Баум ногой в домашней туфле ласково потрогал её.
Я начал свой рассказ с моих встреч - с Артуняном, с Альбером Шаваном, с того, как я был "арестован" возле "Sexy-Bizzare". Поведал, как били меня в контрразведке, как я улизнул от своих мучителей и встретился с Баумом, как он мне помог. И дальше - как взял напрокат машину и какая это оказалась машина. Потом о сражении в доме Бонтанов. О дальнейшем путешествии. Закончил на том, как симулировал автокатастрофу. Кое о чем я счел за лучшее умолчать: об убитом арабе, о бумагах Сегюра, о Бракони и находке в его доме. Когда я закончил, Баум спросил, не запомнил ли я номера машины, на которой меня увезли от дверей ночного клуба.
- Запомнил. У меня память на такие вещи. 5502 75. Или 5592.
- Министерский номер. Установить нетрудно, - он потянулся за лежащим на столике блокнотом, записал. - А номер дома на улице Этьен Марсель?
- Не заметил. Но могу специально сходить и посмотреть.
- Завтра же и сходите, ладно? И опишите людей, которые вас били.
Я описал, как мог, он сделал пометки в блокноте.
- А как они были одеты?
В моем описании первое место занимала обувь - её я разглядел лучше всего.
- Они обращались друг к другу по имени?
- Не слышал. По-моему, это профессионалы. Знают, как бить, куда ударить, чтобы побольней. И при этом никаких эмоций - скучное занятие, тысячу раз это проделывали.
- А как выглядит квартира на улице Этьен Марсель?
Пришлось напрячь память - я ведь был ещё не в себе, когда туда приехал. Но кое-что все же вспомнилось.
- Пьет хозяин шотландские виски "Блэк Лейбл" - дорогое удовольствие во Франции. А квартира безликая. Знаете, он не чувствовал себя дома - даже входную дверь открыл как-то неуверенно. Может, я и ошибаюсь...
- Он говорил, что это его квартира?
- Сказал, что отвезет меня "к себе". И дал лейкопластырь, чтобы залепить порезы. В ванной он, стало быть, ориентируется.
- Как вам показалось - квартира вообще обитаема? Живут в ней?
- Думаю, да. Или специально для меня ей придали жилой вид. На столике в прихожей были письма, а на вешалке - мужская шляпа и плащ.
- Давайте вернемся к той комнате, которую вы приняли за мой кабинет. Когда вы вылезли в окно, то обратили внимание на соседние здания?
- Помню крышу дома напротив. Но особо ничего не разглядел - там парапет высокий.
- Что-нибудь все-таки разглядели? Какие-нибудь дома? Может, что-то необычное?
- Дом напротив - кирпичный. И выше того, в котором я находился. Иначе бы я просто его не увидел - я ведь прятался за парапетом, полз, согнувшись.
- Стало быть, этажей восемь?
- Не меньше.
- А на улице Соссэ все дома на противоположной от нас стороне - из серого камня, а не кирпичные.
- Вот как!
- Излишне и говорить, что мы никогда не пользуемся услугами автошколы Марсо. Припомните ещё что-нибудь...
- Да, я же видел Эйфелеву башню! Довольно близко - может, в километре. Или ближе. Тогда я на это внимания не обратил, но теперь понимаю, что от улицы Соссэ она гораздо дальше.
- Вы её видели прямо за кирпичным зданием?
- Да. Прямо перед собой.
- Значит, улица, на которой вы были, проходит перпендикулярно прямой линии, если её начертить от Эйфелевой башни к этому дому?
- Что-то в этом роде.
- На ваше суждение, что до башни около километра, к сожалению, полагаться нельзя. Знаете, расстояние - вещь обманчивая...
- Пожалуй.
- Что ещё вспомните?
Я подумал. Ага, вот. Где-то поблизости проходит метро: пока я ждал своего спасителя в гараже, явственно чувствовал, что пол вибрирует. Я даже, от нечего делать, фиксировал в голове, насколько часто проходят поезда. Примерно каждые семьдесят секунд.
- На разных линиях метро в Париже поезда ходят с разной частотой, одобрительно сказал Баум, - Это ваше наблюдение может оказаться полезным.
- И вот ещё что. Насчет маршрута. Трудно, конечно, его определить, находясь в багажнике, однако я чувствовал, как меня прижимает к стенке на поворотах. По-моему, мы поднялись по спиральному пандусу, развернулись круто и сразу же оказались на улице с большим движением: я слышал уличный шум. Потом остановились, ткнулись во что-то, в тротуар, видимо. Повернули направо и ещё раз направо... - я прикинул в уме и спохватился: - Господи, я видно, совсем одурел в этом багажнике, мог бы и сам сообразить, что с улицы Соссэ направо не повернешь. Там же одностороннее движение.
