Вив слишком поздно понимает преувеличенность своей встречи и, глядя на Хэнка, пытается понять, не заподозрил ли он чего. — Хотя что тут подозревать? Ли просто говорил, даже не очень внятно, я слушала вполуха.
— Хэнк, недоуменно нахмурившись, смотрит вокруг.
— Я думал, старик здесь, — замечает он, беспокойно глядя на нее.
— Генри только что ушел, — говорит Вив.
— Собаки еще там, — сообщает им Хэнк и подходит к костру погреть руки. — Судя по всему, еще за одной лисицей. Но я решил заглянуть сюда, прежде чем продолжать. Старушка Молли не показывалась?
— Хэнка тревожит, что она так резко замолчала, — мрачно объясняет Джо Бен.
— Мы ее не видели, — говорит Ли. — Генри сказал, что или медведь напугал ее, или она его потеряла.
— Генри — голова. Ни один зверь не может напугать Молли. К тому же, если судить по ее лаю, я сомневаюсь, чтобы она потеряла след. Поэтому-то она так меня и беспокоит. С другими собаками иначе. А Молли не из тех, кого можно легко заткнуть.
Из темноты снова доносится шуршание.
— А вот и Дядюшка с Доллиным щенком, — провозглашает Джо, и две собаки виновато выходят на свет, как преступники, отдающие себя на милость высокого суда. — Хитрая лисичка, — насмешливо говорит Джо, уперев руки в бока. — Бегали за бедной лисичкой… а почему не помогли с медведем, а?
Дядюшка заползает в хижину, а Доллин щенок падает на спину, словно демонстрация его брюха является исчерпывающим объяснением.
— Что вы собираетесь делать? — спрашивает Вив.
— Кому-нибудь нужно пойти поискать ее, — без энтузиазма говорит Хэнк. Появляются все новые и новые собаки. — Вы ведите собак к дому, а я возьму Дядюшку на поводок и пойду к гребню.
— Нет! — быстро произносит Вив, хватая его за руку. Все с удивлением поворачиваются к ней. — Ну, тогда тебя не будет всю ночь. С ней все в порядке. Пойдем лучше домой.
— Что?.. Они стоят вокруг костра. Ветерок колышет траву; Ли дрожит от ненависти к ней, от ненависти к ним всем,
— Пойдем… пожалуйста.
— Я схожу, — вызывается Джо. — Джэн все равно спит. Плевое дело, найду я эту собаку.
Хэнк не слишком-то уверен.
— Последний раз я слышал ее с востока, у ручья Стампера; ты уверен, что хочешь идти туда один?
— Можно подумать, я боюсь привидений.
— А что, нет?
— Господи, конечно нет. Пошли, Дядюшка, покажем им, кто здесь кого боится.
Хэнк улыбается:
— Значит, уверен? Жутко темно, и помни, какой сегодня день… последний в октябре…
— Тьфу. Мы ее найдем. Идите домой.
Хэнк собирается отпустить еще одну шуточку в адрес своего кузена и вдруг чувствует, как Вив впивается ногтями в его руку.
— Ладно, — неуверенно соглашается он и подмигивает Джо. — Совершенно не понимаю, в чем тут дело, но всякий раз, как эта женщина нюхнет алкоголя, ей тут же надо это отпраздновать.
Джо вынул из рюкзака сандвич и чашку.
— Ага. — Он кивнул во мрак за костром. — Я уж не говорю о том, что можно увидеть там в ночь перед Хэллоуином. Все что угодно.
Но как только все ушли, энтузиазм Джо заметно поостыл.
— Темно, да, Дядюшка? — заметил он псу, привязанному к хижине. — Ну, ты готов? — Пес не ответил, и Джо решил выпить еще одну чашечку горелого кофе, пристроившись над углями. — И тихо…
Хотя ни то ни другое не соответствовало действительности. Луна, ловко найдя в облаках прорехи, заливала лес морозным блеском, и ночное зверье, словно чувствуя, что ему предоставляется последний шанс в этом году, резвилось соответственно случаю. Древесные жабы распевали прощальные песни, прежде чем закопаться в душистую древесную труху; землеройки шныряли по тропинкам, резко попискивая от голода; зуйки рывками перелетали с лужайки на лужайку, перекликаясь «ди-ди-ди!» чистыми сладкими голосами, вселяя оптимизм и веру в эту прекрасную морозную ночь. Впрочем, Джо Бена это не убеждало; несмотря на всю его показную смелость перед Хэнком, его временем был день. А ночью лес, может, и красив, да откуда человеку знать это, если темно?
