— Мне не важно, что они сделают со мной, — сказал Пони.
— Пони, я не могу. — Она вывернулась и встала к нему лицом к лицу. — Я очень хорошо себя знаю. Я не смогу сидеть и смотреть, как вместе с криками из тебя уходит жизнь. Я сломаюсь. Но даже если я смогу выдержать, глядя, как они убивают тебя, потом они найдут еще кого-нибудь, и я не смогу сказать «нет» снова. Особенно после того, как увижу, как они разрезали тебя на мелкие кусочки. Я обязательно сломаюсь. И поэтому я лучше сломаюсь сейчас, не унося с собой в могилу твои крики. Не после твоей смерти.
— Да, — тихо сказал Пони. — Простите мне мой эгоизм.
— Ты не поняла, — голос Томтома приобрел опасный низкий тембр. — Из него вынут кости просто для того, чтобы ты знала, насколько я серьезен. За любое непослушание последует худшее наказание.
Худшего Тинкер не могла себе представить, но понимала, что Томтом на это способен.
— Нет, нет! Не трогайте его! Я сделаю все, что вы захотите.
— Да, ты сделаешь. — Томтом отдал приказ.
Один из воинов наклонился и, схватив ее за талию, оторвал от земли, а двое других схватили Пони.
— Нет! Нет! — закричала Тинкер. — Если его будут мучить, я не сделаю ничего!
— Если не подействует с этим, мы найдем другого. Того, кто подействует лучше.
Масленка! Она закричала так, словно ее ударили, и потом стала лихорадочно думать. Есть ли у нее какое-нибудь средство воздействия за пределами ее возможностей?
— Оставьте его, и я закончу за месяц!
Томтом бросился к ней и схватил ее за горло прежде, чем она смогла опомниться.
— Месяц? То есть двадцать восемь дней?
Он пользовался лунным календарем, а не тем, что принят на Земле, но сейчас ей было не до того, чтобы спорить о таких мелочах.
— Да, двадцать восемь дней, — прошептала она. — Если вы причините ему боль, я ничего делать не буду. И неважно, кем вы его замените.
— Ты лжешь, — сказал Томтом, и ее чуть не стошнило. — Ты не сможешь сделать ворота за месяц.
— Смогу! — закричала она. — Процесс легче, чем я думала. Я построю ворота за месяц, но при условии, что вы никого не будете мучить. Я лучше умру, чем вознагражу тех, кто издевается над теми, кого я люблю.
Томтом задрал голову, обдумывая ее предложение.
— Двадцать один день.
— Что? Три недели?
— Три недели, или я выну из него кости.
Она посмотрел на Пони и облизнула пересохшие губы.
— Хорошо, я сделаю их за три недели. Только мне нужны помощники: плотники, электрики и Рики.
— Да будет так! — Томтом отдал приказ, и охранники снова начали разделять их.
— Постойте! — снова закричала Тинкер. — Нет! Мы же заключили сделку!
— Он покрыт заклятиями, — сказал Томтом. — Необходимо содрать с него кожу.
— Нет! — сказала Тинкер. — Мое условие: не трогать его вообще!
— Но я был бы идиотом, оставь я на нем заклятия, — сказал Томтом. — Вы могли бы использовать их для побега.
— Обещаю, что не сделаю этого! — Она стукнула по державшим ее мощным рукам, пытаясь пробиться к Пони. — Клянусь своей честью и честью своего дома! Я останусь здесь, я не буду пытаться убежать, и я построю ворота. Но стоит вам тронуть его, и я не сделаю ничего.
Томтом покачал головой:
— Откуда в тебе эти замашки домана, эта сентиментальность к слугам? Наверное, что-то генетическое. Это делает тебя слабой.
— Пускай. Я слаба. — Она пихнула ногой охранника, державшего ее на весу, что подчеркивало, какая она маленькая и худенькая. — Я дала слово и останусь у вас, не пытаясь бежать, и я построю ворота за двадцать один день. Но только при условии, что его и пальцем не тронут.
Томтом подошел и, сцапав ее за подбородок, проницательно посмотрел в ее глаза.
— Скажи это еще раз.
Она повторила. Медленно и членораздельно.
— Воробьиха сказала, что мы сможем удержать ее лишь в том случае, если она добровольно даст обещание, — сказал Рики. — Если ее воин останется с ней, ее собственное слово свяжет ее. Давая слово, она не может лгать.
«Ха! Только смотри за ней!»
— Очень хорошо. — Томтом отпустил ее подбородок и прорычал слова команды. Она очутилась на ногах, и поддерживал ее Пони. — Отведи их в ее комнату. Она начнет работу завтра же, с первым лучом солнца.