- Во именно, - отозвался Баум, записывая что-то, - А с какой стороны было солнце, вы не заметили?
- Солнца не было - туман. Или утренняя дымка.
- Может, необычные звуки или запахи?
- Нет. Просто уличный шум.
Баум оторвался от блокнота, посмотрел на меня:
- Раннее утро - какой уж такой особый шум?
- Машин было уже много.
- Из этого следует, что вас везли по оживленной магистрали. Потому и машин много. Движение одностороннее?
- Не могу сказать.
- Жаль, это сократило бы круг поисков. Но, по крайней мере, нам известно, что здание, в котором вы побывали, находится на оживленной улице, примерно в километре от Эйфелевой башни, поблизости проходит линия метро, по которой поезда идут каждые семьдесят секунд, а напротив стоит кирпичный восьмиэтажный дом. Кроме того, в здании, которое нам предстоит отыскать, имеется подземный гараж. Можете что-нибудь добавить?
- Пожалуй нет.
- Попробуем обойтись тем, что есть, - он поднялся, - Предлагаю выпить кофе. Эстелла уже легла, но она обычно оставляет кофейник на плите, чтобы не остыл.
В кухне, за накрытым красной скатертью столом, мы не спеша выпили по чашке крепкого кофе. Я рассказал Бауму о своих отношениях с акционерным обществом "Луна", не упомянув при этом, что убил одного из их людей. О Бракони и его космическом передатчике тоже умолчал: будет ещё время для исповеди. О предстоящей встрече с коммунистом - ни слова. Однако попросил Баума узнать, если возможно, сколько некий Р. Брансон платит биржевому маклеру Жюлю Робертону, чья контора находится на Итальянском бульваре в доме N 48. Кустистые брови снова взметнулись, но их обладатель ни о чем не спросил, только записал данные в блокнот.
- Знаете, что самое странное? - сказал он, - Зачем им столько хлопот? Использовали министерскую машину - или, может, просто министерские номера. Оборудовали какое-то помещение, чтобы было похоже на нашу контору. Придумали, как организовать бегство - точно рассчитав, что такой человек, как вы, не упустит представившейся возможности. Кто-то взялся изобразить меня. Потом вся эта авантюра с неисправным наемным автомобилем - это и хлопотно, и дорого. Вас сначала запугали, потом мистифицировали и в конце концов попытались уничтожить. К чему такие сложности? Прямо-таки готический роман.
- Действительно, - согласился я, - Чего бы им меня не прикончить сразу? Я же был у них в руках.
- Похоже, будто после вашего так называемого бегства произошло что-то важное, что заставило их переменить первоначальный план. Решили: хватит его запугивать, пора убить.
- Есть у вас какие-нибудь догадки?
- Терпеть не могу догадок. Но все это не по-французски. Сложно, да и стиль не тот. Больше смахивает на советскую разведку. Эти норовят использовать побольше народу. Но у КГБ денег мало. Как и у нас, впрочем.
Он хихикнул и, снова став серьезным, постучал пальцем по блокноту:
- Попробую определить, куда вас привозили. И разузнать насчет этой самой "Луны".
- А могли бы вы показать мне досье Маршана из вашего архива?
Баум только присвистнул:
- Интересно, а ваши люди сделали бы такое для меня, случись мне попросить?
- Сделали бы, - солгал я.
Прежде чем ответить, он встал и, сняв с плиты красный эмалированный кофейник, снова наполнил наши чашки.
- Нет, этого я делать не стану. Странно даже, что вы о таком просите. Но я сам займусь этим досье и, если замечу что-то интересное, сообщу вам. Это самое большое, что я могу.
- Что вы сами думаете о Маршане? - спросил я.
- Видел его всего несколько раз, когда он заглядывал в наше управление по официальным поводам. Из всех министров, в подчинении которых мы бывали, он интересовался контрразведкой больше всех. Часто запрашивал весьма секретные сведения. Даже когда возглавлял уже другие ведомства.
- И вы ему давали?
- По минимуму. Если досье, которые он требовал, были очень уж секретными, отправляли подчищенные дубликаты. Политикам, сами знаете, доверять не следует.
- Вы ему не доверяли?
- Доказательств против него не было. И слава Богу - а то пришлось бы допрашивать его, а наше руководство никогда бы на это не пошло.