Так он и откладывал поиски пропавшей собаки, попивая чашку за чашкой. И не то что он боялся темного леса — еще не родился тот зверь в северных чащобах, с которым Джо Бен не сразился бы один на один с полной уверенностью в своей победе ночью ли, днем ли, — а все дело было в том, что, так или иначе, оставшись наедине с перспективой прогулки до ручья Стампера, он принялся думать о своем отце… Пролежав довольно долго, Молли шевелится и пытается встать на мелководье. Огонь в тазу поугас, а боль заглушил холод. И ей уже нравится лежать в воде. Но она знает, что если сейчас не пойдет домой, то не пойдет туда уже никогда. Сначала она все время валится на землю. Потом вновь начинает чувствовать свои конечности и перестает падать. По дороге она спугивает опоссума. Зверек шипит и, дергаясь, падает на бок. Но она проходит мимо, даже не понюхав его…
Потому что Джо был уверен: если на этом свете существуют привидения, то дух старого Бена Стампера должен блуждать по лесу именно сейчас. И не влияет, во плоти он или нет, — Джо никогда не опасался телесной оболочки своего отца, даже пока тот был жив. Бен никогда не угрожал своему сыну физическим насилием. Может, было бы лучше, если б он это делал; от этой угрозы легко избавиться, просто исчезнув за пределы досягаемости… Угроза, которой Джо опасался, заключалась в тавре темных сил, которым было отмечено лицо отца, словно штамп с окончанием срока использования на взятой книге, — и так как у Джо было точно такое же лицо, он чувствовал, что и он заклеймен тем же тавром; единственным способом отделаться от него было сменить лицо.
— Ладно, Дядюшка, кончай выть, еще одна чашка — и пойдем взглянем. …Она подходит к дереву, через которое еще недавно так легко перелетела; теперь ей приходится ползком перебираться через него: ХОЛОДНО. Ах ты холодная лунишка! Холодно, жарко и еще так далеко…
Джо срезает смолистый сосновый сук и поджигает его. Как только огонь разгорается, он отвязывает собаку и пускается в путь. Но эти сосновые сучья горят совсем не так, как в кино, где толпы поселян несутся по лесу, преследуя какое-нибудь чудище, которое хватает первого же парня без факела и отрывает ему голову, как виноградину! Не прошло и десяти минут, как Джо вернулся назад, чтобы снова поджечь свой факел… Тяжело, холодно и ничтожно. Может, лечь? Там, на мягкий мох. Заснуть там. Нет…
На этот раз он привязал Дядюшку к ремню и взял в обе руки по факелу. Они продержались двадцать минут. …Или под сосну на хвою. Устала, холодно, жжет, далеко. Заснуть. Нет…
В третий раз Джо с Дядюшкой добираются аж до дна низины. Луна мечется из стороны в сторону, пытаясь прорваться сквозь облака. Пробившийся сквозь деревья луч, как главный аттракцион вечера, высвечивает землеройку, разделывающуюся с лягушкой. Заметив их, Дядюшка делает скачок, сбивая Джо Бена с ног и лишая его сразу обоих факелов. Шипя, они гаснут в глубоких мокрых зарослях папоротника… долго лежать на сосновой хвое, просто спать и чтобы не было холодно и жарко. Нет… Темно. Вив рыдает в доме, обретая странное облегчение, и пытается понять, что только что произошло внизу между Хэнком и Ли. Хэнк свирепо пьет на кухне пиво. Ли стоит у своего окна, глядя на реку. «Где ты, луна? Где ты и все твои глупости о волшебных миндальных печеньях? Если не возражаешь, я бы перекинулся с тобой словечком-другим…»
— Дядюшка! Папа! Господи! — Джо Бен обескураженно встает, пока Дядюшка поедает и лягушку и землеройку. Он пробует из Писания: «И да будешь светом в моей лампаде», — но это не помогает. Особенно… когда там что-то! там всегда что-то ждет тебя большое и черное, чтобы подмять под себя… где луна болъше не будет так жечь, где не будет холода и не надо будет тащить задние ноги. Нет… Нет! Вив успокаивается и, обернувшись, осматривает свою комнату — ей кажется, что у нее за спиной только что раздался насмешливый хохот вороны, но там всего лишь пустая клетка. Генри, лежа в постели, пытается прогнать юное и легкое привидение с ножом за отворотом, которое вдвойне неуловимо по сравнению с обычным, так как шныряет по времени — из прошлого в будущее, где Генри даже и не рассмотреть этого коварного сукина сына! Ли наконец находит обманщицу луну, которая робко прячется за расщепившимся облаком: я презрительно плюю в ее направлении — это за весь твой вздор о любви и цветах и о том, как закопать боевой топор! А это за твою порцию Патентованных Алисиных Стимулянтов, которую ты влила в меня вместе с глотком сметаны, — карнавальная дешевка, чистое жульничество, после которого человеку становится еще хуже!
