Твоя мать. Ты не могла бы нам позвонить, родная? Это сделало бы Рождество твоего па…Пленка кончилась посредине фразы.Чувствуя, как слезы хлынули из глаз, Бритт схватила со своей белой софы одну из подушек и бросилась в нее лицом, сотрясаемая неудержимыми рыданиями. Минут, наверное, двадцать она плакала и плакала, пока ее лицо не стало полосатым от туши, а на подушке не возникли черные пятна с вкраплениями ворсинок от накладных ресниц. Она знала, что плачет о себе, одинокой и беременной, и о своей матери, с которой не говорила уже много месяцев и чья жизнь настолько отличалась от ее жизни, что она не умела пользоваться автоответчиком и называла себя «миссис Уильямс».Постепенно Бритт взяла себя в руки и потянулась за коробкой с тряпками, которую держала возле софы на случай, если на нее что-нибудь прольется. Но тут же, даже не обратив внимания на испачканную подушку, схватила телефон и набрала номер родителей.Сначала она решила, что никого нет дома, но потом подумала, что ее мать может мыть крыльцо или вешать белье на заднем дворе. Наконец кто-то снял трубку.– Привет, мам, это Бритт. Мам, я еду домой на Рождество.На другом конце провода наступило недолгое молчание, пока ее мать переваривала удивительную новость.– О, Бритт, – голос матери зазвенел от счастья, – Бритт, дорогая, это замечательно!Когда Бритт выбралась из беспорядочного скопления раздраженных водителей, которым явно не хватало рождественского духа в их сражении за то, чтобы вырваться из Лондона на ведущую на север автостраду, она сразу почувствовала себя лучше.Ну ладно, теперь придется, возможно, посмотреть в лицо тому неприятному фанту, что Дэвид не вернется к ней. Но тогда ей не нужен и этот проклятый ребенок. Срок у нее небольшой – всего несколько недель. Она может принять предложение Конрада и спокойно записаться в клинику. Тем, кто будет спрашивать, она скажет, что у нее выкидыш. Ей будут даже сочувствовать.Почувствовав себя бодрее, Бритт нетерпеливо помигала фарами водителю «феррари» прямо перед собой. Крыша его машины была опущена. Боже, и это в Рождество-то! «Феррари» перестроился на среднюю полосу и сбавлял скорость, пока не поравнялся с ней. Она не удостоила водителя взглядом и нажала на газ, хотя не устояла перед искушением посмотреть в боковое зеркало, когда обогнала его. Красивый молодой человек, смеется. Тщеславный подонок явно видел, что она смотрит на него, потому что послал ей воздушный поцелуй.На секунду она задумалась, кто может позволить себе такую машину. Футболист, может быть, поп-звезда. Или биржевик из Сити. Этот смахивал на спекулянта.Внезапно сзади ей замигали фарами: «феррари» снова был у нее на хвосте, на этот раз требуя уступить дорогу. Бритт раздраженно пожала плечами. Блондинка на «порше», она привыкла к таким вещам. Мальчики-гонщики, которые бросают тебе вызов только для того, чтобы подтвердить свою мужскую природу. Она смутно припомнила чью-то шутку. Какая разница между ежом и водителем БМВ? Ответ – в БМВ колючка внутри. Непереводимая игра слов: prick – и колючка, и половой член. – Прим. перев.