- Что, по-вашему, он делал?
- Изо всех сил разваливал нашу контору. Пытался, во всяком случае. У вас столько лет действовал Ким Филби, советский шпион - думаете, у нас ничего такого нет? И наши в средствах точно так же неразборчивы. Сам факт, что управление контрразведки подчинено политическому ведомству, делает нас весьма доступными, позволяет манипулировать контрразведкой. Я бы вывел её из-под такого начальства, но меня не спрашивают, стараюсь хотя бы её сохранить - это главное.
- И чтобы контрразведка не пострадала, готовы терпеть шпиона в кабинете министров?
Баум пристально посмотрел на меня, отхлебнул коньяку:
- Да ведь это самое простое уравнение. Предположим, в правительстве другой страны сидит ваш агент и передает вам секретную информацию, нанося вред своей стране. В основном - политического свойства информацию. Иной раз и техническую, и даже военную - о типах и численности вооружения, размещении войск и прочем. Но ведь министрам такие материалы не всегда доступны, их возможности раздобыть и скопировать секретные документы не столь уж велики. В основном они имеют дело все-таки с политикой, и документы, которыми они располагают, касаются политики. Вот эти тайны они и выдают врагу. Конечно, это плохо, но тут ничего не поделаешь. Однако это всего одна часть уравнения. Вторая его часть - разведка и контрразведка, подлинные инструменты государственной власти. Если какие-то силы из-за рубежа способны разрушить службы безопасности вашей страны, они, считайте, разрушают её государственную мощь. И открывается поистине бездна, куда лучше не заглядывать. Потому вы, британцы, и шли на такой риск, терпя у себя Филби - разведчика-предателя, а мы у себя и того пуще - видного политика Андре Маршана.
- Значит, вы уверены, что Маршан был шпионом?
- Нет. В его поведении всегда чувствовалась нерешительность, колебания какие-то. Потому он и не стал премьер-министром. Его шпионская деятельность - если он был шпионом - выполнялась под каким-то давлением, а вовсе не из политических убеждений. Может, он старался удержаться в каких-то пределах. Отнюдь не герой, конечно, - самый рядовой шпион, которого завербовали с помощью шантажа, смертельно уставший от постоянного риска и моральной нечистоплотности. В каком-то смысле он был антиподом вашему Филби - тот ведь действовал из идейных побуждений.
- Да, конечно.
- Поверьте моему опыту - если против такого человека, как Маршан, нет очевидных доказательств, то лучше оставить все, как есть, и только постараться защитить от него свои службы безопасности.
Слушая с увлечением этот урок реальной политики, я вдруг спохватился, что опаздываю на последний поезд. Мы поспешно договорились о новой встрече, и я стремглав ринулся на вокзал - едва успел. Было уже около часу ночи, когда поезд пришел на вокзал Монпарнас.
В двадцать минут второго я высадился из такси напротив дома, где жила Изабел. Улица была пустынна. Открыв ключом тяжелую входную дверь, я наощупь, не зажигая света, двинулся вверх по лестнице. От лифта к квартире Изабел ведет короткий коридор, её дверь последняя из четырех. Нашарив её в кромешной тьме, я пальцами осторожно провел по раме сверху донизу. Возле дверной петли обнаружил спичку, которую Изабел сунула в щель, уходя вместе со мной из дому. Этому научил её я, а ей никогда ничего не приходилось повторять дважды. Простой старый прием - даже если спичку обнаружат, её ведь ещё надо поместить на прежнее место, не всякий это сообразит.
Ключ легко повернулся в замке. Я прижался спиной к стене и вытянутую руку просунул в дверь, чуть-чуть приоткрыв её. Честно говоря, не знаю, чего я боялся.
Взрыв швырнул меня на пол - пластиковая бомба, должно быть, была прикреплена к стене у самой двери. За первым ужасающим грохотом последовали новые звуки - зазвенели разбитые стекла, посыпалась кусками штукатурка. Мутный белый дым пополз из квартиры, заполнил коридор. Я закашлялся и с трудом поднялся - взрыв опрокинул меня на пол. Я был оглушен, в мозгу вертелось всего одно слово: "пластик". Ну да, пластиковая бомба - их использовали сасовцы в борьбе с французскими правительственными войсками сначала в Северной Африке, потом и в самой Франции. Наверняка и здесь действовали североафриканцы - арабы...
