— Постой, Флойд… — тупо и без всякого удивления он остановился, глядя, как по мере приближения увеличивается дружелюбное лицо Дрэгера. — Подожди минутку. — Словно паровоз в кино, когда он едет прямо на тебя. — У меня для тебя кое-что есть. — На мгновение он останавливается, берет что-то со стола и снова устремляется вперед, вроде бы и не двигаясь, просто изображение на экране все увеличивается и увеличивается. — Тебя искал Хэнк Стампер… — Пока не накатывает прямо на тебя, с грохотом закрывая целый экран, и все равно не движется, ни малейшего ощущения движения. — Он тебе оставил подарок.
— А? — Вздрогнув, он выходит из задумчивости. — Подарок?
— Вот. Хэнк Стампер попросил меня передать тебе. Он сказал, что заезжал, но тебя не было дома, так что он завез в «Пенек». Вот.
Он берет у Дрэгера коричневый бумажный мешок — похоже, там бутылка — со скрученным верхом вокруг горлышка.
— Ты не хочешь посмотреть, что там? Должен признаться, ты превосходишь меня в самообладании. Я сам не свой, пока не увижу, что мне подарили. Наверное, в этом разница между холостяком и женатым человеком с семьей…
— Я знаю, что там, — безучастно отвечает Флойд. — Это бутылка. Так что вот. А Хэнк Стампер просто зашел? И сказал: «Передайте это Флойду Ивенрайту»? Так это было?
— Нет. Он просил сказать тебе… как же это? Я забыл, как он точно сказал, но что-то вроде того, постой-ка, что ты удивишься…
Флойд смотрел, как Дрэгер пытается вспомнить сказанное Хэнком, с безразличием ощущая, что это не станет для него никаким сюрпризом.
— Ах да, Хэнк сказал: «Передайте Флойду это бренди с моей глубочайшей благодарностью». Или что-то в этом роде. Ты не собираешься его открыть? Там в мешке что-то еще. Я слышу звон…
— Пожалуй, нет. Я знаю, что это. Это — гвозди.
— Гвозди? Плотницкие гвозди? —Да.
Дрэгер улыбается, в изумлении качает головой и подмигивает Тедди:
— Этих ребят иногда бывает очень нелегко понять, не правда ли, Тедди?
— Да, сэр. — Сомневаюсь, чтобы они представляли для вас какую-нибудь загадку…
В следующую субботу бар снова заполнился до отказа. Длинный зал пульсировал от клубов табачного дыма и тяжелого блюзового ритма, выбиваемого Родом на гитаре. (Тедди был вынужден добавить по три пятьдесят каждому: взрыв отчаяния хотя и не повлиял на продажу алкоголя, зато положил конец таким вольностям, как чаевые, которые обычно шли на оркестр.) Музыка текла рекой, как и темное отборное пиво. Как только на город опустился ноябрьский мрак, люди начали слетаться на мигающую неоновую приманку, как мотыльки в июльские сумерки. Тедди шнырял туда и обратно — от столов к бару, от бара к кабинетам, — вычищая пепельницы, наполняя стаканы, ловко прикарманивая сдачу и на сей раз почти не слыша обычных обвинений в том, что он наливает в пустые бутылки из-под «Джека Дэниелса» более дешевую выпивку. Это обвинение выдвигалось против него с такой регулярностью — «Ну ты и жопа, Тедди, что это за дерьмо ты нам принес?!» — что иногда он опасался, что не выдержит и выскажет этим идиотам, какая доля истины содержится в их невинных шуточках.
«…Послушай, Тедди, мальчик, я совершенно не намерен жаловаться, что ты разбавляешь дорогой ликер дешевым, — ты же знаешь, я простой человек, как все, без всяких там изысканных вкусов, но я, черт побери, не позволю, чтобы мне разбавляли бурбон!»
И все начинали ржать и высовываться из кабинетов, чтобы посмотреть, как Тедди краснеет от этой шутки. Это превратилось в своеобразный ритуал. В результате ему так надоели эти обвинения, что он и вправду начал разбавлять. И не то чтобы это имело какое-то значение: он прекрасно знал, что среди его посетителей не найдется ни одного с достаточно цивилизованным вкусом, а кроме того, никто и не предполагал, что в этой шутке есть доля истины. Когда же ему напоминали об этом, его охватывала ярость (Какое они имеют право бездоказательно так оскорблять меня!) и одновременно презрение, помогавшее держать ее под контролем (Идиоты, если б вы только знали…).
