться.
— Пошли. — Фэлкон мягко потянул ее за рукав.
— Но мы еще не закончили. — Однако Кассандра охотно соскользнула с табурета и последовала за Фэлконом.
Послышался недовольный ропот.
— Вы уж извините меня, ребята. — Кассандра небрежно помахала партнерам на прощание.
— Ну и как, сколько проиграла? — осведомился Фэлкон, отходя от стойки и направляясь в ресторанный зал.
— Выиграла три сотни. Я думала, что вы заставите меня ждать, и подготовилась соответствующим образом. Если ты женщина, к тебе всегда прилипнут мужчины — любители фальшивого покера. Ты им кажешься легкой добычей. Я начала с однодолларовых банкнот, с пятерок, пусть не сомневаются, что возьмут меня голыми руками. А потом игра пошла посерьезнее.
— И вам это нравится, не так ли?
— А как же иначе? — Кассандра извлекла из бумажника пачку банкнот и помахала у него перед носом.
Фэлкон посмотрел на нее и покачал головой.
— Серьезные игроки на наличные не играют, у них банковские карточки.
Кассандра откинула голову и засмеялась. Ох уж эти деятели с Уолл-стрит! Всегда найдут возможность подколоть.
Они дошли до места, где восседал хозяин.
— Эндрю, ты что, перед обедом не выпьешь? — Казалось, Габриэле немного обеспокоен.
— Да нет, Поли, мы просто поедим.
— Ну что ж. Сюда, пожалуйста. — Габриэле двинулся вперед, лавируя между столиками. — Слушай, — обернулся он через плечо, — ты же вроде когда звонил утром, говорил, что мне придется уделить ей внимание.
Фэлкон закашлялся, чтобы заглушить слова хозяина, но напрасно — Кассандра услышала его. Усаживаясь на стул, услужливо придвинутый ей Габриэле, она посмотрела на Фэлкона и выразительно подняла брови.
Габриэле пошел за официантом. Фэлкон посмотрел на Кассандру, готовый к вопросам о «Пенн-мар» или к упрекам за то, что нарочно заставил ее прождать полчаса. Но не последовало ни того, ни другого. Его просто угощали отличным обедом. В течение примерно часа они ели, пили, болтали о том, о сем — о новостях светской жизни, спорте, модах, о местах, где им случалось бывать. Да, эта женщина произвела на него впечатление. И немалое.
— Как насчет десерта, Кассандра? У них тут подают роскошный тирамису.
По знаку Габриэле к ним подошел официант и поспешно убрал со стола.
— Увы! — Кассандра глубоко вздохнула и перевела взгляд на официанта. — Черный кофе, пожалуйста.
— В таком случае мне тоже.
Официант кивнул и отошел.
— Ну что ж, Эндрю, пора отрабатывать обед. Задаром в «Файнэншиал кроникл» не кормят.
Фэлкон откинулся на мягкую спинку стула.
— Поехали. Теперь, когда я подзаправился немного, можно.
Кассандра пропустила эту реплику мимо ушей.
— Расскажите мне что-нибудь о себе. Что-нибудь, не связанное ни с «Пенн-мар», ни с делами, ни даже с Нью-Йорком.
— Это что же, вот так вы и извлекаете устрицу из раковины?
— А как же, это основа основ. Начинаем. Итак, расскажите мне что-нибудь. Какой-нибудь секрет, например, раскройте.
— Что-что? — Фэлкон усмехнулся и внимательно посмотрел на Кассандру. Она от него не отставала, пила ровно столько же, бокал в бокал.
— Вы кажетесь мне человеком, у которого наверняка есть секреты. Вот вы и откройте хотя бы один.
— С вами не соскучишься, это уж точно. — Фэлкон допил вино. — Ладно, допустим, у меня есть секреты — только допустим, я ничего не утверждаю, но допустим. Так с чего бы это я стал открывать их журналистке, с которой знаком без года неделю?
— А потому что вы мне доверяете. Скорее всего, среди ваших знакомых немного таких, кому можно довериться, а вам такой человек нужен. Я же вижу. А на меня вы действительно можете положиться. И вам будет лучше. Я это точно знаю. Верьте мне, — решительно закончила она.
— За какие-то двадцать минут вы выигрываете триста долларов в игре под названием «фальшивый покер». Вы — газетный репортер, рыщущий в поисках жареного для своей газеты. И я должен верить вам? Сомнительно как-то. Вот в Атлантик-Сити с вами, пожалуй, стоило бы отправиться. Но это все.
— А что, вы правы, — улыбнулась Кассандра. — У меня там совсем неплохо получается.
— Знаете что, давайте зайдем с другого конца. Это вы мне что-нибудь о себе расскажите.
Душу свою Фэлкон открывать не собирается, это Кассандре стало ясно.
— Ну что ж. Я родилась в Атланте тридцать четыре года назад. Училась на факультете журналистики университета Эмори, получала стипендию. В «Кроникл» работаю четыре года, перешла туда из «Миннеаполис стар трибюн», где проработала семь лет. Любимая команда — «Лос-Анджелес рейдерс», хотя под названием «Оукленд рейдерс» она мне нравилась больше. На бирже не играю, предпочитаю надежные вклады под фиксированный процент. Что скажете на все это?
У Фэлкона в глазах заблестели веселые искорки. Эта дамочка за словом в карман не полезет. И язычок острый как бритва. «Ей следовало бы быть банкиром», — подумалось ему.
— Замужем?
— Была в молодости. Ничего из этого не вышло.
— Что, развелись?
— Ну да.
— Дети?
— Есть. Сын. — Кассандра повернулась в сторону бара.
— И сколько же ему?
— Сейчас должно быть восемнадцать.
— Извините. — Фэлкон отвел взгляд.
— За что, собственно?
— Вы сказали «должно быть», и я подумал, что он умер.
Кассандра немного помолчала.
— Нет, я отдала его приемным родителям. — Она пристально посмотрела на Фэлкона, словно пытаясь понять, не осуждает ли он ее, как многие из тех, кто узнавал этот маленький секрет. Но ничего подобного Кассандра не уловила.
Официант принес кофе, и, пока он расставлял блюдца, чашки и дымящийся кофейник, они молчали. Чувствуя, что его присутствие стесняет их, официант поспешно ретировался.
— Итак, вы хотите узнать кое-что обо мне? — нарушил затянувшееся молчание Фэлкон. Почему-то ему казалось, что о себе Кассандра рассказала чистую правду, хотя бы для того, чтобы установить между ними атмосферу доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40