До меня донесся слабый телефонный звонок - ах да, Изабел звонит мне в свою квартиру, как мы условились. Я перешагнул через лежавшую дверь и сквозь дым, спотыкаясь о мебель, пробрался к тому месту, где стоял телефон. Клубы холодного воздуха валили сквозь разбитое окно, мешались с дымом. Телефон оказался цел, я снял трубку. Это была она, Изабел.
- Слушай внимательно. Приезжай прямо сейчас, в твоей квартире произошел взрыв. Я смываюсь. Если, конечно, меня не задержат.
Собственный голос казался мне чужим и звучал будто издалека. Я положил трубку и выбрался в коридор. На мою удачу, там пока никого не было, но внизу уже слышались встревоженные голоса. Кто-то включил свет в подъезде. Я выскочил на площадку и стремглав кинулся вверх. В тот самый миг, когда я оказался этажом выше, одна из дверей открылась, на лестничной площадке появилась супружеская пара - оба в халатах.
- Что происходит? - этот вопрос задал я.
- Похоже на взрыв, - отозвался мужчина, - Где-то под нами.
Втроем мы спустились вниз - к тому времени вышли и соседи Изабел. К счастью, среди полуодетых людей оказались двое, одетые нормально - это делало меня менее заметным.
- Чья это квартира? - раздался голос.
- Здесь живет одна англичанка, - объяснил другой.
Сосед принес ручной фонарик, вошел сквозь проем и сразу же крикнул успокаивающе остальным:
- Тут нет никого!
Народу, между тем, прибывало.
- Что случилось? - прямо в ухо мне прокричала какая-то старуха.
- Что-то взорвалось. Газ, наверное, - постарался я её успокоить.
- Это газ взорвался, - тут же сообщила она во всеуслышание. И пошло-поехало. Двери соседних квартир были распахнуты настерж, и я услышал, как кто-то звонит в газовую инспекцию. Я вызвал лифт, спустился и увидел, как потягиваясь, из своей каморки выходит заспанная консьержка. Эти южанки готовы в любую минуту закатить хорошую, полноценную истерику.
- Che cosa succede - что случилось? - завопила она по-итальянски, почуяв неладное, и ухватила меня за рукав. При этом мужское пальто, накинутое поверх ночной рубашки, с неё сползло и обнажило пышную грудь, не лишенную привлекательности.
- Бегу за полицией, - крикнул я, вырываясь, - La polizia!
- Мадонна миа! - завопила она ещё громче, бросаясь к лифту и волоча за собой пальто.
Улица показалась мне абсолютно пустой, но, свернув налево, я увидел, как от тротуара поспешно отъезжает машина с выключенными фарами. Было темно и я не сумел разглядеть ни номера, ни водителя. Заметил ли он меня и узнал ли - Бог весть.
ГЛАВА 17
У реки было особенно ветрено, мела поземка. За ночь заметно похолодало, снег не таял. Неподалеку маячила Эйфелева башня - нечто устойчивое, успокаивающее в круговерти белых хлопьев. Сейчас башня была в точности похожа на одну из собственных бесчисленных копий, заключенных в пластмассовый прозрачный шар - потрясешь, а внутри начинается метель. Под серым низким небом угрюмо катила серо-стальные волны Сена.
Своих двух коммунистов я заметил, как только они вышли из метро и через площадь Альма двинулись к мосту. Тот, что помоложе, - по моим признакам сам Таллар - был высок, худ. Резкие черты лица, густые рыжеватые волосы. Его компаньон - лет пятидесяти, краснолицый, плотный, почти седой. Оба в кожаных куртках. Пытаясь укрыться от непогоды, они спешили, отворачиваясь от ветра, сутулились. Поблизости никого подходящего не оказалось, и высокий со словами - "Я - Робер Таллар," - без колебаний протянул мне руку. Я в ответ назвал себя: "Пэррот".
- А это товарищ Этьен Рейналь.
Рукопожатие Таллара было крепким, у меня даже рука занемела.
- Есть место, где можно поговорить спокойно. Тут рядом, - сказал я.
Пять минут скорым шагом - и мы пришли на квартиру на улице Дебрус, как и было условлено. Я приметил в углу гостиной радиоприемник - вмонтированный в него микрофон наверняка соединен с записывающим устройством, припрятанным где-нибудь в шкафу, в одном из ящиков. Гости оглядывались - их, видимо, тоже интересовало, где спрятан микрофон. Я предложил им снять пальто в передней - мой придирчивый взгляд не обнаружил под полами их дешевых пиджаков никаких подозрительных выпуклостей.