Во время долгого пути в ее спальню по пыльным складским помещениям и заброшенным офисам Рики помогал Тинкер поддерживать Пони. Секаша из всех сил старался переставлять ноги, и лишь гримасы боли на его лице показывали, как сильно он пострадал. Тинкер хотелось кричать на Рики, бросать ему в лицо обвинения, но наказание Чио не выходило у нее из головы. Даже кицунэ считала, что спаривание с варгом было добрейшим из всех возможных наказаний.
— Прости, — сказал Рики, доставив их в спальню, в которой в отсутствие Чио вообще не оказалось окна.
— Но почему?
Он решил, что она имеет в виду «почему Пони?», но она сама не знала наверняка, какое из многих «почему» она имела в виду. Почему он продолжал служить такому чудовищу? Почему заставлял ее молчать, тем самым, как она теперь поняла, спасая ее от гнева Томтома? Почему не выбрал одного из многих людей, которых она любила?
— Оказалось, что на самом деле я считаю себя человеком больше, чем думал, — ответил Рики. — Мне было проще поймать эльфа. Меня воспитали в ненависти к ним.
— Но я — эльф.
— Для меня ты всегда останешься человеком.
Только люди говорят подобное, и, наверное, он говорил правду. И все же она не могла простить его.
— Уходи, — сказала она и закрыла перед ним дверь. Она хотела подробно расспросить Пони, что делает Ветроволк, как Масленка справляется с мыслью о ее предполагаемой гибели, продолжаются ли работы по сооружению исследовательского центра… но Пони выглядел просто ужасно. Она отерла кровь с его лица и почти закричала, когда увидела рану на тыльной стороне его ладони: в нее был впечатан чей-то каблук, пальцы были сломаны и распухли.
— Это ничего, — пробормотал он. — Я лечусь быстро. Я скоро поправлюсь.
К несчастью, пока он не поправится, не стоило и думать о побеге.
Она нащупала энергетические бусинки, вплетенные в его волосы. Они отрезали его косы, оставив лишь клочки волос. С заклятиями или без них, но без запасов магической энергии защитная система Пони быстро придет в негодность. Способность они создавать «постоянные» конструкции, вроде крыльев Рики или Фу-псов, превосходила магию эльфов, которая обычно требовала наличия линии силы или использовала под завязку местную обтекающую магическую энергию.
Пони, наверное, воспринимал отсутствие оружия и защиты как личную вину:
— Простите, что я подвел вас.
— Не будь идиотом. Ты меня никогда не подводил. — А потом, видя, что он, кажется, ей не верит, честно сказала: — Я рада, что теперь не одна.
— А! Понимаю. Тогда и я рад, что я здесь.
Она поняла, что не в силах отругать его за дурацкое отношение к собственной жизни, хотя с его стороны было глупо радоваться тому, что он попал в такое ужасное положение.
— Что ты делаешь?
Пони начал осторожно растягиваться на полу.
— Собираюсь поспать.
— Ох, ступай в постель!
— В постели должны спать вы. А я могу спать на полу.
— Не заставляй меня бить тебя. — Тинкер легонько подтолкнула его к кровати. — Постель огромная, а я маленькая, как все крутом не устают мне напоминать. Мы можем разделить постель, даже не заметив, что в ней лежит кто-то другой.
— Так не положено.
— Ложись в постель, или я тоже буду спать на полу.
Он почти рухнул на постель и только тогда сдался.
О чем она думала, черт побери?
Проснувшись среди ночи в темной комнате, Тинкер прислушивалась к тихому дыханию Пони. Он лежал так близко, что она чувствовала тепло его тела. Его прекрасно сложенного, мускулистого тела. «Стоит протянуть руку, и она коснется его твердого живота. Опустить руку вниз вдоль его бока».
Почему она решила, что ей так легко разделить с ним постель?
Ложась спать, она была напугана, зла, опустошена и разочарована. Теперь, по какой-то необъяснимой причине, она хотела, чтобы ее обняли. Нет, больше чем обняли. Она с легкостью представила себе, как Пони баюкает ее, голую, на руках, как его губы касаются основания ее шеи, как его сильные ладони согревают ее груди, как их тела сливаются воедино, когда его…
Это были по-настоящему опасные мысли.
«Ты замужняя женщина, идиотка!»