Вместо БМВ можно подставить «феррари», «джи-ти-ай» или любую другую мощную машину, за рулем которой агрессивный юнец с яйцами вместо мозгов.Обычно Бритт в ответ на такие вызовы только пожимала плечами и тут же забывала о них. Но сегодня ей захотелось показать мальчишке, что он именно такой сопляк, каким выглядит. Это было чисто инстинктивное решение, порожденное ее отвращением к депрессии, к ощущению проигрыша. В ответ она помигала идущей впереди машине и, после того как та уступила ей дорогу, сойдя на среднюю полосу, нажала на газ и вырвалась вперед с «феррари» у себя на хвосте.Три или четыре мили все уступали им дорогу, и Бритт начала входить во вкус скорости, а совершенство мотора «порше» рождало у нее бодрое настроение и уверенность. Она чувствовала себя сильной и всепобеждающей амазонкой, для которой не существуют мелочные правила, написанные для ездящих на «сиестах» продавцов или владельцев «воксхоллов», купленных в рассрочку с выплатой по десятке в неделю.Похожий на танк огромный старомодный «ровер» с пожилым водителем в кепке и при усах пилил со скоростью ровно шестьдесят девять миль в час, а Бритт и «феррари» мигали ему фарами в нескольких футах за ним. Усатый в ответ только самодовольно показывал на спидометр, напоминая о предельной скорости семьдесят миль в час.Разозленная упрямым старичком, который не имел права занимать быструю полосу, Бритт нарушила все дорожные правила, начав обгонять его слева. «Феррари» не последовал за ней, продолжая, словно гончая, преследовать «ровер» по пятам.Внезапно нервы у старикашки сдали, и он, даже не оглядевшись как следует, резко дернулся на среднюю полосу прямо перед носом Бритт. В панике она увидела просвет на медленной полосе и бросила туда свою машину, надеясь, что сзади никого нет.Но это было не так. Не смея посмотреть назад, Бритт услышала устрашающий визг тормозов. В трех футах позади нее машина пошла юзом, разворачиваясь поперек двух полос переполненного шоссе. Бритт застыла в ужасе, ожидая вот-вот услышать сводящий с ума звук врезающихся друг в друга машин. Глава 22 Но столкновения не произошло.Дрожа от страха, Бритт видела, как водитель машины сзади отчаянно пытался выровнять ее. Она еще шла юзом пронзительно визжа задними колесами по асфальту, и едва не ударила соседнюю машину. В конце концов водителю удалось ее выровнять.Бритт съехала с шоссе на обочину. Водитель задней машины остановился рядом с ней. Его била крупная дрожь, лицо было белым, как бумага. Жена обхватила его руками и рыдала. Бритт увидела, что это был молодой человек лет тридцати, а его машина – старенький «Рено-5». На заднем сиденье прижались друг к другу двое малышей, а за ними, на полке у стекла, – куча рождественских подарков.Она поняла, что эту картину ей никогда не забыть, как бы она ни старалась.Бритт нажала кнопку для опускания стекла и высунула голову наружу. От пережитого потрясения ее дыхание было частым и мучительным, а губы бескровно-белыми. «О Боже, – прошептала она, хватая ртом живительный холодный воздух, – я едва не убила целую семью, да и себя тоже. И моего ребенка, – подумала она впервые, – и моего маленького ребенка». С трудом она открыла дверцу и свесилась наружу. Ее вырвало.
Дэвид сидел среди тоскливой роскоши квартиры Логана Грина и спрашивал себя, осмелится ли он позвонить Лиз в дом ее матери. Ему безумно хотелось поговорить с ней и с детьми, сказать, что он не забыл их, что пытался вручить им рождественские подарки.Он пожалел, что не оставил записку или даже не поехал следом за Лиз. Пусть он не уговорил бы ее принять его назад, но, по крайней мере, она знала бы, что ему не все равно. Наконец он решился и набрал номер фермы «Пять ворот».Мать Лиз только что погрузила в багажник последний из своих чемоданов, а на полку у заднего стекла положила подарок для Джейми. Она собиралась к Лиз, в Кроссуэйз.