Бок о бок они расположились на длинной софе, я сел напротив, в кресле, и Таллар тотчас приступил к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я начал свой рассказ с моих встреч - с Артуняном, с Альбером Шаваном, с того, как я был "арестован" возле "Sexy-Bizzare". Поведал, как били меня в контрразведке, как я улизнул от своих мучителей и встретился с Баумом, как он мне помог. И дальше - как взял напрокат машину и какая это оказалась машина. Потом о сражении в доме Бонтанов. О дальнейшем путешествии. Закончил на том, как симулировал автокатастрофу. Кое о чем я счел за лучшее умолчать: об убитом арабе, о бумагах Сегюра, о Бракони и находке в его доме. Когда я закончил, Баум спросил, не запомнил ли я номера машины, на которой меня увезли от дверей ночного клуба.
- Запомнил. У меня память на такие вещи. 5502 75. Или 5592.
- Министерский номер. Установить нетрудно, - он потянулся за лежащим на столике блокнотом, записал. - А номер дома на улице Этьен Марсель?
- Не заметил. Но могу специально сходить и посмотреть.
- Завтра же и сходите, ладно? И опишите людей, которые вас били.
Я описал, как мог, он сделал пометки в блокноте.
- А как они были одеты?
В моем описании первое место занимала обувь - её я разглядел лучше всего.
- Они обращались друг к другу по имени?
- Не слышал. По-моему, это профессионалы. Знают, как бить, куда ударить, чтобы побольней. И при этом никаких эмоций - скучное занятие, тысячу раз это проделывали.
- А как выглядит квартира на улице Этьен Марсель?
Пришлось напрячь память - я ведь был ещё не в себе, когда туда приехал. Но кое-что все же вспомнилось.
- Пьет хозяин шотландские виски "Блэк Лейбл" - дорогое удовольствие во Франции. А квартира безликая. Знаете, он не чувствовал себя дома - даже входную дверь открыл как-то неуверенно. Может, я и ошибаюсь...
- Он говорил, что это его квартира?
- Сказал, что отвезет меня "к себе". И дал лейкопластырь, чтобы залепить порезы. В ванной он, стало быть, ориентируется.
- Как вам показалось - квартира вообще обитаема? Живут в ней?
- Думаю, да. Или специально для меня ей придали жилой вид. На столике в прихожей были письма, а на вешалке - мужская шляпа и плащ.
- Давайте вернемся к той комнате, которую вы приняли за мой кабинет. Когда вы вылезли в окно, то обратили внимание на соседние здания?
- Помню крышу дома напротив. Но особо ничего не разглядел - там парапет высокий.
- Что-нибудь все-таки разглядели? Какие-нибудь дома? Может, что-то необычное?
- Дом напротив - кирпичный. И выше того, в котором я находился. Иначе бы я просто его не увидел - я ведь прятался за парапетом, полз, согнувшись.
- Стало быть, этажей восемь?
- Не меньше.
- А на улице Соссэ все дома на противоположной от нас стороне - из серого камня, а не кирпичные.
- Вот как!
- Излишне и говорить, что мы никогда не пользуемся услугами автошколы Марсо. Припомните ещё что-нибудь...
- Да, я же видел Эйфелеву башню! Довольно близко - может, в километре. Или ближе. Тогда я на это внимания не обратил, но теперь понимаю, что от улицы Соссэ она гораздо дальше.
- Вы её видели прямо за кирпичным зданием?
- Да. Прямо перед собой.
- Значит, улица, на которой вы были, проходит перпендикулярно прямой линии, если её начертить от Эйфелевой башни к этому дому?
- Что-то в этом роде.
- На ваше суждение, что до башни около километра, к сожалению, полагаться нельзя. Знаете, расстояние - вещь обманчивая...
- Пожалуй.
- Что ещё вспомните?
Я подумал. Ага, вот. Где-то поблизости проходит метро: пока я ждал своего спасителя в гараже, явственно чувствовал, что пол вибрирует. Я даже, от нечего делать, фиксировал в голове, насколько часто проходят поезда. Примерно каждые семьдесят секунд.
- На разных линиях метро в Париже поезда ходят с разной частотой, одобрительно сказал Баум, - Это ваше наблюдение может оказаться полезным.
- И вот ещё что. Насчет маршрута. Трудно, конечно, его определить, находясь в багажнике, однако я чувствовал, как меня прижимает к стенке на поворотах. По-моему, мы поднялись по спиральному пандусу, развернулись круто и сразу же оказались на улице с большим движением: я слышал уличный шум. Потом остановились, ткнулись во что-то, в тротуар, видимо. Повернули направо и ещё раз направо... - я прикинул в уме и спохватился: - Господи, я видно, совсем одурел в этом багажнике, мог бы и сам сообразить, что с улицы Соссэ направо не повернешь. Там же одностороннее движение.
