Пуля вылетела с легким свистящим звуком и попала ему в хребет, чуть ниже шеи, куда Хэнк и целился; олень повалился, как марионетка, у которой одновременно обрезали все ниточки. Джо, Хэнк и Энди, работая бок о бок с такой скоростью, которая сделала бы честь профессионалам с консервной фабрики, выпустили из него кровь, очистили от внутренностей, отрезали голову и копыта и закопали все улики меньше чем за пять минут. Рядом с прогалиной, выбранной оленем, нашлось даже дуплистое дерево. «Удивительно услужливый тип попался», — сообщил Хэнк, поднимая тушу к дуплу и прикрывая ее черничником.
— Вот уж точно! — откликнулся Джо Бен. — Мы сегодня у Христа за пазухой. Все будет тип-топ! Молочные реки, кисельные берега! Сегодня все за нас, разве нет? Нет? Могу поспорить, все святые сегодня заодно со Стамперами.
Похоже, святые влияли и на лебедку, и на всю эту злобную, мстительную компанию тросов и изъеденного временем железа. За целый день перетаскивания двухтонных бревен к рангоуту систему заело всего один раз. Все замерло со скрежетом — трос заело в барабане. Но и тут святые не подвели, удача снова сопутствовала им; вместо того чтобы идти за запчастями, Хэнк управился с помощью плоскогубцев и молотка так молниеносно, что даже не успел израсходовать весь запас слов, который он хранил на случай поломки. Весь оставшийся день лебедка работала как часы. Да и все оборудование — пилы, трактор, кран — вело себя так же услужливо и любезно, как и олень на дороге.
— Нет, вы понимаете, — говорил Хэнк, — что мы сегодня отгрузили восемь грузовиков? Честное слово, восемь. Господи, я даже не припомню, когда нам столько удавалось сделать! Кажется, только когда мы работали в парке, где все было ровненько и дорожки повсюду. Нет, я и впрямь доволен. Черт побери, мне это правда нравится! — Хэнк отпустил ручку мотора, и, пока он потягивался и распрямлял позвоночник, лодка полетела вперед как стрела. — Как тебе это нравится, Малыш? — Он игриво толкнул Ли в плечо. — Что скажешь? Устал? Сколько ты сегодня бревен наотправлял?
Ли распрямил плечи под подтяжками.
— Знаешь, что-то странно, — задумчиво и слегка недоумевая, откликнулся он. — Не понимаю, но я даже не устал. Как ты думаешь, может, у меня выработался иммунитет?
Хэнк подмигнул Джо Бену:
— Ты хочешь сказать, что «не подыхаешь от усталости»? Ну что ж, вполне возможно. — И он вновь обратился к мотору, опустив голову и пряча улыбку.
— Честно говоря, Хэнк, впервые, с тех пор как был приговорен к этому тросу, я чувствую себя совершенно нормально. Нет, ты не подумай только, что я убаюкиваю себя этим ложным оптимизмом, — поспешно добавил Ли, заметив улыбку на губах Хэнка. — Я понимаю, что сегодня просто все шло хорошо. Чистое совпадение. Может, такое еще и произойдет, но рассчитывать на это нельзя. Конечно, может, через месяц и наступит еще один такой благословенный день, но кто поручится, что завтра не будет очередного ада? Кто поручится, что завтра мы опять отправил восемь грузовиков? А? Я не поручусь.
— Значит, ты признаешь, что это был благословенный день? — поднял палец Джо Бен. — Да! Ты не станешь спорить, что я верно подметил тайные знаки! — И он восторженно ударил себя кулаком по ладони.
— Джоби, — промолвил Хэнк, — если в ближайшее время твои тайные знаки помогут нам еще чуть-чуть, клянусь, я сам начну ходить в твою церковь и помогать тебе их вычислять.
Ли опустил голову так, чтобы плечо Джо заслоняло ему солнце.
— Одно скажу, Джо: лес сегодня был более благожелателен и щедр к нам. Ягодник не пытался меня заарканить. Ветки не стремились выколоть мне глаза. И самое главное, знаешь, что я заметил, самое главное — не знаю, говорит это что-нибудь вам, старым, опытным лесорубам? — но под всеми стволами были отверстия для троса! Отверстия, да благословят их все святые! Нет ничего ужаснее, когда нужно надеть трос на необхватное бревно, а под ним нет отверстий и под него приходится подкапываться.
— Ну! Само собой, — рассмеялся Джо Бен, ударяя Хэнка по колену. — Ты чувствуешь, что творится?! Чувствуешь, что у нас с парнем? Он врубается. Он услышал, услышал благовест лесов. Он забросил всю свою ученость и обретает духовное возрождение от Матери-Природы.