Элеонор была изумлена, когда Лиз сказала ей, что Джейми хочет «мутантную боевую черепашку для подростков». Еще больше ее изумила сцена настоящего сражения с виду вполне нормальных родителей за нужную разновидность этой отвратительной игрушки для своих отпрысков, которую она наблюдала в магазине игрушек «Хэмли», том самом, который она всегда считала вполне приличным и куда в свое время водила Лиз, чтобы купить ей Винни-Пуха. Она была почти убита, когда ей сказали, что остался только «плавающий в нечистотах Донателло». Прототип перевернулся бы в гробу! Слава Богу, что черепашки «Микеланджело» и «Леонардо», а также «задира Рафаэль» уже раскуплены. Что случилось с добрым старым беднягой Винни-Пухом? Хорошо еще, что Дейзи слишком мала, чтобы знать, чего ей хочется, хотя через годик-другой и она, пожалуй, запросит «мутантную куклу Барби для подростков».Хотя было довольно холодно, Элеонор сняла пальто, сложила его и положила на сиденье рядом, – она терпеть не могла сидеть за рулем в пальто. Убедившись, что не забыла свою сумку, она пошла в дом, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке. Все окна были закрыты, центральное отопление отрегулировано так, чтобы включиться только ночью и не дать трубам замерзнуть, задняя дверь заперта. Слава Богу, что ей не надо беспокоиться об автоответчике, – она слишком стара и слишком плохо разбирается в технике, чтобы заводить эти новомодные штучки, которыми увлекаются молодые. Иногда Элеонор подозревала, что их главное назначение – создать видимость отсутствия твоих детей дома, когда ты набралась нахальства побеспокоить их звонком. Да и у кого может оказаться сообщение для нее, настолько срочное, чтобы он не мог дождаться ее возвращения домой?Она причислила автоответчик к тому же разряду вещей, что и видеомагнитофон, и не стала покупать ни того, ни другого. Лиз постоянно твердила, что именно ей видеомагнитофон как раз и нужен, ведь она все время жалуется, что ее любимые передачи либо показывают слишком поздно, либо они совпадают одна с другой. Но Элеонор не хотела видео. Это еще одна вещь, о которой нужно заботиться. А потом ей просто больше нравилось жаловаться на грехи телевидения. Когда стареешь, жалобы становятся одним из немногих оставшихся тебе удовольствий.Улыбаясь про себя, она заперла входную дверь на два замка и направилась к машине. Осторожно усаживаясь на сиденье и проклиная ревматизм, который напомнил, что ей уже не двадцать один год, она услышала звонок телефона.Элеонор медленно выбралась из машины и направилась к двери, совершенно забыв о том, что ключи остались в сумочке на переднем сиденье. Изливая свою досаду в неожиданно резких выражениях, вернулась к машине, но замешкалась с закапризничавшей молнией. Достав наконец ключи, Элеонор направилась к двери настолько быстро, насколько позволял ее ревматизм. Как раз тогда, когда она вставила ключ в замочную скважину, телефон перестал звонить.
– Бритт, дорогая, добро пожаловать домой!Мать робко взяла ее чемодан, попятилась с ним в узкую прихожую их половины дома, тесного и маленького, точно такого же, как и остальные дома этого безликого современного квартала, и поставила его на потертый цветастый половин.Едва войдя в дом, Бритт сразу узнала знакомый запах бедности. Не беспросветной нужды, со смесью пота и картошки на сале в спертом воздухе, а запах честной и благопристойной бедности: стирального порошка, дезодоранта и белья, сохнущего где-то в пустой комнате.Мать не дотронулась до Бритт, даже не пожала ей руку, не говоря уж о том, чтобы поцеловать дочь. На секунду Бритт подумала о шведских предках матери. Но ее шведские родичи все постоянно целовались и похлопывали друг друга по спине. В этом они были еще хуже лондонцев. Мать принадлежала, однако, к йоркширской ветви их рода, а излишествовать в поцелуях не в обычаях Йоркшира. Представив себе своего деда целующим в пабе приятеля в обе щеки, Бритт не смогла сдержать улыбку. После этого с ним никто не стал бы разговаривать.Бритт посмотрела на свою мать, не перестававшую нервно вздрагивать. Она выглядела более измотанной и постаревшей, чем обычно. К приезду Бритт устроила, наверное, генеральную уборку и устала.