И если твой Леннуа или ещё кто-нибудь из твоих прикормленных депутатов попробует возникать в сенате с этим делом, Вавру это ох как не понравится.
Это прозвучало убедительно, - как отлично разыгранная сцена из спектакля. Шаван пожал плечами, усмехнулся:
- Неплохо, Альфред, ей-Богу, неплохо. Но при чем тут я?
Баум провел ладонью по щеке.
- Очень жаль, Альбер. Я подумал, что ты бы счел за лучшее отмыться от своих трансатлантических связей, чтобы они не появились в твоем досье. Но как я могу это гарантировать, если ты упорствуешь? Тебе следует знать, что мистер Хенк Мант подставит тебя в любую минуту. И когда это произойдет, никакие друзья не помогут.
- Не тебе судить, Альфред!
Баум задумался на минуту, принял решение:
- Вот что, Альбер, тебе нужно время для размышления. Когда что-то решишь, поставь меня в известность.
- Заговорит! - убежденно произнес Баум, когда за Шаваном и его стражем захлопнулась дверь. - Не захочет же он, чтобы прямо на обложке его досье было крупными буквами написано: "Связан с ЦРУ".
И он оказался прав. Весь день продолжались допросы арестованных, от сотрудников время от времени поступали данные - довольно скупые. Никто не склонен был болтать - даже перспектива провести рождественские праздники в камере не развязывала языки.
Поздно вечером Баум приказал доставить к нему Радеску - сомнительного владельца "Софранала".
Несколько минут спустя в кабинете появился коротенький, лысый, пухлый человечек лет шестидесяти. На груди, на кармане светло-голубого пиджака рядом с лейблом "Пьер Карден" были вышиты буквы "IR". Держался он с достоинством, хотя и несколько елейным:
- Ах, месье Баум, для меня большая честь встретиться с вами, я столько слышал о вашей работе и всегда восхищался.
- Ничего вы о моей работе не знаете, Симянский, не тратьте слов попусту. Садитесь.
- Я вовсе не Симянский, месье, с чего вы взяли? Мое имя Радеску, Ион Радеску, - он ткнул пальцем в вышитые на кармане буквы.
- Для меня вы - Борис Симянский. Под этим именем вы значитесь в наших архивах.
- Мои документы в порядке, месье. Должен вам сказать, что у меня много знакомых в вашем Министерстве...
- В контрразведке, в службе госбезопасности и в префектуре полиции вы также пользуетесь известностью, - Баум властным жестом остановил словесный поток, явно готовый излиться из уст собеседника. - Не тешьте себя надеждой, что я не удосужился познакомиться с вашим прошлым. Обязан вам сказать: не прошлое, а настоящее послужит предметом нашей беседы. А также будущее ваше будущее.
- Уверяю вас, вы принимаете меня за другого. Это ошибка, да-да. Мои друзья в министерстве внутренних дел и в посольстве Соединенных Штатов будут только рады подтвердить, что я - Ион Радеску. Обратитесь к мистеру Хергемеймеру или даже к послу Шерману - вы с ним безусловно знакомы, приятный человек. Это несчастное недоразумение надо разрешить как можно быстрее. Само собой разумеется, я оставлю эту ошибку без последствий, вам не о чем беспокоится, хотя вы причинили мне ряд неудобств, даже унизили...
- Ошибки не произошло, Симянский. Неудобства и унижения только начались - если вы не образумитесь. Ваши люди Раве и Бланк во всю дают показания. Альбер Шаван - он, знаете ли, вас терпеть не может - тоже кое-что рассказал. Странный вы человек, Симянский - я вам добра желаю, а вы мне голову морочите.
- Дорогой Баум, - не сдавался Симянский-Радеску, - Мы оба знаем, что многие вещи часто кажутся не такими, какие они есть на самом деле. Ну и что, если мои подчиненные Бог весть что наболтают? Кто поверит их показаниям, данным под принуждением? Да никто не поверит! Не забывайте о моих влиятельных друзьях. - Он умолк, улыбнулся и добавил выразительно, - О друзьях!
- Во Франции у всех есть друзья, а то и родственники, - бодро подхватил Баум. - Любой сутенер с улицы заявляет, что его трогать нельзя, потому что у него дядюшка в мэрии работает - марки там лижет. Мои приятели в полиции часто жалуются, что из-за этого кумовства трудно работать. Но мы-то с вами не в полиции, Симянский, а в контрразведке. Здесь никакая дружба не срабатывает.