Чушь, — мягко возразил Хэнк. — Ли просто приходит в форму. Становится мужчиной. Крепнет.
— Разве ты не понимаешь, это одно и то же? — не смутившись, продолжил Джо Бен. — Точно. А теперь, ребята, я хочу, чтобы вы поразмыслили над всеми этими знаками…
Чушь, — оборвал Хэнк развитие стройной теории. — Повторяю, он просто приходит в форму. Когда Ли появился здесь три недели назад, он погибал от поноса мозгов. Боже милостивый, Джоби, да три недели кого хочешь приведут в форму, и знаков твоих не потребуется!
— Да, но… но эти три недели! Одни пот и кровь. Разве не говорят, Господь помогает тем, кто сам хочет себе помочь? Так что надо учитывать…
И, устроившись поудобнее и закинув руки за голову, Джо Бен пускается в бурное объяснение теории, которая объединяет физическое тело, духовную душу, тросы лебедки, астрологические знаки, книгу Экклезиаста и всех игроков бейсбольной команды «Гигантов «, которых по просьбе Джо Бена Брат Уолкер благословил непосредственно накануне их последней победы!
Ли вполуха слушал проповедь, улыбался, потирая большим пальцем вздувшиеся бугорки мозолей, и лениво размышлял: откуда бы это взяться такому странному приливу теплоты, который внезапно охватил его? Что это с ним? Он закрыл глаза, чувствуя, как последние лучи солнца пляшут на его ресницах. Что это за странное ощущение? Он поднял лицо навстречу свету…
Испуганная радостными доводами Джо Бена, из зарослей выпорхнула пара шилохвостей, и Ли вдруг ощутил в себе биение их крыльев, восходящее восхитительной каденцией. Он вздрогнул и глубоко вздохнул… Течет река. Дрожит сука в холодном лунном, свете. Ли шарит рукой по кровати в поисках спичек. Он зажигает погасшую сигарету и, не выпуская ее изо рта, продолжает писать:
«И надо тебе знать, Питере, эта земля всколыхнула во мне не только воспоминания: цель моего приезда на время померкла, ибо я начал любить все это, да поможет мне Бог…»
Лодка причаливает. Гончие, бурля, выскакивают из-под дома. Джо Бен, схватив бортовой трос, накидывает его на сваю. На берегу Вив замирает у бельевой веревки с хрустящими накрахмаленными простынями в руках и смотрит, как мужчины сходят на берег, окруженные собачьей сворой.
— Вы сегодня рано! — кричит она.
— Рано и с удачей, — отвечает Джо Бен. — И подарочек привезли.
Вив смотрит, как Хэнк и Ли поднимают со дна лодки что-то завернутое в брезент. Хэнк водружает тюк себе на плечо и, улыбаясь, идет к ней, преследуемый собаками.
Вив, запихав простыни под мышку, ждет, уперев руки в бедра.
— Ну, браконьеры, что сегодня подстрелили? Джо подпрыгивая бежит к Вив, платок на его шее раздувается как парус.
— Наткнулись в горах на рогатого кролика, Вив, и Хэнку пришлось облегчить ему участь. Я же говорю, сегодня такой день. Гляди! — И он вываливает перед ней оленью печень. — Мы подумали, может, ты пожаришь нам ее к ужину?
— Моментально убери это от моих простынь. Привет, милый! Привет, Ли! Ой, у тебя тоже кровь на свитере, неужели ты тоже участвовал в этом преступлении?
— Лишь частично: я не препятствовал его осуществлению, а теперь намереваюсь вкусить его плоды. Так что, боюсь, я лишился невинности.
— Пошли отнесем его к амбару, Малыш, и освежуем. Джоби, а ты бы позвонил, договорился о новом вороте для этой чертовой лебедки.
— Ага. Сделаю. А как насчет парочки хомутов? Учитывая, как с ними сегодня управлялся Ли, они не дотянут до времени, когда мы получим новые.
— Старик дома, Вив?
— Засветло? Когда еще из «Пенька» не разошлись ужинать?
Хэнк смеется, сгибаясь под тяжестью туши.