К ее удивлению, матери действительно нравилась домашняя работа и она предпочитала обходиться при этом как можно меньшим числом техники. Если бы благополучие фирм «Занусси», «Гувер» и «АЕГ» зависело только от миссис Мэри Уильямс из Экейша-Гарденз, графство Ротуэлл, они давно пошли бы по миру.Недавно она купила, правда, старенькую стиральную машину с отжимом, но у барабанной сушилки для белья было не больше шансов появиться в ее доме, чем у модного миксера из магазина «Элизабет Дейвид» или у кофеварки с ситом. В Экейша-Гарденз пьют чай.Бритт всегда изумляло, что ее мать, подобно многим пожилым женщинам своего круга, твердо держалась обычая стирать по понедельникам. Если во время школьных каникул кто-то приглашал ее на пикник, она вынуждена была, смущаясь, отвечать, что понедельник – день стирки. Бритт подозревала, что если бы приехала пораньше, то застала бы мать начищающей графитом газовую плиту.– Проходи и поздоровайся с отцом.Бритт поставила на пол свою сумку. Впервые она обратила внимание на то, что отец не вышел к двери встретить ее. Пройдя за матерью в небольшую гостиную, она внутренне приготовилась к его грубоватому приветствию и к неизбежной стычке с ним после этого. Бритт знала, что через пять минут или через пять часов, но она обязательно произойдет. Рано или поздно они с отцом сцепятся, а мать будет виться вокруг них комаром, пытаясь погасить искры враждебности чаем и бисквитом.Но отец не сидел на своем стуле, уже заготовив первое на сегодня язвительное замечание по ее адресу. Он сидел в кресле матери у камина, в котором горел уголь – скромное вознаграждение от шахты, где он работал. Отец дремал, колени его были укрыты пледом. Мать осторожно подоткнула плед.– После этой истории с сердцем он много спит. – Бритт заметила, что вид у матери слегка виноватый.– Какой истории с сердцем? – удивилась она.– Три недели назад у него был небольшой сердечный приступ.– Ради Бога, мама, почему ты ничего не сообщила мне? Я немедленно приехала бы.– Я знаю, родная, я знаю. Но мы не хотели волновать тебя. Ты так занята. И потом ты знаешь отца. Он не из тех, кто любит поднимать шум.Бритт с недоверием посмотрела на мать. У отца был сердечный приступ, а они не захотели волновать ее этим. Что же она за дочь, по их мнению?Это была ее вторая встреча со смертью за сегодняшний день, и словно при ударе молнии в крышу Бритт почувствовала дрожь, пронизавшую все ее тело. Она бессознательно провела руной по твердой упругости своего живота, в котором теплилась новая жизнь. И поняла, что отгородила себя от бед других людей, даже от бед своих родителей, потому что не хотела иметь ничего общего со страхом и болью. И вот теперь они настигли ее.Отец еще спал, и она очень осторожно наклонилась к нему и поцеловала макушку его лысой головы. Вспомнила, как маленькой девочкой сидела у него на коленях и считала его самым лучшим на свете. Ей захотелось, чтобы все снова стало так же просто, как тогда.
Дэвид просмотрел меню бюро услуг на завтра и почувствовал признательность за то, что ему не придется ни голодать, ни решаться на что-то страшное вроде комплексного обеда или рождественского пудинга на одного. Рождественское меню Гровенор-хаус было столь же пространно, как меню любого пятизвездочного отеля. Они, должно быть, кладут на тележку с заказом бумажную шляпу и хлопушку с сюрпризом, которую он мог, по выбору, разорвать сам или вместе с официантом.Сделав большой, опьяняющий глоток виски, Дэвид взял пульт дистанционного управления и прошелся по каналам телевизора. Задержавшись на минуту на выпуске новостей, задумался над тем, стоит ли ему сообщить в газету, где он. Решил, что не стоит. В Рождество никаких новостей не бывает, люди просто ждут до 27 декабря, когда журналисты снова выйдут на работу, чтобы опять приняться за свои угоны самолетов, массовые убийства, взрывы бомб и вторжения. В этом случае они получают лучшую рекламу. Шансы на то, что произойдет действительно большая сенсация, которая потребует его присутствия на работе, были примерно один к ста. Он решил рискнуть.