Он сделал паузу, перегнулся через стол:
- Вы ступили на зыбкую почву и все ваши так называемые друзья от вас откажутся, как только узнают, что речь идет о шпионаже в пользу СССР, - эти буквы он произнес с расстановкой.
Пухлый человечек в светло-голубом костюме заморгал беспомощно, перевел взгляд с Баума на меня и обратно, будто в надежде, что один из нас успокоит его, скажет, что мы просто пошутили.
- Блефуете, - произнес он наконец. - Точно, это блеф. Вы нарушаете мои права.
- Заткнись ты, - прикрикнул на него Баум неожиданно грубо, - Здесь я сам решаю, какие у кого права. Твои отпечатки пальцев совпадают с отпечатками из досье Симянского - его судили в сорок шестом за сотрудничество с немцами и за грабеж имущества евреев, приговор - десять лет тюрьмы. Компьютер все как есть доложил, можешь на него жаловаться, сколько влезет.
- Я должен поговорить со своим адвокатом, - произнес арестованный упавшим голосом. - Ни единого слова без него не скажу, но предупреждаю, что ваше поведение приведет к серьезным для вас последствиям.
Мелкие капли пота выступили у него на лбу, и он снова взглянул на меня, будто ожидая сочувствия.
- Уведите его, - устало промолвил Баум, вызвав сотрудника. - Допрос продолжайте. Когда он поумнеет, дайте знать. И если он готов на компромисс, то пусть поторопится, потому что я сделки заключаю только в первый день.
Говоря все это, Баум уже и не глядел на задержанного.
- Поверить не могу... - начал было тот, но Баум не дал ему договорить.
- Уберите его отсюда, я занят, - и небрежно махнул рукой в сторону двери. Сотрудник крепко ухватил Радеску за рукав и буквально выдернул его из кресла.
- Может, что и выйдет, - сказал Баум, когда мы остались одни, - Но особых надежд на это пресмыкающееся возлагать не стоит. Надо ещё что-нибудь предпринять. Например, пообедать. Пусть сюда принесут.
За обедом, состоявшим главным образом из сосисок с капустой, Баум сказал задумчиво:
- Сейчас, пожалуй, сыграем в очко с Альбером. - И добавил:
- Все это дело в любую минуту может рухнуть, и я вместе с ним.
- Мне известно, как вы рискуете. Вашим нервам позавидовать можно.
Баум улыбнулся:
- Иной раз приходится рисковать. Только не думайте, что у меня приступ англо-французской дружбы или что я изображаю из себя эдакого крестоносца борца за справедливость. Рискую, потому что убежден: сейчас проиграешь, потом хлопот будет куда больше.
- Лично для вас?
- Для страны. И соответственно для меня тоже. Я эти понятия стараюсь не разделять.
- Я не спрашиваю, почему вы действуете так, а не иначе, хочу только сказать, что я вам признателен за сотрудничество.
- Признательность вашу принимаю, но мотивы у нас разные, - сказал он, - Пока интересы наших стран совпадают - отлично. Просто великолепно. Но если они разойдутся - тут уж не обессудьте.
Он сложил крест-накрест вилку и нож на тарелке, отодвинул её, наполнил свой стакан. И тут же позвонил по внутреннему:
- Шавана сюда.
Когда того привели, Баум жестом предложил ему сесть.
- Мне право жаль, Альбер, что такой у тебя выдался неудачный день. Надеюсь, теперь мы договоримся и разойдемся по домам, к нашим женщинам.
- Сильно сомневаюсь, - Шаван пожал плечами.
Баум пододвинул к нему бокал с вином и продолжал негромко:
- Утром я тебе сказал, что это дело имеет европейский аспект. Ты не отреагировал - может, просто не знал об этом или подумал, что я блефую. Но это не так, Альбер. Я тебе кое-что расскажу - имей в виду, я многим рискую, если ты обманешь мое доверие. Но и ты рискуешь. Если, выслушав меня, захочешь и дальше молчать и спустишь на меня этого своего Леннуа, то через какое-то время тебя обвинят в том, что ты работаешь на русских американские друзья тебя так подставят, что не отмоешься. - Баум помолчал ожидая ответа, но не дождался и продолжал:
- В деле замешаны Хенк Мант и ЦРУ, но не это главное. Если вообще оно существует, это дело, то обернется оно против русских. Маршан - по своей воле или вопреки ней - работал и на них тоже. Ты этого, конечно, не знал. Но я-то знаю, и, стало быть, ты, связавшись с теми, кто всеми силами препятствует разоблачению Маршана, фактически действуешь в интересах советской разведки. Кстати, один из их агентов счел за лучшее поскорее ретироваться. Вчера вечером исчез... Не так уж глупо с его стороны...