— А ты ступай, начинай жарить печень; если старый котяра не вернется, когда она будет готова, мы съедим ее без него. Малыш, если ты собираешься участвовать в этом деле, пошли, поможешь мне ободрать его…
В «Пенек» с шумом входит индеанка Дженни и замирает, тупо моргая глазами и привыкая к свету. Она замечает Генри и, вдруг смутившись, быстро отворачивается. Увидев Рея и Рода, она с решительным и непоколебимым видом устремляется к ним вдоль ряда табуретов, неся свое словно вытесанное из кедра лицо как военный щит. На скулах, лбу и подбородке виднеются мазки косметики, которые каждый день она накладывала по-разному, однако выражение лица под ними неизменно оставалось одинаковым. Раз в месяц, когда Дженни получает пенсию, она приходит сюда посидеть, чтобы отметить великодушие правительства, вливает в себя бурбон за бурбоном, пока за ее мутными глазами не начинает звучать примитивный ритм музыки совета, и тогда она поднимается и движется в тяжелом танце, спотыкаясь и вечно падая… то на стол к рыбакам, то к шоферам, но те никогда не обижаются, так как обычно бывают гораздо пьянее ее (в городе даже поговаривают о том, что Дженни обладает какой-то необъяснимой способностью падать только на тех мужиков, которые пьянее ее). Потом она встает и, взяв кого-нибудь за рукав наманикюренными ногтями, произносит: «Ты же пьян. Идем. Я доведу тебя до дому». Но и тогда, когда она удовлетворенно удаляется со своим трофеем, лицо ее не меняется, на нем сохраняется то же выражение — что-то среднее между тупой яростью и зверской страстностью.
Сейчас она нацелена на субботний танцевальный дуэт. Они замечают ее и улыбаются ей своими субботними улыбками; заказывая песню, Дженни не скупится. «Эй, привет, девочка», — протягивает руку Рей. Она замирает в нескольких дюймах, чуть не налетев на них, все еще ослепленная и разъяренная своей встречей с Генри.
— На прошлой неделе, парни, вы играли слишком скоро. Чтобы сегодня играли медленнее, слышали? Тогда, может, и еще кто-нибудь потанцует, кроме этих маленьких засранцев… Вот… — Она лезет в карман своей обшитой золотой тесьмой рубахи и достает оттуда скомканные купюры. Вынув два доллара, она вдавливает их в столешницу, словно приклеивая. — Медленные мелодии.
— Дженни-девочка, премного благодарны, премного благодарны.
— Ну ладно.
— В эту субботу будем играть так медленно, словно под наркотой. Присаживайся, а? Расслабься. Послушай пластинку…
Но она уже повернулась и целенаправленно двинулась к дверям; деловая женщина, у которой столько обязанностей, что нет времени развлекаться с игровыми автоматами.
Нам было шестнадцать, мы любили друг друга…
А насекомые все летели и летели с реки взглянуть на коллекцию неоновых огней Тедди и сгорали на обнаженных проводах. На противоположной стороне улицы зажигается реклама кинотеатра, и испуганный человечек в зеленой кепке на абсолютно лысой голове торопливо выбегает из прачечной, чтобы успеть к телефону, надрывающемуся в кассе: звонят школьники из Уолдпорта узнать, что сегодня идет. «Пол Ньюмен и Джеральд Пейдж в драме Уильямса „Лето и дым“, начало в восемь вечера, всего лишь один доллар». Надо поддерживать нравы и сокращать накладные расходы. Пока ему это удается.
Джонатан Б. Дрэгер втирает мазь в свою хроническую экзему, которая на сей раз проявилась на шее. В предыдущий раз она вылезла на груди, а до этого — на животе. Он стоит перед зеркалом, взирая на решительные и мужественные черты своего лица, и боязливо прикидывает, не вскочит ли она следующий раз у него на физиономии. «Все этот климат. Каждый раз, как я сюда приезжаю, она у меня появляется. Начинаю гнить, как дохлая собака».
Поскрипывают бакены, мягко покачиваясь на волнах; с наступлением темноты маяк Ваконды, растопырив четыре луча, задает порку скалам. Дженни неподвижно стоит у окна, глядя, как безработные лесорубы бродят с фонарями по отмели. «Даже на тарелку супа не зайдут. А я приглашать не стану. А может, у меня здесь не слишком чисто?» И принимается тереть в раковине две свои простыни. Сидя в клозете с искривленной от натуги физиономией, силясь преодолеть свой запор, Флойд Ивенрайт проклинает Джонатана Б. Дрэге-ра: «Толстая жопа, даже не взглянул на отчет!