- Во именно, - отозвался Баум, записывая что-то, - А с какой стороны было солнце, вы не заметили?
- Солнца не было - туман. Или утренняя дымка.
- Может, необычные звуки или запахи?
- Нет. Просто уличный шум.
Баум оторвался от блокнота, посмотрел на меня:
- Раннее утро - какой уж такой особый шум?
- Машин было уже много.
- Из этого следует, что вас везли по оживленной магистрали. Потому и машин много. Движение одностороннее?
- Не могу сказать.
- Жаль, это сократило бы круг поисков. Но, по крайней мере, нам известно, что здание, в котором вы побывали, находится на оживленной улице, примерно в километре от Эйфелевой башни, поблизости проходит линия метро, по которой поезда идут каждые семьдесят секунд, а напротив стоит кирпичный восьмиэтажный дом. Кроме того, в здании, которое нам предстоит отыскать, имеется подземный гараж. Можете что-нибудь добавить?
- Пожалуй нет.
- Попробуем обойтись тем, что есть, - он поднялся, - Предлагаю выпить кофе. Эстелла уже легла, но она обычно оставляет кофейник на плите, чтобы не остыл.
В кухне, за накрытым красной скатертью столом, мы не спеша выпили по чашке крепкого кофе. Я рассказал Бауму о своих отношениях с акционерным обществом "Луна", не упомянув при этом, что убил одного из их людей. О Бракони и его космическом передатчике тоже умолчал: будет ещё время для исповеди. О предстоящей встрече с коммунистом - ни слова. Однако попросил Баума узнать, если возможно, сколько некий Р. Брансон платит биржевому маклеру Жюлю Робертону, чья контора находится на Итальянском бульваре в доме N 48. Кустистые брови снова взметнулись, но их обладатель ни о чем не спросил, только записал данные в блокнот.
- Знаете, что самое странное? - сказал он, - Зачем им столько хлопот? Использовали министерскую машину - или, может, просто министерские номера. Оборудовали какое-то помещение, чтобы было похоже на нашу контору. Придумали, как организовать бегство - точно рассчитав, что такой человек, как вы, не упустит представившейся возможности. Кто-то взялся изобразить меня. Потом вся эта авантюра с неисправным наемным автомобилем - это и хлопотно, и дорого. Вас сначала запугали, потом мистифицировали и в конце концов попытались уничтожить. К чему такие сложности? Прямо-таки готический роман.
- Действительно, - согласился я, - Чего бы им меня не прикончить сразу? Я же был у них в руках.
- Похоже, будто после вашего так называемого бегства произошло что-то важное, что заставило их переменить первоначальный план. Решили: хватит его запугивать, пора убить.
- Есть у вас какие-нибудь догадки?
- Терпеть не могу догадок. Но все это не по-французски. Сложно, да и стиль не тот. Больше смахивает на советскую разведку. Эти норовят использовать побольше народу. Но у КГБ денег мало. Как и у нас, впрочем.
Он хихикнул и, снова став серьезным, постучал пальцем по блокноту:
- Попробую определить, куда вас привозили. И разузнать насчет этой самой "Луны".
- А могли бы вы показать мне досье Маршана из вашего архива?
Баум только присвистнул:
- Интересно, а ваши люди сделали бы такое для меня, случись мне попросить?
- Сделали бы, - солгал я.
Прежде чем ответить, он встал и, сняв с плиты красный эмалированный кофейник, снова наполнил наши чашки.
- Нет, этого я делать не стану. Странно даже, что вы о таком просите. Но я сам займусь этим досье и, если замечу что-то интересное, сообщу вам. Это самое большое, что я могу.
- Что вы сами думаете о Маршане? - спросил я.
- Видел его всего несколько раз, когда он заглядывал в наше управление по официальным поводам. Из всех министров, в подчинении которых мы бывали, он интересовался контрразведкой больше всех. Часто запрашивал весьма секретные сведения. Даже когда возглавлял уже другие ведомства.
- И вы ему давали?
- По минимуму. Если досье, которые он требовал, были очень уж секретными, отправляли подчищенные дубликаты. Политикам, сами знаете, доверять не следует.
- Вы ему не доверяли?
- Доказательств против него не было. И слава Богу - а то пришлось бы допрашивать его, а наше руководство никогда бы на это не пошло.