– Мам! Нам можно открыть наши подарки, а, мам?Было десять часов рождественского утра, и Лиз спрашивала себя, сколько еще может оттягивать момент, когда они займутся открыванием подарков. Обычно действовал проверенный традиционный ритуал, согласно которому нужно было дождаться, по крайней мере, одиннадцати часов, после чего Дэвид раздавал подарки, оставляя до рождественского обеда как раз достаточно времени, чтобы пропустить стаканчик вина и совершить короткую прогулку. Но чего ради им держаться традиции этим Рождеством?– Хорошо, Джейми, я сейчас буду внизу. Подарки открываем через десять минут!Лиз застегнула последнюю из Дейзиных пуговиц и отошла, чтобы оглядеть ее. Черное платье с белым матросским воротником выглядело чудесно, и Дейзи даже позволила завязать красный рождественский бант на своих светлых кудряшках. Беря ее на руки, Лиз с горечью вспомнила, что Дэвид не позаботился хотя бы позвонить им и что в рождественскую ночь, которая должна быть самой волнующей ночью года, Джейми не ждал с широко открытыми глазами появления Деда Мороза, а плакал, пока не уснул.Проснувшись один в кровати шириной шесть футов, Дэвид взглянул в зеркало на потолке, но даже мысль о Логане, расположившем его под таким углом, чтобы видеть себя, тигра в сексе и в бизнесе, не подняла ему настроения. Хорошо еще, что он заменил эти нелепые атласные простыни обычными хлопчатобумажными, которые разыскал в дальнем углу платяного шкафа.
Принимая решение перебраться сюда, Дэвид не имел ни малейшего представления о том, каково будет провести три дня одному, особенно эти три дня, и теперь должен был признать, что ему нестерпимо одиноко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Вместо БМВ можно подставить «феррари», «джи-ти-ай» или любую другую мощную машину, за рулем которой агрессивный юнец с яйцами вместо мозгов.Обычно Бритт в ответ на такие вызовы только пожимала плечами и тут же забывала о них. Но сегодня ей захотелось показать мальчишке, что он именно такой сопляк, каким выглядит. Это было чисто инстинктивное решение, порожденное ее отвращением к депрессии, к ощущению проигрыша. В ответ она помигала идущей впереди машине и, после того как та уступила ей дорогу, сойдя на среднюю полосу, нажала на газ и вырвалась вперед с «феррари» у себя на хвосте.Три или четыре мили все уступали им дорогу, и Бритт начала входить во вкус скорости, а совершенство мотора «порше» рождало у нее бодрое настроение и уверенность. Она чувствовала себя сильной и всепобеждающей амазонкой, для которой не существуют мелочные правила, написанные для ездящих на «сиестах» продавцов или владельцев «воксхоллов», купленных в рассрочку с выплатой по десятке в неделю.Похожий на танк огромный старомодный «ровер» с пожилым водителем в кепке и при усах пилил со скоростью ровно шестьдесят девять миль в час, а Бритт и «феррари» мигали ему фарами в нескольких футах за ним. Усатый в ответ только самодовольно показывал на спидометр, напоминая о предельной скорости семьдесят миль в час.Разозленная упрямым старичком, который не имел права занимать быструю полосу, Бритт нарушила все дорожные правила, начав обгонять его слева. «Феррари» не последовал за ней, продолжая, словно гончая, преследовать «ровер» по пятам.Внезапно нервы у старикашки сдали, и он, даже не оглядевшись как следует, резко дернулся на среднюю полосу прямо перед носом Бритт. В панике она увидела просвет на медленной полосе и бросила туда свою машину, надеясь, что сзади никого нет.Но это было не так. Не смея посмотреть назад, Бритт услышала устрашающий визг тормозов. В трех футах позади нее машина пошла юзом, разворачиваясь поперек двух полос переполненного шоссе. Бритт застыла в ужасе, ожидая вот-вот услышать сводящий с ума звук врезающихся друг в друга машин. Глава 22 Но столкновения не произошло.Дрожа от страха, Бритт видела, как водитель машины сзади отчаянно пытался выровнять ее. Она еще шла юзом пронзительно визжа задними колесами по асфальту, и едва не ударила соседнюю машину. В конце концов водителю удалось ее выровнять.Бритт съехала с шоссе на обочину. Водитель задней машины остановился рядом с ней. Его била крупная дрожь, лицо было белым, как бумага. Жена обхватила его руками и рыдала. Бритт увидела, что это был молодой человек лет тридцати, а его машина – старенький «Рено-5». На заднем сиденье прижались друг к другу двое малышей, а за ними, на полке у стекла, – куча рождественских подарков.Она поняла, что эту картину ей никогда не забыть, как бы она ни старалась.Бритт нажала кнопку для опускания стекла и высунула голову наружу. От пережитого потрясения ее дыхание было частым и мучительным, а губы бескровно-белыми. «О Боже, – прошептала она, хватая ртом живительный холодный воздух, – я едва не убила целую семью, да и себя тоже. И моего ребенка, – подумала она впервые, – и моего маленького ребенка». С трудом она открыла дверцу и свесилась наружу. Ее вырвало.