От долгого стояния Дядюшка начинает подвывать, и Джо поддает ему ногой по заду, чтобы тот умолк. Луна, как сигнальный фонарь, то появляется, то исчезает, и в горах, на востоке, ей отвечают безмолвные всполохи молний. Дядюшка снова начинает выть. «Заткнись, пес! Мы все в таком положении, все до единого. Он там!» — Тяжело тяжело, холодно холодно, устала, лечь в хвою, чтобы стало тепло навсегда. Нет! Да, отдохнуть…
— Джо стоит, в ужасе прислушиваясь к тяжелой поступи человека, который никогда не умел тихо ходить по лесу: «Черт, он не станет сам подходить ко мне, он знает — он подождет, когда я подойду к нему!» — и слышит лишь, как ветер перебирает схваченные морозцем красные осиновые листья. Ли отворачивается от окна, оставив луну и ее колдовство: возвращаюсь к старому доброму СГАЗАМУ или чему-нибудь такому же. Может, верное волшебное слово и труднее найти, чем волшебное миндальное печенье, но давай, луна, будем смотреть фактам в лицо; карбогидраты и полисатураты помогают прибавить в весе и обрести душевный покой, но никто еще не слышал, чтобы они способствовали наращиванию стальных бицепсов. Мне от магии нужна сила, а не брюшко сластены. И молния, черт возьми, посильнее выдерживания на дрожжах.
Эта молния оставила после себя в воздухе легкий звон. Джо сглотнул и вытянул шею, прислушиваясь к этому звону.
— Дядюшка! Слышишь? Только что, слышал? — …тяжело тяжело холодно отдыхать да ЧТО? да просто лечь… слышишь ЧТО?
С вершины холма снова доносится слабый свист, резко обрывающийся в конце, как изогнутый нож для срезания кустарника.
— Это Хэнк в хижине! — восклицает Джо. — Пойдем навстречу ему, Дядюшка, пойдем!
Ликуя, они идут назад по тропинке по направлению к звуку, и вдруг все вокруг заливает свет прожекторов… да ЧТО? Молли приподнимает морду с лап и поворачивает неслушающуюся голову в сторону свиста ЧТО? Все вокруг пропахло медведем, но запах уже не свежий. Здесь его подняли. Именно здесь. И она побежала за ним. Свист снова прорезает тьму ЧТО? ОН? Она отталкивается передними лапами и здоровой задней и снова начинает идти, снова ДА ОН… ИДТИ. А Ли достает себе таблетку и три сигареты, собираясь писать письмо: «Дорогой Питере…», и Вив не понимает, не может понять…
Когда Джо Бен появился у костра, Хэнк курил, сидя на мешке с манками.
— Вот уж не ожидал тебя услышать, — небрежно замечает Джо. — Я думал, ты давно задал храпака. Да. Я бы, по крайней мере, точно так сделал. Чуть не заснул, болтаясь здесь…
— Никаких следов Молли? — Хэнк не поднимает головы от углей.
— Ничего. Я прочесал все у ручья вверх и вниз. — Он глубоко вдыхает, чтобы справиться с одышкой, — иначе Хэнк догадается, что он проделал весь путь назад бегом, — и идет привязывать Дядюшку, глядя, как Хэнк смотрит на огонь… — А ты что не в своей тарелке?
Хэнк откидывается, переплетая пальцы рук на колене, и моргает от сигаретного дыма.
— Ой… я с Малышом вроде повздорил.
— О Господи, из-за чего? — укоризненно спрашивает Джо и вдруг вспоминает, с какой поспешностью Вив с Ли отпрыгнули друг от друга, когда они появились.
— Из-за чего, неважно. Дерьмо. Какой-то ерундовый спор по поводу музыки. Дело не в этом.
— Очень плохо, очень плохо. Ты понимаешь? Вы с ним так хорошо ладили. После первого дня я сказал себе: «Может, я ошибался». Но потом лед растаял, и все пошло и…
— Нет, — ответил Хэнк, обращаясь к костру. — Не так уж мы с ним ладили. На самом деле. Просто мы не ругались…
— А сегодня поругались? — спросил Джо, испугавшись, что он что-то пропустил. — Но вы же не дрались, надеюсь?
Хэнк не спускал глаз с затухающего костра.
— Нет, не дрались. Просто покричали немного. — Он сел и выплюнул окурок в огонь. — Но Боже ж мой, я уверен, что здесь-то и закопана истина, это та самая кость, которая застряла у нас обоих в глотках. Может, на самом деле из-за этого мы и не можем поладить…
— Да? — зевнул Джо Бен, пододвигаясь к огню. — А что это? — Он снова зевнул, у него выдался насыщенный день и еще более насыщенная ночь.
— То, что мы не деремся. Что он не хочет, и мы оба знаем это. Может, из-за этого-то мы и остаемся чужими, как масло и вода.