- Что, по-вашему, он делал?
- Изо всех сил разваливал нашу контору. Пытался, во всяком случае. У вас столько лет действовал Ким Филби, советский шпион - думаете, у нас ничего такого нет? И наши в средствах точно так же неразборчивы. Сам факт, что управление контрразведки подчинено политическому ведомству, делает нас весьма доступными, позволяет манипулировать контрразведкой. Я бы вывел её из-под такого начальства, но меня не спрашивают, стараюсь хотя бы её сохранить - это главное.
- И чтобы контрразведка не пострадала, готовы терпеть шпиона в кабинете министров?
Баум пристально посмотрел на меня, отхлебнул коньяку:
- Да ведь это самое простое уравнение. Предположим, в правительстве другой страны сидит ваш агент и передает вам секретную информацию, нанося вред своей стране. В основном - политического свойства информацию. Иной раз и техническую, и даже военную - о типах и численности вооружения, размещении войск и прочем. Но ведь министрам такие материалы не всегда доступны, их возможности раздобыть и скопировать секретные документы не столь уж велики. В основном они имеют дело все-таки с политикой, и документы, которыми они располагают, касаются политики. Вот эти тайны они и выдают врагу. Конечно, это плохо, но тут ничего не поделаешь. Однако это всего одна часть уравнения. Вторая его часть - разведка и контрразведка, подлинные инструменты государственной власти. Если какие-то силы из-за рубежа способны разрушить службы безопасности вашей страны, они, считайте, разрушают её государственную мощь. И открывается поистине бездна, куда лучше не заглядывать. Потому вы, британцы, и шли на такой риск, терпя у себя Филби - разведчика-предателя, а мы у себя и того пуще - видного политика Андре Маршана.
- Значит, вы уверены, что Маршан был шпионом?
- Нет. В его поведении всегда чувствовалась нерешительность, колебания какие-то. Потому он и не стал премьер-министром. Его шпионская деятельность - если он был шпионом - выполнялась под каким-то давлением, а вовсе не из политических убеждений. Может, он старался удержаться в каких-то пределах. Отнюдь не герой, конечно, - самый рядовой шпион, которого завербовали с помощью шантажа, смертельно уставший от постоянного риска и моральной нечистоплотности. В каком-то смысле он был антиподом вашему Филби - тот ведь действовал из идейных побуждений.
- Да, конечно.
- Поверьте моему опыту - если против такого человека, как Маршан, нет очевидных доказательств, то лучше оставить все, как есть, и только постараться защитить от него свои службы безопасности.
Слушая с увлечением этот урок реальной политики, я вдруг спохватился, что опаздываю на последний поезд. Мы поспешно договорились о новой встрече, и я стремглав ринулся на вокзал - едва успел. Было уже около часу ночи, когда поезд пришел на вокзал Монпарнас.
В двадцать минут второго я высадился из такси напротив дома, где жила Изабел. Улица была пустынна. Открыв ключом тяжелую входную дверь, я наощупь, не зажигая света, двинулся вверх по лестнице. От лифта к квартире Изабел ведет короткий коридор, её дверь последняя из четырех. Нашарив её в кромешной тьме, я пальцами осторожно провел по раме сверху донизу. Возле дверной петли обнаружил спичку, которую Изабел сунула в щель, уходя вместе со мной из дому. Этому научил её я, а ей никогда ничего не приходилось повторять дважды. Простой старый прием - даже если спичку обнаружат, её ведь ещё надо поместить на прежнее место, не всякий это сообразит.
Ключ легко повернулся в замке. Я прижался спиной к стене и вытянутую руку просунул в дверь, чуть-чуть приоткрыв её. Честно говоря, не знаю, чего я боялся.
Взрыв швырнул меня на пол - пластиковая бомба, должно быть, была прикреплена к стене у самой двери. За первым ужасающим грохотом последовали новые звуки - зазвенели разбитые стекла, посыпалась кусками штукатурка. Мутный белый дым пополз из квартиры, заполнил коридор. Я закашлялся и с трудом поднялся - взрыв опрокинул меня на пол. Я был оглушен, в мозгу вертелось всего одно слово: "пластик". Ну да, пластиковая бомба - их использовали сасовцы в борьбе с французскими правительственными войсками сначала в Северной Африке, потом и в самой Франции. Наверняка и здесь действовали североафриканцы - арабы...