Она любила, любила Ветроволка, но почему-то вдруг так сильно захотела Пони…
Теперь даже притворяться, что спит, стало невозможно. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо Пони: его губы, прямой нос, мягкий изгиб бровей. Находясь среди эльфов, она привыкла к тому, что все они выглядят очень красивыми. Но здесь, в окружении они, с их чуждыми идеалами красоты, она увидела его словно впервые. Она смотрела на него, и это отдавалось внизу живота чем-то похожим на слабые удары тока. «А что, если поцеловать его? Похож ли он на вкус на Ветроволка?» Она перевернулась на другой бок, чтобы побороть желание это выяснить.
Почему она испытывала такие чувства? Она любила Ветроволка. Любила? Может, она хотела Пони просто как заместителя мужа? Или ей просто хотелось, чтобы кто-то большой и сильный дал ей ощущение безопасности и защищенности? А вдруг она любила Ветроволка только из-за секса? И она захотела бы любого сексапильного эльфа?
Ну не глупо ли в такой час волноваться об этом! Честь никогда не позволила бы Пони допустить что-либо подобное, а кроме того она, вероятно, никогда уже не увидит Ветроволка. Наверняка они убьют их обоих, как только ворота будут построены. Нет смысла притворяться, что Томтом не избавится потом от них каким-нибудь жестоким и при этом примитивно банальным способом. В ее мозгу вспышкой мелькнул белый цвет обнаженной кости. Ее охватили страх и отчаяние, и она свернулась комочком, пытаясь им сопротивляться.
«Я уже убежала однажды, — напомнила она себе. — Я смогу сделать это еще раз».
Какой смысл быть гением, если не можешь перехитрить своих врагов?
Когда утром Тинкер проснулась, Пони делал зарядку. Голый по пояс, он отрабатывал быстрые как молния движения, которые внезапно оканчивались совершенным ударом. Движение. Пауза. Атака. Блок. Удар ногой. Прыжок. Плавно. Точно. Беззвучно. Мускулы двигались под лоснящейся кожей. Он был очень красив. Она почувствовала, что боль желания снова одолевает ее. Застонав, отвернулась и спрятала голову под подушку. Неужели может быть еще хуже?
Тут она поняла, что ей надо пописать. Она села, и оказалось, что в таком положении хочется еще больше.
— Доброе утро. — Пони прижал кулак к ладони и поклонился.
— Доброе утро.
Она заметила в углу комнаты ночной горшок. В мастерской находился настоящий туалет, но дотерпит ли она до него? Нет. Она почувствовала, что мочевой пузырь вот-вот лопнет.
— Ты бы не мог… это… отвернуться?
Она старалась писать тихо, но ей это не удалось из-за акустических свойств керамики и усиливающей звук конфигурации сосуда. Лошади и те мочатся тише. Интересно, от унижения умирают? Она отметила еще одну разницу между Пони и Ветроволком: она вовсе не смущалась до потери сознания, когда впервые воспользовалась туалетом перед Ветроволком. Теперь же она хоть и пыталась вести себя как ни в чем не бывало, но, когда мыла руки, чувствовала, что от смущения лицо ее пылает.
— Ты каждое утро так тренируешься? — спросила она, пытаясь отвлечь их обоих от неловкой ситуации.
— Да. Секаша были созданы, чтобы стать живым оружием. Мы оттачиваем наши тела до совершенства.
— И ты согласен быть оружием?
— Я радуюсь своей силе. — Он сделал высокий удар одной ногой и замер на месте, балансируя на другой ноге. — И я люблю сражаться.
Он широко улыбнулся и внезапно перестал быть тем мягким Пони, которого она знала. Он стал более диким, более свирепым, более соответствующим имени Яростный Конь. Тинкер решила осмотреть его раны, сосредоточив внимание только на них. Казалось, что сиреневато-желтоватым синякам уже много-много дней.
— Как ты себя чувствуешь?
— В норме. Только вот рука. — Он протянул ей свою ладонь. Средний и безымянный палец оставались распухшими и плохо двигались. Морщась от боли, Пони попытался согнуть их. — Нужны еще день или два, прежде чем я смогу держать меч, и, наверное, четыре дня, прежде чем смогу наносить удары этой рукой, не боясь причинить больше боли себе, чем своему противнику.
— Хорошо. Мы должны отсюда выбираться.
— Выбираться?
— Нам нужно совершить побег.
Пони смотрел на нее с полнейшим удивлением:
— Но ведь вы дали слово.
Тинкер поморщилась: она подозревала, что разговор завернет именно в эту сторону, и ей стало ужасно неприятно, когда ее опасения подтвердились.
— Пони, это сволочные, гадкие типы, не имеющие ничего общего с понятием чести.