Дэвид сидел среди тоскливой роскоши квартиры Логана Грина и спрашивал себя, осмелится ли он позвонить Лиз в дом ее матери. Ему безумно хотелось поговорить с ней и с детьми, сказать, что он не забыл их, что пытался вручить им рождественские подарки.Он пожалел, что не оставил записку или даже не поехал следом за Лиз. Пусть он не уговорил бы ее принять его назад, но, по крайней мере, она знала бы, что ему не все равно. Наконец он решился и набрал номер фермы «Пять ворот».Мать Лиз только что погрузила в багажник последний из своих чемоданов, а на полку у заднего стекла положила подарок для Джейми. Она собиралась к Лиз, в Кроссуэйз.Элеонор была изумлена, когда Лиз сказала ей, что Джейми хочет «мутантную боевую черепашку для подростков». Еще больше ее изумила сцена настоящего сражения с виду вполне нормальных родителей за нужную разновидность этой отвратительной игрушки для своих отпрысков, которую она наблюдала в магазине игрушек «Хэмли», том самом, который она всегда считала вполне приличным и куда в свое время водила Лиз, чтобы купить ей Винни-Пуха. Она была почти убита, когда ей сказали, что остался только «плавающий в нечистотах Донателло». Прототип перевернулся бы в гробу! Слава Богу, что черепашки «Микеланджело» и «Леонардо», а также «задира Рафаэль» уже раскуплены. Что случилось с добрым старым беднягой Винни-Пухом? Хорошо еще, что Дейзи слишком мала, чтобы знать, чего ей хочется, хотя через годик-другой и она, пожалуй, запросит «мутантную куклу Барби для подростков».Хотя было довольно холодно, Элеонор сняла пальто, сложила его и положила на сиденье рядом, – она терпеть не могла сидеть за рулем в пальто. Убедившись, что не забыла свою сумку, она пошла в дом, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке. Все окна были закрыты, центральное отопление отрегулировано так, чтобы включиться только ночью и не дать трубам замерзнуть, задняя дверь заперта. Слава Богу, что ей не надо беспокоиться об автоответчике, – она слишком стара и слишком плохо разбирается в технике, чтобы заводить эти новомодные штучки, которыми увлекаются молодые. Иногда Элеонор подозревала, что их главное назначение – создать видимость отсутствия твоих детей дома, когда ты набралась нахальства побеспокоить их звонком. Да и у кого может оказаться сообщение для нее, настолько срочное, чтобы он не мог дождаться ее возвращения домой?Она причислила автоответчик к тому же разряду вещей, что и видеомагнитофон, и не стала покупать ни того, ни другого. Лиз постоянно твердила, что именно ей видеомагнитофон как раз и нужен, ведь она все время жалуется, что ее любимые передачи либо показывают слишком поздно, либо они совпадают одна с другой. Но Элеонор не хотела видео. Это еще одна вещь, о которой нужно заботиться. А потом ей просто больше нравилось жаловаться на грехи телевидения. Когда стареешь, жалобы становятся одним из немногих оставшихся тебе удовольствий.Улыбаясь про себя, она заперла входную дверь на два замка и направилась к машине. Осторожно усаживаясь на сиденье и проклиная ревматизм, который напомнил, что ей уже не двадцать один год, она услышала звонок телефона.Элеонор медленно выбралась из машины и направилась к двери, совершенно забыв о том, что ключи остались в сумочке на переднем сиденье. Изливая свою досаду в неожиданно резких выражениях, вернулась к машине, но замешкалась с закапризничавшей молнией. Достав наконец ключи, Элеонор направилась к двери настолько быстро, насколько позволял ее ревматизм. Как раз тогда, когда она вставила ключ в замочную скважину, телефон перестал звонить.