До меня донесся слабый телефонный звонок - ах да, Изабел звонит мне в свою квартиру, как мы условились. Я перешагнул через лежавшую дверь и сквозь дым, спотыкаясь о мебель, пробрался к тому месту, где стоял телефон. Клубы холодного воздуха валили сквозь разбитое окно, мешались с дымом. Телефон оказался цел, я снял трубку. Это была она, Изабел.
- Слушай внимательно. Приезжай прямо сейчас, в твоей квартире произошел взрыв. Я смываюсь. Если, конечно, меня не задержат.
Собственный голос казался мне чужим и звучал будто издалека. Я положил трубку и выбрался в коридор. На мою удачу, там пока никого не было, но внизу уже слышались встревоженные голоса. Кто-то включил свет в подъезде. Я выскочил на площадку и стремглав кинулся вверх. В тот самый миг, когда я оказался этажом выше, одна из дверей открылась, на лестничной площадке появилась супружеская пара - оба в халатах.
- Что происходит? - этот вопрос задал я.
- Похоже на взрыв, - отозвался мужчина, - Где-то под нами.
Втроем мы спустились вниз - к тому времени вышли и соседи Изабел. К счастью, среди полуодетых людей оказались двое, одетые нормально - это делало меня менее заметным.
- Чья это квартира? - раздался голос.
- Здесь живет одна англичанка, - объяснил другой.
Сосед принес ручной фонарик, вошел сквозь проем и сразу же крикнул успокаивающе остальным:
- Тут нет никого!
Народу, между тем, прибывало.
- Что случилось? - прямо в ухо мне прокричала какая-то старуха.
- Что-то взорвалось. Газ, наверное, - постарался я её успокоить.
- Это газ взорвался, - тут же сообщила она во всеуслышание. И пошло-поехало. Двери соседних квартир были распахнуты настерж, и я услышал, как кто-то звонит в газовую инспекцию. Я вызвал лифт, спустился и увидел, как потягиваясь, из своей каморки выходит заспанная консьержка. Эти южанки готовы в любую минуту закатить хорошую, полноценную истерику.
- Che cosa succede - что случилось? - завопила она по-итальянски, почуяв неладное, и ухватила меня за рукав. При этом мужское пальто, накинутое поверх ночной рубашки, с неё сползло и обнажило пышную грудь, не лишенную привлекательности.
- Бегу за полицией, - крикнул я, вырываясь, - La polizia!
- Мадонна миа! - завопила она ещё громче, бросаясь к лифту и волоча за собой пальто.
Улица показалась мне абсолютно пустой, но, свернув налево, я увидел, как от тротуара поспешно отъезжает машина с выключенными фарами. Было темно и я не сумел разглядеть ни номера, ни водителя. Заметил ли он меня и узнал ли - Бог весть.
ГЛАВА 17
У реки было особенно ветрено, мела поземка. За ночь заметно похолодало, снег не таял. Неподалеку маячила Эйфелева башня - нечто устойчивое, успокаивающее в круговерти белых хлопьев. Сейчас башня была в точности похожа на одну из собственных бесчисленных копий, заключенных в пластмассовый прозрачный шар - потрясешь, а внутри начинается метель. Под серым низким небом угрюмо катила серо-стальные волны Сена.
Своих двух коммунистов я заметил, как только они вышли из метро и через площадь Альма двинулись к мосту. Тот, что помоложе, - по моим признакам сам Таллар - был высок, худ. Резкие черты лица, густые рыжеватые волосы. Его компаньон - лет пятидесяти, краснолицый, плотный, почти седой. Оба в кожаных куртках. Пытаясь укрыться от непогоды, они спешили, отворачиваясь от ветра, сутулились. Поблизости никого подходящего не оказалось, и высокий со словами - "Я - Робер Таллар," - без колебаний протянул мне руку. Я в ответ назвал себя: "Пэррот".
- А это товарищ Этьен Рейналь.
Рукопожатие Таллара было крепким, у меня даже рука занемела.
- Есть место, где можно поговорить спокойно. Тут рядом, - сказал я.
Пять минут скорым шагом - и мы пришли на квартиру на улице Дебрус, как и было условлено. Я приметил в углу гостиной радиоприемник - вмонтированный в него микрофон наверняка соединен с записывающим устройством, припрятанным где-нибудь в шкафу, в одном из ящиков. Гости оглядывались - их, видимо, тоже интересовало, где спрятан микрофон. Я предложил им снять пальто в передней - мой придирчивый взгляд не обнаружил под полами их дешевых пиджаков никаких подозрительных выпуклостей.
Бок о бок они расположились на длинной софе, я сел напротив, в кресле, и Таллар тотчас приступил к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25