Однако в последнее время ярость, охватывавшая его при предъявлении этого обвинения, становилась почти неуправляемой: ресницы у Тедди начинали трепетать, он заливался краской и принимался испуганно оправдываться, одновременно клянясь про себя: больше эти идиоты ничего не получат! Никакого бурбона «Де Люкс»! Они его не заслуживают! Теперь будут лакать только «Джека Дэниелса» — не забывая конечно же извиняться: «Чрезвычайно сожалею, сэр» — и предлагая добавить градусов из другой бутылки: «Пожалуйста, сэр, позвольте мне…»
Идиот, как правило, отмахивался от такого предложения: «Да брось ты, Тедди, забудем. Какого черта: нам просто нравится, как ты краснеешь», а порой с несколько нервным великодушием бросал на стойку мелочь: «Вот… на хозяйство».
Окружающие принимались смеяться. А Тедди трусил прочь с шестьюдесятью центами в кармане и слабой улыбкой, которой как занавесом прикрывал свою ярость, чтобы в дальнем конце бара, кипя от обиды и гнева, дождаться исцеляющего действия своих неонов. Здесь был его мир и его святилище, единственное убежище от враждебного мира. Позднее, когда дела его шли как нельзя лучше и вера в свое превосходство над миром перепуганных полудурков не подвергалась никаким сомнениям, потребность в шипящем снадобье не уменьшилась: случались вечера, когда после униженного стояния с опущенной головой перед пьяным выводком своих потешных патронов ему приходилось на полчаса, а то и больше с улыбкой скрываться в дальнем конце бара в ожидании, когда пульсирующие огни размассируют его ярость. Впрочем, в такие минуты он никак не менялся, продолжая с обычной вежливостью приветствовать новых посетителей, играть с длинной цепочкой для ключей, которая свисала над прикрытым передником животиком, и отвечать на вопросы «который час»… даже при ближайшем рассмотрении по его виду и лишенному выражения лицу, окрашивавшемуся то в оранжевые, то в красные, то в малиновые оттенки, было трудно что-либо определить.
— Тедди, чертов ты осьминог, вылезай-ка из своей пещеры и плесни мне в стаканчик неразбавленного. Будь хорошим мальчиком…
Но сегодня, несмотря на совершенно новую коллекцию язвительных оскорблений, Тедди очень редко прибегал к реанимирующему воздействию своих неонов. Во-первых, он был слишком занят: трагические сведения о переводе всей команды Стамперов с лесопилки на вырубку вызвали не меньшую перекачку спиртного, чем встреча между Стампером и Ньютоном в предшествовавшую субботу, а на этот раз он не пригласил официантку из «Морского бриза». Так что он был слишком занят с заказами, чтобы позволить себе роскошь загорать под лампами, если кто-нибудь из идиотов отпускал шуточки в его адрес. Это во-первых.
А во-вторых, он не настолько нуждался в светящемся бальзаме, как обычно: на него умиротворяюще действовали скрытые волны тревоги, исходившие от каждого стола и смешивавшиеся с сигаретным дымом, — «Черт побери, Тедди, говорю тебе — разбавлено…» — «Да, сэр, мистер Ивенрайт». Над баром висела голубоватая дымка — «Что-то будет…» Но благодаря дневному звонку Дрэгера он уже пребывал в восторженном состоянии. Сообщив, что звонит из Юджина, Дрэгер попросил Тедди об одолжении: «Я буду у вас вечером; не могли бы вы удержать Флойда Ивенрайта у себя, чтобы он не наделал глупостей до моего приезда?» — и поверг Тедди в полный восторг, добавив: «Мы покажем этим болванам, чего можно добиться вдумчивым терпением, не правда ли, Тед?»
Весь день и вечер в груди Тедди полыхало сознание его близости с Дрэгером. Мы, — он сказал — мы! Такое слово от такого человека светило ярче всех огней Орегона!
Ивенрайт появился перед ужином, около семи, с лицом краснее, чем обычно, источая сладковатый запах бренди.
— Да, что-то не так… — повторил он, страшно морщась.
— В чем дело, мистер Ивенрайт?
— А? — глупо мигая, спросил Флойд.
— Вы сказали, что что-то не так…
— Черт побери, так и есть. Я говорю об этой выпивке! А о чем бы мне еще говорить?
В ответ Тедди опустил глаза и уставился на венозную, раздолбанную лапу, лежавшую на стойке. Рядом с этим чудовищем его собственная изогнутая ручка, всегда чистая от ежедневной длительной мойки стаканов, казалась почти прозрачной и еще меньшего размера, чем обычно. Он покорно ждал, с униженным и несчастным видом опустив голову.
— А в чем дело, сэр?
— Дело в том, что в данную минуту у меня пусто. Для начала можешь налить еще. Это слегка поможет.
Тедди принес бутылку и снова наполнил стакан; Ивенрайт взял его и направился обратно к своему столу.
— О! Это будет пятьдесят центов, мистер Ивенрайт.