– Бритт, дорогая, добро пожаловать домой!Мать робко взяла ее чемодан, попятилась с ним в узкую прихожую их половины дома, тесного и маленького, точно такого же, как и остальные дома этого безликого современного квартала, и поставила его на потертый цветастый половин.Едва войдя в дом, Бритт сразу узнала знакомый запах бедности. Не беспросветной нужды, со смесью пота и картошки на сале в спертом воздухе, а запах честной и благопристойной бедности: стирального порошка, дезодоранта и белья, сохнущего где-то в пустой комнате.Мать не дотронулась до Бритт, даже не пожала ей руку, не говоря уж о том, чтобы поцеловать дочь. На секунду Бритт подумала о шведских предках матери. Но ее шведские родичи все постоянно целовались и похлопывали друг друга по спине. В этом они были еще хуже лондонцев. Мать принадлежала, однако, к йоркширской ветви их рода, а излишествовать в поцелуях не в обычаях Йоркшира. Представив себе своего деда целующим в пабе приятеля в обе щеки, Бритт не смогла сдержать улыбку. После этого с ним никто не стал бы разговаривать.Бритт посмотрела на свою мать, не перестававшую нервно вздрагивать. Она выглядела более измотанной и постаревшей, чем обычно. К приезду Бритт устроила, наверное, генеральную уборку и устала.К ее удивлению, матери действительно нравилась домашняя работа и она предпочитала обходиться при этом как можно меньшим числом техники. Если бы благополучие фирм «Занусси», «Гувер» и «АЕГ» зависело только от миссис Мэри Уильямс из Экейша-Гарденз, графство Ротуэлл, они давно пошли бы по миру.Недавно она купила, правда, старенькую стиральную машину с отжимом, но у барабанной сушилки для белья было не больше шансов появиться в ее доме, чем у модного миксера из магазина «Элизабет Дейвид» или у кофеварки с ситом. В Экейша-Гарденз пьют чай.Бритт всегда изумляло, что ее мать, подобно многим пожилым женщинам своего круга, твердо держалась обычая стирать по понедельникам. Если во время школьных каникул кто-то приглашал ее на пикник, она вынуждена была, смущаясь, отвечать, что понедельник – день стирки. Бритт подозревала, что если бы приехала пораньше, то застала бы мать начищающей графитом газовую плиту.– Проходи и поздоровайся с отцом.Бритт поставила на пол свою сумку. Впервые она обратила внимание на то, что отец не вышел к двери встретить ее. Пройдя за матерью в небольшую гостиную, она внутренне приготовилась к его грубоватому приветствию и к неизбежной стычке с ним после этого. Бритт знала, что через пять минут или через пять часов, но она обязательно произойдет. Рано или поздно они с отцом сцепятся, а мать будет виться вокруг них комаром, пытаясь погасить искры враждебности чаем и бисквитом.Но отец не сидел на своем стуле, уже заготовив первое на сегодня язвительное замечание по ее адресу. Он сидел в кресле матери у камина, в котором горел уголь – скромное вознаграждение от шахты, где он работал. Отец дремал, колени его были укрыты пледом. Мать осторожно подоткнула плед.– После этой истории с сердцем он много спит. – Бритт заметила, что вид у матери слегка виноватый.– Какой истории с сердцем? – удивилась она.– Три недели назад у него был небольшой сердечный приступ.– Ради Бога, мама, почему ты ничего не сообщила мне? Я немедленно приехала бы.– Я знаю, родная, я знаю. Но мы не хотели волновать тебя. Ты так занята. И потом ты знаешь отца. Он не из тех, кто любит поднимать шум.Бритт с недоверием посмотрела на мать. У отца был сердечный приступ, а они не захотели волновать ее этим. Что же она за дочь, по их мнению?Это была ее вторая встреча со смертью за сегодняшний день, и словно при ударе молнии в крышу Бритт почувствовала дрожь, пронизавшую все ее тело. Она бессознательно провела руной по твердой упругости своего живота, в котором теплилась новая жизнь. И поняла, что отгородила себя от бед других людей, даже от бед своих родителей, потому что не хотела иметь ничего общего со страхом и болью. И вот теперь они настигли ее.Отец еще спал, и она очень осторожно наклонилась к нему и поцеловала макушку его лысой головы. Вспомнила, как маленькой девочкой сидела у него на коленях и считала его самым лучшим на свете. Ей захотелось, чтобы все снова стало так же просто, как тогда.