- О ком ты говоришь?
- О Жюле Робертоне.
- Первый раз слышу.
- Возможно. Но это уже неважно. Сам знаешь - в таких случаях замаранными оказываются все, кто хотя бы косвенно был связан с агентом. Когда все это разнюхают газетчики, им понадобятся жертвы. Как обычно. Теперь рассуди, дорогой Альбер, сколько народу занимается расследованием. В этом здании в данную минуту несколько десятков человек. И кто-то из них наверняка назовет твое имя и при этом добавит: только я вам ничего не говорил. Может, даже кто-то из моих людей: захочет заручиться любовью прессы или отдать должок, ну, ты знаешь...
Шаван залпом выпил вино и протянул Бауму пустой бокал.
- Блефуешь, Альфред. Правительство не жаждет видеть в газетах имя Маршана.
- Зря ты продолжаешь держаться за эту версию, - вздохнул Баум. - Ну поразмысли: Робертон скрылся. Поймаем мы его или нет, - не так уж важно. Кого-то найдем, кого можно потащить в суд. Пресса этого потребует. Правительство хотело бы все скрыть, тут я с тобой согласен, но противостоять газетной шумихе оно не сможет. Вот где для тебя опасность кроется. Твои люди побывали в доме Брансона, он же Бракони. Твою машину засекли по дороге в Конш. Сам ты полностью изобличен в связях с "Луной" и "Софраналом". Наш приятель Пэнмур, которого ты тут видишь, располагает самыми достоверными сведениями. Я по должности не могу смотреть сквозь пальцы на такие вещи...
- Одни предположения - ничего у тебя нет конкретного.
- Есть. Твоя фотография у дверей "Софранала". И разъяснения сотрудников этого общества о том, как ты организовал покушение на Пэнмура. Показания двоих из "Луны" - о том, как ты их нанял. Смерть Артуняна - мы отнюдь не закрыли это дело. А ещё у меня будут показания, которые ты дашь прежде, чем выйдешь отсюда, и свидетельства твоих подручных, которые мы наверняка получим, пусть и не сразу. Вот что окажется в твоем досье, и в один прекрасный день, дорогой Альбер... - он понизил голос почти до шепота, - Сам понимаешь, что произойдет в один прекрасный день, если не примешь предложение, которое я сделал тебе сегодня утром.
Шаван снова осушил бокал и откинулся на спинку стула, уставившись в стену.
- Ладно, - сказал он наконец, - Пусть меня отведут в тихую комнату и дадут бумагу и ручку. Посмотрим, что из этого получится.
Когда его вывели, Баум со словами: "Пора узнать, насколько продвинулось с Робертоном" велел вызвать Жоливе. Тот явился с блокнотом и, докладывая, то и дело сверялся со своими записями.
- Опрошен персонал брокерской конторы Робертона - ничего подозрительного. Обыск кабинета хозяина: там много чего нашлось - записные книжки с телефонами и адресами, картотеки, еженедельники и всякое такое. Но это ещё предстоит исследовать. Я сам занимался весь день квартирой Робертона. Забрал оттуда кое-что для дальнейшей работы. Пока рано говорить о результатах.
- Как насчет писчей бумаги - помнишь, я просил проверить?
- Конечно. Обнаружены пачка конвертов и бумага, идентичные тому письму.
- Что слышно в туристических агентствах?
- Установлено, что брал он билеты возле авеню Опера. Билеты в один конец. Вылетели вдвоем в Цюрих из Орли. Мы уже связались со Швейцарией через Интерпол. Пока от них никаких сообщений.
- И не будет, - сказал Баум, - Ладно, все в порядке, спасибо.
В письменных показаниях Шавана обнаружилось кое-что, чего я не знал. Прежде я не догадывался, какой нажим оказывал на него Хенк Мант. Сначала он всего-навсего намеревался с помощью Шавана предотвратить мой контакт с Баумом. Для этого и было изобретено похищение и вся эта инсценировка. Цель была такая: одурачить меня и напугать до смерти. По мере того как я в своем неведении продолжал расследование, инструкция изменилась: вообще меня убрать. Устранить, как выразился Хенк, загнав в безнадежную ситуацию. Почему он дублировал свои усилия, прибегнув одновременно и к помощи алжирских бандитов, и к трюку с неисправным автомобилем, можно только догадываться: хотел, чтобы наверняка.