А ведь в нем вся наша жизнь за последние десять лет! А если это его не впечатляет, то что ему еще надо?» В своей брезентовой хижине сумасшедший скандинав уже сварил трилобита и съел его мясо, а теперь делает пепельницу из его раковины. На кухне Хэнк утихомиривает детей и прислушивается — ему показалось, что с того берега гудят. В «Пеньке» Генри незаконно покупает бутылку бурбона у Тедди и заворачивает ее во вчерашний номер «Орегонского Портленда». Он величественно прощается с теми немногими, кто еще не отбыл ужинать, выходит из бара и, икая и чертыхаясь, залезает в забрызганный грязью пикап, чтобы ехать к дому. «Мы им показали, вот так. Черт побери». И далее: «Надеюсь, кто-нибудь услышит меня; так все болит, если придется долго ждать «. Он едет очень медленно, навалившись на руль и вглядываясь в освещенную мостовую… Его вставные челюсти подпрыгивают рядом на сиденье, оставляя мокрые следы укусов… Молли дрожит все слабее…
В результате жалобные гудки старика расслышал Ли. Он отправился за сметаной в погреб и, задумавшись, остановился на темном берегу. Он только что поужинал: Вив и Джэн поджарили печень и сердце с луком, сварили картошку, подали свежий горошек и домашний хлеб; на десерт его ждали печеные яблоки. Вив вырезала из них сердцевину, насыпала внутрь сахар с горячей корицей и, прежде чем ставить в духовку, клала сверху по ломтику масла. Пока они готовились, кухня заполнилась такими запахами, что, когда Вив достала наконец блюдо, дети взвыли от восторга. «Постойте, постойте, очень горячо». Яблоки сочились густым сиропом. Ли, уставившись на тарелку, чувствовал на лбу жар печи. «Хэнк или Джо Бен, кто-нибудь сбегайте за сметаной», — попросила Вив.
Хэнк вытер рот и, ворча, начал отодвигать стул, чтобы подняться, но Ли уже выхватил миску и оловянную ложку из рук Вив. «Я принесу, — вдруг услышал он собственный голос. — Хэнк добыл нам мясо. Джо разделал его. Вы с Джэн приготовили…»
— Я его солил, — улыбнулся Джонни.
— …и даже яблоки. За яблоками ходил Зануда. Так что, я… — Он замолчал, внезапно почувствовав себя очень глупо, с ложкой в одной руке, миской — в другой, под выжидающими взглядами присутствующих. — Так что, я подумал…
— Молодчина! — спас его Джо Бен. — Умри, но достань. Разве я тебе не говорил, Хэнк? Разве я не говорил тебе это самое о старине Ли?
— Чушь! — фыркнул Хэнк. — Он просто воспользовался случаем вырваться из этого дурдома.
— Вот уж нет, сэр! Вот уж нет! А я говорил тебе. Он приходит в форму, обвыкает!
Хэнк рассмеялся, качая головой. А Джо Бен уже развивал новую теорию, соотнося мышечный тонус с божественным вдохновением. Тем временем Ли спустился в прохладный бетонный погреб, где на полу все еще стояли лужи антисептика, и, склонившись над огромным каменным кувшином, принялся черпать сметану полными ложками. Он когда-то слышал, что от хлорки слезятся глаза.
Он уже возвращался из погреба, прижав миску к животу, когда с противоположного берега донесся гудок. Он звучал как во сне. Осторожно нащупывая ногой в темноте тропинку, он снова двинулся на призывный свет, но гудок вновь остановил его, и он склонился над миской. В саду закричала перепелка, зовя своего дружка домой спать. Из кухонного окна раздался взрыв хохота Джо Бена, за которым тут же последовал смех его ребятишек. Машина снова загудела. Глаза у Ли горели после того, как он потер их в погребе. Снова гудок, но он его почти не расслышал, увлеченный отражением луны в сметане…
«Когда я был маленьким и ходил здесь — мрачный, болезненный, замкнутый, когда мне было шесть, восемь, десять и когда мне казалось, что я обделен и обездолен жизнью („Малыш, сбегай к берегу, собери нам ежевики к каше“. — „Только не я“.), почему я не бегал здесь босиком в коротком комбинезончике среди свистящих перепелок и прячущихся мышей… почему меня держали в коричневых ботинках и вельветовых брюках в комнате, битком набитой маленькими и большими книжками?» Луна не знала почему или не хотела отвечать. «О Боже, что сталось с моим детством?» И сейчас, вспоминая это, я слышу, как луна цитирует мне готический стих:
Даже тот, кто чист и душой открыт,
Чьи помыслы лишь молитвой полны,
Прянет оборотнем, как зацветет аконит
В ярком сиянье осенней луны.
— И мне наплевать, что со мной будет дальше, — сообщил я луне. — В данный момент меня совершенно не интересует собственное будущее, лишь мое грязное прошлое. Даже у оборотней и чудо-капитанов было детство, не правда ли?
— Ты сказал, — высокопарно отвечала луна. — Ты сказал.