Дэвид просмотрел меню бюро услуг на завтра и почувствовал признательность за то, что ему не придется ни голодать, ни решаться на что-то страшное вроде комплексного обеда или рождественского пудинга на одного. Рождественское меню Гровенор-хаус было столь же пространно, как меню любого пятизвездочного отеля. Они, должно быть, кладут на тележку с заказом бумажную шляпу и хлопушку с сюрпризом, которую он мог, по выбору, разорвать сам или вместе с официантом.Сделав большой, опьяняющий глоток виски, Дэвид взял пульт дистанционного управления и прошелся по каналам телевизора. Задержавшись на минуту на выпуске новостей, задумался над тем, стоит ли ему сообщить в газету, где он. Решил, что не стоит. В Рождество никаких новостей не бывает, люди просто ждут до 27 декабря, когда журналисты снова выйдут на работу, чтобы опять приняться за свои угоны самолетов, массовые убийства, взрывы бомб и вторжения. В этом случае они получают лучшую рекламу. Шансы на то, что произойдет действительно большая сенсация, которая потребует его присутствия на работе, были примерно один к ста. Он решил рискнуть.
– Мам! Нам можно открыть наши подарки, а, мам?Было десять часов рождественского утра, и Лиз спрашивала себя, сколько еще может оттягивать момент, когда они займутся открыванием подарков. Обычно действовал проверенный традиционный ритуал, согласно которому нужно было дождаться, по крайней мере, одиннадцати часов, после чего Дэвид раздавал подарки, оставляя до рождественского обеда как раз достаточно времени, чтобы пропустить стаканчик вина и совершить короткую прогулку. Но чего ради им держаться традиции этим Рождеством?– Хорошо, Джейми, я сейчас буду внизу. Подарки открываем через десять минут!Лиз застегнула последнюю из Дейзиных пуговиц и отошла, чтобы оглядеть ее. Черное платье с белым матросским воротником выглядело чудесно, и Дейзи даже позволила завязать красный рождественский бант на своих светлых кудряшках. Беря ее на руки, Лиз с горечью вспомнила, что Дэвид не позаботился хотя бы позвонить им и что в рождественскую ночь, которая должна быть самой волнующей ночью года, Джейми не ждал с широко открытыми глазами появления Деда Мороза, а плакал, пока не уснул.Проснувшись один в кровати шириной шесть футов, Дэвид взглянул в зеркало на потолке, но даже мысль о Логане, расположившем его под таким углом, чтобы видеть себя, тигра в сексе и в бизнесе, не подняла ему настроения. Хорошо еще, что он заменил эти нелепые атласные простыни обычными хлопчатобумажными, которые разыскал в дальнем углу платяного шкафа.
Принимая решение перебраться сюда, Дэвид не имел ни малейшего представления о том, каково будет провести три дня одному, особенно эти три дня, и теперь должен был признать, что ему нестерпимо одиноко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52