Шаван же за деньги выполнял все, что ему поручали: организовал через "Софранал" машину напрокат, нанял головорезов из "Луны". Когда же обнаружилось, что не сработал ни тот, ни другой способ, и я добрался-таки до Бракони, то Шаван получил ещё более категорический приказ расправиться со мной - для того и мчались в Конш его люди. Оттуда они должны были позвонить и доложить, а также получить новые распоряжения. И они их получили: избавиться от трупы Бракони и от передатчика. Передатчик разобран на части и спрятан в неглубокой яме за домом, забросан хворостом. Бракони похоронен примерно в километре оттуда, в лесу. А дальнейшие инструкции оказались таковы: установить пластиковые бомбы в квартире Изабел и в моей машине.
Все это Шаван изложил весьма тщательно, с точными датами и деталями он-то знал, что нужно контрразведке. При этом настаивал твердо и убежденно: ему не было известно, что все это дело связано с советской разведкой. Тот любопытный момент, как он вообще оказался в прислужниках у Хенка, он и вовсе опустил, ни слова не было сказано об их прежних совместных делишках. Умолчал Шаван также о гибели Арама Артуняна и Анни Дюпюи. Одно дело пытаться кого-то убить, совсем другое - убийства, которые состоялись.
- С виду вроде бы все ясно, - заключи Баум. - Но только с виду. Вот смотрите: вы побеседовали с Артуняном - и Шавану немедленно поручают его убить. Заодно заманить вас в ловушку - но для этого требовалась некоторая подготовка, не так ли? Однако все сошло гладко - похоже, он ждал вас.
- Значит, в нашей лондонской конторе кто-то стучит американцам.
- Выходит, так. Кому были известны ваши планы?
- Да половине министерства иностранных дел, не говоря уж о начальстве.
- Случись такое у нас в Париже, русские получили бы все сведения в двадцать четыре часа.
- И у нас точно так же, - признался я. Мы помолчали. - А передавать сведения американцам и шпионажем-то не считается.
- В том-то и дело, - согласился Баум.
- Этот "Софранал" - просто прикрытие, за ним орудует ЦРУ, предположил я.
- Если бы мы умели хитрить с американцами как с русскими, "Софранал" давно бы значился в наших картотеках, - подтвердил мою мысль толстяк.
Позже мы распрощались с Альбером Шаваном, который умудрился вернуть себе импозантный вид и внушающие почтение манеры.
- Наша совместная работа оказалась весьма полезной, Альбер, - похвалил его Баум. - Я получил примерно половину необходимых мне сведений, а ты сообщил примерно половину того, что мог бы сообщить.
Шаван изобразил удивление:
- Тебе трудно угодить, Альфред. Того, что ты узнал, достаточно, чтобы меня в порошок стереть. Этого мало?
- Ты прекрасно знаешь, чего бы я хотел. Повторять не стану. Ладно, ступай себе домой. Теперь, надеюсь, будешь держать меня в курсе, если мистер Хенк Мант снова привлечет тебя к своим делишкам.
- Если только уцелею, - мрачно сказал Шаван.
- Ну, ты справишься, - усмехнулся Баум. - Куда этим американцам до тебя!
- Спасибо, Альфред, - Шаван поежился, но все же спросил:
- А как там мое досье?
- Не запятнано, - ответил Баум. - А если ты выполнишь мое условие и будешь сообщать нам о своих контактах с ЦРУ, то это послужит только украшению твоего досье.
Шаван нахмурился.
- Приходится верить тебе на слово, Альфред. Деваться-то некуда, - он протянул свою огромную лапу, сгреб со стола листок со своими показаниями и, смяв, сунул в карман, - Тебе ведь они больше не нужны?
Баум не предпринял ни малейшей попытки воспрепятствовать ему. Вместо этого он набрал номер внутреннего телефона:
- Машину с шофером. Чтобы отвезти домой господина Шавана.
После его ухода Баум позвонил снова, на сей раз дежурному в министерство иностранных дел: не наблюдалось ли в последние двое суток отъездов или приездов советских дипломатов. Дежурный обещал узнать и перезвонить. Звонок последовал через час: некий Терешвили, второй секретарь посольства отбыл в Москву нынешним утром. Тем же рейсом Аэрофлота отправился Власов - корреспондент ТАСС. Оба заявили, что обратно не собираются. Баум осведомился, что думают по этому поводу в русском департаменте МИДа.
- Несколько скоропалительно, но в общем ничего особенного, - ответил дежурный.
- Концы прячут, - сказал Баум. - Я обоих знаю - эти господа из КГБ. Я бы удивился, если бы с исчезновением Робертона не смылся бы кое-кто из русских.
- Между прочим, - спохватился я, - как насчет прессы? Сможете удержать её в узде?
- За ней присмотрит правительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25