Я стоял с миской сметаны, благоухавшей люцерной в моих руках, глядел, как темные припарки сумерек вытягивают летучих мышей из укрытий, и прислушивался к их гортанному посвисту, который на долгие годы соединился для меня с гудящей с другого берега машиной.
«Почему я оказался в этом коконе наверху?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Вот уж точно! — откликнулся Джо Бен. — Мы сегодня у Христа за пазухой. Все будет тип-топ! Молочные реки, кисельные берега! Сегодня все за нас, разве нет? Нет? Могу поспорить, все святые сегодня заодно со Стамперами.
Похоже, святые влияли и на лебедку, и на всю эту злобную, мстительную компанию тросов и изъеденного временем железа. За целый день перетаскивания двухтонных бревен к рангоуту систему заело всего один раз. Все замерло со скрежетом — трос заело в барабане. Но и тут святые не подвели, удача снова сопутствовала им; вместо того чтобы идти за запчастями, Хэнк управился с помощью плоскогубцев и молотка так молниеносно, что даже не успел израсходовать весь запас слов, который он хранил на случай поломки. Весь оставшийся день лебедка работала как часы. Да и все оборудование — пилы, трактор, кран — вело себя так же услужливо и любезно, как и олень на дороге.
— Нет, вы понимаете, — говорил Хэнк, — что мы сегодня отгрузили восемь грузовиков? Честное слово, восемь. Господи, я даже не припомню, когда нам столько удавалось сделать! Кажется, только когда мы работали в парке, где все было ровненько и дорожки повсюду. Нет, я и впрямь доволен. Черт побери, мне это правда нравится! — Хэнк отпустил ручку мотора, и, пока он потягивался и распрямлял позвоночник, лодка полетела вперед как стрела. — Как тебе это нравится, Малыш? — Он игриво толкнул Ли в плечо. — Что скажешь? Устал? Сколько ты сегодня бревен наотправлял?
Ли распрямил плечи под подтяжками.
— Знаешь, что-то странно, — задумчиво и слегка недоумевая, откликнулся он. — Не понимаю, но я даже не устал. Как ты думаешь, может, у меня выработался иммунитет?
Хэнк подмигнул Джо Бену:
— Ты хочешь сказать, что «не подыхаешь от усталости»? Ну что ж, вполне возможно. — И он вновь обратился к мотору, опустив голову и пряча улыбку.
— Честно говоря, Хэнк, впервые, с тех пор как был приговорен к этому тросу, я чувствую себя совершенно нормально. Нет, ты не подумай только, что я убаюкиваю себя этим ложным оптимизмом, — поспешно добавил Ли, заметив улыбку на губах Хэнка. — Я понимаю, что сегодня просто все шло хорошо. Чистое совпадение. Может, такое еще и произойдет, но рассчитывать на это нельзя. Конечно, может, через месяц и наступит еще один такой благословенный день, но кто поручится, что завтра не будет очередного ада? Кто поручится, что завтра мы опять отправил восемь грузовиков? А? Я не поручусь.
— Значит, ты признаешь, что это был благословенный день? — поднял палец Джо Бен. — Да! Ты не станешь спорить, что я верно подметил тайные знаки! — И он восторженно ударил себя кулаком по ладони.
— Джоби, — промолвил Хэнк, — если в ближайшее время твои тайные знаки помогут нам еще чуть-чуть, клянусь, я сам начну ходить в твою церковь и помогать тебе их вычислять.
Ли опустил голову так, чтобы плечо Джо заслоняло ему солнце.
— Одно скажу, Джо: лес сегодня был более благожелателен и щедр к нам. Ягодник не пытался меня заарканить. Ветки не стремились выколоть мне глаза. И самое главное, знаешь, что я заметил, самое главное — не знаю, говорит это что-нибудь вам, старым, опытным лесорубам? — но под всеми стволами были отверстия для троса! Отверстия, да благословят их все святые! Нет ничего ужаснее, когда нужно надеть трос на необхватное бревно, а под ним нет отверстий и под него приходится подкапываться.
— Ну! Само собой, — рассмеялся Джо Бен, ударяя Хэнка по колену. — Ты чувствуешь, что творится?! Чувствуешь, что у нас с парнем? Он врубается. Он услышал, услышал благовест лесов. Он забросил всю свою ученость и обретает духовное возрождение от Матери-Природы.
Чушь, — мягко возразил Хэнк. — Ли просто приходит в форму. Становится мужчиной. Крепнет.