— Когда даешь слово, имеет значение лишь твоя честь, а не честь того, кому ты его дал. Если кто-то недостоин твоей чести, то ты этого ему не выказываешь.
Тинкер захотелось показать ему язык, но она сдержалась.
— По-твоему, лучше позволить этим чудовищам завоевать наш мир, чем нарушить слово?
— Лучше бы я умер, чем стал причиной того, что вы нарушили данное слово.
«Ох уж эти эльфы!»
— Да ведь не ты, а они пойдут на все, чтобы сломать меня.
— Это потому, что вы ключевая фигура.
— Да, да, как все постоянно мне напоминают.
Но на самом деле предательство Воробьихи, наказание Чио и пленение Пони заставили ее совсем позабыть об этом. Тинкер думала, что разбирается в происходящем, пока не объявилась Воробьиха и не сообщила они о провидении. Изменилась ли ситуация теперь, когда они все узнали, а Тинкер дала обещание? Провидица сказала, что открытие ворот для они — лишь вопрос времени. Разумеется, если Тинкер откажется с ними сотрудничать, они сделают ворота потом. Ведь, подобно эльфам, они бессмертны, а человеческая технология развивается день ото дня. Это равенство давало в сумме ноль, и поэтому Тинкер согласилась сотрудничать с мерзкими кровосмесителями, пока ей не удастся бежать. Но провидица указала также, что эльфы смогут победить они путем выбора после того, как ворота откроются. И предсказала, что выберет время ключевая фигура, то есть она. Но раз сама Тинкер находится под контролем они, значит ли это, что они контролируют и сам выбор?
Тинкер решила задать эти вопросы Пони, который, вероятно, имел больший опыт в трактовке прорицаний.
— Воробьиха сказала они, что единственное, чем можно связать меня, — это путы, которые я изготовлю сама…
— Воробьиха?
Ох! Она забыла, что Пони еще не знает, каким куском дерьма оказалась эта сволочь!
— Она работает на них. Они дурачили меня, и я думала, что нахожусь на Онихиде, а потом разгадала их замысел и прошлой ночью сбежала. Воробьиха поймала меня и вернула им.
Пони почернел от гнева и прошелся по комнате, словно в поисках какого-нибудь предмета, на который он мог бы излить свой гнев. Он изрыгал какие-то незнакомые эльфийские слова, которые звучали как ругательства.
— Пони, я пытаюсь вычислить, что имела в виду провидица.
— Прошу прощения. — Он замолчал, но продолжал расхаживать по комнате.
— Не знаешь, сказала ли провидица что-нибудь, кроме того, что я — ключевая фигура?
— Нет, хотя все и настаивали. «Свяжите ключевую фигуру, — сказала она. — Если ключевая фигура верна, то битва может быть выиграна. Если ключевая фигура ложна, все будет проиграно».
Тинкер попробовала обдумать эти слова, но перевод Воробьихи затруднял понимание.
— Воробьиха сказала они, что те смогут удержать меня только в том случае, если я добровольно дам обещание. Не означает ли это, что, заставив меня дать обещание, они выиграли? Это просто слова или…
— Воробьиха часто слышит то, что хочет услышать, — перебил ее Пони. — Провидица не говорит, что они выиграют битву, принудив вас дать обещание. Провидица сказала: «Если ключевая фигура верна», а это значит, что вы должны держать все свои обещания, неважно, кому вы их даете.
— О, ты, наверное, шутишь!
— Нет.
— Но я не могу сделать им ворота.
— Вы должны. Вы обещали.
— Эт-т-то нелогично, — сопротивлялась Тинкер.
— Предвидение будущего похоже на светящуюся в темноте нить. Двигаясь к явленной цели, нужно идти по этому пути, даже если он оказывается вероломным. Если вы оступитесь, то заблудитесь, и тогда и вы, и ваша цель опять окажутся в неизвестности.
— То есть, несмотря на то что это противоречит разуму и логике, единственный способ остановить они — это… сделать то, чего они хотят.
— То, что они заставили вас пообещать.
Она покачала головой. Нет. Хоть произноси это вслух, хоть стой на голове, смысла не прибавится.
— А что, если «верна» означает просто «преданна»? Я не смогу быть «преданной» эльфам, делая ворота для они.
— Нет. Вы смешиваете два разных слова. Они означают разные вещи.
Она поморщилась.
— Но разве это не синонимы? Близкие по значению слова?
— Верный — это тот, кто держит слово чести. Это слово применяется к главам домов и вождям кланов, когда они взаимодействуют с себе подобными или с врагами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45