— Пятьдесят центов! Ты что, еще продаешь это дерьмо за деньги? Тедди, я не собирался его пить, я хотел вылить его на голову и вымыть им ее.
Тедди смотрит на него. Сидящие за столом Ивенрайта покатываются со смеху, радуясь комической интерлюдии, внесенной Тедди в их серьезную, мрачную деловую беседу. Наконец и Ивенрайт разражается хохотом и с грохотом опускает на стойку монету, словно прихлопывает жука. Тедди изящно подбирает ее и несет в кассу, испытывая странный новый страх перед неожиданной сменой настроения Ивенрайта: «Вот что отличает вас, мистер Дрэгер, и от меня, и от этих болванов…» — осторожно рассматривая этот новый экземпляр с видом знатока. — «Я умею лишь избегать страх, а вы умеете создавать его».
За всеми столами шли одни и те же разговоры, начинавшиеся с того, что никто бы никогда не подумал, что Хэнк Стампер способен так надуть своих соседей, — «Старый Генри — еще куда ни шло, но Хэнк всегда был славным малым», затем переходившие к «Какого дьявола? Яблочко от яблони недалеко падает. Оттого что Хэнк, как старик, не талдычит все время о том, какую дубленую шкуру надо иметь, чтобы заниматься этим делом, это еще не означает, что он не кровь от крови и плоть от плоти его». И наконец: «Тут не может быть двух мнений: Хэнк Стампер ясно показал нам, на чем он стоит, и теперь мы должны указать ему на его ошибку».
Это последнее заявление было тут же подхвачено Ивенрайтом.
— А я о чем? — закричал он, вскакивая из-за стола, и взгляды всех присутствующих тут же обратились на его блестящие красные глаза и забитый соплями нос. — Надо пойти и объяснить это мистеру Хэнку Стамперу! — Он утер нос рукавом и добавил: — Прямо сейчас!
Это заявление тут же вызвало гул одобрения: «Да, сейчас… прямо сейчас…» Но Тедди знал, что бар был слишком теплым, уютным и светлым, а вечер промозгло-холодным и сырым, чтобы эти волнения перешли в действие. Для того чтобы Ивенрайту удалось вывести их под дождь, потребуется еще немало разговоров и выпивки. И все же ему бы хотелось…
Дверь распахнулась, и, словно в ответ на невысказанное пожелание Тедди, появился Дрэгер. За исключением Тедди, его почти никто не заметил, все были поглощены гнусавой речью Ивенрайта и не отрываясь смотрели в его налившиеся кровью глаза. Дрэгер снял плащ и шляпу и, повесив их у двери, устроился за столом поближе к масляному обогревателю. «Один», — подняв вверх палец, беззвучно показал он Тедди и повернулся в сторону Ивенрайта, призывавшего к действию.
— Мы с ними слишком долго церемонимся, стараясь поступить честно и по закону… а они с нами честно поступают, я вас спрашиваю? Они с нами правильно себя ведут?
В ответ снова раздались крики и треск стульев. Но Тедди, неся виски и воду, украдкой бросил взгляд на приятное и понимающее лицо Дрэгера, убедившись, что того ничуть не волнует разгорающееся восстание. — Если кто здесь и может поднять восстание, то только не Флойд Ивенрайт. — Он поставил стаканы на стол, Дрэгер попробовал и улыбнулся.
— Мой старик, — кричал Ивенрайт, — всегда говорил: если трудящемуся в этом мире что-то надо, он должен получить это!.. Верно? Чертовски верно…
Пока раскрасневшийся от разбавленного виски и воображаемой власти Ивенрайт носился вокруг столов, ругаясь и насмехаясь над слушателями, Дрэгер допил виски и принялся рассматривать, как разноцветные огоньки отражаются и играют на стекле стакана.
— Ну так что скажете? Справимся? А? А? — Большинство соглашалось, но никто не трогался с места. — Ну что скажете? Что скажете? Поехали и… — Он мигнул, яростно сосредоточиваясь. — А мы все, когда мы все, мы…
— Поплывем через реку как выводок бобров? — Все головы от Ивенрайта повернулись к Дрэгеру. — Или встанем на берегу и будем бросать камни? Флойд, кажется, ты где-то простудился.
Ивенрайт предпочел не реагировать. Он ждал этого весь вечер и сейчас, схватив свой пустой стакан, уставился в него, словно услышанные им спокойные слова исходили оттуда.
— Подумай, Флойд, — продолжал Дрэгер. — Не можешь же ты заставить этих людей идти на тот дом, как пачку дураков из какого-нибудь ковбойского фильма. Особенно когда мы могли бы найти законные средства…
— Опять закон! — закричал Ивенрайт, глядя в стакан. — Что может ваш закон?