— Разве ты не понимаешь, это одно и то же? — не смутившись, продолжил Джо Бен. — Точно. А теперь, ребята, я хочу, чтобы вы поразмыслили над всеми этими знаками…
Чушь, — оборвал Хэнк развитие стройной теории. — Повторяю, он просто приходит в форму. Когда Ли появился здесь три недели назад, он погибал от поноса мозгов. Боже милостивый, Джоби, да три недели кого хочешь приведут в форму, и знаков твоих не потребуется!
— Да, но… но эти три недели! Одни пот и кровь. Разве не говорят, Господь помогает тем, кто сам хочет себе помочь? Так что надо учитывать…
И, устроившись поудобнее и закинув руки за голову, Джо Бен пускается в бурное объяснение теории, которая объединяет физическое тело, духовную душу, тросы лебедки, астрологические знаки, книгу Экклезиаста и всех игроков бейсбольной команды «Гигантов «, которых по просьбе Джо Бена Брат Уолкер благословил непосредственно накануне их последней победы!
Ли вполуха слушал проповедь, улыбался, потирая большим пальцем вздувшиеся бугорки мозолей, и лениво размышлял: откуда бы это взяться такому странному приливу теплоты, который внезапно охватил его? Что это с ним? Он закрыл глаза, чувствуя, как последние лучи солнца пляшут на его ресницах. Что это за странное ощущение? Он поднял лицо навстречу свету…
Испуганная радостными доводами Джо Бена, из зарослей выпорхнула пара шилохвостей, и Ли вдруг ощутил в себе биение их крыльев, восходящее восхитительной каденцией. Он вздрогнул и глубоко вздохнул… Течет река. Дрожит сука в холодном лунном, свете. Ли шарит рукой по кровати в поисках спичек. Он зажигает погасшую сигарету и, не выпуская ее изо рта, продолжает писать:
«И надо тебе знать, Питере, эта земля всколыхнула во мне не только воспоминания: цель моего приезда на время померкла, ибо я начал любить все это, да поможет мне Бог…»
Лодка причаливает. Гончие, бурля, выскакивают из-под дома. Джо Бен, схватив бортовой трос, накидывает его на сваю. На берегу Вив замирает у бельевой веревки с хрустящими накрахмаленными простынями в руках и смотрит, как мужчины сходят на берег, окруженные собачьей сворой.
— Вы сегодня рано! — кричит она.
— Рано и с удачей, — отвечает Джо Бен. — И подарочек привезли.
Вив смотрит, как Хэнк и Ли поднимают со дна лодки что-то завернутое в брезент. Хэнк водружает тюк себе на плечо и, улыбаясь, идет к ней, преследуемый собаками.
Вив, запихав простыни под мышку, ждет, уперев руки в бедра.
— Ну, браконьеры, что сегодня подстрелили? Джо подпрыгивая бежит к Вив, платок на его шее раздувается как парус.
— Наткнулись в горах на рогатого кролика, Вив, и Хэнку пришлось облегчить ему участь. Я же говорю, сегодня такой день. Гляди! — И он вываливает перед ней оленью печень. — Мы подумали, может, ты пожаришь нам ее к ужину?
— Моментально убери это от моих простынь. Привет, милый! Привет, Ли! Ой, у тебя тоже кровь на свитере, неужели ты тоже участвовал в этом преступлении?
— Лишь частично: я не препятствовал его осуществлению, а теперь намереваюсь вкусить его плоды. Так что, боюсь, я лишился невинности.
— Пошли отнесем его к амбару, Малыш, и освежуем. Джоби, а ты бы позвонил, договорился о новом вороте для этой чертовой лебедки.
— Ага. Сделаю. А как насчет парочки хомутов? Учитывая, как с ними сегодня управлялся Ли, они не дотянут до времени, когда мы получим новые.
— Старик дома, Вив?
— Засветло? Когда еще из «Пенька» не разошлись ужинать?
Хэнк смеется, сгибаясь под тяжестью туши.