— Эта жизнь на Востоке сделала из него труса. — Глаза у Джо закрылись, но Хэнк, кажется, этого не замечает.
— Нет, он не трус. Иначе он бы не приехал. Нет. Дело не в том, что он трусит… хотя сам он, может, тоже так думает. Он достаточно взрослый, чтобы понимать, что, даже если он проиграет, никто не собирается его забивать. Я, помню, видел, как он в школе отбирал деньги у малышей в два раза его меньше, потому что он знал, что они его не побьют… Но даже когда он уверен, что его не побьют, он все равно ведет себя так, словно уверен в собственной неспособности победить!
— Верно… верно… — Голова у Джо Бена падает.
— Он ведет себя так… словно у него нет никаких причин, ну ни единой, чтобы драться.
— Может, у него их действительно нет.
— Если их нет у Ли, то у кого вообще они тогда могут быть! — Хэнк не мигая смотрит в огонь.
Шуршит вика, рычит Дядюшка. Что-то шевелится на границе света. Хэнк вскакивает на ноги. Устала устала холодно НО ОН! Кажется, что у собаки стало два хвоста, висящих из огромного распухшего зада.
— О Господи! Ее укусила змея! Она пытается цапнуть их, когда они берут ее на руки. Она не помнит, кто они такие. Теперь все они части единого целого. Как ЛУНА, и ОГОНЬ, и ДЕРЕВО, и МЕДВЕДЬ, все ЖАРКО ХОЛОДНО ТЕМНО в ее лихорадящем сознании; и бее это часть одного большого ВРАГА, как ВОДА, ОТДЫХ и даже СОН…
Поздно. Задушевно тикают часы. Отцу индеанки Дженни хватает сил лишь на то, чтобы сидеть и глядеть в пустой пульсирующий экран, похожий на голубоватый глаз. Но постепенно из этого глаза рваным строем начинают появляться разрозненные воспоминания и мифы. Они принимаются кружить вокруг костра, который не затухает уже шестьдесят лет. Наконец они рассаживаются кто где, друг на друге, как прозрачные годы, вырванные из целлофанового календаря. «Жили-были…» — произносит известняковый глаз, и все замирают, прислушиваясь…
Генри успешно пререкается с юной тенью из прошлого. Ли удивленно зажигает спичку. Обезумев, скулит Молли на чьих-то руках. За полночь в гостинице «Ваконда», в номере, который они делят пополам, Рей и Род торгуются о том, сколько они заработали у Тедди. Рей пытается насвистывать гитарное вступление Хэнка Томпсона к «Перлу на Земле», но он слишком раздражен, и копченые колбаски, которые Род приготовил на ужин, слишком буйно ведут себя у него в животе, не давая попасть в нужную тональность. Внезапно он обрывает свист и швыряет в корзинку газету, которую читал.
— Мать вашу растак, обрыдло все!
— Спокойно, парень! Просто у них забастовка, — пытается успокоить Род своего приятеля, — Может, пока она у них тут не закончится, поехать в Эврику и посшибать юксовые на стоянке у твоего брата? Что скажешь?
Рей глядит на зачехленную гитару, лежащую у него под кроватью, потом подносит к лицу свои руки и осматривает их.
— Не знаю, друг. Будем смотреть правде в лицо: никто из нас не становится моложе. Просто иногда… на хер, на хер все!
На причале перед домом Хэнк кладет потерявшую сознание собаку в лодку и выпрямляется.
— Сделай мне одолжение, Джоби, свози ее к ветеринару…
От удивления Джо даже просыпается. Что? То есть конечно, но…
— Я хочу заняться фундаментом.
— Опять? Ты его замучаешь до смерти со своими проверками и укреплениями.
— Нет. Просто… эти тучи мне не нравятся.
— Ну… о'кей. — И, оставив Хэнка на берегу, он, нахмурившись, — шрам поверх шрамов — плывет через темную реку, чувствуя, что ему тоже что-то не нравится, нечто большее, чем тучи, но он еще не знает что.
Генри ворочается и ерзает в своей скрипучей кровати, беседуя с белыми красавицами, и вставная челюсть пялится на него из стакана с водой. Вив в темноте обнимает подушку, не понимая, почему он не ложится, почему не приходит сейчас! к ней! и вспоминает долгие ночи, которые она проводила одна с куклами, — «Птица на ветке, рыба на волне», — пока ее родители ездили на грузовике продавать продукты в Денвер или Колорадо-Спрингз, в темной комнате, где куклы прислушивались к каждому звуку: «…а моя красотка идет-поет ко мне». Джо поднимается по лестнице, уже абсолютно уснув. Мягкий ворох Джэн ждет его в комнате, полной маленьких сонных комочков, и в своей фланелевой ночной рубашке она выглядит так скромно, что вряд ли сможет соблазнить даже самое тупое воображение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85