— …Во-первых, — продолжил Дрэгер, — мы не можем перебраться через реку все вместе. Если, конечно, ты не думаешь, что мистер Стампер согласится нас перевозить по двое, по трое зараз. Я не очень хорошо с ним знаком, — улыбнулся он всем, — но, судя по тому, что я о нем слышал, сомневаюсь, чтобы он согласился. Флойд, конечно, может, и сам переберется. Как я слышал, он в таких вещах сообразительнее меня.
Раздался неуверенный смех, собравшиеся были озадачены спокойной невозмутимостью Дрэгера и замерли в ожидании, наблюдая, как он играет со своим стаканом. Но поскольку он не продолжал, внимание постепенно стало возвращаться к Ивенрайту, который все еще сжимал свой пустой стакан. Ивенрайт чувствовал его присутствие спиной: сука! Как хорошо все шло, пока не появился этот мошенник; правда ведь, хорошо! И каким-то образом Дрэгеру опять удалось выставить его дураком — вот только как, если бы он понимал. Он попытался сосредоточиться на этом, но сдался и бросился вымещать свой гнев на Тедди, требуя бесплатной выпивки на основании того, что за вечер он уже выхлебал столько его сока, что если б в нем были какие-нибудь градусы, то он бы уже был пьян как свинья, не так ли? Тедди налил, не произнося ни слова. Ивенрайт выпил залпом, даже не закрывая глаз, и задумчиво облизал губы. «Голубиная моча», — прокомментировал он и сплюнул в сторону плевательницы. В ответ ему раздался такой же неуверенный смешок. В ожидании следующего хода люди переводили взгляды со своего президента на представителя юниона. А Дрэгер словно и не замечал тишины, воцарившейся после его появления, и продолжал не спеша рассматривать стаканчик, поворачивая его так и сяк. Ивенрайт прислонился к стойке. Он чувствовал, что попал не в лучшее положение. Дрэгер сделал свой ход. Флойд потер шею и наконец прервал молчание, швырнув свой стакан в медный котелок, висевший в углу бара.
— Голубиная моча! — заорал он снова. — Это не виски, это чистая, стопроцентная голубиная моча. — В ответ раздался более уверенный смех, и тогда, осмелев, он, слегка подавшись вперед, с горящими глазами повернулся к Дрэгеру. — О'кей, Джонатан Бэйли Дрэгер, раз вы такой умный, давайте послушаем, что мы должны делать, с вашей точки зрения. Вы заварили эту кашу, не так ли? А теперь расскажите, как нам из нее выбраться.
Я — тупой рубщик деревьев! Я хочу сказать: нам ведь никто не платит зарплаты за то, что мы думаем. А раз вы такой умный…
Дрэгер поставил стакан на салфетку — раздался приглушенный, но довольно отчетливый звук, словно щелчок под водой.
— Флойд, если ты сядешь и успокоишься…
— Хо-хо-хо! И никакой я вам не Флойд, Джонатан Бэйли Дрэгер. Закон? Вы хотите по закону — ладно, вы знаете и я знаю, что нам делать. Мы здесь можем спорить до хрипоты, но ведь все понятно! И то, что я убеждаю идти на Стамперов, может, и идиотизм… но не меньший, чем то, что вы нас втянули в эту никому не нужную забастовку!
— Флойд, ты сам говорил еще в августе, что вы здесь все чуть ли не голодаете.
— Но в августе вы говорили, что сможете все уладить без забастовки.
— Чего ты испугался, Флойд? Что не сможешь оплатить пары чеков?
Дрэгер говорил так тихо, что трудно было даже определить, откуда исходит голос. Ивенрайт же переходил на все более повышенные тона, чтобы уничтожить молчание, привнесенное Дрэгером.
— Нет, я не боюсь того, что не смогу оплатить пары чеков. Такое уже бывало. Со всеми нами. Мы бастуем не первый раз и как-то справлялись. И сейчас справимся, не правда ли, парни? — Кивнув, он оглядел людей. Те, глядя на Дрэгера, покивали ему в ответ. — Парой чеков нас не запугаешь, но мы не побоимся и отступить, если почувствуем, что загнаны в угол!
— Флойд, если ты…
— А если вас интересует по закону, мы проиграли! Мы разбиты. — Утерев нос, он снова повернулся к присутствующим. — Я давно уже хотел покончить с этим. Время для забастовки было выбрано неправильно, — мы все это прекрасно знали, — зима и пустой забастовочный фонд, но Дрэгер решил, что ему это выгодно, что если он добьется своего, то станет знаменитостью, царем каким-нибудь… вот он нас и заставил…
— Флойд…
— Дрэгер, если вы, мать вашу, такой умный…
— Флойд!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85