— А ты ступай, начинай жарить печень; если старый котяра не вернется, когда она будет готова, мы съедим ее без него. Малыш, если ты собираешься участвовать в этом деле, пошли, поможешь мне ободрать его…
В «Пенек» с шумом входит индеанка Дженни и замирает, тупо моргая глазами и привыкая к свету. Она замечает Генри и, вдруг смутившись, быстро отворачивается. Увидев Рея и Рода, она с решительным и непоколебимым видом устремляется к ним вдоль ряда табуретов, неся свое словно вытесанное из кедра лицо как военный щит. На скулах, лбу и подбородке виднеются мазки косметики, которые каждый день она накладывала по-разному, однако выражение лица под ними неизменно оставалось одинаковым. Раз в месяц, когда Дженни получает пенсию, она приходит сюда посидеть, чтобы отметить великодушие правительства, вливает в себя бурбон за бурбоном, пока за ее мутными глазами не начинает звучать примитивный ритм музыки совета, и тогда она поднимается и движется в тяжелом танце, спотыкаясь и вечно падая… то на стол к рыбакам, то к шоферам, но те никогда не обижаются, так как обычно бывают гораздо пьянее ее (в городе даже поговаривают о том, что Дженни обладает какой-то необъяснимой способностью падать только на тех мужиков, которые пьянее ее). Потом она встает и, взяв кого-нибудь за рукав наманикюренными ногтями, произносит: «Ты же пьян. Идем. Я доведу тебя до дому». Но и тогда, когда она удовлетворенно удаляется со своим трофеем, лицо ее не меняется, на нем сохраняется то же выражение — что-то среднее между тупой яростью и зверской страстностью.
Сейчас она нацелена на субботний танцевальный дуэт. Они замечают ее и улыбаются ей своими субботними улыбками; заказывая песню, Дженни не скупится. «Эй, привет, девочка», — протягивает руку Рей. Она замирает в нескольких дюймах, чуть не налетев на них, все еще ослепленная и разъяренная своей встречей с Генри.
— На прошлой неделе, парни, вы играли слишком скоро. Чтобы сегодня играли медленнее, слышали? Тогда, может, и еще кто-нибудь потанцует, кроме этих маленьких засранцев… Вот… — Она лезет в карман своей обшитой золотой тесьмой рубахи и достает оттуда скомканные купюры. Вынув два доллара, она вдавливает их в столешницу, словно приклеивая. — Медленные мелодии.
— Дженни-девочка, премного благодарны, премного благодарны.
— Ну ладно.
— В эту субботу будем играть так медленно, словно под наркотой. Присаживайся, а? Расслабься. Послушай пластинку…
Но она уже повернулась и целенаправленно двинулась к дверям; деловая женщина, у которой столько обязанностей, что нет времени развлекаться с игровыми автоматами.
Нам было шестнадцать, мы любили друг друга…
А насекомые все летели и летели с реки взглянуть на коллекцию неоновых огней Тедди и сгорали на обнаженных проводах. На противоположной стороне улицы зажигается реклама кинотеатра, и испуганный человечек в зеленой кепке на абсолютно лысой голове торопливо выбегает из прачечной, чтобы успеть к телефону, надрывающемуся в кассе: звонят школьники из Уолдпорта узнать, что сегодня идет. «Пол Ньюмен и Джеральд Пейдж в драме Уильямса „Лето и дым“, начало в восемь вечера, всего лишь один доллар». Надо поддерживать нравы и сокращать накладные расходы. Пока ему это удается.
Джонатан Б. Дрэгер втирает мазь в свою хроническую экзему, которая на сей раз проявилась на шее. В предыдущий раз она вылезла на груди, а до этого — на животе. Он стоит перед зеркалом, взирая на решительные и мужественные черты своего лица, и боязливо прикидывает, не вскочит ли она следующий раз у него на физиономии. «Все этот климат. Каждый раз, как я сюда приезжаю, она у меня появляется. Начинаю гнить, как дохлая собака».
Поскрипывают бакены, мягко покачиваясь на волнах; с наступлением темноты маяк Ваконды, растопырив четыре луча, задает порку скалам. Дженни неподвижно стоит у окна, глядя, как безработные лесорубы бродят с фонарями по отмели. «Даже на тарелку супа не зайдут. А я приглашать не стану. А может, у меня здесь не слишком чисто?» И принимается тереть в раковине две свои простыни. Сидя в клозете с искривленной от натуги физиономией, силясь преодолеть свой запор, Флойд Ивенрайт проклинает Джонатана Б. Дрэге-ра: «Толстая жопа, даже не взглянул на отчет!
А ведь в нем вся наша жизнь за последние десять лет! А если это его не впечатляет, то что ему еще надо?» В своей брезентовой хижине сумасшедший скандинав уже сварил трилобита и съел его мясо, а теперь делает пепельницу из его раковины. На кухне Хэнк утихомиривает детей и прислушивается — ему показалось, что с того берега гудят. В «Пеньке» Генри незаконно покупает бутылку бурбона у Тедди и заворачивает ее во вчерашний номер «Орегонского Портленда». Он величественно прощается с теми немногими, кто еще не отбыл ужинать, выходит из бара и, икая и чертыхаясь, залезает в забрызганный грязью пикап, чтобы ехать к дому. «Мы им показали, вот так. Черт побери». И далее: «Надеюсь, кто-нибудь услышит меня; так все болит, если придется долго ждать «. Он едет очень медленно, навалившись на руль и вглядываясь в освещенную мостовую… Его вставные челюсти подпрыгивают рядом на сиденье, оставляя мокрые следы укусов… Молли дрожит все слабее…
В результате жалобные гудки старика расслышал Ли. Он отправился за сметаной в погреб и, задумавшись, остановился на темном берегу. Он только что поужинал: Вив и Джэн поджарили печень и сердце с луком, сварили картошку, подали свежий горошек и домашний хлеб; на десерт его ждали печеные яблоки. Вив вырезала из них сердцевину, насыпала внутрь сахар с горячей корицей и, прежде чем ставить в духовку, клала сверху по ломтику масла. Пока они готовились, кухня заполнилась такими запахами, что, когда Вив достала наконец блюдо, дети взвыли от восторга. «Постойте, постойте, очень горячо». Яблоки сочились густым сиропом. Ли, уставившись на тарелку, чувствовал на лбу жар печи. «Хэнк или Джо Бен, кто-нибудь сбегайте за сметаной», — попросила Вив.
Хэнк вытер рот и, ворча, начал отодвигать стул, чтобы подняться, но Ли уже выхватил миску и оловянную ложку из рук Вив. «Я принесу, — вдруг услышал он собственный голос. — Хэнк добыл нам мясо. Джо разделал его. Вы с Джэн приготовили…»
— Я его солил, — улыбнулся Джонни.
— …и даже яблоки. За яблоками ходил Зануда. Так что, я… — Он замолчал, внезапно почувствовав себя очень глупо, с ложкой в одной руке, миской — в другой, под выжидающими взглядами присутствующих. — Так что, я подумал…
— Молодчина! — спас его Джо Бен. — Умри, но достань. Разве я тебе не говорил, Хэнк? Разве я не говорил тебе это самое о старине Ли?
— Чушь! — фыркнул Хэнк. — Он просто воспользовался случаем вырваться из этого дурдома.
— Вот уж нет, сэр! Вот уж нет! А я говорил тебе. Он приходит в форму, обвыкает!
Хэнк рассмеялся, качая головой. А Джо Бен уже развивал новую теорию, соотнося мышечный тонус с божественным вдохновением. Тем временем Ли спустился в прохладный бетонный погреб, где на полу все еще стояли лужи антисептика, и, склонившись над огромным каменным кувшином, принялся черпать сметану полными ложками. Он когда-то слышал, что от хлорки слезятся глаза.
Он уже возвращался из погреба, прижав миску к животу, когда с противоположного берега донесся гудок. Он звучал как во сне. Осторожно нащупывая ногой в темноте тропинку, он снова двинулся на призывный свет, но гудок вновь остановил его, и он склонился над миской. В саду закричала перепелка, зовя своего дружка домой спать. Из кухонного окна раздался взрыв хохота Джо Бена, за которым тут же последовал смех его ребятишек. Машина снова загудела. Глаза у Ли горели после того, как он потер их в погребе. Снова гудок, но он его почти не расслышал, увлеченный отражением луны в сметане…
«Когда я был маленьким и ходил здесь — мрачный, болезненный, замкнутый, когда мне было шесть, восемь, десять и когда мне казалось, что я обделен и обездолен жизнью („Малыш, сбегай к берегу, собери нам ежевики к каше“. — „Только не я“.), почему я не бегал здесь босиком в коротком комбинезончике среди свистящих перепелок и прячущихся мышей… почему меня держали в коричневых ботинках и вельветовых брюках в комнате, битком набитой маленькими и большими книжками?» Луна не знала почему или не хотела отвечать. «О Боже, что сталось с моим детством?» И сейчас, вспоминая это, я слышу, как луна цитирует мне готический стих:
Даже тот, кто чист и душой открыт,
Чьи помыслы лишь молитвой полны,
Прянет оборотнем, как зацветет аконит
В ярком сиянье осенней луны.
— И мне наплевать, что со мной будет дальше, — сообщил я луне. — В данный момент меня совершенно не интересует собственное будущее, лишь мое грязное прошлое. Даже у оборотней и чудо-капитанов было детство, не правда ли?
— Ты сказал, — высокопарно отвечала луна. — Ты сказал.
Я стоял с миской сметаны, благоухавшей люцерной в моих руках, глядел, как темные припарки сумерек вытягивают летучих мышей из укрытий, и прислушивался к их гортанному посвисту, который на долгие годы соединился для меня с гудящей с другого берега машиной.
«Почему я оказался в этом коконе наверху?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85